Крутнулась на пятке так, что только волосы вихрем, умчалась. Михаил остался один, снова грустно улыбнулся, погрузил ложку в густой наваристый суп… Потом убрал посуду в мойку, вернулся в свою комнату. Долго читал книгу, посмотрел кино по телевизору, опять читал. На ужин не пошёл. Есть ему почему-то не хотелось. Ни с того ни с сего вдруг ощутил острое тянущее чувство. Его словно звали неслышимые голоса. Как в гипнотическом сне вышел в тамбур шахты, оделся, защёлкнул крепления лыж и пошёл туда, откуда доносился Зов… Высокий светлый столб энергии, играющий над пирамидой Алтаря, увидел сразу, впрочем, как и ощутил лёгкое покалывание во всём теле, почувствовал, как тысячи мелких искр поплыли по коже головы под шапкой. С каждым метром, приближающим его к пирамиде, становилось всё теплее. Вначале он сбросил бушлат, затем - куртку, нижнюю рубашку. На снегу остались ботинки, носки, шапка… Затем он взошёл на плоскую верхушку пирамиды и застыл в неподвижности, раскрыв руки ладонями кверху. Светящийся столб истончился, став иглой, которая вдруг вонзилась ему в темя. Из ладоней вырвался свет, изогнулся дугой, проходящей чуть выше головы. И словно радужный пузырь окутал парня, застывшего в неподвижности, словно статуя… Так продолжалось несколько минут. Затем человек открыл глаза, невидящим взором обвёл вокруг себя окружающий его мир: суровые округлые сопки, покрытые белым снегом, торчащие из-под покрова ветки коричневых полярных берёзок, бледно-синие, переходящие в зелень языки льда от осенних ручьёв. Внезапно в небе вспыхнуло северное сияние. Не бледное, с желтизной, а истинное, загоревшееся в полную силу. Фиолетовые, алые, синие столбы от земли до бесконечности свивались в бесконечную ленту, закрутившуюся вокруг Михаила, застывшего на вершине своей пирамиды. Он пошевелил рукой, и сияние послушно изогнулось, устремившись ещё выше. Лёгкое движение пальца заставляло столбы трепетать, подёргиваться дымкой, чтобы в следующий миг вновь вспыхнуть со всей необузданной силой… Он не удивился, вдруг оказавшись в своей комнате в глубине ракетной шахты. Просто ему так захотелось, и вот он уже дома. Стакан с водой послушно взмыл в воздух и скользнул ему в руку. Взглянул на каменную стену и вдруг увидел, как городской старшина на площади областного центра возле большого костра поднимает вверх бокал с чем-то хмельным и провозглашает здравицу уходящему году. И подданные и соратники приветствуют его речь. Вновь вспыхивает пламя, окутывающее Михаила, и ему становится ясно, что горожане потрудились неплохо и доживут до нового урожая сытно и хорошо. Скот, который они купили, даст приплод, стада начнут расти, лето будет тёплым и щедрым на ягоды и грибы. Родятся новые дети, придут новые люди, до этого прячущиеся во всех уголках полуострова. Народ Севера начнёт расти, потому что они станут строить новую жизнь сообща. А он… Он вновь останется в одиночестве. Ибо… Ему нельзя к людям, как бы ни хотелось. Просто они не смогут принять Михаила, потому что тот слишком отличается от них всех. А что же делать? Так и остаться отшельником, наведываться к горожанам, для которых парень желанный гость. Ну скажем, не такой желанный, если быть честным, но во всяком случае - уважаемый… Снова неслышный вопрос, и перед глазами возникают новые сцены, сотни и сотни, слагающиеся в тысячи и миллионы. Прошлое и настоящее. Настоящее и будущее. Далёкое и близкое… Его женщины хлопочут на кухне. Они совсем забыли, что сегодня праздник… А доброта парня к дочери Олеси, так зовут мать девочки, тронула их обоих. Ния… На самом деле её зовут Ниисава, она - дочь японского дипломата в одной из стран, чудом пережившая чуму и пойманная людокрадами, когда пыталась пробраться на родину сушей… Ей много пришлось вынести, пока не попала в руки парня. Отец Иришки бросил жену и дочь, когда ему подвернулась другая женщина. Уродливая, старше его, но по нынешним временам обладающая большим богатством - известным ей складом военного имущества. Так что ни матери, ни дочери некуда деваться, а оставаться с Николаем женщина не хочет - боится, что ребёнок не сможет жить на Севере. Сама она родом из центральных областей страны. Бывшей страны… Мечтает о том времени, когда сможет вернуться домой, надеется, что её родители живы… Впрочем, как ни странно, они действительно живы. И тоже надеются как-нибудь ещё увидеть дочь и внучку. В этом он им поможет. Транспортная система действует, и он завтра же сможет помочь родственникам встретиться. А чтобы не было лишних проблем, просто сотрёт память о себе. Вот и всё. Насчёт японки вопрос сложнее. У той не осталось никого, а на островах Страны восходящего солнца едва-едва наберётся сотня выживших. Может, предложить ей остаться на Севере? Не у себя, естественно. У Николая. Тот не откажется получить в свой клан ещё одну женщину. Даже будет рад этому. Впрочем, здесь куча вариантов. И Михаил последует решению девушки. А что с ним самим? Где ему найти мать для своего ребёнка? И - темнота… Получается, что увидеть собственное будущее ему невозможно? Похоже, что так… Тем лучше. Словно тяжкая ноша сваливается с его плеч. Разве можно жить, зная наперёд всё, что случится? Это будет уже не жизнь, а существование. Жалкое прозябание день за днём… Но остаётся последнее - кто убил Светлану и Оксану… И он увидел… Всё. Как насиловали бывшую людоедку, как издевались над девочкой. Как прибили их к бревенчатой стене, а потом тренировались в метании ножей в истекающие кровью мишени. И - издевательский акт милосердия, по пуле в головы уже почти бездыханным жертвам. Всего лишь за тот ящик сахарного песка, что он им привёз… Не так далеко, кстати, ушли эти твари. И он их достанет. Слово…
…В двери комнаты несмело постучали.
- Да, войдите.
- Простите, хозяин… Но там ужин…
Олеся. Легка на помине.
- Спасибо за напоминание. Но я не голоден.
Вздрогнула. Удивлённо смотрит на парня, отвернувшегося к стене.
- Но сегодня праздник… Может, всё-таки…
- Нет. Не хочу портить вам настроение. Веселитесь без меня. Да, чуть не забыл… Погоди секунду.
Поднялся с кресла, подошёл к своему столу. Пошарил в ящике, выудил на свет бутылку шампанского. Итальянское вроде. Асти. Пойдёт. Протянул женщине.
- Вам. Гуляйте.
Кивнул, прощаясь, развернулся, но она схватила его за рукав, взмолилась:
- Хозяин!
- Что, Леся? Иди-иди. Ния ждёт, да и Ирочка ждёт…
- Она… Ей будет грустно. Дочь вас очень любит…
- В отличие от вас.
- Что?
Его тоскливая улыбка словно резанула по сердцу молодой женщины ножом:
- Вы же меня просто боитесь…
…Как она оказалась перед плотно закрытой дверью с тяжёлой бутылкой шампанского, Олеся так и не поняла. Мгновение назад была у порога, внутри комнаты, а теперь уже снаружи, и дверь плотно закрыта. Щёлкнул ключ, отсекая все попытки вновь постучать. Медленно пошла назад, в столовую. При виде бутылки с жёлтой фольгой Ния медленно расплылась в улыбке, а потом, взглянув повнимательней на подругу по несчастью, или счастью, как сказать, боязливо оглянулась, шёпотом спросила:
- А… Он?
Женщина отрицательно качнула головой:
- Нет. Сказал, что не хочет портить нам праздник.
- Не… Хочет?
Удивление так ясно нарисовалось на лице японки, что не требовалось никаких других пояснений.
- Так и сказал - не хочет портить нам праздник.
Вмешалась дочь:
- Мама, значит, дядя не придёт к нам на праздник?
Олеся вновь покачала головой:
- Нет, милая. Не придёт.
- Но почему? И что значит - портить праздник? Дядя Миша не может его испортить или сломать! Он очень добрый! Как же он… Ты его обидела?! Он разозлился?
- Да нет же, доча! Вот, видишь - он даже нам вот это дал! Просто не захотел…
Поставила шампанское на стол, уставленный тарелками. Давно уже она не готовила такой праздничный пир. Даже до чумы не каждый год удавалось… Салаты, торт, всяческие соленья и копченья. Сладости. Напитки… Хотя большая часть их из-за границы почему-то… А Иринка сидит, насупилась. Ножками болтает на своём стуле. Потом ухватила горсть конфет, сунула себе в платьице, соскочила:
- Злые вы. Обидели дядю Мишу. Я к нему пойду праздновать.
Высунула язык:
- Бу!
И только каблучки лёгких туфелек по бетону простучали. Их, вместе с платьем, кстати, хозяин и подарил… Только сейчас вспомнила. Взглянула на Нию - та беспомощно, совсем как русская, развела руками:
- Не знаю… Не понимаю…
- Да что тут понимать?! Обиделся он. Мы с тобой две дуры!
- Что есть…
Сообразила. Покраснела. Ведь верно - кому-кому, а ей-то как раз бояться парня меньше всего надо. Жизнью ему обязана. На ножах он за кого дрался, собой рисковал? И потом даже голоса ни разу не повысил. Обул, одел, накормил от пуза. Поселил - ну, со скидкой на нынешние времена, просто райские условия: электричество, центральная канализация, вода горячая и холодная в любое время. Даже развлечения есть - и кино, и по телевизору, и музыка… Совсем как до эпидемии… Впрочем, сама Олеся не лучше. Выбрал её, а даже пальцем не тронул. Правда, пару раз голос повысил, но, если честно, то сама и виновата. Не бьёт, в постель не тащит, не издевается. С дочерью лучше, чем родной отец, обращается. Девочка в нём души не чает. А они… Действительно, две дуры набитые. Совсем безмозглые… Уселась на стул. Покосилась на подругу, а та на неё. Покраснели обе. Поняли, что об одном и том же подумали. Вот же… Ели и пили без всякого аппетита. Всё настроение ушло. Вспомнилось, что именно он о празднике и напомнил, да ещё столько всяких деликатесов выделил. А потом, когда в свои комнаты вернулись, просто обомлели от изумления - на подушке у каждой по коробке с подарками. Ну до чего же стыдно! Просто сгореть со стыда обе готовы… На следующий день вышел к обеду как ни в чём не бывало. Дёрнулись было к нему, да натолкнулись на такой равнодушно-ледяной взгляд, впрочем, мгновенно потеплевший и наполнившийся лаской и добротой, когда появилась Ирочка. Погладил девочку по голове большой ладонью, а та прилипла к нему, не оторвать. А обе женщины стоят, словно оплёванные. Не знают, куда глаза от стыда деть…
- Вы садитесь. Разговор у меня к вам. Обоим… Девочки…
Присели. Руки на коленках у обоих юбки мнут.
- Олеся…
Только тут сообразила, что нечисто что-то. Откуда он её имя знает?! Дочка сказала? Может быть…
- Ты хочешь вернуться домой?
- Домой? Простите… Не понимаю… А как же договор?! Вы нас выгоняете?!
- Можно сказать, что и так. Не устраивает меня такое положение дел. О другом думалось, когда я вас забирал. Так что - если есть желание вернуться…
Когда он родную деревню назвал - едва в обморок не упала… Откуда?! Как? А у него голос спокойный такой. Ровный.
- Могу помочь. Кстати, родители твои живы. Честно. Откуда знаю - не спрашивай, и не солгу. Но если есть желание, то готов тебя к ним доставить. В целости и сохранности…
Не задумываясь, выпалила:
- Тогда я согласна! Хочу домой!
В глазах потемнело… А когда очнулась - стоит в родной деревне, одета, как положено. И дочка за руку тянет:
- Мама! Мама! Где мы?
Осмотрелась - во дворе родного дома. Не веря своим глазам, протянула руку, потрогала крыльцо - да нет, не снится ей это! Постучала, вначале тишина, но видно, что в доме живут. Двор почищен, дымком тянет. Словно и не было чумы… Только уличные фонари не горят. Да день белый на улице. В сенях бухнуло. Завозились.
- Кого там принесло?
- Папа! Папа! Это я, Олеся! И Ирина!
- Олеся?! - Не веря, переспросил. Потом рванул дверь, выглянул осторожно - и крепко стиснул в своих руках, слёзы на глазах:
- Мать! Мать! Счастье-то какое! Леська вернулась! Леська!..
…И всё вроде хорошо, дома. Родители живы. Дочка рядом. Только вот гложет душу непонятность - как?! Каким образом? Почему она ничего не помнит? А через неделю сборщики дани пожаловали. Оказывается, её родная деревня принадлежит теперь некоему графу Волку. И платит ему подати. Десятину каждый месяц. А кто не может… Когда её за недоимки продали, поняла…
…- А с тобой что делать?
Михаил покосился на неподвижно сидящую за столом девушку. Та стойко выдержала взгляд. Не отвела глаза. Ну что же… Как говорится, лучше горькая правда, чем сладкая ложь:
- От твоей страны ничего не осталось. Имею в виду - живых людей. Человек сто-сто десять наберётся. На всю Японию. Больше я не вижу. Можешь вернуться туда. Доставлю без проблем. Но есть ещё вариант.
- Какой?
Ого! Впервые она осмелилась подать голос в его присутствии. А что делать? Теперь ей больше не с кем общаться…
- Остаться у горожан. Я попрошу Николая, их старшину. Они тебя примут в клан. Будешь жить вместе со всеми. Люди тебя не обидят. У наших это не в чести.
Задумалась. Или ему кажется? Глаза округлились даже. Удивил? Наверное…
- До весны побудешь здесь. Как-то не по-людски тебя сейчас выкидывать. Тем более, что обещал старшине. Снег сойдёт, и я тебя в город отвезу. Но если не хочешь ждать - то хоть завтра отвезу.
…Опять молчит…
- Так завтра или весной?
- Можно я подумаю? До утра?
- Без проблем. Только если утром ответ дашь, то я смогу тебя только на следующее утро в город доставить. Надо катер с консервации снимать, а это как раз сутки займёт.
- А… В Японию?
- Почти мгновенно. Тут принцип транспортировки другой.
Поднялся со стула. Поставил грязную посуду в мойку, вернулся за стол, налил себе кофе. Медленно мешал изукрашенной ложечкой, задумчиво глядя на коричневую поверхность.
- Гос… Господин… А можно мне вначале побывать на родине? Хотя бы на час? Потом вернуться и тогда принять решение?
…Не поверила. Что же… Достаточно того, что он исковеркал жизнь ребёнку. Этой девочке с соломенными волосами. А Ния смотрит с надеждой в карих глазах. Для неё это вопрос жизни и смерти. Скажи, что нет - смолчит. Решит вернуться, и там её убьют через два дня очумевшие от спиртного и наркотиков бандиты. Ради смеха. Выберет остаться - проживёт долгую жизнь. По крайней мере, как человек. Выйдет замуж, родит двух детей, девчонок… Сделал большой глоток, колеблясь с ответом. Потом всё же решился:
- Хорошо. Иди, одевайся…
Глава 15
…Они стояли на крыше одного из токийских небоскрёбов, смотря на расстилающуюся перед ними панораму. Зияющие выбитыми стёклами здания, ржавые автомобили на улицах. Выгоревшие на солнце рекламные щиты, припорошённые мелким снегом. Печать тлена и запустения. Мёртвый город. И ни единого следа от живых. Ни дымка от огня, ни дрожания тёплого воздуха, ни тем более человеческого следа на нетронутом белом покрове. Ничего.
- Ты мне не поверила? Убедись сама.
Отошёл к краю крыши. Вынул из ножен тесак, задумчиво провёл по матово сияющему лезвию большим пальцем. Странная здесь зима. Влажно настолько, что на металл мгновенно осел конденсат. Пар изо рта практически не идёт. Тепло. Может, градус ниже ноля. Всего-навсего. Покосился на одетую в тёплый лётный комбинезон девушку, застывшую неподвижно у перил ограждения. Та прикрыла глаза, жадно, полной грудью вдыхала родной воздух. Ладно. Час он ей обещал… Прикрыл глаза буквально на миг, а когда открыл - её уже не было. Рванулся было, но гулкий сочный удар услышал раньше, чем сообразил, что к чему. Выругался, бессильно ударил по трубе ограждения кулаком. Неожиданно острая боль отрезвила. Ведь слышал же про такие заморочки у японцев! Камикадзе… Сеппуку… Бусидо… Правда, на уровне сказок, но… Вот же… Дура! Решила исполнить свой долг, как она его понимает… А то, что долг женщины дать жизнь другому существу, что люди не вымерли, и их история не стёрта с лица планеты? И чего стоит всё его хвалёное предвидение, если не смог увидеть такой конец этой несчастной девочки, потерявшей всё?! Проклятие!..
…Спустился вниз, подошёл к распростёртому на продавленной крыше какого-то автомобиля телу. Кровь, брызги стекла. Изломанные конечности, нелепо распростёртые…
- Каждый выбирает себе судьбу сам, - произнёс глухо и зашагал к порталу транспортной системы. Благо рядом. Всего-то с километр по широкой улице.
Шёл спокойно - живых в округе действительно не было. Не ощущалось, во всяком случае. И вдруг замер на месте - большая вывеска латинскими буквами "Tokyo National Museum". Музей? Вдруг проснулось острое любопытство. Двери из чёрного дерева оказались незапертыми, и Михаил попал внутрь… Залы живописи, архитектуры, скульптуры. Оружие… Красота японских мечей поразила его сразу. Взял чёрные лаковые ножны в руки, потянул рукоятку, словно прилипшую к ладони, такую шершавую и приятную… Волнистый след на поверхности клинка, благородный плавный изгиб лезвия… Не в силах расстаться, смотрел и смотрел на меч, которому сотни лет. Оружию, пережившему цивилизацию, создавшую его… Задвинул клинок в ножны, осмотрелся вновь по сторонам. Решение принято…
…Аккуратно поставил последний меч на специальную подставку, отступил на шаг, прищурился - красиво выглядит. Но внушительно. Теперь осталось научиться пользоваться этим оружием. И ещё - последнее дело. Он дал слово отомстить за Оксану и Свету. Где находятся их убийцы, он знает…
…Метель началась внезапно, как всегда бывает в этих краях. Но в этот раз Людмила сердцем чувствовала, что в завываниях ветра что-то не так. Уж слишком целенаправленно тот дул, злобно, вздымая ввысь снег, сметая крошечные льдинки и направляя их в лицо часовым. Она поёжилась, торопливо вернулась под крышу. Всем это место хорошо, но вот по нужде приходится наружу выходить, канализация забита до отказа, и всё дерьмо замёрзло. Так что… Почему-то стало вдруг очень холодно, и она тщательней закуталась в одеяло. Полностью, с головой, оставив снаружи только кончик носа…