- А вот на этот вопрос, ярл… - серьезно произнес Конхобар, - я тебе отвечу чуть позже. Не согласишься зайти со мной к одному гостеприимному лэту? Зовут его Оффа, и он может порассказать много чего интересного.
- Пошли, - кивнул Хельги. - Успеем до заутрени? А то бедняга Снорри изображает в моей келье небольшую тайную пьянку - кричит и ругается разными голосами. Впрочем, там стены толстые, не особо слышно. Но боюсь, парень не справится до рассвета.
- Ты скоро будешь там. А сейчас - идем.
В хижине Оффы их, видимо, ждали, причем стол был накрыт на троих. Кувшин, деревянная тарелка с лепешками и жаренной на вертеле рыбой, три деревянные чаши.
- Выпьем, благороднейший ярл? - усаживаясь за стол, предложил Ирландец. Хельги кивнул, и круглолицый крестьянин самого простецкого вида с поклоном передал ему наполненную - как вскоре выяснилось, совсем недурным элем - чашу.
- Что ты сказал отцу Этельреду? - поставив чашу на стол, как бы между делом поинтересовался Ирландец.
- О Стилтоне. Чтобы завтра все зависимые мужики - лэты и уили - из этой деревни с утра явились к монастырю с плотницким инструментом - чинить мост, он и вправду нуждается в починке. Вернее - в полном ремонте.
- Неплохо придумано, - согласно кивнул Конхобар. - И то, что Этельреду этот мост вовсе не нужен, пожалуй, мало кто догадается. Как сказал Оффа, Этельред все время грозился его починить, так, Оффа?
Оффа кивнул, подливая эля.
- Тот же Оффа бесхитростно поведал мне и о плоте и двух плоскодонных лодках, что перевозят паломников у разрушенного моста, и плотик этот, и лодочки, как ты догадываешься, принадлежат…
- Отцу Этельреду, - закончил Хельги. - Я это знал и раньше от самого настоятеля. Поэтому и предложил в целях ловушки для… пока еще неясно кого.
- Отлично! - Ирландец возбужденно потер руки. - А как ты догадался пойти к реке? Ведь только там по берегу очень удобная тропка, мне о ней сказал Оффа, да и о лодках тоже. То место худым считается, ночью туда и копченой рыбой никого не заманишь.
- Догадался, - не вдаваясь в подробности, буркнул ярл. - Завтра с утра должен появиться знак?
- Именно. Думаю…
- На колокольне. Вряд ли здесь что-то другое лучше видно с моря. Что-нибудь вполне обычное, типа побелки или покраски…
- Как раз и проявится наш таинственный ночной незнакомец. Значит, до завтра, ярл?
- До завтра. Стой. - Вставший было из-за стола ярл уселся обратно. - Ты не ответил на мой главный вопрос, Ирландец, - хмуро напомнил он.
- Почему я тебе помогаю? - невесело усмехаясь, переспросил тот. - А кому я еще должен помогать? Кто я здесь? Никто. Паломник, которому совершенно некуда идти. Можно, конечно, зацепиться и здесь. Я грамотен, могу переписывать книги, но это значит - полная зависимость от монастыря и этого… отца Этельреда, век бы не видеть его гнусную рожу. К тому же я его совсем не знаю. По тем же причинам я не могу помогать данам, рассчитывая на их поддержку, - ну, во-первых, их еще надо найти, а во-вторых, кто знает, как они меня встретят? Немного пожить при монастыре, а затем, при первой же оказии, вернуться в Бильрест-фьорд, к Гудрун? Ну, не кривь губы, ярл, словно ты не знал о наших с ней отношениях. А к то поручится, что Гудрун встретит меня с радостью? Да если и встретит, кто я в усадьбе? Опять-таки никто, чуть-чуть вознесенный над прочими слугами исключительно по воле хозяйки. Ну и что мне прикажешь делать?
- Складно излагаешь, - заметил Хельги, доливая из кувшина эль. - Давай дальше.
Ирландец вдруг запнулся, взглянув на собеседника с самым настоящим страхом.
- Ну, что замолк?
- Это не он… - покачав головой, пробормотал себе под нос Конхобар. - Не может быть, чтоб в шестнадцать лет так…
- Что ты там шепчешь, давай говори дальше!
- Слушаюсь, ярл! - Овладев собой, Ирландец улыбнулся. - Но, в общем-то, я уже все рассказал.
- Слабые какие-то у тебя отговорки, - усмехнулся Хельги. - Ну что ж, раз других нет, принимаются и эти.
- Благодарю тебя, о мой ярл. - Выйдя из-за стола, Конхобар поклонился в пояс. - Ты не пожалеешь об этом, клянусь.
- Ну-ну, только без клятв, я им все равно не очень-то верю, - с усмешкой пробурчал Хельги. Ирландец вдруг на миг поймал его взгляд - совсем не юношеский, пронзительный, жестокий, умный - такой взгляд Конхобар видел как-то очень давно в Коннахте, у одного из содержателей тайных заезжих домов - самых гнусных вертепов Ирландии. Этот взгляд испугал и одновременно сильно приободрил Ирландца. Кажется, он наконец сделал верный выбор. Впрочем, это было еще не все…
- Оффа проводит тебя к монастырю, о мой ярл. И договорится со стражей…
Ярл засмеялся:
- Ты, полагаешь, я не договорился со стражей заранее?
- Прости мою тупость.
- Ладно. - Отсмеявшись, Хельги поплотнее запахнул плащ. - Прощай, Ирландец, - качнул головой он. - Вернее, до завтра…
Оффа предупредительно распахнул дверь. Резко повеяло ночной прохладой, морем и запахом прелого сена. Корнхобар потянулся к кувшину - кажется, там еще что-то осталось. Дверь медленно закрылась за ярлом… и тут же резко распахнулась вновь. На пороге возник Хельги.
- А о волшебном камне ты мне расскажешь чуть позже! - направив большой палец прямо в грудь Ирландцу, твердо заявил он. - И со всеми подробностями.
Конхобар поперхнулся элем.
А Хельги ушел и ни о чем по пути особенно не думал. Хотя сознавал в глубине души - полезное у них с Ирландцем может выйти сотрудничество. Конхобар - это вам не Малыш Снорри, голова у Ирландца работает, как многим и не снилось, пусть даже и мысли его несколько извращенные, нет, скорее, циничные. Хорошим помощником будет Ирландец в тайных делах, хоть и трусоват он, и себялюб, и сволочь, конечно, первостатейная. Впрочем, и Хельги… да, с некоторых пор и он начал сам себя бояться, так что они друг друга стоили, Конхобар и Хельги, судя по последнему времени - стратеги тайных дел. Именно так обозвал вчера молодого ярла отец Этельред - тоже сволочуга та еще.
Глава 6
ЗАСАДА
Август 856 г. Мерсия
Надел он черный капюшон,
Повесил крест на грудь,
А сверху четки нацепил
И вышел в дальний путь."Робин Гуд молится Богу"
Повозки разбиты, и древки в крови,
В крови коричневой, горькой - мечи,
От земли до самых небес…Предания и мифы средневековой Ирландии. "Видение Фингена"
Черными, почти непроходимыми лесами и березовыми рощами, изумрудно-зелеными заливными лугами и болотными топями, мимо серебристых озер, мимо многорыбных рек, мимо деревень, городков и замков в толпе паломников, неотличимый от других, шел друид Форгайл Коэл, возвращаясь в Ирландию. Не пустым шагал он к священным холмам Тары, волшебный камень Лиа Фаль, символ Зеленого Эйрина, жег грудь гнусного проходимца Форгайла. Знал друид: камень давал власть и возможность видеть будущее. Так говорилось в древних сагах, кои распевали когда-то по всей Ирландии бродячие поэты филиды. Форгайл хорошо знал древние саги. В них говорилось о завоевателях Фир Болг и племенах богини Дану, о славном уладском богатыре Кухулине и не менее славном короле Конайре, о разрушениях Динн Риг и дома да Дерга и о многом-многом другом. Вот только о том, как использовать камень, ничего не говорили саги. То ли молить древних богов надобно перед ним, то ли приносить кровавые жертвы. Сомневался Форгайл, единственное понимал - вся сила камня проявится именно в Таре, бывшей когда-то священным центром Ирландии. Туда и шел. Предполагал - гораздо больше о камне знают старики-друиды и хранители законов брегоны, что не исчезли еще окончательно под влиянием проповедей поклонников распятого бога. Найти бы этих стариков… Форгайл усмехнулся. Можно найти. Не такое уж и трудное дело. Правда, хорошо бы помощника, желательно шустрого молодого парня, неглупого и расторопного… каким был младший жрец Конхобар, с которым, конечно же, надобно будет посчитаться. Уж слишком независим стал, перестал бояться, а исчез страх - исчезло и уважение к древним богам. Чувствовал друид - нет сейчас Конхобару никакого дела ни до богов, ни до него, Форгайла, и его честолюбивых устремлений. Оказался Конхобар из тех людишек, коих интересуют лишь свои личные, смешные и маленькие, дела, бросил он Форгайла, бросил древних богов, по сути дела - предал. А предатели достойны лишь смерти. Ничего, Конхобар, подожди - дождесся!
Новый свой образ Форгайл выбрал весьма удачно - паломник средних лет с круглым добродушным лицом. Обычный монах из Ирландии. Друид так и представился попутчикам: отец Киаран, монах из Иниш Кеи. Иниш Кея - о том было хорошо известно друиду - был островом на севере Ирландии, где располагалось сразу несколько монастырей. Паломники - их насчитывалось с десяток, в основном саксы, но было и два манстерца - направлялись в старинный монастырь святой Бригиты, что располагался в центре ирландского королевства Лейнстер, что не очень-то далеко от Тары. Их маршрут вполне устраивал друида. Устраивало и другое: особым любопытством паломники не страдали, в душу друг другу не лезли, большей частью либо молились, перебирая четки, либо хором пели псалмы. Форгайл тоже делал вид, что молился, шептал чего-то, подняв глаза к небу, поди разбери, молится он там или богохульствует. Вот с песнопениями дело обстояло хуже - ни слуха, ни голоса у друида не было. Так он и не высовывался, лишь рот открывал вместе со всеми. Шел чаще всего последним, в компании одного молодого парня - даже, казалось бы, смутно знакомого, вроде бы где-то когда-то видел, но вот где - не вспомнить никак. Да и пес с ним. Парень, похоже, был чужестранцем - язык саксов понимал, но говорил плохо, а о родном его языке можно было лишь гадать. На вид ему было лет пятнадцать. Смуглый, черноволосый, с темными, чуть вытянутыми к вискам глазами - такие типы редко встречались в этих краях, - молился (Форгайл как-то подслушал) на совсем непонятном языке, не очень-то и похожем на латынь. Да и одет был не так, как все - в длинные темные рясы с капюшонами, подпоясанные простыми веревками, - нет, его платье было мирским: узкие штаны и длинная шерстяная туника с ременным поясом, на котором болтался широкий нож в кожаных ножнах и четки, подаренные одним из монахов. Звали его Никифор - тоже странное имя, монахи сказали - греческое. Он пристал к паломникам в лесу, еще близ монастыря на побережье Мерсии. Шел дождь, и он вышел на поляну к костру, сел, поклонившись. В разрезе туники мелькнул серебряный крестик. Монахи молча подвинулись, кто-то протянул незнакомцу деревянную миску с кашей. Тот поблагодарил кивком и жадно принялся есть - видно, был голоден.
- Мы идем в Ирландию, в обитель святой Бригиты, а ты? - ласково спросил его седобородый отец Деклан, которого в небольшой группе паломников все признавали старшим.
Незнакомец улыбнулся.
- Мне все равно, - коверкая саксонскую речь, тихо сказал он. - Оттуда можно добраться до Миклагарда?
- Миклагард? - удивленно переспросил отец Деклан. - Похоже, язычники даны так называют Константинополь. Это совсем в другой стороне, мальчик… Хотя… Слыхал я, что часть монахов из монастыря святой Бригиты собирается совершить паломничество в Рим.
- В Рим?
- В Рим. А Рим - не так уж и далеко от Константинова града.
- Можно мне пойти с вами, отец? - Юноша умоляюще посмотрел на монаха.
- Конечно же, - с тихой улыбкой кивнул отец Деклан.
Среди пологих холмов, поросших смешанным лесом, в дельте широкой реки Уз, что в этой части принадлежала еще Мерсии, за излучиной начинались земли Нортумбрии. Формально и Мерсия и Нортумбрия со времен короля Эгберта подчинялись Уэссексу и все вместе гордо именовались Англией. Впрочем, король Нортумбрии Элла не очень-то подчинялся уэссекскому властелину. Частенько воины короля Эллы нападали на селения соседней Мерсии, прихватывая изрядно землицы соседей. Мерсийцы платили им тем же, и уже непонятно было, кому изначально принадлежал тот луг, у излучины, или лесное озеро, или та кленовая роща, вблизи которой на холме вольготно располагалась деревня, довольно большая, в два десятка домов, скорее, ее можно было назвать и поселком, большую часть жителей которого составляли свободные общинники кэрлы. Хватало, правда, и зависимых от ближайшего монастыря людей - лэтов и уилей, - и таких становилось все больше. Взять, к примеру, хоть Гирда - не молодого и не старого местного мужика… Да, селение называлось Стилтон, потому как находилось вблизи брода. Так вот о Гирде. Были когда-то у Гирда и землица, и хороший дом, да вот беда, налетели как-то даны. Выстояли тогда стилтонцы, отстояли родные очаги, да и, спасибо, помог местный аббат, отец Этельред, - выстояли. Только нивы уберечь не смогли. Что посеял Гирд (впрочем, и не только он), то и пожгли язычники-даны. Правда, злые языки говорили, что не добрались даны до дальних полей, а вот чужих воинов с горящими факелами там видали. И воины те будто бы были людьми отца Этельреда. Такие вот ходили по Стилтону слухи. Правда, никто ничего точно утверждать не мог, тот парень, что видал их, утоп как-то по пьяни в районе брода, хоть жена его и утверждала, что не шибко-то он и пьян был. Жена эта, кстати, тоже вскорости померла - и на неделю не пережила мужа - пошла как-то в лес за ягодами, да обратно уже и не вернулась. Что поделать - волки, говорили ведь ей одной не ходить, не послушала. Хорошо хоть отец Этельред детишек покойной вдовицы пригрел: двух девчонок послушницами в монастырь женский пристроил, а мальчика к себе в услужение взял. Иначе б что? Померли бы сироты с голоду. Вот уж поистине благодетель. Так и Гирд об отце настоятеле отзывался, когда тот - ну, не сам, конечно, через людишек своих - предложил ему несколько мешков зерна для посева. С отдачей, правда. Да что там это отдача, Гирд готов ноги был целовать и самому святому отцу, и людям его - зерна-то у него не было, ни на посадку, ни на похлебку, ни даже на пиво. Раньше бы охота спасла, однако ж за помощь супротив данов затребовал отец Этельред у стилтонских кэрлов ближайший лес с лугом. Кэрлы, конечно, благодарны ему были за помощь, но ведь не до такой же степени! Собрали общину, старост - хорошо хоть луг отстояли, а вот с лесом пришлось расстаться. Рыбу тоже много не половишь - правый берег реки с омутами отец Этельред захапал, ссылаясь на давние дарственные. Так вот и жили и Гирд, и многие. Вроде б по осени и был урожай богатый, до вот беда - град. И отдавать-то должок нечем. Хоть самого в рабство запродавай или супругу с детьми - многие, кстати, так и поступили. А с Гирдом сам благодетель, отец Этельред, говорил. Ласково так, понимающе. Знаю, мол, господин любезнейший Гирд, все твои беды. Неужто не жаль тебе запродать в рабство жену да кровных детушек? А себя запродашь - да кто ж их кормить будет? А ведь насчет долга - ох, и велик он у тебя - и поговорить можно. Нешто мы звери или зловредные язычники даны? Христианин с христианином уж всяко договорятся. Давай-ко вот грамотку составим. И тебе хорошо, и нам. Землишка твоя… типа теперь нашей будет. Да не бойся, не отберем ее у тебя, так на ней и будешь. Просто кое-что обители отдавать будешь - не забыл, чай, что должен? Ну, с трех кабанчиков - одного, так же и с жеребчиков пары, яиц от курочек - половину, да от уточек столько же, к осени еще и самих уточек пожирней выбери, уж постарайся… Что? Нет у тебя ни курочек, ни уточек. Ну, не страшно. Заведешь, с нашей да Господа помощью. А пока поработаешь на обитель, чай, не переломишься. Пару-тройку деньков в неделю… ну - четыре там… В общем, договоримся, давай грамотицу подписывай. Грамоте не обучен? Так крестик вон в уголке ставь. Ты, я слыхал, плотник хороший? Вот и явишься завтра поутру в обитель со всем плотницким инструментом.
Так вот и стал бывший свободный крестьянин-кэрл Гирд зависимым от монастыря лэтом. И жена его с тех пор лэтка, и дети. Жил, и даже, можно сказать, получше, чем раньше, в плохие времена, - с голоду помереть не давали, правда, и похуже, много хуже, чем в хорошие. Был свободный человек - а теперь перед монастырской братией спину гнул да кланялся низехонько. Да не один Гирд - много таких было в Стилтоне. Словно паук-кровосос присосался монастырь к деревне, да разве только к одной этой? Однако ж, честно признать, не одно плохое от этого было. Хотя, конечно, плохого много, но хватало и хорошего. Голод да неурожай - монастырь ссудит зернышком. Потом, конечно, стребует, да ведь не все сусеки выметет, кое-что и оставит; разбойники или даны напали - скачет гонец в обитель, - тут уж всем миром навалятся супротив язычников - и монахи, и воины, и крестьяне; мор пойдет, лихоманка - опять же монастырские лечат; а если спор какой о меже ли, иль о том, кто кому из крестьян должен, - отец Этельред быстро рассудит, да уж, чего говорить, постарается, чтоб по справедливости. Есть, конечно, и королевский суд - так до короля как до неба пешком. И все так живут. Какие деревни - под монастырями, какие - под танами, а какие и прямо под королем! Самой-то по себе быть деревне - хуже нет. Кто хочет, тот и забидит, потому как нет у нее ни суда, ни защиты. Правда, и требуют судьи да защитнички - ого-го! Ну, тут уж никуда не денешься. Вот и сегодня собрался Гирд на монастырский двор. Да и не только он, все мужики, кроме свободных кэрлов, впрочем, тех и осталось-то - пальцев на одной руке пересчитать хватит. Вчера еще прискакал гонец из обители, приказал всем лэтам поутру в монастырь явиться. Для чего - не сказал, бросил только сердито - там, мол, и узнаете, да стегнул коня… Делать нечего, собрались Гирд да односельчане его, пошли. Скорее всего, думали - старую дорогу замостить отец Этельред решился, что ж, дело хорошее, однако ж - и жатва скоро. Гутарили промеж собой по пути мужики, не спешили особо. А как завиднелись за дальним лесом серые монастырские стены, решили - вряд ли будет аббат сейчас старую дорогу мостить, не дурак ведь, всяко сбора урожая сперва дождется, а уж потом, по осени… Там-то что, там-то можно. Заулыбались мужики, к такому выводу придя, шутки-прибаутки пошли, песенки. Отец келарь аж прикрикнул в воротах - ишь, развеселились, быдло…
А с колокольней ничего не происходило. Хотя - по всем прикидкам - должно было. Ни красили ее, ни белили, ни перестраивали. И даже у колоколов никто не маячил, не размахивал ни холстиной белой, ни алым плащом, ни еще каким знаком.