Но в конце концов Игрейна согласилась пойти к службе. Хотя новая вера очень не пришлась ей по душе, Амброзий был христианином, христианство стало религией цивилизованных жителей Британии и неизбежно распространится все шире; и Утер подчинится всенародному обычаю, уж каких бы там взглядов ни придерживался про себя. Игрейна не ведала - да и откуда бы? - как там у Утера обстоит дело с вероисповеданием. Узнает ли она об этом когда-нибудь? "Он поклялся, что придет ко мне на зимнее солнцестояние". Игрейна потупила взгляд и попыталась сосредоточиться на словах проповеди.
Сгустились сумерки. Игрейна втолковывала что-то на кухне своим прислужницам, когда от дальнего конца мыса послышался какой-то шум, затем - цокот копыт и громкий оклик со двора. Молодая женщина приспустила на плечи капюшон и выбежала за дверь, Моргауза - за нею. У ворот толпились воины в римских плащах вроде того, что носил Горлойс, но стража преграждала им путь длинными копьями.
- Лорд мой Горлойс распорядился: в его отсутствие никто не имеет права войти в замок, кроме самого герцога.
Из толпы вновь прибывших выступил один, на голову выше прочих.
- Я - Мерлин Британии, - возгласил он. Звучный его голос раскатился эхом в тумане и сумерках. - Отойди, смертный, или ты посмеешь закрыть двери передо мной!
Стражник, во власти инстинктивного благоговения, отступил назад. Но тут, решительно взмахнув рукой в запрещающем жесте, вперед шагнул отец Колумба.
- Я закрою перед тобой двери. Лорд мой герцог Корнуольский особенно оговорил, что тебя, старый колдун, не должно впускать в замок ни при каких обстоятельствах. - Солдаты открыли рты, а Игрейна, невзирая на гнев - глупый назойливый святоша! - поневоле восхитилась его мужеством. Бросить вызов Мерлину всей Британии - это не шутка!
Отец Колумба воздел подвешенный к поясу тяжелый деревянный крест:
- Во имя Христа, заклинаю: сгинь, пропади! Во имя Господа, возвращайся в царство тьмы, откуда пришел!
Мерлин звонко расхохотался, и от смутно темнеющих в тумане стен отозвалось эхо.
- Достойный брат во Христе, твой Бог и мой - одно и то же. Ты и впрямь надеешься, что я развеюсь в дым от твоих заклинаний? Или ты принимаешь меня за какого-нибудь гнусного демона, порождение мрака? Это не так, разве что наступление Господней ночи ты назовешь торжеством тьмы! Я пришел из земли не темнее, чем Летняя страна, и, глянь-ка, у этих людей - кольцо самого лорда герцога Корнуольского. Вот, смотри. - Ярко полыхнул факел, один из закутанных в плащ воинов протянул руку. На указательном пальце блестело Горлойсово кольцо.
- А теперь впусти нас, отец, ибо никакие мы не демоны, а смертные люди, мы продрогли, устали и путь проделали немалый. Или прикажешь нам перекреститься и прочитать молитву для вящей убедительности?
Игрейна вышла вперед, нервно облизнула губы. Что здесь происходит? Откуда у них Горлойсово кольцо, если эти люди - не посланцы герцога? Но тогда кто-нибудь из них непременно обратился бы к ней, к Игрейне. Никого из ратников она не узнавала, не говоря уж о том, что Горлойс никогда бы не выбрал в посланцы Мерлина. Что, если Горлойс мертв и ей таким образом доставили весть о его гибели?
- Дайте мне взглянуть на кольцо, - резко потребовала она. Голос ее внезапно словно охрип. - Это в самом деле его знак или подделка?
- Кольцо подлинное, леди Игрейна, - прозвучал хорошо известный ей голос, и Игрейна, наклонившись, чтобы рассмотреть перстень в свете факела, увидела знакомые ладони - крупные, широкие, мозолистые, а над ними - то, что до сих пор прозревала только в видении. Руки Утера, поросшие мелкими волосками, обвивали змеи, вытатуированные синей вайдой, - по одной на каждом запястье. Колени у молодой женщины подогнулись, Игрейна испугалась, что того и гляди рухнет на камни посреди двора.
Он поклялся: "Я приду к тебе на зимнее солнцестояние". И пришел, с кольцом Горлойса!
- Мой лорд герцог! - порывисто воскликнул отец Колумба, выступая вперед, но Мерлин, воздев руку, решительно оборвал его излияния.
- Молчи! Приезд гонца должно сохранить в тайне, - объявил он. - Ни слова. - Священник, изрядно озадаченный, тем не менее, покорно отступил, принимая закутанного в плащ воина за Горлойса.
Игрейна присела до земли, все еще во власти сомнений и тревоги.
- Лорд мой, войди же в дом, - пригласила она, Утер, закрывая лицо плащом, протянул руку, - ту, что с кольцом, - и сжал ее пальцы. На ощупь они были холодны как лед, но его ладонь, теплая, крепкая, поддерживала молодую женщину, не давая упасть, на всем пути к зале.
Герцогиня в смятении заговорила о пустяках.
- Принести ли вина, лорд мой, или послать за снедью?
- Ради Господа, Игрейна, сделай что-нибудь, чтобы нам остаться наедине, - прошептал Утер, наклонившись к самому ее уху. - У святого отца глаза зоркие даже во тьме, а мне нужно, чтобы в замке считали, будто и впрямь приехал Горлойс.
Молодая женщина обернулась к Изотте.
- Накорми воинов здесь, в зале, и лорда Мерлина тоже: принеси им еды, пива, подай воды для умывания и всего, чего они пожелают. Я побеседую с лордом герцогом в наших покоях. Пришли туда вина и снеди, да не мешкая.
Слуги так и бросились во все стороны, спеша исполнить волю госпожи. Мерлин отдал одному из воинов свой плащ и осторожно установил арфу на скамью. Моргауза встала в дверях и беззастенчиво оглядела солдат. Высмотрела высокую фигуру Утера, присела до полу.
- Лорд мой Горлойс! Добро пожаловать, милый братец! - воскликнула она, шагнув к нему. Утер чуть заметно покачал головой, и Игрейна поспешно метнулась между ними. "Что за нелепость, даже в плаще Утер похож на Горлойса не больше меня!" - нахмурившись, думала она.
- Лорд герцог устал, Моргауза, и не в настроении слушать детскую болтовню, - резко прикрикнула она. - Забери Моргейну в свою комнату, сегодня ночью она поспит у тебя.
Моргауза, недовольно насупившись, подхватила Моргейну и потащила ее вверх по лестнице. Намеренно отстав, Игрейна нашла руку Утера, так, сплетя пальцы, они поднялись по ступеням. Что это еще за притворство и зачем? Сердце ее колотилось так, что молодой женщине казалось, она вот-вот потеряет сознание. Она ввела гостя в свой с Горлойсом брачный покой и заперла дверь.
Едва оказавшись внутри, Утер потянулся к ней, спеша обнять. Он стоял, откинув капюшон, с пропитанными влагой волосами и бородой, раскинув руки, но Игрейна не сделала и шагу ему навстречу.
- Лорд мой король! Что происходит, отчего все принимают тебя за Горлойса?
- Толика Мерлиновой магии, - усмехнулся Утер. - Главным образом плащ и кольцо, ну и чар немножко, хоть они и нестойкие, если бы меня увидели в ярком свете и без плаща, колдовство тут же бы и развеялось. А ты, я гляжу, не обманулась, я так и думал. Это все видимость, а никакое не Послание. Я поклялся, что приду к тебе на зимнее солнцестояние, Игрейна, и обет свой я сдержал. Неужто за все свои великие труды я не заслужил и поцелуя?
Молодая женщина подошла к гостю, сняла с него плащ, но от прикосновения уклонилась.
- Лорд мой король, откуда у тебя кольцо Горлойса?
Лицо его посуровело.
- А, это? Я срубил кольцо у него с руки в открытом бою, но клятвопреступник бежал, поджав хвост. Не пойми меня превратно, Игрейна, я пришел сюда по праву, а не как тать в ночи; чары - это лишь для того, чтобы спасти твою репутацию в глазах мира, не более. Я не допущу, чтобы мою будущую жену заклеймили прелюбодейкой. Но, повторю, я пришел сюда по праву: жизнью Горлойса ныне распоряжаюсь я. Он владел Тинтагелем как вассал Амброзия Аврелиана, вассальную клятву он в свой черед принес и мне, и ныне замок для него потерян. Ты ведь понимаешь это, леди Игрейна? Никакой король не допустит, чтобы присягнувшие ему люди безнаказанно нарушали обеты и поднимали оружие против законного правителя!
Игрейна наклонила голову, подтверждая правоту его слов.
- Горлойс уже погубил труды целого года в том, что касается борьбы с саксами. Когда он уехал из Лондона со своими людьми, один я не мог выстоять против врага, так что мне пришлось отступить, бежать, отдать город на разграбление захватчикам. А ведь это мой народ, и я клялся его защищать. - Утер горько поморщился. - Вот Лота я могу извинить, Лот вообще отказался приносить клятву. С ним мне еще предстоит свести счеты: Лот либо заключит со мною мир, либо я сброшу его с трона и вздерну на виселицу, - однако он не изменник и не предатель. Горлойсу я доверял, он принес клятву - и нарушил ее; и вот, труды Амброзия, на которые тот всю жизнь положил, пошли прахом, и мне придется все начинать сначала. Дорого же обошелся мне Горлойс, так что я пришел отобрать у него Тинтагель. И жизнь его я тоже возьму, и он об этом знает.
Лицо его окаменело. Игрейна нервно сглотнула.
- И жену его тоже отберешь - силой и по праву, как отобрал Тинтагель?
- Ах, Игрейна, - проговорил Утер, привлекая ее к себе. - Мне ли не знать, какой выбор ты сделала; ведь я видел тебя в ночь великой бури. Если бы ты не предостерегла меня, я бы потерял лучших своих бойцов, да и жизнь тоже, надо думать. Благодаря тебе, когда Горлойс обрушился на нас, я был готов его встретить. Вот тогда-то я и срубил кольцо с его пальца, и всю руку бы отсек, вместе с головою, да только он успел удрать.
- Я понимаю: здесь выбора у тебя не было, лорд мой король, - промолвила Игрейна. Но тут раздался стук в дверь. Одна из прислужниц внесла поднос со снедью и кувшин с вином и, пролепетав: "Лорд мой", присела до полу. Игрейна машинально высвободилась из рук Утера, забрала еду и вино, закрыла за женщиной дверь. Взяла Утеров плащ - в конце концов, не так уж он и отличается от горлойсовского - и повесила на столбик кровати сушиться, нагнулась и помогла гостю снять сапоги, забрала перевязь вместе с мечом. "Как подобает покорной жене и супруге", - зазвучал внутренний голос, но Игрейна знала - она и впрямь свой выбор сделала. Утер прав: Тинтагель принадлежит Верховному королю Британии, и госпожа замка - тоже, причем по собственной своей воле. Она сама вручила себя королю - и никому иному.
Прислужницы прислали варево из сушеного мяса с чечевицей, свежеиспеченный хлеб, немного мягкого сыра и вино. Утер набросился на еду так, словно умирал с голоду:
- Я вот уже два месяца как живу под открытым небом, спасибо треклятому предателю, которого ты зовешь мужем, сегодня я поем под крышей впервые со времен Самайна; этот твой святой отец, надо думать, не преминул бы напомнить, что правильно говорить "день всех святых".
- Эта жалкая снедь готовилась на ужин слугам и мне, лорд мой король, она никоим образом не годится для…
- На мой взгляд, это угощение в самый раз для рождественского пира после всего того, чем я питался на холоде, - буркнул Утер, громко жуя, разрывая хлеб сильными пальцами и подцепляя ножом кусок сыра. - И неужто я не дождусь от тебя иных слов, кроме "лорд мой король"? Я так мечтал об этом мгновении, Игрейна, - проговорил он, откладывая сыр и завороженно глядя на молодую женщину. Утер обнял ее за талию и притянул ближе. - Так-таки и ни словечка любви у тебя для меня не найдется? Возможно ли, что ты до сих пор верна Горлойсу?
Игрейна не вырывалась.
- Я свой выбор сделала, - вслух объявила она.
- Я так долго ждал… - прошептал Утер, привлекая ее к себе, так, что коленями она уперлась в его бедро, и проследил рукою контуры ее лица. - Я уж начал бояться, что этого не произойдет никогда; и вот мы вместе - а у тебя для меня ни слова любви, ни ласкового взгляда… Игрейна, Игрейна, неужто мне лишь приснилось, что ты любишь меня и хочешь? Может, мне следовало оставить тебя в покое?
Все тело Игрейны, словно на холоде, сотрясала крупная дрожь.
- Нет, нет… - прошептала она. - Или, если это был сон, так, значит, сны видела и я. - Молодая женщина подняла глаза, не зная, что еще сказать и что сделать. Утер не внушал ей такого страха, как Горлойс, но теперь, в преддверии решающего мгновения, она вдруг подумала, во власти накатившей паники, с какой стати она зашла так далеко. Гость по-прежнему удерживал ее, обнимая одной рукою. Но вот Утер усадил ее к себе на колени, и она, не сопротивляясь, прижалась головой к его груди.
Утер накрыл широкой ладонью ее тонкое запястье.
- Я и не представлял, какая ты хрупкая. Ты высокая, я привык считать тебя статной, царственной женщиной… а на самом деле ты совсем махонькая: я тебя голыми руками с легкостью сломаю, ишь, косточки как у пташки… - Пальцы его сомкнулись вокруг ее запястья. - И такая юная…
- Не такая уж и юная, - нежданно для себя самой рассмеялась Игрейна. - Я вот уж пять лет как замужем, и у меня ребенок.
- И однако ж ты слишком молода для всего этого, - возразил Утер. - Это твоя малышка была там, внизу?
- Да, моя дочка Моргейна, - кивнула Игрейна. И внезапно поняла: Утер тоже чувствует себя неловко, не ведая, как к ней подступиться. Молодая женщина инстинктивно осознала: несмотря на его тридцать с чем-то лет, до сих пор Утер имел дело только с женщинами, добродетелью не обремененными, а целомудренная дама, равная ему по рождению, для него внове. У Игрейны внезапно заныло в груди: ах, если бы она знала, что нужно делать и что говорить!
Оттягивая неизбежное, она провела свободной рукой по татуировке в виде змей на его запястьях.
- Прежде я их не видела.
- Верно, - кивнул Утер. - Это я получил в день коронации на Драконьем острове. Хотел бы я, чтобы ты была там со мною, моя королева, - прошептал он, обнял ее лицо ладонями и, запрокинув ей голову, поцеловал в губы. - Не хочу испугать тебя, - шепнул он, - но мне так долго снилась эта минута, так долго…
Дрожа, Игрейна позволила целовать себя, удивляясь необычности ощущений, чувствуя, как в глубине ее существа всколыхнулось нечто нежданное. С Горлойсом она ничего подобного не испытывала… и внезапно снова накатил страх. С Горлойсом Игрейна всегда ощущала себя так, словно с ней что-то делают, а сама она к происходящему не причастна, она всегда вольна отойти в сторону и отстраненно наблюдать за событиями. Она всегда оставалась самой собою, Игрейной. Но, почувствовав прикосновение Утеровых губ, она поняла, что более не сможет держаться обособленно, никогда больше не вернется к себе - прежней. Мысль эта повергала ее в ужас. И все-таки сознание того, сколь сильно Утера влечет к ней, заставляло кровь быстрее струиться по жилам. Рука ее крепче сомкнулась вокруг синих змей на запястьях.
- Я видела их во сне… но я думала, это только сон.
Утер серьезно кивнул:
- Вот и мне они снились задолго до того, как я ими обзавелся. И думалось мне, что и у тебя есть что-то подобное, на руках до самых плеч… - Он снова взялся за хрупкое запястье и провел по нему пальцем. - Только твои - золотые.
По спине у Игрейны пробежали мурашки. Да, то был не сон, но видение из страны Истины.
- Вот целиком я этот сон вспомнить не могу, - продолжал между тем Утер, глядя куда-то поверх ее плеча. - Мы вместе стояли на бескрайней равнине, и еще там было что-то вроде кольца камней… Что это значит, Игрейна, отчего мы видим одни и те же сны?
Голос ее дрогнул, как если бы к горлу подступили слезы.
- Возможно, всего-навсего то, что мы предназначены друг другу, король мой… мой лорд… любовь моя.
- Моя королева, возлюбленная моя… - Утер внезапно вскинул глаза: долгий взгляд, затянувшийся вопрос… - Воистину, время снов прошло, моя Игрейна. - Он запустил пальцы в ее волосы, распустил, и пышная волна в беспорядке рассыпалась по ее вышитому воротнику, по его лицу, дрожащими руками Утер пригладил длинные пряди. Он поднялся на ноги, не выпуская любимую из объятий. До сих пор Игрейна и не догадывалась, как сильны его руки. Двумя гигантскими шагами он пересек комнату и уложил молодую женщину на постель. Опустился на колени рядом с нею, наклонился, вновь поцеловал ее.
- Королева моя, - прошептал он. - Хотелось бы мне, чтобы и тебя увенчали короной вместе со мною в день моей коронации… Там в ходу обряды, о каких христианину и знать не подобает, но Древний народ, что жил здесь задолго до того, как на острова пришли римляне, отказался признать меня королем без надлежащих церемоний. Долгий путь я проделал, чтобы попасть туда, и готов поручиться, что часть его пролегает отнюдь не в этом, известном мне мире.
Эти слова воскресили в памяти Игрейны рассказ Вивианы о том, что миры постепенно отдаляются друг от друга, погружаясь в туманы. А подумав о Вивиане, молодая женщина тут же вспомнила, о чем просила ее сестра и как она, Игрейна, упрямо отказывалась.
"Я же не знала. Тогда я была так молода, так неискушенна, я ровным счетом ничего не знала, не знала, как все мое существо может таять, изнывать и терзаться, кружиться в неодолимом вихре…"
- А пришлось ли тебе заключить Великий Брак с землей, как это делалось в старину? Я знаю, что от короля Бана из Малой Британии этого потребовали… - И внезапно Игрейна почувствовала болезненный укол ревности: чего доброго, какая-нибудь жрица или просто женщина стала для него воплощением земли, которую Утер поклялся защищать!
- Нет, - отозвался Утер. - И я не уверен, что пошел бы на такое, но от меня ничего и не потребовали. Кроме того, Мерлин сказал, что это он, как водится у Мерлинов Британии, поклялся умереть, буде возникнет нужда, жертвуя собою во имя своего народа… - Утер умолк на полуслове. - Но тебе это мало о чем говорит…
- Ты позабыл, - напомнила Игрейна. - Я воспитывалась на Авалоне, моя мать была жрицей, а моя старшая сестра ныне - Владычица Озера.
- Ты тоже жрица, моя Игрейна?
Она покачала головой, собираясь просто ответить "нет", но вместо этого произнесла:
- Не в этой жизни.
- Не знаю… - Утер снова проследил контур воображаемых змей, свободной рукою касаясь своих собственных. - Думаю, я всегда чувствовал, что живу не в первый раз… кажется мне, жизнь слишком значима, чтобы прожить ее лишь однажды, а затем угаснуть, точно светильник под порывом ветра. И отчего, впервые увидев твое лицо, я почувствовал, будто помню тебя со времен до сотворения мира? Это все великие таинства, и, сдается мне, тебе о них ведомо побольше меня. Ты говоришь, что ты не жрица, однако ты достаточно искушена в колдовстве, чтобы прийти ко мне в ночь великой бури и предостеречь меня… Пожалуй, лучше мне от расспросов воздержаться, а то, чего доброго, услышу от тебя такое, что христианину знать не полагается. Что до вот этих, - он вновь коснулся змей пальцем, - если я и впрямь носил их в прошлой жизни, наверное, вот почему старик, накалывая их мне на запястьях в день коронации, сказал, что они мои по праву. Я слыхал, христианские священники прогнали с островов всех змей… но я драконов не боюсь и ношу их в знак того, что земля эта отныне под моей защитой, точно под драконьим крылом.
- Тогда ты непременно станешь величайшим из королей, лорд мой, - прошептала она.
- Не называй меня так! - перебил Утер, склоняясь над ней и припадая к ее губам.
- Утер, - выдохнула молодая женщина словно во сне.