Пески Палестины - Руслан Мельников 29 стр.


- Да вот… - развел руками Гаврила. - Шум поднялся, немецкие колдуны шибко занервничали. Ну, мы их и того… Уж не серчай, воевода.

Вообще‑то у Бурцева имелись сомнения в том, что расправа над пленными была так уж необходима, но и особой жалости к убитым он не испытывал.

- Ладно, все за камни! Быстрее!

Сколько времени теперь подарят им фашики? Вряд ли очень много…

Сам он в круге древнеарийского мегалита очутился одним из первых. Но задержался в платц‑башне ненадолго. Вскочил на "Кеттенкрафтрад". Завел.

Полугусеничный мотоцикл‑вездеходик, натужно подвывая, поволок по широкому проходу меж камней тяжелый прицеп. Опрокинул и раздавил по пути пару чаш. И вы‑ы‑ытянул из‑за глыб "гроб" Хранителей.

Бурцев заглушил мотор. "Атоммине" должна остаться здесь. В этом времени, в этом месте. И не просто остаться.

- Бурангул, давай свой колчан!

Юзбаши отдал. Бурцев вытряхнул стрелы, вытащил взрыватель с часовым механизмом. "Будильник" для германского чудо‑оружия… Сколько там выставлено времени‑то? Четыре минуты? Сойдет. Успеют убраться. А не успеют - так лучше уж очутиться в эпицентре ядерного взрыва, чем в камере допросов по коридору направо.

Глава 72

Он вставил запал в гнездо соединительной трубки на крышке атомного "гроба". Взрыватель вошел легко, вкрутился быстро. Слава богу, ни Мункыз, ни булава Гаврилы не повредили резьбу. Щелкнул фиксатор. Ага… назад уже никак. Назад не выкрутишь. И не надо!

Бурцев сорвал красный предохранительный колпачок. Запустил часовой механизм. Дрогнула, сдвинулась с места секундная стрелка. Скоро оживет и минутная. А без предохранителя любая попытка остановить ее ход и обезвредить ядерный заряд лишь вызовет преждевременную детонацию.

"Атоммине" теперь не поддается разминированию. Отсчет пошел. Бурцев побежал. Назад - к платц‑башне.

Прощай, центральный хронобункер СС! Гореть тебе атомным пламенем со всеми коридорами, тоннелями и допросными камерами. Ровно через четыре минуты гореть… Нет, уже меньше!

- Сыма Цзян, заклинание перехода!

- Твоя башня? - уточнил китаец.

- Да, Сема, моя башня!

Шлюссель‑менш в роли шлюссель‑башни - часть вторая… В принципе, поработать башней сейчас могла бы и Аделаидка, и Ядвига. Тоже ведь "шлюссели". Но пусть уж лучше не отвлекаются девочки. Одна вон еще не пришла в себя, вторая успокаивает…

В запертые изнутри ворота, в бронированную дверцу с закрученным до упора поворотным кольцом уже стучали приклады.

Сыма Цзян бормотал заклинание.

Откуда‑то из‑под ног заструилось багровое колдовское сияние.

Магия платц‑башни просыпалась снова.

Ну, а дальше? Цайт‑прыжок забросит их туда, куда пожелает шлюссель‑менш. И в "когда" он пожелает. Бурцев пытался разобраться со своими желаниями. В первый раз было легче. В первый раз шлюссель‑менш точно знал, куда и в какое "когда" он хочет попасть. Достаточно было представить Аделаидку - и пожалуйте в хронобункер СС. А сейчас… Что? Что сейчас?

Опять Иерусалим? Венеция? Псковская балво‑хвальская башня? Дерпт? Кульм? Священный лес прусских вайделотов? Взгужевежа? Безымянная башня перехода на Силезской дороге беженцев, с развалин которой Бурцев начал свой путь в прошлом? Или попробовать что‑нибудь новенькое? А век? А год? Думай, шлюссель‑менш, думай! Точные мысленные координаты - вот что от тебя требуется.

Арийская магия уже окутывала их зыбкой пеленой цвета крови. Стародавнее колдовство в последний раз ткало свой чародейский кокон. Кокон перехода.

А рядом отсчитывал секунды часовой механизм "атоммине".

И надрывалась сирена.

Но в ворота и в дверь почему‑то больше не ломились. Будут взрывать?

Шипение… Сверху… Бурцев поднял голову. Из‑под потолка - из маленьких отдушин валили клубы… Пара? Да нет, конечно же, нет!

Газ!

Вот о чем он не подумал. А ведь мог бы! Однажды в Венеции их так уже подловили. Напустили усыпляющей дряни - и взяли голыми руками. Здесь, правда, пространства побольше. Пока еще наполнится весь бункер…

Бункер наполнялся быстро. В багровом сиянии пробудившейся магии газовое облако, струящееся, расползающееся по бетонной коробке, было заметно особенно хорошо. И выглядело весьма зловеще.

Зрелище это мешало сосредоточиться, сбивало с мысли. Вся предыдущая концентрация - коту под хвост. Но если шлюссель‑менш не задаст координаты перехода, куда их занесет древнее колдовство?

Бурцев попытался собраться. Не вышло. Думалось совсем о другом. Чем фашики хотят их заставить дышать в этот раз? Опять усыпляющей дрянью? Или травят ипритом? Чтоб уж наверняка…

А красноватая газовая муть все оседала сверху смертоносным туманом. Магический кокон почти сформировался. Почти… А вдруг они не успеют? Вдруг надышатся прежде, чем… Вдруг в путешествие через время и пространство отправятся лишь их трупы? Или переход сорвется и трупы останутся здесь - дожидаться ядерного взрыва?

- Сесть! - приказал Бурцев. - Лечь!

Поближе к полу, подальше от потолка. Так они выиграют хотя бы доли секунды.

- Вдохнуть глубоко! - Вдохнули.

- Теперь - не дышать! ЭТИМ - не дышать!

И - сам задержал дыхание. И привлек к себе Аделаиду. И широкой ладонью закрыл лицо дочери Лешко Белого. И рот, и нос. Прижал крепко, чтоб не вырвалась, не вдохнула…

Не вдохнуть! Только бы не вдохнуть…

Потерпи, милая…

Аделаида дернулась. Бурцев сгреб жену в охапку - нельзя сейчас трепыхаться, нельзя тратить драгоценный кислород. Одной рукой держал. Другой гладил - нежно, успокаивающе.

И задавал…

Потерпи, родная!

Координаты…

От недостатка кислорода перед глазами плыли радужные пятна.

Перехода.

Не‑вы‑шло!

Пятна смешивались с колдовской дымкой. Краснота вокруг становилась нестерпимой. Даже закрыв глаза, он видел ее. В такт сердцебиению пульсировал магический кокон перехода.

"Не дышать! Не дышать!" - мысленно приказывал он кому‑то. Себе, наверное. И больше уже не был способен ни на что.

А нужно думать о чем‑то еще… о чем? Переход… Цайт‑прыжок… Нужно сосредоточиться. Но мысли скакали обезумевшим табуном. Невнятные, отрывочные образы сюрреалистическим калейдоскопом мельтешили перед внутренним взором. Образы не держались долго. Распадались, расплывались.

Гулким колоколом стучало в барабанные перепонки. В клочья рвались легкие. Что‑то давило, распирало изнутри, закладывая уши и нос. Воздуха! Воздух! Дух… Дых…

Аделаидка перестала биться в его руках. Аделаидка затихла. Неужели? Он? Ее? Сам?..

Зачем‑то его рука на ее лице. Так надо. Почему‑то. Он забыл, почему делал это, но делал. Машинально. Бездумно.

Кто‑то всхрапнул рядом. И кто‑то еще. Или это он сам?

Рука держала… Что? Для чего? Сознание неумолимо ускользало, как ускользает поутру яркий и такой, казалось бы, отчетливый сон.

Рука разжалась…

Откуда‑то из глубин, из потаенных недр памяти невесть к чему всплыл кусок, отрывок, клочок воспоминания. Неоскинхеды. Нижний парк. Колдовское сияние. Он разбивает резиновой дубинкой малую башню перехода. Шлюссель‑башню. Башня разлетается вдребезги. И переход - магический переход в прошлое завершается сразу, мгновенно. Сиюсекундно.

А когда сломается он? Когда сломается шлюссель‑менш? Тогда что? Тогда как?

Потом красноты не стало. Стало темно. Непроглядно темно. Тем‑но‑та!

Милосердный обморок прекращал его мучения. Или то был уже не обморок? Или то было начало конца?

Бурцев потерял сознание.

Глава 73

Шлем с него сняли. И кто‑то нещадно бил по щекам. От хлестких ударов горела кожа. В голове гудело. А он жадно ловил ртом воздух. И не желал открывать глаза, пока не надышится вволю. Хорош‑ш‑шо! Потом… Потом вдруг стало плохо. Он вспомнил…

- Аделаида?!

Глаза распахнулись сами.

Было все еще темно. Но темнота другая. Ночная, подсвеченная звездами и молочно‑желтой луной. Света хватало, чтобы увидеть…

Малопольская княжна Агделайда Краковская сидела рядом. Живая! Невредимая!

Вот она, его Аделаидка! Кутается в тевтонский плащ. Заглядывает ему в лицо. В блестящих глазах - огоньки надежды. На губах - улыбка.

Бурцеву залепили еще одну звонкую пощечину. Голова дернулась.

- Да хватит же! - взвизгнула княжна.

Бурцев перехватил руку бьющего. Блин! Это Джеймс Банд лупит его почем зря.

- Чего дерешься, брави?

- Ага, очухался‑таки! - удовлетворенно хмыкнул папский шпион. - Наконец‑то! А мы уж думали, ты колдовского дыма надышался.

- Не‑е‑е, - слабо улыбнулся Бурцев.

- Вот и я говорю "не‑е‑е". Рановато тебе загибаться, русич! Должок за тобой. Ты мне еще о Хранителях Гроба расскажешь и грамотки их прочесть поможешь.

- Расскажу, брави, помогу. Только позже. Все - позже.

Аделаида отпихнула Джеймса, повалилась на Бурцева. И - заревела в голос.

- Ну вот, опять, - нежно проговорил он. - Куда же мы без слез‑то, а?!

- А‑а‑а… - тихонько подвывала княжеская дочка.

- Воевода очнулся! - басом прогудел Гаврила.

- Василь! - В поле зрения появился Дмитрий.

- Вацлав! - и Освальд, и Ядвига.

- Вацалав! - и юзбаши Бурангул.

- Васлав! - и китайский мудрец Сыма Цзян.

- Каид! Василий‑Вацлав! - и Хабибулла.

Молча подошли дядька Адам и Збыслав…

Народ обступал плотной живой стеной. Улыбались, гомонили, хлопали по плечу. Все были тут, все были в сборе. Все живы‑здоровы.

А Бурцев осматривался потихоньку.

Громадные обветренные глыбы на взгорье, глубоко вросшие в землю… Не иначе, развалины какой‑нибудь неведомой платц‑башни. И ни намека на центральный хронобункер СС. Получилось, значит! Ушли, значит! И от фашиков, и от газовой атаки, и от ядерного взрыва. Но вот куда ушли‑то?!

Было тепло, душно даже. Опять Палестина? Нет. Вокруг явно не Святая земля. Природа не та. Лес вон рядом густой, буреломный, лиственно‑хвойный, из тех, что в палестинских песках и камнях не произрастает. Скорее уж средняя полоса России? Или Восточная Европа? Или Центральная? Блин, так сразу и не разберешь!

Бурцев снова обратил лицо к ночному небу. М‑да, смотрите, Вацлав, звезды… Эх, был бы он опытным штурманом, астрономом или звездочетом каким, на худой конец! Вычислил бы не время, так место, в которое их занесло. А так… Так его знания исчерпывались Ковшом Большой Медведицы. Ковш вроде был на месте. И вроде ничего в Ковше этом не изменилось. Вроде…

- Сыма Цзян, Хабибулла, - позвал Бурцев по‑татарски. - Вы ведь у нас мудрецы изрядные. В небесных светилах, наверное, смыслите?

- Аюа. Швайа‑швайа, - скромно ответил сарацин. - Да. Чуть‑чуть. Мункыз, конечно, прочел бы звезды лучше. Я же знаю немногое.

- А моя смысляся, - заверил китаец. - Хорошо смысляся.

- Тогда гляньте‑ка на созвездия. Все ли там нормально?

Сначала мудрецы переглянулись между собой. Недоуменно. С тревогой за душевное здоровье воеводы‑каида. Потом все же подняли очи горе. Всматривались долго, внимательно. Все более и более заинтересованно. Тыкали в небо пальцами, о чем‑то тихонько спорили, перешептывались.

- Ну? - поторопил Бурцев.

- Мы сейчас не в Эль Кудсе и не в его окрестностях, - заявил Хабибулла.

Открытие, блин, сделал! Чтобы это понять, на небо смотреть не обязательно. Это и без звезд определить можно.

- Но где же мы тогда, Хабибулла?

- Севернее Палестины. Гораздо севернее. Точнее сказать не могу.

- А созвездия? Сами звезды и их расположение? С ними все в порядке?

- Рисунок небес не изменился. И звезды и созвездия мне знакомы, - осторожно ответил сарацин.

Слишком уж осторожно.

- Но? - навострил уши Бурцев.

- Но яркость некоторых светил не та, что была раньше. Так мне кажется. Посмотри на голубой аль‑таир или на желтый аль‑дабаран…

Бурцев смотреть не стал - поверил на слово. Повернулся к китайцу:

- Ты что скажешь, Сема? Куда нас занесло?

- Моя не знается. Но вся светила висится на своя места. А еще…

Сыма Цзян завороженно пялился на небосвод.

- Что? Что ты там увидел?

- Сиин кэ! - отозвался старик.

- Объясни по‑русски, а? - попросил Бурцев. - Или хотя бы по‑татарски, что ли.

- Сиин кэ! - повторил китаец, не опуская глаз. - Звезда‑гость! Вон тама! Твоя видится? Маленький яркий точк.

Палец Сыма Цзяна указывал куда‑то влево от Млечного Пути.

- И что? Что значит "звезда‑гость"?

- Что раньше она не былася тама, на неба!

- Ты уверен?

- Моя верена‑верена! - Китаец был возбужден чрезвычайно. - Моя изучилась восемь книга "Син чжань" великая древняя мудреца Гань Гун из царства Чу и еще восемь книга "Тянь вэнь" такая же великая мудреца Ши Шень из царства Вэй. В "Гань ши син цзин" нет эта звезда. Нет эта звезда и в списка У Сянь, и в списка Чжан Хэн, и в карта Лу Цзы, и в карта Су Сунн. И у Хуан Шан нет, и в карта Ван Чжунь тоже нет!

От обилия имен древнекитайских астрономов у Бурцева зачесалось в затылке.

- Значит, раньше этой звезды точно не было?

- Моя знается, что моя говорится, Васлав! Об эта звезда еще никогда не писалась древняя мудреца. И эта звезда моя собственная глаза тоже не виделась. Никогда не виделась!

Сверхновая, что ли? Похоже на то. Иначе как объяснить?

- Еще что‑нибудь?

- Хуэй сиин! - торжественно объявил Сыма Цзян.

- Сема, не ругайся! Что за хуэй такой?! Просил же изъясняться понятнее. Китайского тут, кроме тебя, никто не знает.

- Хуэй сиин! Хуэй сиин! Звезда‑метла!

- Метла? Где?

- А вона! Туда посмотрися.

Бурцев постарался проследить за пальцем не по годам востроглазого китайца. И… Оп‑с!

- Комета! - выдохнул Бурцев. - Хуэй, блин, сиин!

- Така‑така, - радостно закивал старик. - Хуэй‑блин‑сиин! Она тоже не былася тама раньше.

Глава 74

Картина вырисовывалась. Так… В общих чертах. С географическими координатами они пока не определились. Северное полушарие - и все тут. Что же касается координат временных…

Светила не сдвинулись со своих мест. Созвездия не изменили очертаний, привычных невооруженному глазу наблюдателя из тринадцатого столетия. Да и из двадцатого, и из двадцать первого, наверное, тоже. Ведь семь‑восемь веков в жизни звезд ничего не решают. Почти ничего.

Значит, временной промежуток, который они преодолели в результате неконтролируемого цайт‑прыжка, не так уж велик по вселенским меркам.

С динозаврами драться не придется - и ладно. Но с другой стороны…

Изменение яркости отдельных звезд, появление на небосклоне сверхновых и комет - это ведь тоже дело не одного дня. Следовательно, кое‑какой вывод о текущем времени сделать можно. Скромный, но однозначный: их забросило не туда, откуда они попали в центральный хронобункер СС. Вряд ли это тринадцатый век. И уж во всяком случае - не 1244 год от Рождества Христова. Тогда какой?

Бурцев потер лоб. Да уж, загадочка… Все это еще предстояло выяснить. Но не сейчас. Не прямо сейчас.

Прямо сейчас на него смотрели большие зеленые глаза. И прямо сейчас он чувствовал запах волос Аделаидки. А больше прямо сейчас ничего и не надо.

- Василь, чего делать будем? - спросил Дмитрий.

- Стражу для начала поставьте, - сказал Бурцев. - Да подальше отсюда.

- Кого отправить?

- А всех! И сам тоже ступай.

- Всех в дозор? - не понял Дмитрий. - Зачем?

- А приказ такой! Топайте, давайте! Все! Воевода я или нет, в конце концов?

- Но…

- Кыш отсюда! Позову, когда нужно будет.

- Что с тобой, Вацлав? - подошел Освальд. В глазах добжиньца - тревога. - Ты здоров? Голова не болит?

Ядвига потянула пана за рукав:

- Пойдем‑пойдем, Освальдушка. Все хорошо. Нешто не понятно? Дай мужу с женой наедине побыть. Не виделись ведь сколько! И вы тоже не мешайте, остолопы.

Умница Ядвижка!

Народ расходился, и скоро в развалинах арийской магической башни остались только двое. Бывший омоновец и бывшая княжсна.

- Мы дома, Вацлав? - тихо спросила Аделаида.

- Боюсь, что нет, милая. Наш дом и наше время - это лишь малая крупинка в мироздании. Она потерялась, а найти ее сызнова трудно. Очень.

- А твое чародейство?

- Это не мое чародейство, Аделаида.

- Но ты подчинил его себе, ведь так?

- Не так. В этот раз - нет. В этот раз колдовство творилось само, вслепую. И его не повторить.

Она промолчала. Потом спросила:

- А потом? Когда‑нибудь потом? Ты сможешь найти нашу… крупинку?

Бурцев вздохнул. Вряд ли. Он знал, он понимал, он нутром чуял это. Нутром человека‑ключа, "шлюссель‑менша", который таковым уже не являлся.

"Атоммине" ведь взорвалась. Не могла не взорваться. А поскольку произошло это в центральном хронобункере СС, то цайт‑тоннель строить было некому. Управлять невиданной мощью - тоже. Вся арийская магия, сокрытая до того в межвременной и межпространственной сети больших и малых башен перехода, высвободилась, схлынула, ушла впустую. В ядерную прореху на месте испепеленной, сожженной, испаренной, разнесенной на атомы платц‑башни хронобункера. Разом ушла, навеки и испокон веков. Из всех времен, из всех географических точек. Так что отныне башни ариев - это всего лишь мертвые камни. И даже шлюссель‑меншу не вернуть им утраченной колдовской силы. Ибо и сам "шлюссель" стал обычным "меншем".

- Ты сможешь, Вацлав? Найти? Вернуть?

- Такие потери не возвращаются, Аделаида. Ты огорчена?

- Не знаю. Наверное. Хотя… Знаешь, я ведь спрашиваю так… потому что нужно. А сама о другом думаю… Я ушла… Тогда… Из Пскова…

- Я знаю. Ребенок?

- Да. Ты меня ненавидишь?

- Я люблю тебя, Аделаидка. А ребенок у нас с тобой еще будет. Вот это я тебе обещать могу. Теперь - могу.

"Мужчина и женщина из разных времен не могут зачать ребенка, покуда хотя бы один из них принадлежит своему времени" - так, помнится, говорил отец Бенедикт - венецианский штандартенфюрер в монашеской рясе.

- Будет?! – У нее перехватило дыхание. - Ребенок?!

- Будет, милая, будет. Это, - он обвел вокруг рукой, - не наш мир, не наше время. Не твое и не мое. Другое. Где нас еще не было. И где мы можем стать кем угодно. Хочешь стать матерью - значит станешь.

- Будет? Ребенок? - Преданной собачкой она заглядывала ему в глаза. Разве что хвостом не виляла. - Ты точно знаешь это, Вацлав? Не обманывай меня сейчас. Пожалуйста.

- Будет, - твердо сказал он. Утер слезы с ее раскрасневшихся щек. - Все, что было с нами, ушло. А все, что будет, - будет. И незачем рыться в песке времени, ища утраченное, если можно обрести новое. Просто протянуть руку - и взять.

- Новое? - эхом отозвалась она.

Назад Дальше