Его конечно же предали анафеме, попросили из академии, отказали в доме профессора Рощина. Но больным зачастую плевать, есть ли ученая степень у лекаря или нет. Главное, чтобы его лечение было эффективным. И надо сказать, слава Рудакова крепла день ото дня. Не сказать, что он загребал огромные гонорары. Но тем не менее, считался довольно завидной партией.
Правда, его заработков вполне хватило бы для того чтобы содержать семью. Но было откровенно мало для проведения масштабных и всесторонних исследований в интересующих его направлениях медицины. Последних, стараниями Ивана, у подлекаря сейчас более чем предостаточно.
А еще, насколько знал Карпов, Рудакова так же не отлучили и от сердца Дарьи Христофоровны. Дочь профессора пока не решалась открыто противостоять батюшке, хотя получить его согласие на ее брак с Рудаковым не составило бы труда. Великая княгиня в любой момент могла бы озаботиться счастьем своей фаворитки, и такой свахе Рощин не отказал бы. Но девушка все еще надеялась, что ей удастся смягчить сердце батюшки.
– Фрол, побойся бога. У меня со вчерашнего дня, во рту ни маковой росинки, – заметив расположившегося за столом казака, возмутился Иван.
Друг и подчиненный, с невозмутимым видом поглощал расставленную перед ним хозяйкой еду. И судя по тому, сколь решительно он действует, очень скоро от выставленного ничего не останется. Оно конечно, кухарка приготовит еще, чай с припасами у Рудакова все в порядке. Но когда это еще будет.
– А ты не зевай, присаживайся. Глядишь и голодным не останешься.
Женщина, вертящаяся у плиты, не без удовольствия наблюдала за мужчинами. А то как же. Какой хозяйке не понравится, когда ее стряпней остаются довольными, да еще и не могут меж собой поделить.
После завтрака переоделись в платье предоставленное Павлом, и направились прямиком по адресу. В доме лекаря им пока делать нечего. Да и поговорить там не получится. На улице куда как вольготнее. И подслушать никто не подслушает, и движутся в правильном направлении.
– Чего звал-то, Ваня? – Наконец поинтересовался казак. – Да еще, и переодевание это.
– Знаешь Фрол, очень может статься, что нам шлют привет господа иезуиты, – как ни в чем не бывало, ответил Карпов.
– Даже так.
– Не уверен. Но очень может быть. Хотя с другой стороны, очень возможно, что меня просто хотели ограбить. Слегка эдак, сунув под ребра нож.
– Ну, дырок в тебе я не заметил. Помогла выходит кольчужка.
– А ты не ерничай. Двумя клинками били. В грудь и в бок. Знатный синяк подсадили, ироды.
Когда Иван загорелся обзавестись кольчугой, Фрол его вполне поддержал в этом плане. Но когда выяснилось, что та будет спускаться только чуть ниже пояса, а рукавов и вовсе иметь не будет, то он только отмахнулся. Мол броня, не броня, ни рыба, ни мясо. Не кольчуга, а кольчужка какая-то. Детская забава одним словом. Но практика показала обратное.
– И как все было? – Поинтересовался Копытов.
– Ну как. Хорошо хоть не разом навалились. Пострелял я четверых. Трое насмерть. Один цел остался. Его я притащил к Павлу. Тот пулю вынул, подлатал. Бог даст, выживет. Не даст, туда ему и дорога.
– Коротенько. Ну да ладно, поговорим еще. Так куда мы сейчас идем-то?
– Лихой этот указал, что их навел некий кабатчик Добрыня, с Хохловки.
– Знаю тамошний кабак. Та еще дыра. И народец собирается такой, что клеймо негде ставить.
– Ну, сейчас-то там никого нет. Больно рано. Вот и наведаемся к нему, чтобы поспрошать кое о чем.
– Хм. Может все же в разбойный приказ? Чай у нас там есть знакомец. Опять же, нападение на тебя случилось.
– Ну, во-первых, с места я улизнул, да еще и пленника умыкнул. А во-вторых, если тут и впрямь иезуиты замешаны, то разбойный приказ на не помощник. От этих так просто не отделаться.
– А с этим раненым, что будешь делать?
– Помрет, вынесу да в ров скину. Мало ли там покойников случается. А выживет… Не знаю, пока. Потом решу.
– Да к чему он тебе вообще нужен-то?
– К тому, что если с кабатчиком обманул, поспрошаю еще. А если нет… Если правду сказал, я ему обещал что в живых оставлю. Словом, будет время, будет пища.
– Ну-ну. То решать тебе. Пока, – многозначительно закончил Фрол.
Кабак представлял собой двухэтажное бревенчатое здание. На первом, располагался сам кабак. На втором, проживал хозяин с семейством. Поправочка. На поверку оказалось, что он там сожительствует с кабальной служанкой. Пусть и немолодой, но вполне миловидной особой. Здесь имелись еще вышибала и мальчишка, помогавший обслуживать посетителей. Но они были приходящими, и появятся только к обеду.
Не сказать, что в этом заведении не рады гостям. Всяк гость, несет копейку в мошну хозяина. Вот только ранним гостям тут все же были не рады. Оно и понятно, заведение работает чуть не до рассвета, а тут еще и будят ни свет ни заря. Подумаешь, солнце уже высоко, это ни о чем не говорит. Для кабатчика, не имеющего ничего общего со своим тезкой богатырем, сейчас рань несусветная.
Правда, недовольство с него как ветром сдуло, едва он собрался выпроводить ранних посетителей. Вот так, открыл дверь и тут же получил в свой двойной подбородок, улетев в обеденный зал, и прихватив пару лавок. Иван даже забеспокоился, не сломал бы чего, все же у Фрола рука тяжелая.
Казак же, как ни в чем не бывало прошел во внутрь, и подхватив кабатчика за рубаху поставил на ноги. И пока тот еще ничего не осознал, врезал еще разок, дабы довести клиента до нужной пластичности.
– Пасть захлопни, – стрельнув равнодушным взглядом убийцы на готовую заголосить кабальную бабу, велел Фрол.
И следом. Хрясь! Уже практически пришедший в себя, и трясущийся как осиновый лист Добрыня, вновь отправился в полет, опрокинув при этом стол. Серьезно так приложился казак, да и вес у толстяка хозяина изрядный. Коли такую массивную конструкцию из толстых плах снес с места.
Копытов вновь схватил кабатчика за рубаху на груди и поставил на ноги. Глянул в глаза, своим абсолютно равнодушным взглядом, и произнес совершенно ровным тоном.
– Старшой, ты уверен, что хочешь с ним говорить? Может просто пришибем, да пойдем в другое место опрокинем по кружечке.
– Все бы тебе резать, – тяжко вздохнул Иван, подыгрывая Фролу.
– В-вам эт-то так не ш-шойдет, – запинаясь, прошамкал разбитыми губами кабатчик.
– Брось, – отмахнулся Иван. – По нам уж давно плаха плачет. Так что, одной душой больше, одной меньше, разницы никакой. Правда и на тот свет мы как-то не торопимся. А тут вдруг кто-то решил нас порезать. Пришлось всех четверых отправить на тот свет. Слышал небось о побитых у Серпуховского перекрестка, а Добрыня?
– Стрельцы заходили, говорили, что там троих побили, – проявил свою осведомленность кабатчик.
– Верно. На перекрестке нашли троих. Четвертого мы с собой унесли, поговорить. И-ин-нтересные вещи он нам поведал, пока мы его в ров не сбросили. Знаешь какие? Вижу, что знаешь. Вот мне и интересно, к чему это ты на нас навел ту ватагу.
– Я не…
– Кабатчик, ты сейчас с жизнью своей играешь, – покачав головой, оборвал его Иван.
Фрол без лишних разговоров извлек нож, и приставил к горлу кабатчика. При этом вид у него был совершенно равнодушный, и даже скучающий. Ни дать, ни взять, вот так походя полоснет, и пойдет в другой кабак, где кровью не изгваздано.
– Погодите!
Добрыня испугано задрал оба своих подбородка, отстраняясь от отточенного лезвия. А потом заговорил скороговоркой, словно боясь, что его прервут. Только и успевай разбирать, что он там лепечет своими разбитыми и кровоточащими губами.
– Ни при чем я. И никто не думал, грабить именно вас. Просто случилось так. Кузьма, сказал, что как только появится гусь при котором будет не меньше ста рублей, в окне второго этажа свечой проведут крест. Откуда же было знать, что там вы будете.
– Что еще за Кузьма? Ты толком сказывай, пока не порешили тебя, – потребовал Иван.
– Нищий. Он побирается у церкви Троицы, тут на Хохловке. Он все про всех ведает, даже то, чего они сами о себе не знают. Но он с вашим братом никогда дел не имеет. Мне обсказывает в подробностях, а уж я с ними договариваюсь.
– И сколько ты ему платишь за наводку?
– По разному бывает.
– За нас сколько взял?
– Десять рублей. Только я не ведал, что это именно вы, – поспешил заверить кабатчик.
– А сам-то сколько стряс с ватаги.
– Ни сколько. Голые они были, все спустили. Потом должны были поднести пятьдесят рублей.
Ну и расценочки у местного преступного мира. Но с другой стороны, не нравится, иди грабь кого не попадя. А тут, даже если отвалить полтинник, остается другая половина, а то и больше. Сигнал-то так просто не подали бы. Так что нормально, чего уж там.
Из сказанного Иван сделал два вывода. Первый, Иезуиты тут ни при чем. Даже для них получается слишком мудрено. Такие комбинации только в книжках срабатывают. Опять же, он бывало и месяц не появлялся у дяди Яши, и столько времени держать ватагу на адресе. Словом не реально и все тут.
Оно конечно, исключение такой составляющей как орден, дорогого стоит. Однако, второй вывод ему понравился куда больше, и если он окажется прав, то трудно себе представить, скольких головных болей удастся избежать. Его очень заинтересовала личность этого самого нищего Кузьмы.
Они с отцом конечно предпринимают кое-какие меры безопасности. До чего-то додумался Архип, что-то подсказал сын. Но все это одно сплошное дилетантство. Конечно современники Ивана могли с апломбом рассуждать относительно азов розыскной деятельности. Вот только все эти рассуждения, в реальности не стоили и ломаного гроша. В основе любой оперативной работы лежит сбор информации. И что не говори, тут нужно иметь талант, или если хотите призвание. И судя по тому, что они узнали, подобный талант сейчас подвизался под видом нищего у местной церквушки.
Признаться, Карпов подумал в эту сторону на основе все тех же прочитанных книг. У многих авторов главные герои неизменно обзаводились собственной службой безопасности. Довольно часто эта роль отводилась именно преступникам. Их неизменно перековывали, получая верных соратников, стоящих на страже секретов главгера.
Ерунда? Как сказать. Если столько людей твердит об одном и том же, знать в этом все же что-то да есть. Опять же, чуть ли не основоположник сыскной полиции Франции, некто Видок, так же был выходцем из преступной среды. Хм. Или только будет. Если только будет. Все же история этого мира немного отличается.
Остается только вопрос с преданностью этого персонажа. Тут Иван все же был склонен к наличию рычагов воздействия. Будут таковые, и можно думать о взаимовыгодном сотрудничестве. Нет? Ну что же, шагнувший на преступную стезю, должен отдавать себе отчет, что сколько веревочке не виться, а конец один.
Именно в надежде заполучить в свои руки этого самого Кузьму, Иван и не стал трогать кабатчика. А что, очень даже мог привлечь разбойный приказ. Как уже говорилось, имелся у него знакомый дьяк, обязанный Ирине. Так что, все обставили бы в лучшем виде. Раньше-то он опасался ордена, теперь же… Теперь хотел получить куда больше, чем отправленный на каторгу кабатчик.
Кузьму искать не пришлось. Он сам нашелся. Добрыня вовсе не собирался покрывать того, через кого на его голову свалился целый ворох неприятностей. А потому сообщил, что искомый индивид должен будет появиться с открытием кабака.
Пьянствовать Кузьма не пьянствовал. Но кружечку другую пива пропускал. Опять же, пообедать где-то нужно. Потом он исчезал, на сутки, вновь появляясь на следующий день к открытию. Даже наводки свои он сообщал когда приходил обедать.
Кузьма на вид оказался обычным нищим. Вот так, пройдешь и не запомнишь. Тщедушное сложение, если не сказать болезненная худоба. Козлиная бородка, нечесаные всклокоченные волосы, торчащие как пакля. Хитрый бегающий взгляд. Или он забегал только сейчас, потому как мужичок буквально нутром почуял опасность.
– Дернешься, пристрелю, – наведя на посетителя пистоль, пообещал Иван.
Тем временем Фрол преградил собой дверь, перекрыв пути отступления. Оно бы куда надежней приласкать его для начала. Но Иван велел мужичка не трогать. Не хотелось бы начинать свое знакомство с мордобоя. Ему ведь нужно было заполучить этого кадра с потрохами.
– Чегойтость господин хороший? – Кузьма даже подогнул ноги, изображая страх.
Оно конечно испугался, но по взгляду видно, что его мысль сейчас работает с неимоверной быстротой. Вот молодец. Ему прямо в глаза смотрят два черных провала стволов, позади стоит самый натуральный душегуб, в груди испуганной птицей бьется страх, а он ищет возможность вывернуться из безнадежной ситуации.
– Кузьма, ты лучше не дергайся. Вот ей-ей, так будет лучше. Хотели бы прибить, уже прибили бы. Арестовать, уже скрутили бы. Но я хочу с тобой поговорить. А потому, просто присядь вон за тот столик в уголку. За одно и пообедаем. Мы тоже уж проголодались. И хватит изображать из себя тварь дрожащую. Не то точно решу что ты бесполезен, и пристрелю.
– Да чего вам надо-то, господа хорошие. Я ить…
– Кузьма, – повысив голос оборвал его Иван. – Чтобы ты знал, мы те, кого сегодня ночью пытались убить по твоей наводке. Будешь дальше изображать дурня, значит пользы от тебя никакой. А тогда уж с чистой совестью на небеса. Выбирай, – изобразив самую добродушную улыбку, предложил Карпов.
– Добрыня, поснедать принеси. Как всегда, – вдруг преобразившись, попросил Кузьма.
О как. Выпрямился, приосанился, бородка торчком, голос звучит твердо. Произошедшая метаморфоза удивила даже Добрыню, что было видно по его ошарашенному виду. Ну ни дать ни взять, агент под прикрытием, сбросивший с себя маску. Впрочем, это только ассоциация и не более. Этот субчик работает только на себя, и никак иначе.
Устроились друг напротив друга. Копытов все так же стоит в сторонке, не вмешиваясь в разговор, и приглядывая за тем, чтобы кабатчик и его прислуга, держались подальше. Ну и кабак открывать не дает. Вышибала уже перед входом на улице, заворачивает всех страждущих, ссылаясь на мифическую занятость хозяина.
– Значит так Кузьма. Выходов у тебя два. Первый, ты работаешь на меня, с платой не обижу. И второй, я тебя сведу на съезжую, и уже к завтрему, ты будешь болтаться в петле.
– Не больно ли ты скор? – Недоверчиво хмыкнув, поинтересовался Кузьма.
– Добрыня тут сказывал, что ты все обо всех знаешь, даже то, чего они сами о себе не ведают.
– Ну, то он приукрасил.
– Карпов моя фамилия. Иван Архипович Карпов.
Едва это услышав Кузьма даже поперхнулся от неожиданности, и вперил в парня внимательный взгляд. Не испуганный, а именно внимательный и изучающий. Потом пришел к какому-то выводу, и недовольно крякнул.
– Сотенный измайловской сотни? – Все же уточнил нищий.
– Он самый.
– Н-да. А ить и впрямь скоренько можешь отправить на виселицу. Небось еще и кабатчика видоком выставишь, – решительно отправляя в рот ложку с кашей, произнес Кузьма.
– Выставлю. До него мне дела никакого. Любого из их братии возьми, и грехи на всех будут одни и те же. А так, глядишь, еще и пригодится. Как думаешь, будет благодарен за то, что петли избежал?
– Аки верный пес. Правда, до поры. А как возможность сыщется, так и предаст без оглядки, – пренебрежительно махнув в сторону кабатчика, пояснил Кузьма.
Потом вновь решительно подхватил очередную порцию каши и усилено заработал челюстью. Интересно, если он всегда так питается, а не баландой какой, то отчего такой худющий?
– Ну, так и ты таков же будешь. Только обернусь к тебе спиной, как ты в нее и ударишь.
– А может, и не ударю.
– Может и не ударишь. Коли опаску иметь будешь.
– И в чем моя опаска?
– А то ты сам мне поведай. Ну чего глядишь? Коли тебя прихватить не за что, так ты мне бесполезен.
– И тогда в петлю?
– Именно.
– А как служить тебе соглашусь?
– Поначалу стану платить тебе как поручику, по пять рублей в месяц. А дальше будет видно. Станешь хорошо служить, и больше положу.
– Это что же мне делать придется?
– А то же, что и сейчас делаешь. Знать все о тех, о ком я скажу. Ну и мне докладывать, ясное дело. Семья есть? Да ты не молчи, мил человек. Говорю же, коли ухватить тебя будет не за что, то только на съезжую. И учти, клятвам да слову честному я не верю.
– И сам не держишь? – Невесело ухмыльнулся мужичок.
– Сам держу. Всегда. Потому как добрую славу никакими деньгами не купить, а только прожитыми годами и никак иначе. Но тебе у меня веры нет. А потому, повторяю вопрос. Семья есть?
– Ну, есть, – с кислой миной ответил Кузьма.
Оно конечно семья это… Но и выбор не особо велик. Пусть он этого парня и видит впервые, но слышал о нем многое. И ночное происшествие, о котором нищий уже знал, тоже говорило в пользу сотенного. Ить не объявился, учинил тайный сыск, и теперь сидит перед ним, условия ставит. И сомнений никаких, если Кузьма не согласится, повесят его и вся недолга.
– Где проживают? – Продолжал интересоваться Иван.
– Село Осиновка, в десяти верстах от Москвы, – вздохнул мужик, и добавил, – Овечкины мы.
– Село вольное?
– Вольное.
– И чего же ты так-то? Чай и земельный надел есть. Ты давай говори, Кузьма, мне тебя до себя допускать, а потому я знать должен.
– Да лет двадцать назад неурожай случился. Голод пришел в дом. Вот и подался я в Москву на паперть. А там завертелось, в привычку вошло.
– Семью-то поднял?
– Поднял. Надел брательник старший возделывает, с сыновьями. А я, так деньгу в дом несу. И получается по более, чем с надела. Дом поставили, чисто хоромы.
– Сам-то что же, бездетный?
– Троих Господь прибрал. Трое живы здоровы. Девки уж почитай невесты. Сын же, в школе при академии учится. Я его на полный кошт определил.
– О как! И все на милостыню?
– Чего спрашиваешь, коли сам знаешь, что не только на нее, – обреченно вздохнул мужик.
– Х-ха! Вот молодец. Ну а с дядей Яшей как же? Как он мог пойти на ограбление своего клиента? Решил прибрать все оставшееся? – Иван смотрел на Кузьму требовательным взглядом.
Если это дядя Яша, то ему нужно это знать. И тогда уж, этому еврею выкресту не жить. Без вариантов. Помнится, некоего Родиона, помощника новгородского купца, за подобную подставу, Карпов младший отправил к праотцам. И этот меняла ничем не лучше.
– Да чего теперь-то, – глянув на Ивана, вздохнул нищий. – Племянник у него есть, Изя, помогает в делах, ну и за наследника у него.
– Видел такого, – подтвердил сотенный.
– Вызнал я, что он садомит.
– И что, дядя из-за этого открестится от него?
– Дядя, нет. А вот коли синод о том прознает, торчать пареньку на колу.
– И дядя спасая своего племянника…
– Если бы прознал дядя Яша, то я уже гнил бы у него в подвале, и меня пытали бы каленым железом. Клиенты и авторитет для него священны, – покачав головой, возразил Кузьма.