– Вашими молитвами, капитан. Значица, по мере сил. Вот как раз закончили монтировать новую герсу с хитрым воротом. Лично ковал! Ох, а как я рад!.. – Мастер широкого профиля сентиментально смахнул слезинку в уголке глаза.
– Ладно, братец. Ты мне лучше скажи: как там твое хозяйство в подвале поживает?
– А как? Все в лучшем виде, вот только без дела простаивает. А вы к чему спрашиваете? Неужто есть клиент? – Виллем радостно потер руки.
– Возможно, появится… очень скоро. Ладно, иди, братец. Сегодня вечером разобьем парочку бочек мозельского и всласть попируем. Но будь наготове, можешь понадобиться.
– Ваша милость… – Исаак было опять собрался докладывать, но его перебила череда слуг, потащивших в кабинет подносы с едой.
Ага. Матильда опомнилась от шока. Махнул пару глотков винца собственного производства и наколол на нож ломоть осетрины. Недурственно…
– Ваша милость, могу отчитаться по…
– Успеешь еще. Живо яви мне всё про контору Рафы и про него самого. Понял, о ком я? Всё – это значит всё. Абсолютно всё, до последней сплетни. И задумайся, для чего вызван Виллем.
– Простите, ваша милость… Я немного не понял.
– Чего ты не понял? Про кровь христианских младенцев в маце, про отправление нечестивых обрядов и поругание христианских символов. Про поклонение нечистому. Всю его грязь и мерзость – всё мне яви. Про торговые аферы тоже не забудь упомянуть. И не вздумай врать про то, что он честный христианин, – враз на кол сядешь…
– В-ваша м-милость… но я…
– Эй, кто там! Фра Михаэля сюда и передайте Виллему, пусть готовит инструментарий! – отдал я команду, а затем встал с кресла и подошел к бухнувшемуся на колени Исааку. – Знаешь что, Исаак? Я очень ценю тебя… правда, ценю, но речь идет о моей жизни и жизни моих ближних. Так что даже глазом не моргну, отправляя тебя на дыбу. Впрочем, оставляю шанс доказать свою преданность. Делай свой выбор, еврей…
Последовавшую за сим мизансцену можно упустить. Не до такой степени я еще оскотинился, чтобы упиваться собственным сволочизмом. Хотя по сравнению со своими нынешними современниками я просто ангел божий, но равняться на них не хочу… и не буду.
– Можете казнить… – Исаак уронил голову на грудь. – Но большего я не знаю…
Я вздохнул с облегчением… Тьфу ты – а я и вправду приготовился услышать про кровь младенцев и прочую чушь. Но информации все равно с головой хватит, чтобы угробить не только Рафу, но и его папеньку за компанию. Но с папашей мы пока повременим.
– Этого, думаю, хватит. И не изображай из себя страдальца. Тебя хоть пальцем кто-нибудь тронул?
Исаак понуро покачал головой.
– Ты сочувствуешь этому ублюдку?
Опять отрицательный жест.
– Тогда в чем дело?
– Ваша милость… – Еврей печально на меня посмотрел. – Я взял на себя грех доносительства, о чем и печалюсь.
– Это твой долг примерного христианина. Ты примерный христианин, Исаак? Или ты одобряешь сии мерзости и подобное богохульство?
– Истинный христианин! Богохульство не одобряю! – Еврей осенил себя размашистым крестным знамением.
– Вот видишь, а это осиное гнездо рано или поздно и без тебя прихлопнули бы. Да не кривись ты, не кривись. Есть для тебя и хорошие новости.
– А какие, ваша милость? – В глазах Исаака появилась тщательно маскируемая заинтересованность.
– Я попробую решить вопрос таким образом, что предприятие Рафаэля Цимлера будет продано с торгов; и догадайся – кто его купит?
– У меня возникнут проблемы с его отцом, он очень влиятельный человек в гильдии, – задумчиво ответил Исаак. – Вот если…
– Ты не попадешь под подозрение, мало того – окажешься в некотором роде спасителем. Но об этом немного позже. Мне доложили, что ты построил себе домик в Гуттене?
– Да, ваша милость, но вы же сами разрешили…
– Успокойся, я не гневаюсь. Вот прямо сейчас отправляйся туда под домашний арест. Да не закатывай глаза!.. Это только на пару дней. К тебе явится мой аудитор Хорст Дьюль, ему и явишь всю отчетность. Потом оба – ко мне на доклад. Все, свободен. Пригласи сюда фра Михаэля.
– Ваша милость! – Капеллан, войдя в кабинет, состроил умильную рожу и кинулся целовать мне руки. – Слава Пресвятой Деве Марии!
– Рад вас видеть. Присаживайтесь, падре. Нам предстоит кое-что обсудить…
Оторвался от дел только глубоко вечером, причем успел проинспектировать только замок. Все, что вне стен, охватить не успел – устал как собака и перенес на завтра. Ну что же… доволен я. Конечно, не обошлось без матюгов, а в парочке случаев даже тумаками награждать пришлось, но в целом картина мне явилась вполне благопристойная. Порадовали…
Замок полностью отремонтировали; мало того, я его сразу даже не узнал. Сменилась архитектура башен и донжона, появились каменные машикули и парные барбаканы перед въездом. Ров вычистили и углубили, даже пробили потайной подземный ход к берегу моря. Словом, порадовали хозяина, хотя и придется переделывать артиллерийские площадки на башнях. Угол обстрела меня категорично не удовлетворяет. Кстати, орудия на них уже стоят. Двенадцать казнозарядных фальконетов, снятых с шебеки, бомбический единорог в единственном числе и какая-то жуткая вундервафля от Фена. Демонстрация назначена на утро. Черт, попал в жесткий временной цейтнот. В баронии я могу задержаться максимум на неделю, причем за это время надо еще провернуть спектакль в Антверпене…
– Жан… – Матильда мягко убрала мою руку, – доставь мне удовольствие.
– Ладно, kotik. – Я откинулся на спинку кресла. – Но право дело, лучше бы ты присматривала за дочурками.
Матильда заявилась в кабинет и вознамерилась лично провести акт омытия мне ног, так сказать, продемонстрировать свою любовь и покорность. Черт знает что…
– С ними все в порядке, – улыбнулась фламандка. – Мне очень приятно, что ты о них так заботишься… Вот и все, а теперь позволь мы переоденем тебя. Все уже для праздника готово. Петер своих поварят совсем загнал, но кричит: не ударю в грязь лицом перед хозяином!
– Это хорошо.
Посмотрел на свою женщину. Фламандка стала еще привлекательнее. Добавилось какое-то внутреннее очарование. Немного раздобрела после родов, но это ей неимоверно идет. И еще: слово "заматерела" может на первый взгляд показаться неприменимым по отношению к женщине, но тем не менее оно происходит от слова "мать", то есть рожавшая женщина. Так вот, Матильда именно заматерела, ее красота стала похожа на вкус выдержанного вина: такая же изысканная и благородная. Просто удивительно, что она не имеет в себе ни капельки благородной крови.
– Мати, ты мне никогда не рассказывала, откуда ты родом… – Я вытянул руки, позволяя снять с себя камизу.
– Из Брюсселя, милый.
– Кто твои родители?
– Не шевелись, я зашнурую завязки…
– Не заговаривай мне зубы: кто родители?
– Отец всю жизнь паромщиком был. Мать – белошвейкой. Только их уже нет… Этот пурпуэн или этот?
– Сожалею… Бархатный с кожаными вставками давай…
Беседуя с фламандкой, я ощущал полное умиротворение и даже, черт подери, наслаждение. Наверное, это и есть любовь? Да, я кобель еще тот, образ героического барона-сердцееда обязывает, но ни с одной женщиной я себя не чувствовал так спокойно и хорошо. Будь проклято это средневековье! Лучшей жены я себе никогда не найду, но клятые сословные законы ставят непреодолимые препятствия. Да и черт с ними. Обойдемся без штампа в паспорте. Что? Верно: какой, на хрен, паспорт?.. Тьфу ты… опять определения двадцать первого века в голову лезут…
– Ну вот… – Матильда поправила орден у меня на шее и отступила на шаг. – Милый, ты настолько хорош, что девки, наверное, штабелями падают.
– Не говори чушь! – Я резко прекратил неприятную для себя тему. – Ты сама готова?
– Я с детками побуду. – Матильда чмокнула меня в щечку и направилась на выход, сопровождаемая стайкой служанок. У двери обернулась и, лукаво улыбаясь, заявила: – Буду ждать тебя в спальне: хочу проверить, не растратил ли ты силы на благородных сучек.
– И докажу…
Луиджи и Пьетро открыли тяжелые резные двери. Сделал шаг вперед и остановился.
Сводчатые потолки, огромный камин, в котором пылают смолистые бревна, гобелены трепещут под легким сквозняком, языки пламени, отблескивая на потолочной росписи, оживляют образы сюжета. Красиво и мрачно… как и должно быть в настоящем рыцарском замке. Тем более – в моем.
По залу прошел гул. Я посмотрел на ближников…
Вот Питер в лихо заломленном поварском колпаке застыл с шеренгой своих поварят возле громадного блюда с запеченным целиком вепрем. Вот Тиль Веренвен смущенно потирает бороду. А это Самуил бен Гурион теребит пушистый пейс. А это инженерные гении Фиораванти и Фен. Рядом с ними – благодушная рожа фра Михаэля и красная, как начищенный медный котелок, обширная физиономия Виллема Аскенса. Дальше – Гуус Бромель, Торвальд Баумгартнер, Мюст Хиддель, еще преданные морды разбойного вида…
– Рад вас видеть, братья! Ну что – нажремся?
– А как жа-а-а-а!..
Глава 12
– Заряжай… – Я дал отмашку серебряной ложкой.
Завтракаю я. Вчера погуляли на славу. О-ох-х, погуляли… Со всеми приличествующими атрибутами: пальбой из пушек и пистолей, разрубанием столов алебардами и прочими веселыми штучками. Сегодня еле встал, а теперь осторожненько вкушаю антипохмельный крепчайший бульончик из великого количества сортов дичи. Хотя чувствую, что без кисленького мозельского не обойтись. Значица, завтракаю и одновременно являю собой приемно-испытательную комиссию. Фен демонстрирует свою вундервафлю.
Устройство являет собой двухметровой длины бронзовую трубу калибром примерно триста миллиметров. Труба прикреплена к простому вертлюгу, который в свою очередь крепится к массивной треноге. Вот и все описание. Я даже не интересовался устройством девайса, и так ясно: оно ракетами пуляет. А вот как ракета сработает – мне весьма интересно. Но поглядим; китаеза с подручными уже запихивают в трубу здоровенный цилиндр ракеты. Глиной они ее, что ли, обмазали? Надо бы отойти в сторону, от греха подальше…
Фен повернул ко мне узкоглазую рожицу и, увидев ободряющий кивок, поднес запальник к фитилю. Посыпались веселенькие искры. Секунду ничего не происходило, а затем из торца трубы с ревом протянулся громадный язык пламени. Ракета, слегка вихляясь и оставляя за собой чадные клубы дыма, помчалась к соломенным манекенам, расположенным на берегу моря. Причем летела не в них, а с хорошим таким перелетом… Промазал механикус, хотя зрелище впечатляет… Но что это?.. Матерь божья!!!
Над самой целью ракета разлетелась на множество пламенеющих шаров, которые в свою очередь разорвавшись, вспухли сплошной стеной огня.
– Ну ни хрена себе!!! Обер-лейтенант-инженер, ко мне!
– Господин… – Фен пытался скрыть довольное выражение узкоглазой мордочки.
– Как ты устанавливаешь дистанционную трубку?
– Господин?..
М-да… право дело, я слишком много от него хочу…
– Как ты устроил, что снаряд взорвался прямо над целью?
– Э-э-э… господин… – смешался китаец. – Измерил расстояние… а потом под него соорудил запал…
– То есть если потребуется выстрелить на половину туаза, то придется строить новую ракету?
– Да господин. Я вымерял заряд в запале под расстояние в шесть сотен шагов. Как раз столько до берега моря. Но могу рассчитать и на большее. Можно устроить боекомплект из ракет, приспособленных на разные расстояния.
– Понятно. А теперь яви мне расходы на постройку сего чуда и стоимость каждой ракеты…
А сам уже решил построить три таких установки. С собой, на службу, я их, конечно, не потащу: нехрен естественному развитию военного дела пинки давать. Может так аукнуться, что всю историю с ног на голову перевернет. А вот на стенах моего замка девайсы вполне органично будут смотреться. Ежели кто полезет, то – ух…
– …а вечером чертежи – ко мне в кабинет: подумаем, как можно улучшить эту хрень…
Следующим номером испытаний шел бомбический единорог.
Завтрак закончил, здоровье немного поправилось, соответственно и настроение тоже. Инженеры, разглядев улыбку, значительно воспрянули духом. Им отчего-то мнилось, что я по приезде посажу их на кол за растраты. А растраты оказались действительно значительные. Но не посажу: хрен с ними, растратами этими. Даже наоборот, буду пылинки сдувать. Красавцы, однако…
Итак, вот он – знаменитый единорог графа Шувалова образца примерно середины восемнадцатого века. Все честь по чести, вот только испохабили его всякой затейливой лепниной механикусы. Но это мелочи. Я проектировал его исходя из калибра шестьдесят четыре фута, то есть примерно двести пятнадцать миллиметров, но так как метрической линейки у меня под рукой нет, заданный калибр примерно условен. На глазок, значица.
– На каком составе литья остановились?
– Одиннадцать частей олова на сто частей меди, – с поклоном ответил Фиораванти. – Пробовали разное, даже серебро добавляли, но остановились на этом.
– Что скажете, мэтр Рафаэлло? – поинтересовался я у своего мэтра артиллерии, которого ради такого случая взял с собой в баронию.
– Не знаю даже, что сказать, капитан… – Ломбардец засунул руку в дуло и что-то там проверял. – Надо пробовать…
– Попробуем? – Я катнул ногой полое чугунное ядро. – Сколько таких уже есть?
– На это орудие – пять десятков полых и столько же пробивных… да сотня обычных круглых. Да четыре десятка зажигательных… – Фен сверился с записями в блокноте и продолжил: – А в общей сложности, на все наши орудия, около пятисот снарядов разного вида. Но на этом пока все, печи мои уже не работают. Сырья нет. Если на то будет ваш приказ, то можем заказать руду…
– Повременим пока. Заряжай, что ли?..
В ядро специальным совочком засыпали порох, чуток уплотнили и забили деревянную брандтрубку. Затем его увязали на картуз, то есть пыж с выемкой. И осторожненько поместили на пороховой заряд в дуло. Все согласно статье в журнале, которую я, к счастью, запомнил. Дурень, знал бы, чем дело обернется – в библиотеке так бы и поселился…
Из орудия уже палили, но обычными ядрами, а вот бомбой еще не пробовали…
Вспышка пламени, оглушающий грохот, единорог резво прыгнул назад, а бомба, оставляя за собой едва заметный дымный след, по дуге полетела к деревянному срубу, который ради такого случая возвели на берегу… Но не долетела, лопнув черным комочком дыма где-то метров за десять.
– Твою же мать! Она таки взорвалась! – заорал я, не веря своим глазам, и, плюнув на дворянскую гордость, побежал к мишени. Пошарил взглядом и, торжествующе матерясь, выколупал кинжалом из бревна здоровенный чугунный осколок.
После тщательных поисков нашли еще три кусочка и почти ровную половинку бомбы.
Зараза! Как же ее заставить разлетаться на кучу мелких осколков?..
Бомбы по итогу выпалили все, развалив сруб до основания. Устойчивой осыпи осколков так и не получилось. Бомбы рвались, как им самим вздумается, причем треть так и вообще не взорвались. И как с этим бороться, хрен его знает. Разве что опять с чугуном экспериментировать? Хотя по пехоте я ими работать не собираюсь, а по кораблям и фугасного действия хватит. Зато выяснилось, что "Бабай", как я назвал единорог, может закидывать бомбы на полторы тысячи шагов. А бронзовые пробивные снаряды, за основу которых я взял обычную охотничью пулю Блондо и назвал "катушками", так и на все две с половиной. Причем вполне сохраняют некоторую устойчивость на всем протяжении полета. Нет, я все-таки красавчик. Так и не терпится испытать на ком-то. И испытаю, но для начала "Бабай" надо переставить на морской лафет.
Обедал уже в бухте, вернее – на борту своей "Победы", сиречь "Виктории". Рыбачки расстарались свежайшей осетринкой, которую и запекли на решетке со всем почтением и старательностью. Добавим легонькое винцо, горячий хлеб, чуток приличествующих заедок – и большего не надо. Вкуснотища, однако.
В бухте ударными темпами возводили бастион и основательный каменный причал. Причем последний был уже в завершающей стадии готовности. За что архитекторы и были удостоены величайшей похвалы. Особенно меня обрадовал небольшой двухэтажный домик на берегу. Такой аккуратненький, с настоящей китайской беседкой, запрудой и садиком. Угодили, черти! Будет мне за дачу. Да и деткам на свежем воздухе пользительно.
Облазил шебеку от носа до кормы. Особых изменений не произошло, разве что казнозарядные фальконеты сменили "примерно" стопятидесятимиллиметровые дульнозарядные пушки с длиной ствола пятнадцать калибров. Да, еще восемь мелкокалиберных фальконетов на вертлюгах появились. Словом, работы с судном еще остается, как говорится – начать и закончить. Первым делом надо средства на посеребренные баки для воды выгадать, а то в бочках она уже через неделю пованивать начинает. Да с парусным вооружением требуется пошаманить. Латинские паруса – это, конечно, хорошо, но…
Эх… так бы и остался на корабле, но надо успеть везде. Пивоварни, сыроварни, солильни, коптильни, пушечный цех и плавильня, да новую деревню надо проинспектировать, да на сегодня назначен приемный день, придется суд сеньора чинить. Сервы мириться между собой не хотят, требуют рассудить. Опять же четырех браконьеров поймали в моем леске; прежде чем им правые руки отрубят, надо рассмотреть дело по существу. Суета, однако, но мне нравится и уже не пугает перспектива завязнуть в бытовухе.
Проинспектировал склады, забитые добром, награбленным моими морскими разбойничками, и приказал Веренвену:
– Тиль, строй команду в полной выкладке. Посмотрим, чем вы тут занимались. Да живее!
– Как прикажете, ваша милость.
Короткая суматоха – и на верхней палубе выстроилась неровная двойная шеренга.
– Мэтр Пелегрини – вы сразу забирайте канониров и проверьте хорошенько. как они справляются. Если требуется, выйдем в море на стрельбы.
Прошелся вдоль строя и остановился возле здоровенного бородатого детины:
– Кто такой есть? Ответствуй.
– Шеф абордажной команды Юпп Зельвегер! – браво рявкнул бородач и преданно вперился мне в глаза.
Преданно – это хорошо. Придирчиво осмотрел детину… Опрятен, вид здоровый, примерно бодрый. Зубы хоть и чернющие, но все на месте. А что? Здоровые зубы в первую очередь – признак здоровья общефизического. Обмундирован в справную кирасу, под которой длинная кольчуга двойного плетения. На башке начищенный шапель с наушниками. Длинный фальшион на поясе и круглый щит. На плече висит арбалет-кракинен. Прямо скажу: смотрится браво и угрожающе.
– Сколько под твоим началом людей, Юпп Зельвегер?
– Тридцать душ, из них чистых абордажников – половина, остальные – матросы, по боевому расписанию приданные моей команде!
– Рассказывай, как действуешь при абордаже…