3
В настоящий момент всего лишь два шага отделяло Ваську от свободы! Переступив порог камеры, он ее потерял на неопределенное время! Мускулы его рук сами собой напряглись, ноги слегка спружинили, тело налилось силой. Он мог провести пару приемов джиу-джитсу здесь в камере, тогда оба этих пожилых конвойных мертвыми телами лягут к его ногам. После этого с этими двумя револьверами "Наган" в обеих руках он мог бы попытаться прорваться на свободу.
- Не дури, Василий! Что ты убийством этих конвойных хочешь достигнуть? Увеличение своего тюремного срока? Расстрел на месте? Подожди немного, сначала выясни причину своего ареста. Причину твоего этапирования в Москву. Когда мы все выясним, тогда мы начнем планировать наши, тогда, может быть, решимся на побег из этого изолятора. - Мысленный шепот Альфред охладил Васькин порыв пробиваться на свободу.
Получив приказ конвойного, Васька постоял секунду, молча, лицом уткнувшись в стену, окрашенной в отвратительно болотный цвет. За эту секунду сильным выдохом воздуха из своих легких он сумел освободиться от накопившейся в нем злобы, силы противления. Он почти с силой оторвался от стены, сделав шаг, перешагнул порог тюремной камеры. Чтобы осмотреться, Васька замер, стоя на одном месте, всего лишь в шаге от порога. За его спиной с громким чавканьем, противно-пронзительным лязгом захлопнулась железная дверь тюремной камеры.
Парень всеми фибрами души почувствовал, как эта тяжела железная дверь прервала его связь со свободой, как прекратился приток свежего, насыщенного кислородом воздуха в его легкие. Васька почувствовал тюремные затхлость, сырость, темнота начали его затягивать в себя! Эта дверь только что его отрезала от свободы, превратила человека с ограниченными возможностями, жизненным выборов, а главное лишила его свободы!
Васька продолжал стоять, размышляя о своем новом положении, он одновременно всматривался помещение, в котором сейчас находился. Перед его глазами лежало несколько вытянутое в длину помещение, тюремная камера, шестнадцати квадратных метров. Оно освещалось единственной электрической лампочкой в стеклянном плафоне, забранного мелкой сеткой. Свет этой лампочки Ваське показался особенно ярким после прохода темными, плохо освещенными тюремными коридорами. Прямо напротив его, в противоположном торце помещения имелось окно, но оно было не очень большим, располагалось под самым потолком. Даже выпрямившись во весь свой немалый рост, Васька едва ли бы смог до него дотянуться своей рукой, настолько высоко оно находилось! К тому же, помимо стекла, оно было забрано мелкой металлической сеткой, а затем решеткой. Прутья этой решетки были настолько толстыми, частыми, что вряд ли Васька смог бы между ними просунуть свой кулак!
Справа от Василия при входе и прямо на стене была закреплена раковина с краном, из этого тюремного умывальника постоянно капала вода. Между умывальником и стеной стоял унитаз со сливным бочком. Он весь был в ржавых подтеках, в нем постоянно, не переставая, слышался шум текущей воды. После того, как захлопнулась дверь камеры, в ней установилась такая тишина, что Васька, не прилагая усилий, отчетливо прослушивал эту водяную капель, подтекание. Последним штрихом в его осмотре тюремной камеры, своего временного московского жилища, стали два топчана, стоявшие друг напротив друга, чуть ли не в середине этого помещения.
Только тогда с большим изумлением Васька заметил, что в данный момент в этой тюремной камере он находится не один! В этот момент еще один арестант, вероятно, го сокамерник, стоял под окном, своей спиной прислонившись к стене камеры. Он, как и Василий, был одет в арестантскую робу, на нем были полосатая пижама и штаны, вот только полосатая шапочка на его голове отсутствовала! Сокамерник стоял под окном, он не двигался, а лишь с большим вниманием к нему присматривался.
Тогда Васька сделал еще один шаг вперед и, слегка склонив голову, как офицер Вермахта, вежливо представился:
- Позвольте представиться, сержант Васильков! Арестован Особым отделом дивизии, причина ареста - неизвестна! - Коротко он отрапортовал.
Сокамерник, выслушав его рапорт, оторвался от стены, выпрямил спину и в свою очередь с офицерским шиком представился Ваське, при этом сохраняя горестную улыбку на своих губах:
- Генерал-майор Ширмахер, Александр Германович! Старший преподаватель общей тактики Академии Фрунзе! Арестован на основании доноса, в нем я обвинялся в распространении пораженческих слухов! На одной из своих лекций я командирам РККА попытался объяснить, что временами полководцу следует отступить, а не принимать сражения, условия проведения которого были бы ему и армии невыгодны!
Представившись, Александр Генрихович слегка расслабился, гостеприимно взмахнул рукой, как бы приглашая Васька проходить, располагаться в камере:
- Юноша, проходите! В этой тюремной камере постарайтесь себя почувствовать, как дома! Вы можете располагаться на любом из этих двух топчанов. Меня ведь тоже, как говорится, только-только заселили в эту камеру, я пока еще не успел сделать своего выбора. Немного простоял под окном, размышляя, каким из этих двух топчанов мне следует воспользоваться, но опять-таки пока еще не пришел к окончательному решению по этому вопросу! С вашим же появлением, я решил это право выбора вам передать, так как молодым в нашем советском государстве везде открыта дорога! Так что, молодость, давай, принимай решение, на каком топчане вы будете спать! Да, между прочим, молодой человек, а как вас зовут? - Свой разговор с Васькой он почему-то совершенно неожиданно закончил словами на немецком языке. - Die Luft ist kЭhl und es dunkelt, Und ruhig fließt der Rhein.
Эту фразу генерал-майор Ширмахер взял из стихотворения Генриха Гейне "Лорелей". Эту прославленную во всем мире песня очень часто пели немецкие солдаты во время передышек на Восточном фронте, когда вспоминали жен, детейЈ когда грустили о своем доме. Во времена Третьего Рейха "Лорелей" считалась народной песней!
- Меня зовут Василий! Не обижусь, если вы будете меня называть просто Васькой! Мы деревенские ко всему привычные люди! Родился и вырос на Урале, там и призвали в армию. Последнюю неделю провоевал командиром взвода разведывательной роты 217-й стрелковой дивизии. Обстоятельства на фронте вынудили командование дивизией нашу разведывательную роту использовать в качестве пехотного подразделения. Так что со своим взводом мне пришлось оборонять Тулу. Я горжусь тем, что и мои товарищи по обороне этого старинного русского города, что все мы не позволили танкам Гейнца Гудериана прорваться к Москве с южного направления.
Совершенно неожиданно для самого себя Васька эту свою тираду закончил фразой, ставшую продолжением слов генерал-майор Ширмахера, произнесших им на немецком языкенриха Гейне "Лорелей. Он эту фразу тоже произнес на чистейшем немецком языке: "Der Gipfel des Berges funkelt, Im Abendsonnenschein".
Затем Васька покинул свое место у порога камеры, прошел в ее глубь, по-деревенски неторопливо расположился на деревянном настиле топчана, находившегося по левую от него руку. Еще с детства Васька любил спать на правом боку, положив голову на руки, лицом повернувшись к стенке. Вот и сейчас, сев на топчан, он посмотрел в сторону своего соседа по камере. Тот все еще продолжал стоять, подперев своей спиной тюремную стену, в этот момент его глаза выражали полнейшее смятение! Советский генерал-майор не понимал, как советский колхозник с Урала мог бы так хорошо знать, так свободно цитировать немецкого поэта Генриха Гейне! К тому же так свободно владеть немецким языем?! Разве что он…
- Васька, ну, что ты опять натворил?! Этой своей немецкой фразой из Гейне, ты своего соседа по камере, простого советского генерал-майора, страшно напугал, ввел его в заблуждение. Сейчас он думает, что ты немецкий шпион! Ну откуда, скажем, парень-деревенщина из советской глубокой провинции может знать Генриха Гейне?! Как он может наизусть прочитать популярное среди солдат Вермахта его стихотворение "Лорелей"? Да еще с таким шикарным баварским проносом! Вась, ты все же прежде подумай, а уж после того, как хорошо подумаешь, говори и делай то, что задумал! - Возмущался Васькиным поведением Альфред Нетцке.
- Но я же не хотел Александра Генриховича каким-либо образом смутить или ввести в заблуждение. Стихотворение Гейне "Лорелей" мне самому очень нравится. Я же его прочитал только для того, что своему сокамернику сказать, что природа и человек неразделимы друг от друга! Что только на природе люди могут жить, чувствовать себя свободными людьми!
В это момент в замочной скважине двери послышался лязг поворачиваемого ключа, дверь широко распахнулась. На пороге камеры появился тюремный надзиратель, своим ростом, телосложением, чертами лица он более походил на грабителя-громилу! Громила был настолько высок ростом, что ему пришлось эту голову нагнуть для того, чтобы пройти в камеру.
Переступив порог камеры, громила остановился, громким голосом прорычал:
- Заключенный N 167743 на выход!
Васька своими глазами, выражающими полное удивление, уставился на этого весьма отдаленное подобие человека. Он, как и все другие тюремные надзиратели, был одет в красноармейское обмундирование, но без петличек с треугольниками или ромбами. Васька не сразу осознал, почему надзиратель, обращаясь к одному из них, не назвал его фамилии? С большим трудом до его сознания дошло понимания того факта, что в этом тюремном изоляторе они попросту никто! Они перестали быть людьми с именами и фамилиями, как только переступили тюремный порог этого изолятора! Они превратились в носителей шестизначных цифр, написанных химическим карандашом на клочке материи, пришитой над левым грудным карманом тюремной пижамы!
Васькино удивление продлилось не так уж долго, в этот момент мимо его топчана прошел генерал Ширмахер.
- Это, видимо, меня вызвали на допрос! - Тихим голосом произнес Александр Генрихович, направляясь к выходу из камеры.
- Арестованный N167743, кто тебе дал право раскрывать свой паршивый рот? Поднимать голос в моем присутствии? - В ответ на это тихое замечание генерала дико проорал надзиратель-громила.
Когда Александр Генрихович поравнялся с ним, то он неожиданным, сильным ударом кулага в челюсть, отправил генерала в нокаут. Тот, взмахнув руками, словно подрубленное дерево, рухнул к ногам надзирателя. При этом Александр Генрихович сильно своей головой ударился о бетон пола камеры. Громила же на этом ударе кулаком не остановился, он принялся несчастного генерала избивать пинками, сильными методичными ударами мысков своих сапог. При этом громила всячески старался, как можно более сильнее ударить сапогом, чтобы попасть в живот генерала, без сознания валявшегося на бетонном полу.
- Эй, ты там прекрати бить лежащего на полу человека! Он же сейчас не способен самого себя защитить! Если дальше продолжишь его избивать, то мне придется вмешаться, тебя остановит! Тогда ты сам умрешь! - Внутри головы надзирателя-громилы вдруг появился этот тихий, но удивительно спокойный, убедительный голос неизвестного человека.
На долю секунды громила прекратил избиение генерал-майора Ширмахера. Он осмотрелся вокруг себя, пытаясь разыскать источник этого голоса. В настоящий момент никого из посторонних в этой камере не было! Арестованный N 167743 сейчас недвижимый, избитый, все еще без сознания лежал у его ног!
Тюремный надзиратель Иван Иванович, в тюрьме известный под кличкой "палач", выполнил обыденный приказ одного из следователей Следственной части наркомата НКВД, старшего лейтенанта госбезопасности Татьяны Метелиной. Она ему приказала на глазах заключенного N 128897 произвести показательное избиение заключенного N 167743. Вот он и постарался, выполння этот приказ! К тому Иван Ивановичу очень нравилось, он получал огромное удовольствие, своими кулаками, ногами избивая заключенного! Из человека, превращая его в отбивную котлету! Так и разыскав своего противника, голосом пытавшегося его остановить, Иван Иванович еще раз замахнулся своей ногой, чтобы очередной удар нанести в живот арестанта N 167743.
Но что-то вдруг произошло с его правой, ударной ногой. Она за что-то зацепилась, надзиратель-громила с коротким криком отчаяния рухнул на бетон пола с высоты своего роста. Причем, он упал очень неудачно, его голова так сильно ударилась о бетонный пол тюремной камеры, что череп Иван Ивановича раскололся на несколько частей. Надзиратель-громила безжизненно распростерся на полу, его руки и ноги еще некоторое время шевелились, сжимая и разжимая кулаки. Но вскоре его тело вообще перестало двигаться, под его головой медленно начала расползаться большая лужа крови!
Васька впервые наблюдал со стороны столь трагический результат своего дара. Силой воли он только что убил человека, он подумал, что этот человек должен умереть! И этот человек умер, его сила внушения оказалась настолько сильной, мощной, что головной мозг Иван Ивановича сам прекратил его мыслительные процессы, отключил работу основных органов его организма! Васька тяжело поднялся с топчана, подошел к пока еще теплому телу громилы, попытался прощупать биение пульса его сонной артерии. Но пульс не прощупывался, Иван Иванович умер, так и не сообразив, кто же мог бы покуситься на его жизнь! Позднее тюремный доктор, осматривая труп Ивана Ивановича установит, что этот надзиратель умер от кровоизлияния в головной мозг, произошедшего в результате его падения, а также удара головой о бетонный пол тюремной камеры, в ходе выполнения служебных обязанностей!
- Слушай, Вася, пока избитый надзирателем, генерал Ширмахер не умер, не позволишь ли ты мне поработать над его ранами?! Как немец, этот генерал мне стал немного симпатичен! Я не хочу, чтобы он умер, так что не мог бы ты на пару минут уступить мне свое тело?!
Пока Альфред Нетцке занимался врачеванием ран Александра Генриховича, в камеру N 85 ворвалась целая толпа тюремных надзирателей. Один из них первым же делом мыском сапога так ловко, одновременно очень сильно поддал под копчик Ваське, что тот взлетел чуть ли не под самый потолок! От сильной боли он света белого света не взвидел! Его руки, ноги и само туловище сами собой заработали, отражая удары, нанося свои удары противнику!
Получилось так, что в это время Васькино тело контролировал штандартенфюрер СС Альфред Нетцке, в отличии от Васьки он не сдерживал силы ударов своих кулаков и ног! Когда боль от удара под копчик, наконец-то, прошла, то уже Васька пришел в себя. Он с великим удивлением осмотрелся вокруг себя, до глубины своей души поразился всему увиденному. Почему-то камера была завалена тюремными надзирателями, громко стонущими, беспорядочно елозившими по ее полу!
Рядом с телом только что скончавшегося Ивана Ивановича на полу камеры распластались еще четыре незнакомых тела. Все они были пока еще живыми, тяжело дышали, постоянно переваливались с боку на бок. Они не переставали стонать, но умирать явно не собирались! Внутренне Васька ужаснулся делу своих рук и ног! В душе он поклялся больше никогда контроль над общим телом не передавать Альфреду Нетцке, этой машине смерти! Слишком уж сознание этого, казалось бы, очень вежливого немецкого офицера было подпорчено насилием!
Одним словом, сейчас 85-я камера внутренней тюрьмы на Лубянке превратилась в некое подобие лазарета. Травмированные надзиратели громко стонали, просили о медицинской помощи. Васька прошелся между ними, ладонями своих рук касался их лбов, подкачивая им обезболивающего, а также немного жизненной силы!
Затем он подошел к Александру Генриховичу, нагнулся и довольно-таки легко поднял тело генерала, на своих руках его перенес на топчан. А затем подошел к двери камеры, постучал по ней кулаком, вызывая надзирателя.
4
Следователь НКВД, старший лейтенант войск НКВД Татьяна Яковлевна Метелина, сидела за столом в одной из допросных комнат внутренней тюрьмы Лубянки. Она с интересом присматривалась к арестанту N 128897. Перед ней сидел здоровый, кровь с молоком, деревенский парень, он сидел на табурете, ножки которого были вмурованы в бетонный пол допросной комнаты, чтобы этот табурет арестованный не мог бы использовать в качестве оружия против следователя. Можно было бы сказать, что этот парень ей понравился с первого взгляда. Ее девичье сердце сладко затрепетало, когда она себя представляла в его объятиях! Перешагивая порог комнаты для допросов, арестованный N 128879 ей улыбнулся. Эта добрая мужская улыбка мгновенно растопила ее девичье сердце.
Никогда прежде Татьяна Метелина не испытывала подобных нежных чувств к какому-либо мужчине или к парню. Хотя со школьной парты лет она была окружена друзьями-приятелями по пионерской организации или по комсомолу. По окончанию школы Татьяна легко сдала вступительные экзамены, восемнадцати лет начала учиться в Центральном заочном институте советского права. Днем она работала в Московской милиции секретаршей начальника районного отделения, а по вечерам училась в институте. Вскоре ее заочный институт был преобразован во Всесоюзный юридический заочный институт. В том же году Татьяна Метелина перешла на четвертом курсе вечернего отделения этого института.
В тот же год ей исполнилось двадцать один год. Она не бросила своей работы в Московской милиции, но начальник отделения ее из своих секретарей перевел на работу референтом отдела, занимавшегося разбоем и убийствами.
В том же году по комсомольской путевке Татьяна Метелина была мобилизована, получила направление на службу в охрану одного из женских лагерей НКВД, расположенных под Москвой. Начальник этого лагеря пошел навстречу молодому бойцу конвойных войск НКВД, первую половину дня он разрешил ей проводить на службе, а вечерами по понедельникам, средам, пятницам и субботам она училась советскому праву в Москве. Ей повезло, в том лагере, в охране которого она служила, свои сроки в основном отбывали женщины, осужденные за политические убеждения. Они были миролюбивыми женщинами, своим конвоирам они не угрожали ни ножами, ни заточками, не помышляли о побегах!
Этот год службы одновременно с учебой в вузе, Татьяне показался самым тяжелым годом в ее жизни. В тот год она забыла о личной жизни, зато научилась безукоризненно владеть всеми видами оружия, от пистолета "Наган" до станкового пулемета "Максим". Может быть, поэтому Татьяна Метелина так и не познала, что же это такое настоящая любовь женщины к мужчине?! Так пару раз она переспала с начальником лагеря, со своим командиром роты, но никаких особых чувств эти ночи ей не принесли.
В тот года Татьяна Метелина впервые за свою молодую жизнь вспомнила о существовании бога, она тайком сходила в церковь, чтобы его отблагодарить за то, что он дал ей силы превозмочь все жизненные испытания, окончить учебу в вузе. Получив институтский диплом, он стала дипломированным советским юристом. Казалось бы, что перед ней открылась широкая дорога в жизнь, но в кадрах наркомата НКВД СССР было принято решение не терять такого ценного, перспективного кадра. Ей предложили перейти на работу в Главную следственную часть наркомата НКВД. К этому времени Татьяна Метелина стала достаточно взрослой, чтобы понять, что от подобного предложения не отказываются. Одним словом, ей присвоили звание младшего лейтенанта охранных войск НКВД, направили на работу в Следственную часть центрального аппарата НКВД СССР.