Чигирев теперь смог лучше рассмотреть "старца". Тот был высок, но почему-то не производил впечатления физически сильного человека. Более того, взглянув на Распутина глазами фехтовальщика, Чигирев вдруг понял, что не побоялся бы вступить в бой против этого гиганта. Не было в нем ощущения цельности, готовности к схватке. Двигался Распутин как-то скованно, особенно в пояснице и плечах. Впрочем, все это с лихвой покрывала невероятная психическая энергия, присутствовавшая в этом человеке. Его глаза словно прошивали насквозь, буравили, приковывали к себе.
- Ну что же ты стушевался, милый? - Распутин подошел почти вплотную к Чигиреву и ладонью разгладил свою бороду.
- Да вот, как-то непривычно здесь, Григорий Ефимович, - промямлил Чигирев, с трудом заставив себя взглянуть в глаза "старцу".
- Что же необычного? - усмехнулся Распутин, внимательно разглядывая Чигирева, и вдруг замолчал, впившись глазами в гостя.
Несколько секунд длилась пауза, после чего Распутин вдруг широким жестом перекрестил Чигирева и проговорил, медленно растягивая слова:
- Нету в нем беса. И не было. Чист он. Хоть и в язычестве пребывал, но чище многих, кто кажное воскресенье в церкви поклоны бьет. Но человек сей не от мира сего.
- Что же значит сие, батюшка? - тихо спросила госпожа Пистолькорс.
- Выйдите все, - резко потребовал Распутин. - Меня с Сергеем оставьте.
Не проронив ни слова, женщины покинули комнату, прикрыв за собой дверь. Распутин медленно подошел к столу, взял стоявшую там бутылку и разлил из нее красное вино в два хрустальных бокала.
- Пей, - указал он Чигиреву на один из бокалов. - Мадера.
Историк подошел к столу, взял бокал и сделал несколько глотков. Вино показалось ему слишком сладким.
- Не видел я еще такого. - Распутин одним глотком осушил свой бокал. - Откуда ты?
- Издалека.
- Так и знал, что не скажешь, - проворчал Распутин после непродолжительной паузы. - Зачем пришел? На погибель или на спасение?
- На спасение, Григорий Ефимович.
- Говори, - потребовал Распутин.
- До революции осталось четыре года, - заплетающимся языком произнес Чигирев. - Погибнет вся императорская семья. Страна будет разрушена. На семьдесят с лишним лет в ней установится кровавый режим. Потом снова хаос. Из великой империи мы превратимся в отстающую страну на задворках цивилизации.
- Как предотвратить?
- Через полтора года начнется мировая война. Россия вместе с Англией и Францией выступит против Германии и Австрии. Это будет началом конца.
Распутин с силой запустил свой бокал в дальнюю стену, и тот разлетелся на множество осколков.
- Говорил я Папе, не надо с германцем воевать.
- Я знаю, Григорий Ефимович, что вы хотели предотвратить войну, но вам это не удалось. Теперь мы должны суметь. Это единственный способ предотвратить революцию.
- Так, стало быть, ты из будущего, - протянул Распутин. - По доброй воле сюда попал али нет?
- Не по доброй. Но раз уж здесь, то хочу предотвратить катастрофу.
Распутин нервно походил по комнате.
- То-то чую, не из этого ты мира. Дух от тебя не ангельский, не дьявольский, но и не нашенский. Чужой, - и вдруг вплотную подошел к Чигиреву: - скажи, меня убьют?
- Убьют, - чуть помедлив, ответил Чигирев. - Перед самой революцией. В декабре шестнадцатого
- Кто?
- Никто не узнает, - уверенно соврал Чигирев, - Вас просто найдут застреленным на улице.
- Это все они, родственнички императорские, - прорычал Распутин и снова заметался по комнате.
- Григорий Ефимович, - подал голос Чигирев, - я постараюсь вам помочь. Но и вы помогите стране. Если мы не предотвратим войну, погибнут десятки миллионов. Страна погибнет.
- Ты уверен, что если не будет войны, то и революции не случится? - остановился Распутин.
- Я уверен, что, если начнется война, революция неизбежна. Реформы, конечно, нужны будут в любом случае. Но если начнется война, и они окажутся бессмысленны.
- Надо, чтобы император чаяния народные сам слушал, а не через дворян правил, - воздел узловатый палец к потолку Распутин. - Чтобы болтуны эти думские власти не имели. Надо, чтобы правил государь не по воле толстосумов да худых советников, а глас одного лишь Бога слушал.
- Ну да, это конечно, - замялся Чигирев. - Но сейчас главное - предотвратить войну.
- Сам знаю. - Распутин пятерней взъерошил свои волосы. - Да как? Все императорские родственнички лишь о войне и говорят. Уломают они Папу, ой уломают.
- Надо придумать, Григорий Ефимович. Иначе всем нам не жить. Россию потеряем.
- И то верно. Ну да обмыслим еще. Нынче что-то я себя плохо чувствую. Ты завтра ко мне приди. Обговорим. Да почаще ко мне ходи. Нам с тобой много еще о чем поговорить надобно.
- Конечно, Григорий Ефимович, непременно приду. - Чигирев начал медленно отступать к выходу.
- Погодь, - окликнул его Распутин. - Тебе-то самому чего надо?
- Мне? Ничего.
- Ты при службе?
- Нет пока.
- Так не годится. В Петербурге все при службе быть должны. Ну-ка я тебе отпишу. Сам решишь, к кому с ентой бумаженцией идтить.
Распутин схватил листок бумаги, карандаш и принялся что-то писать, потом сунул свою писульку в нагрудный карман пиджака Чигирева и почти вытолкнул его в приемную:
- Ну, ступай, милый. Мне нынче одному побыть надобно. Завтра приходи. Господь с тобой.
Когда двери кабинета закрылись, к историку подскочила госпожа Пистолькорс.
- Что же вам поведал старец? - дрожащим от волнения голосом спросила она.
- Благословил, - ответил Чигирев. - Велел почаще заходить.
- Ах, какая благодать! - всплеснула руками Пистолькорс. - Вам надо непременно воспользоваться этим предложением и почаще бывать у старца.
- Да, конечно, - пробурчал Чигирев. - Извините, мне надо ехать. Свидание со святым старцем - такое потрясение для меня. Я хотел бы немного побыть один.
- Как я вас понимаю, - сочувственно покачала головой Пистолькорс. - Конечно, поезжайте. Всего вам доброго.
Спешно натянув в прихожей галоши и пальто, Чигирёв выскочил на лестницу и только здесь вытащил записку Распутина. Чудовищными каракулями там было написано: "Милай дарагой памаги Серегею".
"Что же, с такой рекомендацией можно в любое министерство устроиться, - подумал Чигирев. - Уже неплохо".
Он сбежал по лестнице, миновал трех господ крепкого телосложения, со скучающим видом околачивающихся на площадке, выскочил на улицу и почти сразу поймал лихача.
- В Ковенский! - скомандовал Чигирев, усаживаясь в сани.
- У Гришки, у Распутина, что ли, был, барин? - оскалился извозчик, указывая на дом.
- Не твоего ума дело, - буркнул Чигирев.
- Как скажете, барин. - Извозчик подхлестнул лошадей и, сплюнув на землю, процедил: - Тьфу, нечистая.
ГЛАВА 8
Совещание
Сани свернули со Знаменской улицы и остановились у дома в Ковенском переулке, где снимал квартиру Чигирев. Историк расплатился с извозчиком и буквально взлетел на третий этаж. Успех сегодняшнего дня окрылил его. Теперь ему срочно хотелось что-то делать, лететь куда-то, реализовывать проекты, свергать и назначать правительства. Сейчас он решил срочно заняться составлением плана преобразования страны, который можно было бы воплотить с помощью Распутина. Никогда еще судьба не давала ему столь великолепного шанса изменить историю отечества.
Дверь ему открыла горничная и, присев в глубоком реверансе, сообщила, что их благородие господин штабс-капитан Крапивин уже полчаса дожидаются господина Чигирева. Сергей хлопнул себя по лбу в досаде, что забыл о назначенной встрече, быстро скинул пальто и галоши и прошел в гостиную, где ему навстречу поднялся Вадим. В очередной раз историк отметил про себя, что форма чрезвычайно идет Крапивину, а сам он заметно приободрился. Чигирев не видел Крапивина таким энергичным с тех пор, как спецназовец потерял свой отряд и вынужден был пуститься в скитания.
- Здравствуй, Сергей, опаздываешь, - прогудел гигант.
- Извини, совершенно забыл о том, что мы договаривались сегодня. Дела, - пожал ему руку Чигирев, - Какие у тебя могут быть дела? - недовольно фыркнул Крапивин.
- Можешь себе представить, имеются.
- Пожалуй. - Лицо Крапивина внезапно посуровело. - Вот об этом я пришел к тебе поговорить.
- Нельзя было обсудить это в тире?
- Нет, там слишком много народу. Нам могли помешать.
- Хорошо, давай поговорим. - Чигирев плотно закрыл дверь и уселся напротив Крапивина. - Хочешь чаю… или чего покрепче?
- Нет, спасибо.
- Хорошо. Тогда я тебя слушаю.
- Ни для тебя, ни для меня не секрет, что мы остались здесь, чтобы поменять историю, - начал Крапивин. - И ты, и я желаем добра России, хотя видим ее благо по-разному. И для тебя, и для меня начало гражданской войны - это полный провал. Хотя бы здесь ты со мной согласен?
- Вполне. Но к чему ты все это говоришь?
- К тому, что, реализуя наши планы, мы с тобой можем помешать друг другу. А этого не хотелось бы. Ведь наша ближайшая цель - не допустить революцию. Или ты считаешь, что это благо?
- Ни в коем случае. И ты, и я знаем, что у Временного правительства мало шансов удержать власть. Если ее возьмут большевики, всему конец.
- Хорошо. Хоть здесь мы мыслим одинаково. Давай договоримся: наша с тобой цель - остановить революцию.
- Все так, - кивнул Чигирев. - И я уже предпринял кое-какие шаги для этого.
- Интересно. Позволь узнать какие.
- Непосредственным толчком к революции явилась Первая мировая война. Если удастся избежать вступления в нее России, то революционный взрыв можно хотя бы отсрочить.
- Интересно, как ты собираешься это сделать, - усмехнулся Крапивин.
- А тебе эта задача кажется невыполнимой?
- Как минимум непростой. Я сейчас очень много общаюсь с офицерами. Штабными, полевыми, несущими службу в столице и прибывшими с периферии. Все они буквально бредят войной. Армия желает смыть с себя позор неудачной японской кампании. Это касается всех, от прапорщиков до генералов. Когда вся армия рвется в бой, остановить ее не так просто. Большинство офицеров Генштаба считают, что в случае победы над Германией, Австрией и Турцией Россия может усилить свое влияние на Балканах и получить контроль над Босфором и Дарданеллами. Кроме того, монархисты считают, что война позволит укрепиться самодержавию, а либералы - что она продемонстрирует преимущества конституционного строя. Буквально все общество за войну.
- И революционеры в том числе, - поддержал его Чигирев. - Эта публика только и мечтает о войне, поскольку надеется, что война приведет к революции. Да и остальное похоже на правду. По крайней мере то, что я узнал сегодня, подтверждает твои слова.
- А что ты узнал? - насторожился Крапивин.
- Я получил подтверждение, что существует влиятельная партия войны в самом семействе Романовых.
- От кого?
- От Распутина, - чуть помедлив, ответил Чигирев.
- Значит, ты связался с Гришкой, - фыркнул Крапивин.
- А что в этом плохого?
- Вот как раз об этом я и хотел с тобой говорить.
- О Распутине?
- Да. Знаешь, я недолго здесь, но уже понял, что Распутин чрезвычайно дискредитирует царскую семью. Его имя на устах буквально всех офицеров и даже низших чинов. Если это не прекратить, то императорская семья окончательно потеряет авторитет и в армии, и в обществе. Это уже начало революции.
- И что ты хочешь?
- Убить Распутина. И немедленно. Пока не поздно.
Чигирев похолодел:
- Его неплохо охраняют.
- Да что ты говоришь? - Крапивин иронично посмотрел на собеседника. - Три филера - это, конечно, серьезный эскорт.
Чигирев осекся. Действительно, предположить, что для подполковника спецназа, который двадцать лет посвятил разведке, диверсиям и покушениям, три филера начала двадцатого века представят серьезное препятствие, было, мягко говоря, опрометчиво.
- Пожалуйста, не убивай его, - попросил историк.
- С какой стати?
- Это наш единственный шанс предотвратить войну.
- Почему?
- Единственная придворная партия, которая выступает против войны, - это партия императрицы. Она немка. Конфликт России с Германией чрезвычайно невыгоден ей. Кроме того, она интуитивно чувствует угрозу престолу, которую несет предстоящая война. Распутин - очень сильная карта в придворном пасьянсе. Вместе с императрицей они могут убедить Николая Второго не вступать в войну.
- Логика здесь есть, - недовольно поморщился Крапивин, - Хотя очень хочется шлепнуть этого шарлатана. Послушай, а нельзя ли изменить политику?
- Что ты имеешь в виду?
- До начала войны еще полтора года. Если Россия вступит в союз с Германией? Подумай, ведь в нашем мире Германия наступала первые полтора года войны и выдохлась лишь к шестнадцатому году. А ведь она сражалась на два фронта. Представь теперь, что было бы, если бы Россия подпитывала ее своими ресурсами и не оттягивала части на восточном фронте! Париж и Лондон пали бы за год-полтора. Мы могли бы выйти к Индийскому океану и получить английские колонии. Чем не компенсация проливов? Армия получила бы победу. Общество бы консолидировалось. Революцию можно было бы отсрочить минимум на десять лет и за это время провести нужные реформы.
- Красиво говоришь, - усмехнулся Чигирев. - Может, оно было бы и лучше. Тебя, кстати, не волнует судьба Англии и Франции под немецкой оккупацией?
- Плевал я на них! - отмахнулся Крапивин. - Меня Россия интересует. Кстати, если бы Германия не проиграла в Первой мировой войне, глядишь, нацисты там к власти не пришли бы.
- Складно. Только не выйдет ничего.
- Думаешь, опоздали?
- Да. И как минимум лет на пятьдесят. Россия давно уже хочет объединить под своим скипетром все славянские народы. На это нацелена вся политика на Балканах. И Австрия хочет прибрать Балканы, А Австрия - ближайший и естественный союзник Германии. Спор зашел уже так далеко, что вряд ли в обозримом будущем Россия сможет стать другом Австрии, а значит, и союзником Германии.
- Жаль, - вздохнул Крапивин. - А могло бы получится недурно. По крайней мере и у нас, и в Берлине сохранились бы монархии…
Крапивин осекся. Чигирев проследил за его взглядом и увидел, что на пороге гостиной стоял Янек.
- Здравствуйте, - сказал мальчик.
- Здоров, - ответил ему Крапивин.
- Ты почему так поздно? - насупился Чигирев.
- Латынью занимался, - буркнул Янек. - У меня, кстати, четыре. Так что, с вашего позволения, я завтра у дяди Вадима в тире.
- Покажи дневник, - потребовал Крапивин.
Янек достал из портфеля дневник и, подойдя, протянул его штабс-капитану. Однако тот неожиданно перехватил его руку и, молниеносно подставив подножку, бросил парня на ковер.
- Вы что?! - тут же вскочил Янек.
- Это тебе наука, не зевай, - усмехнулся Крапивин. - Опасный противник о своих намерениях никогда не предупреждает, запомни это. Ладно, верю, что у тебя четверка. Завтра в тир приходи.
- Иди пока в столовую, Янек, - сказал Чигирев. - Мы скоро придем.
Когда Янек вышел, Чигирев повернулся к Крапивину:
- Ужинать будешь?
- Нет, мне пора, - отозвался штабс-капитан. - А за парнем присмотри. Что-то у него глаза больно бегают.
- О чем ты?
- Да так. Не верю я, что он латынью занимается. Внимательнее будь. Горяч он. А настоящая опасность никогда не видна. Это и тебе запомнить не мешает.
ГЛАВА 9
Подготовка
Эхо выстрелов стихло под сводами тира.
- Сносно, - одобрил Крапивин. - Технику ты вполне освоил. Только что-то ты сегодня очень напряжен. Выбрось все мысли из головы. Без этого меткой стрельбы не будет.
- Да, ты прав, - согласился Чигирев. - Семейные проблемы, знаешь ли.
- Большие детки - большие бедки, - усмехнулся Крапивин. - Оно и понятно.
- Вроде того. С сыном никак контакт наладить не могу. Полтора года уж вместе, а он все волком смотрит. По сути, только день, когда мы познакомились, был нормальным. Потом пошли проблемы.
- А мне твой парень нравится. Боевой такой. Да и со стрельбой и рукопашным боем большие успехи делает. Хотя, конечно, в шестнадцать лет каждый думает: "Как это у таких бездарных родителей мог появиться такой талантливый ребенок, как я?" Так что тебе могу только посочувствовать.
- И это тоже. Хотя, знаешь, я слишком многое упустил. Все политикой занимался, смуту прекращал. А собственного сына в чужие руки на воспитание отдал.
Чигирев судорожными движениями перезарядил пистолет и остервенело, почти не целясь, выпустил несколько пуль по мишени.
Отметив, что все выстрелы попали в край черного круга, Крапивин проговорил:
- Если я не ошибаюсь, Игорь еще тогда тебя предупреждал: нельзя с полной отдачей заниматься и семьёй, и политикой. Что-то должно быть главным. А значит, чем-то нужно поступиться. Ты выбрал политику. Значит…
- Сам знаю, - прервал его Чигирев. - Не трави душу.
Он снова поднял пистолет, тщательно прицелился, мягко спустил курок и всадил пулю точно в "десятку".
- Меня не только это волнует, - продолжил он. - Сам знаешь, сейчас июнь. Четырнадцатый. Мне неспокойно. Хоть и меры я принял, но все же…
- И какие же это меры? - насмешливо поинтересовался Крапивин.
Чигирев воровато оглянулся и понизил голос до шепота:
- Распутин! Ты ведь знаешь, он считает меня своим другом.
- Да, это серьезно, - состроил комическую гримасу Крапивин.
- Куда больше? Мы с тобой еще полтора года назад поняли, что все общество здесь просто рвется к войне. Я не вижу других возможностей.
- Да и это невеликий шанс. Ты сам говорил, что и в нашем мире Распутин пытался предотвратить войну и добиться союза с Германией, но у него ничего не вышло. Когда в игре интересы империй и миллиарды золотых монет, истерики даже горячо любимой Николашкой императрицы значат немного.
- Тогда скажи, что делать. Или предлагаешь сидеть сложа руки?
Крапивин молча начал заряжать свой револьвер.
- Ты что-то предпринял? - догадался Чигирев.
Крапивин загадочно улыбнулся.
- Вадим, мы же договаривались рассказывать друг другу о своих действиях! По крайней мере пока угроза большевизма не будет предотвращена.
- Если друзья не могут помочь, надо заставить врагов стать союзниками.
Крапивин вскинул пистолет и семью точными выстрелами с пулеметной скоростью поразил семь мишеней.
- Вадим, пожалуйста, расскажи мне, - попросил Чигирев.
- Я слил австрийской разведке информацию о покушении, готовящемся на эрцгерцога Фердинанда в Сараево.
- Что?!