– Не я, Ваня. Она. Уж трижды я тому свидетельницей была. Вот так, ни с того, ни с сего, вдруг схватится за сердце, и помянет тебя в испуге. А потом, вроде как успокаивается. Я о том подумала, когда узнала, как нищий тот тебя уберег от смерти. Да только мнится мне, что не он это был. Вызнала у моего Егорки, когда вы убийц Хованской схватили. И вышло в тот самый вечер, когда она впервые за сердечко схватилась. Егор же мне сказывал, что ты тогда едва живота не лишился.
– И третьего дня?..
– И третьего дня то повторилось. А ты говоришь, лебедь да гагара.
– Ты, Анюта, жизни-то меня не учи. Ничего путного от того не выйдет.
– Ну так повстречайся с ней и сам скажи ей о том, – протягивая ему письмо, запечатанное восковой печатью, потребовала девушка.
– Передай ей, что я встречаться с ней не буду, и общего про меж нас быть не может, – не думая принимать послание, и даже заведя руки за спину, твердо ответил он.
– Ваня…
– Все, я сказал. Сам не плаху попасть, не горю желанием, и вас с Егором за собой не потяну. Так что ступай, Анюта. Ступай, говорю.
Нет, понятно, что неприятности могут последовать чередой. Мало ли как может навредить все еще наследница русского престола. Нет еще у Николая детей. А потому, царевна все еще в наследницах значится. Вот если бы она подобно тетке была бы уже… нет, даже не вдовой, а хотя бы замужем, то тут уж расклады совсем другие. Неприятности конечно могли случиться нешуточные, но варианты вывернуться все же имелись и неслабые.
Н-да. А ведь получается ее и впрямь накрыло так, что мама не горюй. А его? Как он вообще относится к этой девчушке? Ведь он помнит как во всех трех случаях… А еще думал, может это материнское любящее сердце его бережет. Любящее, да только выходит, что вовсе не материнское.
Ох девочка, девочка. Что же с тобой делать-то? Ну принесет ей весть Анюта. А ну как эта малолетка чего с собой учудит? Ведь может. Точно может. Головка забита рыцарскими бреднями, чувства властвуют над разумом. Да она в горячке такое учудить может, что только держись. А еще, в самых лучших традициях оставит записку, в моей… Об этом даже думать не хотелось.
А может обратиться к Хованской? Все же родная тетка. Опять же, взрослая и рассудительная женщина… Н-да. Насчет рассудительности, это он что-то загнул. И как бы не слишком серьезно. Но с другой стороны, и выхода другого не видит.
Решено, немедленно едет к Хованской! И побоку все иные дела. Ну а там, будь что будет. В самом крайнем случае, уйдет на нелегальное положение. Хм. Не хотелось бы. Тут вроде как все устаканивается и вырисовывается. Ну да что уж теперь-то. Сужденному повеситься, тот не потонет.
Пройдя в светелку, Хованская замерла, оглядывая племянницу. Еще недавно статная красавица, сильно похудела, черты лица заострились, цвет лица нездорово бледный. Направляясь сюда Ирина успела выяснить, что Лиза практически не ест, если только поклюет как птичка невеличка, да водицы изопьет.
Н-да-а. Это насколько же у Ирины от ревности помутилось в голове, что она вот так, не замечала родную племянницу. И это при том, что готова была за нее, как и за Николая, душу отдать. Подумаешь, девочка не была дочерью ее лучшей подруги. Это ни о чем не говорит. Родная кровь! И этим все сказано. Ближе только свои дети.
И этот паразит. Ну чего было молчать-то? Боялся прогневать. Решил, что это всего лишь девичья блажь, и не более. Побегает от нее, и само все рассосется. А вот не рассосалось. Да и не могло. Потому как, Рюриковичи они такие, если ненавидеть, то без остатка, если любить то от всего широкого сердца. Прибить бы паршивца! Да рука не поднимается. Потому как, и сердце и разум твердят об одном – его вины в том нет. Ну разве только то, что отмалчивался.
– Здравствуй, девочка моя, – с теплой улыбкой поздоровалась женщина.
– И тебе здравия, тетушка, – поднимаясь навстречу Хованской, поздоровалась Лиза.
Вот так. Уважение-то девица выказывает, не без того. Но по всему ее облику видно, что великая княгиня последняя из людей, кого она сейчас хочет видеть.
– Поздорову ли поживаешь, Лизонька?
– Благодарствую, тетушка, поздорову.
– А вот по облику твоему того не скажешь, – покачав головой возразила женщина. – Да и слуги сказывают, что есть не ешь, все время грустная да задумчивая.
– То так, хандра напала.
– С чего бы?
– Не знаю. Случилось так, и все тут.
– Случилось значит.
– Ну, да.
– Ты девонька мне зубы-то не заговаривай. Случилось у нее, – в сердцах произнесла Ирина, но потом успокоилась.
Присела напротив племянницы и посмотрела ей прямо в глаза. Здесь, и сейчас, они были одни. И Хованская точно знала, что их никто не подслушивает. Если во дворце что и случалось, то только с ее ведома.
И как она могла упустить ситуацию с племянницей? Хм. А она и не упускала. Просто, игнорировала, предоставив девушку самой себе. Ну может еще причина и в том, что имея Ивана подле себя, она не хотела даже допускать мысль о том, что он может быть еще чьим-то. Ну и чтобы не накручивать себя лишний раз, старалась не думать и о Лизе. Да она даже сомневалась, что сможет его отпустить, восхоти он на ком жениться.
Но все в этой жизни течет, все меняется, только и успевай подстраиваться. Вот и с Иваном все изменилось. Не хотелось бы, но… Племянница для нее оказалась куда дороже личных привязанностей. Было дело, она пошла на смертельный риск ради Николая. И случись беда с Лизой, так же не стала бы раздумывать, а просто шагнула бы в неизвестность. Вот как сейчас.
– Что, так сильно любишь? – Тихо, и проникновенно, спросила Ирина.
– Откуда… – испуганно начала было Лиза, а потом словно прозрела. – Он? Не может быть!
– Конечно не может, – не моргнув глазом, подтвердила женщина. – Нешто ты думаешь у меня во дворце нет глаз и ушей? Нашлось кому обсказать. Знать, верно мне все донесли, любишь, и по настоящему.
– А тебе какое до этого дело? – Неожиданно для самой себя, огрызнулась девушка.
– Лиза, – ласково, и в то же время осуждающе, произнесла Ирина.
– А что Лиза? Как тебе влюбляться в стрельца, так то не зазорно. А как мне, так и думать не смей!
– Отчего же. Любовь, она прекрасна, и приходит не спросясь, – вздохнув, и горько улыбнувшись, ответила Ирина. – Это же счастье, когда любишь, пусть порой та любовь и бывает жестокой. Вон как с нами вышло. Втрескались одного и того же мужчину. Правда, горько от того нам обоим. Но лучше уж испытать горечь, чем и вовсе не познать любви.
– Вот значит как ты заговорила? Тебе-то чего горестного, коли держишь Ивана подле себя на привязи, шагу в сторону не даешь ступить.
– Да не держу я его. И вообще, сегодня сказала, что про меж нами все кончено.
– А что так-то, тетушка? Разлюбила? – Подпустив ехидства, поинтересовалась девушка.
– Если любишь, то разлюбить уж не получится. Оно с тобой до конца дней твоих. Или то и не любовь была вовсе. Но интересы престола требуют, чтобы я вышла замуж. Брату твоему нужна поддержка. Потому я Ивана и отстранила. Хотя видит Бог, как сильно стонет мое сердечко. Вижу и ты его любишь. Причем сильно. По настоящему. Вон как извелась. Да только, погубишь ты его.
– С чего бы это?
– А ты не понимаешь? Кто он? Стрелец. Кто ты? Законная наследница престола Русского царства. А т-ты как думала. И это останется неизменным, даже когда у Николая народится дите. Только очередь твоя будет уж не первой, а второй. И так будет, пока ты не выйдешь замуж. Таковы наши законы, Лиза, и не нам их рушить. Не гляди так. Особа царских кровей, даже в моем случае, не может выйти за дворянина менее чем в седьмом колене. Так что, дослужись Иван хоть до боярина, что неимоверно трудно, но не невозможно, и тогда ничегошеньки не изменится. Помнишь в пять лет ты поймала птаху.
– Зачем напоминаешь, – несмотря на общую бледность, зарделась в смущении девушка.
– А затем, что ты ее тогда от избытка любви задушила, хотя и не желала ей зла. Вот и Ваню ты погубишь, коли не оставишь его. Никто не сможет запретить тебе любить. Но любовь, она ведь подразумевает заботу о дорогом тебе человеке.
– И что мне теперь делать? Вздыхать и охать.
– Постарайся чем-нибудь себя занять. Труды и заботы хорошо отвлекают. А еще, смирись и прими свою судьбу. Тогда и сердцу легче станет, и думать о милом будет не так больно. Прости, но ничего иного я посоветовать не могу, – вздохнув закончила Ирина.
– А за кого ты собралась замуж? – Не удержалась девушка.
– Де Вержи все гоголем вокруг меня расхаживает. Вот за него и пойду. Он принадлежит древнему роду, восходящему по боковой линии к Карлу Девятому, королю французскому. Вполне достойная пара. Но главное, этот брак будет полезен престолу.
– Де Вержи имеет влияние на братца, а ты будешь влиять и на него, и на Колю.
– Именно. А уж если Бог даст родить ему дитя, так я и вовсе окончательно привяжу этого мудрого мужа к нам.
– А он тебе хоть чуть-чуть нравится? Ты же не любишь иноземцев.
– Он мне не противен, – пожав плечами, ответила женщина. – Смогу ли я дать ему больше? Я постараюсь. Я очень постараюсь. И если ты думаешь, что я буду наставлять ему рога, ты сильно ошибаешься.
– Я так не думаю. Все знают, насколько ты серьезно относишься к семье.
– Вот именно. Девочка моя, я надеюсь, что ты правильно меня поймешь. И… Прости, свою тетку, потерявшую голову. Ить взревновала я тебя к Ивану. Нет, здесь я не по той причине. Но раньше, когда только поняла, что ты положила на него взгляд… Баба во мне взыграла, а должна была тетка проснуться. Тогда еще поговорить с тобой следовало. С другой стороны, я и не думала, что так-то все выйдет, – вытирая платочком непослушные слезы, скользнувшие из глаз крупными каплями, со всхлипом закончила Хованская.
– Не в чем тебе виниться тетушка, – бросаясь к ней на грудь, и в свою очередь орошая лиф сарафана Ирины горькими слезами, прорыдала девушка.
Во так и сидели две красавицы у окна в светелке, обливаясь горькими слезами. И то, что одна, другой годилась в матери, сейчас не имело значения. Обе они оплакивали свою судьбинушку, каждая мысленно поминая виновника свалившегося на них несчастья.
Ирина уже давно подумывала оженить де Вержи на русской дворянке. Вот только окрутить старого холостяка никак не получалось. Мало того, он вдруг усилено начал оказывать Хованской всевозможные знаки внимания, и был весьма напорист. В пределах приличий, разумеется.
Нет, она ворсе не собиралась ему уступать, и решила использовать их сближение для поиска подходящей пары. Выбор в свою пользу она сделала только из-за Лизы. Никакие слова и увещевания не смогли бы ее убедить лучше, реального поступка. Но с другой стороны, имея возможность влиять на царя, и ближайшего его сподвижника, она могла продолжить политику покойного брата. Которую считала верной.
Любовь же… Ну, ей в тут будет полегче. Все же, второго человека близкого сердцу теряет. А вот Лизе, будет тяжко. Очень тяжко. Но… Она справится. Даром что ли из рода Рюриковичей. И не такое перемалывали в муку. Только помочь ей нужно самую малость, поддержать.
Глава 7
Утро выдалось ясным, и светлым. Именно, что светлым. А еще, легким. Потому как ощущение было сродни свалившейся с плеч горы. Ну никак не меньше. Оно конечно, с одной стороны, лишиться покровительства такой особы как Хованская, сродни невосполнимой потере. Но ведь это смотря с чем сравнивать. Если к примеру с перспективой лишиться головы, то все не так уж и страшно. И даже… Светло и легко. И никак иначе.
С другой стороны, не сказать, что он полностью лишен покровительства сильных мира сего. Царь Николай, ему вполне даже благоволит. Не сказать, что подружился, но вполне сошелся с де Вержи, который вовсе не против стоящих советов, и подсказок, коль скоро высказывающий их не лезет на глаза. Он даже, вполне благосклонно взирает на то, внимание, которое царь выказывает по отношении сотенного.
Задевает ли это Ивана? Вот уж ничуть не бывало. Жить в полной независимости ни в этом, ни в прошлом мире не получалось. Некая иллюзия независимости могла возникнуть только ввиду того, что твоя личность попросту не интересна всевозможным шишкам. Живешь там себе, копошишься, никому не мешаешь, ну бог с тобой.
Он бы и здесь так же пристроился. Но… Вот сразу как-то не сложилось. За что не возьмется, так обязательно выпячивается. А тут еще и батя взял да записал в стрельцы. Ну как тут не выделиться? Ведь жуть как не хочется стоять истуканом на поле боя, пока в тебя будут целиться, с непременным желанием закатать под шкуру кусок свинца.
С Хованской тоже все слава богу. Два дня назад, когда он выкатил ей новости, княгиня тут же дала ему отставку. Однако, от командования сотней не отстранила, за дверь с гневом не выставляла. Проклятиями не сыпала.
Просто, так, и практически буднично, хотя и с трудом скрывая волнение, заявила, что она освобождает его от данного ей обещания. Отныне он волен поступать так, как пожелает. Даже оговорила то обстоятельство, что он теперь может задирать подол любой приглянувшейся девке. Все. Свобода.
Конечно непонятно как оно будет дальше, но пока все выглядит чинно и пристойно. И кстати, он не очень-то и торопится воспользоваться этой самой свободой. Живет так, как и жил прежде. Разве только прекратил беготню от посыльных Лизаветы. И кстати, надо бы озаботиться, да вернуть в сотню Егора с парнями. Хватит им науку раздавать. Если преображенцы не дураки, то уже успели перенять приемы. Если нет… Ну он им не нянька. А лучшему десятку и в сотне занятие найдется.
Никуда не торопясь привел себя в порядок. Позавтракал. Приоделся в парадный кафтан. Оно конечно любил повозиться в мастерской, и между прочим не безрезультатно. Но за последнее время, слишком мало внимания уделял сотне. А потому, нужно бы заняться делами служебными. Ну и нужно навестить Преображенское, чтобы выдернуть Егора с десятком.
– Вот, так-так, – едва он появился на крыльце, как тут же послышался удивленный голос.
Ясное дело, что проигнорировать подобное восклицание не получится. Вот и Иван обернулся в его сторону. Ого! А ведь и впрямь, есть чему удивиться. Стоящего посреди двора парня, в добром овчинном полушубке, Карпов признал сразу. Пусть они и были знакомы всего ничего, и под конец оба не вязали лыка, расставшись практически в коматозе. Но образ воспитанника коллегиума в память врезался прочно.
– Вот так встреча, – не стал отнекиваться от знакомства Иван. – Гаврила, тебя ли вижу!?
– Ясно дело что меня. Гхм. Э-э. Господин сотник, – приметив на шапке характерную кокарду в виде короны, тут же обозначил парень.
– Сотенный, – поправил его Иван. – Дворянством пока не обзавелся. Но лиха беда, начало.
– А ведь вроде бы сказывал, что по делам торговым.
– Уж не во лжи ли ты меня уличить решил? – Вздернув бровь, и явно потешаясь поинтересовался Иван.
– Я? Да ни божеж мой.
– Расслабься, Гаврила. Тут тебе не там, никто пороть не станет. И вам тогда я не врал. Сам-то тут по какой надобности?
– Ну так, батя меня с рыбным обозом прислал. А кроме того, и дел обычных, велел разузнать, насчет закупок ламп карбидных, и самого карбида, – не без гордости, от того, что ему доверено самостоятельное дело, ответил он.
– Ага. Ну так стало быть ты ко мне и пожаловал. Ну чего ты уставился на меня, как баран, на новые ворота. Подворье это, как и мастерские мне принадлежат.
– Так тебя вроде как звать-то Иваном. А батя сказывал, что мастерские эти принадлежат Архипу Алексеевичу.
– Ну верно. То батя мой. А я стало быть, Иван Архипович и есть. А так как родителя моего тут еще долго не будет, то я и получаюсь самым главным начальником.
– О как, – искренне поразился парень.
– Да уж так.
– А в Вильно-то удачно съездил?
– Не сказать, что так как хотелось бы, – изобразив кислую мину, возразил Иван. – Ерунда это все. Тут либо делать, либо торговать, а совмещать, никак не получится. Если только нанимать неглупых и не вороватых приказчиков. Но с такими, как ты понимаешь, на Руси тяжко. Ладно о том. Серафим, – окликнул Иван Миронова, – что у нас по лампам и карбиду?
– С карбидом трудностей нет. Отгрузим. Не сказать, что его у нас большие запасы, но имеются. К тому же дополнительную печь собираемся ладить. А вот с лампами, куда труднее. Казенных заказов на мастерской столько, что и вздохнуть некогда, – покачав головой, ответил Серафим, сопровождавший Гаврилу. – Я ему о том и толкую. Да как видно, знакомец твой решил, что я цену набиваю.
– И что, склады тоже пустые?
– Не пустые. Но ламп там нет.
– Ясно. Гаврила, а как там у вас в Новгороде с мастеровыми? – Поинтересовался Иван.
– В смысле, у нашей семьи? – Уточнил парень.
– Именно. Тут ведь дело какое. Сама лампа в изготовлении не так сложна. И вариантов ее множество. Главное ухватить суть. Просто толку от них без карбида никакого.
– То есть, покупать у тебя карбид, а лампы уж самим ладить?
– Как вариант. С другой стороны, можно побегать по Москве. Я уж не раз и не два видел, как в лавках торгуют не нашими лампами. Да и карбида с каждым разом приходится выделывать все больше.
– Хм. Подумать надо.
– Подумай, Гаврила. Подумай. Тем паче, может статься и такое, что мы те лампы выделывать перестанем. Иных забот полон рот. М ы свое на карбиде возьмем.
– Хм. А что, толково. Пусть лампы ладят все кому не лень, че их больше, тем тебе лучше.
– Верно мыслишь, дружище. Так что, как поступить решай сам. Ладно, побегу я. Служба. Ты где остановился-то?
– На постоялом дворе в Мясницкой сотне.
– Ага. Знаю такой. Навещу вечерком, посидим, пображничаем. Нужно же мне отдариться за Вильно.
– Так, там-то, ты вроде угощал, – лукаво стрельнул взглядом парень.
– Ну и что. Зато быстро понял, что нечего скакать как блоха, и каждый должен заниматься своим делом. Так что, до вечера.
– Ну, до вечера, – задумчиво почесав густую бородку, ответил парень.
Вот так вот. Теперь ему нужно хорошенько подумать, как быть. Впрочем, век сейчас вообще неторопливый, так что времени для принятия взвешенного решения у него предостаточно. Ивану же, отводить этому слишком много времени как-то не с руки. Хотя, с другой стороны, обрастать знакомствами и связями в купеческой среде вовсе не помешает.
Наскоро переговорил с Серафимом, выслушав его ежедневный доклад о ходе работ. Указаний никаких давать не стал. Незачем. Работа однообразная, и даже рутинная. Все идет по накату. Так что, самое лучшее, что можно тут поделать, это не мешать отлаженному механизму.
Пока говорил с Серафимом, Данил подвел лошадь, и Иван тяжко вздохнув взлетел в седло. За прошедшее время лихим кавалеристом он конечно не стал, но тем не менее на лошади держится довольно уверено. Впрочем. Ну его этот транспорт. Устал, хуже горькой редьки.