- Так то ж чаек, товарищу старший лейтенант, - послышался недоуменный голос Бали. - Як же его тепленьким пыти? То ж помои!
Я снова подхватил со стола чашку и глотнул. А затем потянулся за бутербродом. Все услышанное предстояло хорошенько обдумать.
- Как следует покормить вас мы сейчас, ночью, не можем. Но я с утра пошлю Панасенко на кухню столовой комсостава. Он вам чего-нибудь поосновательней принесет. А уж в понедельник доложим о вас по команде…
Я снова кивнул.
- Спасибо, старший лейтенант.
- Разрешите поинтересоваться, - продолжил он, когда его устройство для поддержания температуры напитка опустело почти наполовину, - а вы родом из каких краев будете? Очень у вас акцентик интересный.
Его попытка разговорить меня выглядела очень неуклюже.
- Я же тебе сказал, лейтенант, - отозвался я, - не помню ничего. Вот передашь меня по команде, залезут там в базу данных и все узнают.
- В архивы, что ли? - не понял он сразу, а затем важно кивнул. - Это точно. Все как есть установят. У нас с этим строго. Я вот в прошлом месяце одного майора на этап оформлял… скрытым немецким шпионом оказался, сволочь! Так столько бумаги извел - просто ужас. Наш начальник за любую бумажку три шкуры дерет… старая школа!
Я сделал еще один глоток. "Бумаги"… У них здесь что, нет электронного документооборота?! Или опять традиция? Да сколько же здесь тогда традиций получается?
- Да вы ешьте, товарищ коминтерновец, ешьте, - радушно подвинул мне тарелку с бутербродами старший лейтенант. - За четыре дня, верно, шибко проголодались.
- Организм в состоянии отключенного сознания расходует приблизительно в четыре - шесть раз меньше ресурсов, чем обычно, - машинально пояснил я. - А без пищи человек даже в активном состоянии может существовать два… от двух недель до месяца, в зависимости от особенностей метаболизма.
Вот черт, едва не ляпнул "два года"! Это же все равно, что прямо представиться: я - гвардеец. Об особенностях нашего метаболизма и так ходит много легенд, но в данном случае медики утверждают, что это правда. Хотя я не знаю ни одного гвардейца, которому пришлось бы проверить утверждение на собственной шкуре. Дольше всего голодала монада Ига Каллепо из второго гвардейского корпуса, но их нашли и сняли с аварийного транспортника всего после девяти стандартных месяцев. К тому же у них был при себе стандартный полевой недельный сухпай, который вполне способен восполнять расходуемые ресурсы организма, находящегося в медитативном состоянии, на протяжении пяти месяцев. Что с учетом посменного дежурства дает уменьшение фазы пищевого дефицита вообще до четырех с половиной месяцев.
Старший лейтенант уважительно качнул головой:
- Да уж, сколько вы знаете…
Я дружелюбно усмехнулся. Я знаю гораздо больше, молодой человек, но вам пока сообщать об этом не собираюсь. Кстати, интересные у них тут бутерброды. Хлеб из смеси ржи и пшеницы, очень похожий на тот, что подается в наших ресторанах на День тезоименитства, а сверху нечто соленое, белого цвета, на вкус напоминающее концентрированный жир. Да и по реакции организма ясно, что вещь очень калорийная. Съел всего два, а голова уже заметно потяжелела. Чувствуется отток крови к желудку. Похоже, мне предложили продукты из специального пайка, предназначенного для быстрого восстановления ресурсов ослабленного организма?
- Ну вам теперь отдохнуть надо, товарищ коминтерновец, - спохватился старший лейтенант, когда бутерброды и тии-чаек закончились, - к тому же, - он не смог сдержать зевок и прикрыл рот ладонью, - это мы привычные к ночной работе, а вам, наверное, уже и спать хочется?
Отдыха мне не требовалось. Судя по результатам экспресс-диагностики, которую я провел, попивая чаек, мой организм находился в отличном состоянии. Не учитывая, конечно, синяка на правой скуле, возникшего в результате удара, благодаря которому я и очнулся. Но повреждение периферийных тканей лица не было тем фактором, который стоило принимать во внимание. Тем более что заживление уже шло, и через пару часов от синяка не должно было остаться ни малейшего следа. Однако собранную за этот час информацию стоило обдумать и систематизировать. Поэтому я согласно кивнул.
- Спасибо. Не помешало бы.
- Я бы вам постелил поудобнее, но пока белья взять неоткуда, да и не могу я вас из камеры перевести. Вот начальник в понедельник появится, тогда и… - Старший лейтенант виновато улыбнулся.
- Ничего страшного, - успокоил я его, поднимаясь, - не все ли равно, где спать?
- Это точно, - на его лице явно проступило облегчение. Похоже, он очень опасался, что я начну его психологически прессовать и, как говорится, качать права.
- Панасенко, Баля!..
Спустя несколько секунд дверь отворилась, и в проеме нарисовались эти двое из ларца. Причем с лица они действительно были одинаковы. Оба круглолицые, уже слегка лысоватые, с крупными, мясистыми губами и носами картошкой. Только один, которого старший лейтенант называл Баля, был белолиц и конопат, а лицо второго было загорелым.
- Баля, прибери тут. Панасенко, проводишь товарища коминтерновца в его камеру. И брось туда шинель, даже пару брось!..
- Слухаю, товарищу старший лейтенант, - гулко отозвался Панасенко. (Голоса у них все-таки были разные…)
Камера оказалась точно такой же каморкой, как и та, в которой я очнулся. Единственная разница заключалась в том, что прямо под окном стояло помятое металлическое ведро, запах, шедший из него, не вызывал сомнений в его предназначении, а к стене была прикреплена во всю ее длину деревянная, обитая железом полка. Она была зафиксирована в закрытом состоянии грубой железной щеколдой, запертой на примитивный висячий замок.
- Я зараз, - суетливо отозвался Панасенко и, протиснувшись мимо меня, загремел ключами, а затем торопливо откинул полку, которая повисла на двух вполне прочных на вид цепях. Да уж!.. Получившееся ложе сложно было считать образцом комфорта. Любящие судиться со всеми подряд жители сектора Атлантис, буде предложить им отдохнуть на подобном, пожалуй, тут же выставили бы счет муниципалитету или местному правительству (кто его знает, в чьем ведении тут находятся тюрьмы) за "применение бесчеловечных пыток". Но выбирать особо не приходилось. К тому же гвардейцам, бывает, случается отдыхать и в гораздо более сложных условиях. Так что я спокойно вошел внутрь.
- Сей секунд шинельку принесу, товарищу кохминтерновиц, - извинился Панасенко, выскакивая в коридор. - А вы пока лягайте, лягайте…
Я воспользовался советом и, протиснувшись вдоль стены, до которой при разложенной полке осталось пространство шириной едва ли с полтора моих кулака, аккуратно опустился на это явно неэротическое ложе.
Полка слегка скрипнула, но мой вес приняла вполне благосклонно.
- Ось так, - удовлетворенно закивал Панасенко, вновь появившись в камере и набрасывая на меня шинель.
Но я его уже почти не слышал. Надо было как следует проанализировать информацию, для чего лучше всего подходит состояние разделенного сознания. Когда на первом уровне анализируется то, что принято как факты, на втором - степень достоверности этих условных фактов по косвенным признакам, на третьем - особенности строения речи, языка, невербальные реакции и так далее. Соответственно при такой загрузке мозга реакция на внешние раздражители крайне затруднена, и находиться в подобном состоянии я могу около полутора часов. И лишь затем наступает время нелинейной логики… Я, конечно, не штатный сисан, но любой гвардеец раз в три года в обязательном порядке прикомандировывается к группе системной аналитики на срок не менее пяти месяцев. Причем группы все время меняются. Я, например, начинал с финансово-экономической. Потом была политико-соционическая, военно-промышленная, торгово-логистическая, эколого-демографическая и многие другие. Так что навыками всего спектра системного анализа я владел. И единственное, что мне сейчас было нужно, это пара-тройка часов свободного времени. Но мне его так и не дали…
1
- Товарищ командир, а куда тушенку девать?
Я отнял рушник от лица и повернулся к старшине Гарбузу.
- Старшина, я тебе кто?
- Командир, - уверенно отозвался тот.
- А ты кто?
- Старшина, - так же уверенно сообщил Гарбуз.
- Так что ты меня старшинскими вопросами достаешь?
Гарбуз озадаченно почесал в затылке.
- Так ведь… мало ли что?
- Мало тебе будет, когда я разозлюсь, - пообещал я…
* * *
…Нет, ну что за армия? Все, начиная с младших командиров и заканчивая старшими начальниками, о чьих действиях мне удалось хоть что-то узнать, совершенно лишены инициативы. Первое, чем занялось большинство командиров после внезапного нападения врага, которого здесь называли странным словом "немцы" (их можно было назвать кем угодно, но не немыми), так это… впало в оцепенение. Максимум, на что оказались способны командиры среднего звена, это на отдачу приказа: "Без паники. Не поддаваться на провокации!" Ну за исключением тех, по кому непосредственно стреляли. Остальные, совершив элементарные действия, предусмотренные уставами, будто впали в спячку, даже не попытавшись организовать взаимодействие с соседями, связаться со средствами усиления и сделать хоть что-то из того, что должен делать любой командир в армии, подвергшейся нападению. А те, у кого по тем или иным причинам в момент нападения имелся доступ к примитивным средствам связи, называемым здесь телефонами, принялись отчаянно названивать в вышестоящие штабы с сакраментальным вопросом "Что делать?". Адекватно отреагировали считаные единицы. И ведь, насколько мне удалось сравнить в паре уже состоявшихся с моим участием схваток, уровень индивидуальной подготовки и нападающих, и подвергшихся нападению был вполне сопоставим. Вооружения у пострадавшей стороны также хватало. И боевые характеристики вооружения были вполне на уровне. Ан нет! В общем, яркая иллюстрация любимой пословицы командира нашего батальона: "Стадо баранов, возглавляемое львом, стократ опаснее стада львов, возглавляемых бараном".
Я даже немного подосадовал, что слепой случай привел меня на эту, а не на ту сторону. Присоединиться к победоносной стороне было бы намного приятнее. Впрочем, теоретически возможность сменить сторону существовала до сих пор. Но к перечню обоснований, которые удерживали меня на этой стороне, не так давно прибавилось еще одно - диалект нападавших гораздо дальше отстоял от общеимперского. А я уже как-то привык, что те, кто говорит на диалекте, слишком отличающемся от общеимперского, во-первых, неизменно проигрывают и, во-вторых, чаще всего выступают в качестве противника. К тому же успех в начале войны - еще далеко не победа…
Из разрушенного бомбежкой здания, в котором находился, я выбрался спустя двадцать минут после начала налета. Судя по звуку, противник использовал авиабомбы калибра не более 0,00005–0,0001 килотонн стандартного эквивалента. Причем точность поражения целей была крайне низкой. Подавляющее большинство боезапаса просто наделало воронок в земле, не попав ни в какую значимую цель. И от этого у меня вновь екнуло под ложечкой. Похоже, здесь пользовались неуправляемыми боевыми блоками, а это означало, что степень деградации данного мира дошла до крайних пределов. Дальше был только каменный топор… ну примерно.
Я оглянулся на развалины. Кажется, все трое моих визави оказались погребены под обломками. А ведь возможность успешной эвакуации из разрушенного здания по моим приблизительным подсчетам составляла не менее восьмидесяти процентов. Хотя пятьдесят пять процентов из них приходились на используемый противником тип боеприпаса. Если бы нападающие использовали боеприпасы объемного взрыва или гравиконцентраты, возможность эвакуации упала бы до критических для выживания двадцати пяти процентов. Впрочем, для старшего лейтенанта Башмета и двух его подчиненных она уже и так являлась равной нулю…
Из зенита послышалось странное, вибрирующее завывание. Я поднял голову. На группу зданий, между развалинами которых я сейчас находился, с явно атакующими намерениями заходила группа странных летательных аппаратов. Таких очертаний я еще не встречал. По первому впечатлению для удержания в воздухе они использовали примитивные аэродинамические поверхности. И это был еще один факт в копилку моего негатива. Впрочем, особенно рассуждать было некогда. Похоже, именно эти примитивные летательные аппараты швырялись теми самыми неуправляемыми боевыми блоками, и сейчас мне на голову должна была посыпаться новая партия.
Я отследил траекторию, прикинул возможный угол разлета блоков, покосился на воронки, на глазок определив радиус поражения взрывной волной и осколками, и неторопливым шагом отошел за угол здания. Едва я присел на траву, как за спиной раздались громкие взрывы. Я прислушался: да, эквивалент посчитан правильно. Чрезвычайно примитивные боеприпасы…
Бомбежка закончилась примерно где-то через полчаса. И спустя несколько минут из развалин домов начали появляться люди. Они выглядели бледными, испуганными и постоянно пялились на небо. Все одеты в разные варианты той одежды, что была на Башмете и его подчиненных. Похоже, это все-таки форма. Я поднялся, выбрал из десятка появившихся наиболее представительного и приблизился на расстояние, когда мне обращаться к нему будет еще рано, а ему игнорировать мое появление будет уже психологически трудно. Поскольку стандартной формы воинского приветствия в армии я не знал, самым разумным было создать условия, чтобы он сам обратился ко мне. Так и произошло.
- Эй, ты кто такой, откуда?
Я молча указал рукой на развалины. Видимо, я нарушил принятые формы обращения, но в данной ситуации мою неадекватность скорее всего спишут на шок или контузию.
- На губе, что ль, сидел?
Я осторожно кивнул. На губе? Хм… Наверное, жаргон.
- Товарищ дежурный по штабу, - подлетел к человеку, с которым я разговаривал, какой-то чрезвычайно мелкий тип с округлившимися от страха глазами и взъерошенными волосами. - Секретную часть разбомбило!
- Да тут весь штаб разбомбило, Журавлев, - раздраженно отозвался мой собеседник, - а ты тут со своей секретной частью!
- Так там это… сейфы вдребезги! - еще больше вытаращив глаза, сообщил Журавлев. - И секретные документы ветром разносит.
- Что-о-о?! - в свою очередь вытаращился мой собеседник. - Так что ж ты стоишь-то? Бегом давай! А ну все сюда! Спасать секретные документы!
И мы побежали за мелким Журавлевым…
Следующие полчаса мы дружно гонялись за разносимыми ветром бумагами и стаскивали их в укромный уголок, между кучей щебня и куском еще стоящей стены. Там сидел Журавлев и запихивал принесенные папки и кипы отдельных листов себе под зад, усаживаясь на них, словно наседка. Из подобранных бумаг я успел понять довольно много. Хотя времени вчитываться в них у меня не было, да и делать это было довольно неразумно.
В конце концов, они представляли собой секретные документы, и бывший арестант, внимательно изучающий их, явно должен был вызвать вполне обоснованные подозрения. Но мне достаточно бросить один взгляд на подобранный лист, чтобы зафиксировать в памяти не только сам текст, но и фактуру бумаги, тип и глубину шрифта, форму и содержание оттисков печатей и иные структурные элементы документа. Конечно, для того чтобы полностью разобрать и разложить их на составляющие, а также оценить каждую и проанализировать на соответствие с остальными, а также с информацией, полученной из других источников, мне требовались время и более спокойная обстановка. Но зачем сожалеть о том, что в данный момент недостижимо?
Сейчас имелась возможность собирать информацию, ее и следовало использовать, а анализировать будем позже. Тем более что предварительный анализ уже выявил кое-какие новые пробелы, которые необходимо будет восполнить в ближайшее время. Существенную часть секретных документов составляли приказы и планы действий, но пока никакой привязки к местности все эти упоминания населенных пунктов, железнодорожных станций, местных речек и озер в моей голове не имели. Еще следовало отметить, что письменный язык также оказался излишне архаичным и усложненным. Но вполне понятным.
Командир войскового соединения, носящего наименование стрелковой дивизии, прибыл через час. К тому моменту среди развалин, в которых, как мне удалось выяснить, ранее дислоцировался штаб этой дивизии, уже вовсю кипела жизнь. Как, впрочем, и к западу от них. Там даже, пожалуй, жизнь кипела куда как более бурно: слышались непрекращающаяся канонада и те самые завывания, указывающие, что наземные войска постоянно подвергаются атакам летательных аппаратов, подобных тем, что разрушили штабной городок. К моменту прибытия командира мы уже собрали все разлетевшиеся документы секретной части и начали разбирать завалы, извлекая из-под них раненых и убитых, а также всевозможную утварь и предметы, скорее всего являющиеся оружием. Как я понял, местная армия была оснащена оружием, поражающее действие которого было основано на кинетическом принципе. Причем разгон снаряда осуществлялся созданием давления в камере путем сгорания химических веществ с высокой скоростью горения. Да уж… До сих пор я считал, что самым примитивным ручным оружием, с чем пришлось столкнуться, являются боевые химические лазеры, которыми повстанцы на Латее пытались сражаться с войсками наместника (против нас они их использовать не решились - сразу сдались). Но теперь я понял, что ошибался…