8 июня 1942 года, Полдень. Москва, Дача Сталина в Кунцево.
Василий Сталин осторожно вошел в отцовский кабинет и прикрыл за собой дверь.
– Здравствуй, отец, – тихо сказал он, остановившись сразу за порогом.
– Здравствуй, Василий, – ответил Вождь, внимательно рассматривая сильно изменившегося за последнее время сына, – проходи, не стесняйся. Говорят, там, под Брянском, ты не был таким скромным.
Василий пожал плечами.
– Так там была война, отец, – произнес он, – Иваныч, то есть, товарищ Покрышкин, говорит, что скромникам в военном небе не место. Если будешь разевать варежку – сожрут к чертовой матери, и никакая новая техника не поможет. Действовать надо смело, решительно, но, в то же время, не терять голову и понапрасну не рисковать. Знаешь, отец, я с ним полностью согласен. Думаю, что семьдесят пять процентов расчета и двадцать пять процентов риска – это, как раз то, что принесло нам успех под Брянском.
Верховный с интересом, и даже с уважением посмотрел на сына.
– А ты поумнел, Василий, – констатировал он, – и повзрослел. Был балбес в форме, а сейчас передо мной взрослый мужчина, боец. Не зря я тогда отправил тебя в Кратово. Вижу, что ОНИ сделали из тебя человека.
– Знаешь, отец, – задумчиво сказал Василий, – ОНИ мне просто сказали: Василий, ты СТАЛИН, а потому ты должен быть, а не казаться. Надо быть таким, чтобы тебе, отец, никогда уже не было за меня стыдно. Я так и стараюсь делать. Наверное, у меня что-то получается.
– Получается, Василий, – одобрительно кивнул Верховный, – и командующий корпусом Савицкий, и твой комдив Руденко, все они тебя хвалят. Отличный, мол, летчик, и хороший командир полка. Про эти твои штучки с пьянками-гулянками теперь мне никто уже говорит. Я рад за тебя, сынок. Ты смог перебороть в себе эту дурную привычку, и это приятно для отца.
– Папа, – сказал Василий, – я понял, что нельзя дурманить себя водкой. Война требует людей с острым и свежим умом. И, вообще, у меня теперь есть по-настоящему большая мечта и цель жизни. Я хочу полететь в космос, если не первым, то вторым обязательно. А для этого требуется безупречная репутация и железное здоровье. Мы тут с ребятами еще в Кратово немного подумали, и пришли к выводу, что с учетом всех имеющихся у нас сведений, отправить первого человека на орбиту СССР сумет лет на десять раньше, в году примерно пятидесятому.
– Даже так, Василий? – улыбнулся Верховный, – Я очень рад, что у тебя ТАКАЯ мечта, а не как у некоторых… Не буду тебя разочаровывать, потому что, наверное, ты прав. Если большевики поставят перед собой эту цель, то они ее обязательно добьются. Меня тут уже убеждали – насколько это важное и нужно дело – космос. Могу тебе сказать, что товарищ Королев над этим вопросом уже работает, пока, правда, чисто теоретически. Сумеешь и дальше держать себя в руках – будет тебе отряд космонавтов. Тем более, что набирать их будут из таких как ты летчиков-истребителей. Ну, что, сын, ты доволен?
– Да, отец, – ответил Василий, – Я очень хочу, чтобы ты мною гордился.
Вождь отвернулся к окну, и, чтобы не увидел Василий, тайком смахнул непрошенную слезу. Этого железного человека, что называется, пробило.
– Ладно, сынок, – произнес наконец он, – Лучше расскажи мне, как вы там дрались, и как показали себя новые самолеты?
– Ла-5, – сказал Василий, – машина замечательная, но не без недостатков. Тяжеловат в пилотировании, да и в кабине жарко, как в финской бане, особенно летом. Но мотор – зверь, обзор из кабины хороший, а новые двадцати трех миллиметровые пушки выше всяких похвал. Новый "Яша", конечно, полегче и поудобнее "Лавки", но огневая мощь у него, даже с тремя пушками по двадцать миллиметров, все же не та.
Знаешь, папа, как это замечательно видеть – всего одно твое попадание, и "мессершмитт" в воздухе на куски, а "юнкерс", или "хейнкель" валится вниз уже после двух или трех снарядов. Вот, смотри, как это было…
И Василий стал увлеченно двигать руками, показывая отцу случаи из своей боевой практики. В сталинском кабинете заревело разорванное пушечными очередями фронтовое небо Брянска, в котором армады "юнкерсов" так и не прорвались к своим целям, и рушились вниз на русские леса и поля.
Конечно, Вождю было приятно слушать этот увлеченный рассказ сына, и смотреть, как он показывает ему все перепетии своих воздушных боев. ТАКИМ Василием, он, пожалуй, мог бы гордиться и без всякого космоса. Но, если у мальчика появилась такая мечта, то пусть оно так и будет. Конечно, есть риск, что однажды его собьют, но Верховный уже понял, что если отстранить сына от фронта, то все может вернуться на круги своя. Нет, он все же сделает лучше. Василий, кажется, действительно готов к командованию дивизией, тем более, что в ТОЙ истории он справлялся с этим вполне успешно.
– Значит так, сын, – сказал он, дослушав все до конца, – В связи с формированием еще одного авиакорпуса ОСНАЗ, твой командир, генерал-майор Руденко, уходит на повышение и просит назначить на его место тебя. Есть мнение, что следует последовать его совету. А ты как думаешь – справишься?
– Думаю что справлюсь, отец, – кивнул Василий, – но у меня есть к тебе два вопроса.
– Спрашивай, сын, – немного настороженно сказал Верховный.
– Во-первых, товарищ Верховный Главнокомандующий, – официально обратился к отцу Василий, – для того, чтобы не допустить бомбовых ударов по нашим войскам, в ходе Брянской операции мы перехватывали вражеские бомбардировщики в глубине оккупированной немцами территории в двадцати-сорока километрах от фронта. Но сбитые там самолеты нам не засчитали, поскольку, согласно приказа НКО номер 0229 от девятнадцатого августа прошлого года для этого требуется подтверждение со стороны наземных войск, которого на месте падения сбитого самолета не было и быть не могло. Кино-фотопулеметов на наших истребителях тоже пока нет. Мне-то, конечно, все равно, но вот ребята обижаются. Пусть мы воюем не из-за записей в летных книжках, но ведь это несправедливо. Тем более, что почти все летчики отсылают денежные аттестаты семьям и выплаты за сбитые ими самолеты в такое тяжелое время совсем не лишние.
– Хорошо, сын, – сказал Верховный, – мы подумаем над этим, и примем правильное решение. Справедливость вознаграждения, это так же важно, как и неотвратимость наказания. Какой у тебя второй вопрос?
– Второй вопрос у меня, – спросил Василий, – Кто вместо меня будет командовать нашим полком?
– Хм, – сказал Вождь, – наверное, ты удивишься, но самая подходящая кандидатура командира вашего полка – твой друг, гвардии майор Покрышкин.
Василий облегченно выдохнул.
– Все правильно, отец, – кивнул он, – Александр Иваныч, то есть, гвардии майор Покрышкин – настоящий гений войны в воздухе. И вообще, он мне здорово помог с командованием, и много чему по жизни научил.
– Побольше бы тебе таких друзей, сын, – улыбнулся Верховный, – Этот, насколько я знаю людей, не предаст тебя, и не продаст, как некоторые. Ты знаешь, Лаврентий, уже арестовал двух чудаков, вздумавших написать на него ложные доносы. На допросах они признались, что через Покрышкина пытались сделать пакость и тебе. Кстати, Василий, что это за история с режиссером Каплером?
– Отец, – возмущенно произнес Василий, – Светка моя сестра, а этот козел …, прости, вздумал ее соблазнить. Она совсем ребенок, ей всего шестнадцать лет. Да он бы просто испортил ей жизнь!
– И ты, – с усмешкой сказал Вождь, – решил как настоящий джигит, взять с собой верных кунаков и нанести обидчику сестры ночной визит?
– А что было делать, отец, – вздохнул Василий, – официальным путем я бы ничего не добился. У НАС совращение малолетних ненаказуемо, хотя ТАМ этот Каплер, мог бы получить десять лет за свои художества, и уехать туда, куда Макар телят не гонял. Но даже если бы и так, то репутация Светки была бы безнадежно испорчена. Отец, я не хочу своей сестре той судьбы, которую она прожила в тот раз. Зубами буду рвать, но не допущу, чтобы ей сломали жизнь.
– Хорошо, – задумчиво покачал головой Вождь, – Светлана не только твоя сестра, но и моя дочь, и ТАКОЙ судьбы я ей тоже не хочу. Но, зубами тут рвать ничего не надо было. Ты должен был обратиться к Лаврентию, и он устроил бы все в лучшем виде, без всякой этой вашей художественной самодеятельности в стиле абрека с Военно-Грузинской дороги. Мог бы хотя бы со мной посоветоваться.
– Отец, – с горечью сказал Василий, – и у тебя и у дяди Лаврентия столько важных государственных дел, что и подумать страшно. Хотя и мне в ближайшее время будет совсем не до Светкиной судьбы. Может ее тоже пристроить в какое-нибудь хорошее место, что бы ей не оставалось времени дурить.
– Хорошо, сын, – кивнул Верховный, – я подумаю об этом. Теперь скажи, что у тебя с Галиной?
– Да так, – нехотя ответил Василий, – чужие мы друг другу. Пил – было плохо, бросил пить – теперь ей мои друзья не нравятся. Одним словом, ни шатко ни валко. Думаю, что рано или поздно мы с ней разойдемся.
– Да, – задумчиво произнес Вождь, – и тут неладно. Тогда вот что Василий. Если вам все равно расходиться, то есть одно дело государственной важности.
– Какое дело, отец? – настороженно спросил Василий.
– Старшая дочь английского короля, наследная принцесса Елизавета, – ответил Верховный, – весьма интересная личность. Она с отцом будет на приеме в Кремле, когда вам будут вручать награды. Я не прошу, чтобы ты ее уложил в свою постель, ибо, это будет ничем не лучше того, что этот Каплер пытался проделать со Светланой. Но, все же, попробуй запасть девочке в сердце. Ты же у меня орел мужчина, герой, лихой летчик. А там два года до конца войны пролетят незаметно. Пойми меня правильно – это всего лишь просьба. Получится – замечательно, не получится – тоже ничего страшно, что-нибудь еще придумаем для того, чтобы приручить британского льва. Или львицу? – Сталин неожиданно хитро подмигнул сыну.
– Хорошо, отец, – опустил глаза Василий, – я ничего не обещаю, но попытаюсь.
– Вот и хорошо, – кивнул Вождь, – я надеюсь на то, что и дальше буду слышать о тебе только то, чем я буду гордиться.
Когда Василий вышел, Верховный вздохнул и едва слышно сказал, – Удачи тебе, мой мальчик. Не подведи меня.
10 июня 1942 года. Восточная Пруссия. Объект "Вольфшанце", Ставка фюрера на Восточном фронте.
Присутствуют:
Рейхсканцлер Адольф Гитлер.
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
Глава Абвера адмирал Вильгельм Канарис.
Вызов в "Вольфшанце" для адмирала Канариса оказался полной неожиданностью. Ранее через своих людей в ставке фюрера глава Абвера получал информацию не только о том, что в самое ближайшее время он будет приглашен к вождю Третьего рейха на беседу или разнос – последнее происходило все чаще и чаще – но и о том, о чем примерно пойдет разговор. Но, на этот раз такой информации Канарис не получил. Его людям удалось узнать лишь о том, что примерно на то же время в "Вольфшанце" вызван Генрих Гиммлер. Это насторожило и встревожило адмирала.
– Неужели все? – подумал он. – Фюрер может принять решение, и я из Восточной Пруссии отправлюсь в Берлин, только не в свой кабинет на Тирпицуфер,74, а в камеру на Принц-Альбрехт-штрассе,8, где, как всем известно, располагалось РСХА. Что же делать? Сказаться больным? Сбежать? (а куда?). Нет, надо лететь. Будь, что будет.
И вот он в кабинете фюрера. Отсалютовав Гитлеру партийным приветствием, Канарис, подчиняясь приглашающему жесту хозяина этого кабинета, присел к столу рядом со своим коллегой и извечным соперником рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.
– Мы победим! – неожиданно воскликнул Гитлер. – Мы должны победить. Высшие расы всегда побеждали тех, кто находится ниже их по развитию. Это закон природы, и он так же неумолим, как законы физики.
Но после разгрома русскими нефтепромыслов в Плоешти, наши доблестные войска и люфтваффе не могут эффективно действовать из-за недостатка горючего. Надо обеспечить наши танки и самолеты неограниченным количеством бензина, и мы сможем не только остановить, но и погнать вспять орды недочеловеков, рвущихся в сердце Европы.
Нефть – вот наша самая главная цель на ближайшее время. Но, где ее взять? Румынские нефтепромыслы надолго, если не навсегда, выведены из строя. Попытки получить горючее от продажных янки закончились полным крахом. Что там произошло – так и не удалось выяснить. Понятно лишь одно – этот источник поступления к нам нефтепродуктов закрыт для нас навсегда.
В ближайшее время мы начнем грандиозную наступательную операцию на южном фланге Восточного фронта, чтобы захватить нефтепромыслы Баку, Грозного и Майкопа, но кто знает когда мы сможем достичь успеха и сколько времени пройдет пока мы получим первую кавказскую нефть. Недочеловеки сражаются просто отчаянно и отступая сжигают и взрывают все на своем пути. Где же мы тогда сможем добыть так необходимую для нас нефть?
– Мой фюрер, – сказал Канарис, – в таком случае надо уповать лишь на наш доблестный Африканский корпус, которым сейчас командует генерал-лейтенант Вальтер Неринг. Пусть вы забрали у Африканского корпуса на Восточный фронт почти все танки и половину пехоты, но и англичане в Египте в настоящий момент дезорганизованы и деморализованы произошедшим у них в метрополии переворотом. Если наши и итальянские войска сумеют разгромить британцев и форсируют Суэцкий канал, то они смогут прорваться в Сирию и Ирак – где есть нефть, причем в больших количествах. В Сирии войска маршала Петэна не окажут нашей победоносной армии никакого сопротивления, а в Ираке еще не забыли то, как британцы расправились с участниками восстания, которым руководил премьер-министр Ирака Рашид Али аль-Галайни. Тогда, в мае 1941 года на аэродроме Мосула уже стояли наши и итальянские самолеты. Но, к сожалению, англичане сумели тогда подавить восстание иракцев. Но они снова поднимутся против ненавистных им британцев, как только солдаты Африканского корпуса переправятся через Суэцкий канал.
– Эх, Канарис, – сказал Гитлер, – вы очень умный человек, правда, ваш ум порой бывает нацелен… Впрочем, разговор сейчас не об этом. Вы правильно заметили, что если мы овладеем нефтяными месторождениями Ирака, то тогда нам не придется экономить на бензине. Наши самолеты, танки и автомашины получат его столько, сколько будет нужно. Вот для того я вас к себе и пригласил. Необходимо, чтобы это произошло как можно быстрее.
– Фюрер, я весь во внимании, – Канарис выпрямился и преданными глазами уставился на Гитлера. – Мы немедленно активизируем всю нашу ближневосточную агентуру... Мы…
– Подождите, Канарис, – недовольно сказал вождь Третьего рейха, – выслушайте пока рейхсфюрера СС Гиммлера. Думаю, что вас очень заинтересует та информация, которой он располагает.
– Мой фюрер, – Гиммлер открыл принесенную с собой папку, и переложил в ней несколько бумаг, – чтобы не терять время, я постараюсь был краток.
Как вы знаете, после разгрома Польши в 1939 году, часть бегущих от нашего доблестного вермахта войск этого недогосударства нашла спасение на территории Советов. Сталин разоружил их, часть поляков отправил по домам, часть поместил в специальные лагеря. После начала войны против Советов, Сталин решил использовать поляков, вооружив их, и послав на фронт, чтобы сражаться против доблестных войск фюрера.
В Лондоне русский посол Майский и глава эмигрантского правительства Польши Владислав Сикорский подписали договор о сотрудничестве. Мы сумели получить копию тайного приложения к этому договору, в котором было оговорено, что Советы амнистирует всех поляков, оказавшихся на его территории, и сформируют из них воинские части, которые отправят воевать с нами.
Командующим польских вооруженных сил в России был назначен генерал Андерс. В прошлом он был русским офицером, сражался в составе царской армии против германских войск. Андерс в совершенстве владеет русским языком и считаеся специалистом по России. В соответствии с заключенным в Лондоне военным соглашением, на территории СССР формируются только сухопутные воинские части.
– Гм, Андерс… – задумчиво сказал Гитлер, – что-то его фамилия не очень-то похожа на польскую.
– Да, мой фюрер, – кивнул Гиммлер, – вы как всегда правы. Генерал Андерс родился в семье немецкого дворянина. Он даже не католик, как большинство поляков, а лютеранин.
– Любопытно, любопытно… – Гитлер азартно потер руки, – продолжайте, Генрих…
– В соответствии с соглашением генерала Сикорского со Сталиным армия, которую формировал Андерс, рассматривалась как "часть вооруженных сил суверенной Польской Республики", которой и будут присягать на верность ее военнослужащие. После окончания войны армия должна будет вернуться в Польшу. В соответствии с соглашением, поляков направят на фронт лишь после того, как они достигнут полной боевой готовности.
Первоначально польские части формировали в Поволжье, но потом Андерс заявил, что это слишком близко к фронту, и со своим штабом и уже сформированными подразделениями перебрался в Среднюю Азию. Сейчас он находится в одном из небольших городков неподалеку от Ташкента.
– А как генерал Андерс относится к нам? – поинтересовался Канарис. – Не прорезался ли у него голос крови?
– Вы угадали, Канарис, – усмехнулся Гиммлер. – Как вы понимаете, Имперское управление безопасно просто обязано было направить своих агентов в польские части, которые начал формировать генерал Андерс. И вот, что они узнали. Андерс был убежден в неизбежном поражении Советского Союза и в победе Германии. Он склонялся к тому, чтобы начать искать контакты с германским командованием.
Во время своего очередного вояжа в Москву генерал Андерс повстречал профессора Леона Козловского, бывшего польского премьера. Андерс и Козловский оказались единомышленниками. Они считают, что Польша, несмотря на все происшедшее в сентябре 1939 года, должна сотрудничать с Германией, как это сделали Румыния, Венгрия и другие европейские страны. Андерс, направил Козловского в свой штаб, который располагался тогда еще в Бузулуке и предложил ему для вида поступить на военную службу в формируемую им армию.
Козловский, получив чин поручика, в течение недели работал в финансовом отделе армии. Потом он получил распоряжение отбыть в Москву – якобы в посольство, хотя оно в то время находилось уже не в Москве, а в Куйбышеве. В действительности же он должен был перейти линию фронта, что в условиях немецкого наступления являлось делом нетрудным. Фронт в это время находился в движении и подошел почти к Москве. В конце октября 1941 года Козловский в компании с двумя польскими офицерами перешел линию фронта и уже в конце ноября был в Варшаве, а спустя еще некоторое время его доставили в Берлин. С ним работали наши люди, и он рассказал много интересного о генерале Андерсе.