- Тыл? - Генерал бросил на него испытующий взгляд. - Уже доложили?
- Что? - насторожился Курт.
Генерал вздохнул.
- Да, в общем, ничего особенного. Просто досадное происшествие. Из транзитного лагеря для военнопленных под Береза-Картузская, - произнес он, слегка коверкая непривычное название, - бежало несколько сотен военнопленных. И вот уже скоро месяц, как их не могут отыскать. В нашем глубоком тылу, заметь… Да еще при поисках умудрились где-то потерять два самолета. А немногим ранее в другом месте какой-то отряд русских совершил налет на штаб 293-й пехотной дивизии. Очень трагическое происшествие: штаб дивизии во главе с командиром практически полностью уничтожен, можешь себе представить? Правда, мне доложили, что с той группой русских разобрались…
Курт замер. Это был след! Во всяком случае, происшествие с лагерем, раз дядя говорит, что с отрядом, совершившим налет на штаб, разобрались. По зрелому размышлению, тот красный командир выглядел слишком необычно, чтобы позволить легко себя поймать, а вот доставить им серьезные неприятности - вполне. А где он, там должна была быть и она, Вилора. Очень необычное имя, как видно, чисто русское…
- С вашего разрешения, дядя, я бы хотел заняться этим вопросом.
Генерал на мгновение задумался, а затем пожал плечами.
- Что ж, если ты так хочешь… Хотя я бы предпочел видеть тебя при моем штабе. Твоя уникальная память и светлая голова мне бы очень пригодились. А свою храбрость ты уже доказал в Польше и во Франции. - И он воткнул в молодого офицера испытующий взгляд.
Курт качнул головой.
- Непременно дядя, но чуть позже. Ибо моя светлая голова сообщает мне, что за этим, как ты выразился, досадным происшествием могут таиться некие будущие неприятности.
- Ну хорошо. Я прикажу выдать тебе предписание. Ты нашел, где остановиться? А то можешь погостить у меня.
Курт сделал отрицательный жест.
- Нет, не нашел, но я не хочу терять время. Еще довольно рано, так что я лучше получу предписание и отправлюсь поближе к месту моего расследования.
- Ну как знаешь. - Генерал поднялся из-за столика и крепко обнял молодого офицера, отчего Курт едва сдержал легкий стон. - Ну удачи! А сейчас извини… - И он развел руками.
Спустя полчаса, когда Курт вышел из строевого отделения, укладывая в карман свежеполученное предписание, его окликнул довольно громкий и неприятный голос, от которого прямо разило самодовольством.
- Гауптман фон Зееншанце?
Молодой офицер развернулся. По коридору размашистым шагом приближался высокий блондин, затянутый в черную форму с изображением сдвоенной молнии на петлице.
- Рад с вами познакомиться. Штандартенфюрер Ганс Либке.
- Очень приятно, - сдержанно-холодно отреагировал Курт: стоящий перед ним офицер являлся олицетворением тех, кого он как раз и недолюбливал в окружении фюрера.
- До меня дошли слухи, что вы собираетесь помочь мне управиться с моим хозяйством.
- Простите? - не понял гауптман.
- Ну… я тут занимаюсь пленными и всем, что с ними связано.
- А, вот в чем дело, - понимающе кивнул Курт, - не извольте беспокоиться. Мой интерес связан только с одним досадным фактом. И вызван скорее личными предчувствиями, чем распоряжением руководства.
- Вот как? Интересно. Хотя… у вас ведь уже есть опыт общения с пленными. Мне докладывали, что вас оперировала русский медик-лейтенант. И даже некоторое время сопровождала. Как, кстати, она поживает?
Курт пожал плечами. Хотя у него немного засосало под ложечкой. Этот тип сразу брал быка за рога, в завуалированной форме предупреждая, что если господин капитан накопает в его ведомстве нечто, способное выставить его в неудобном свете, то и у него есть чем прижать господина капитана.
- Не имею ни малейшего понятия. Я не видел ее с того момента, как улетел.
- Странно, - штандартенфюрер наморщил лоб, - по моим спискам она тоже не проходит. Наверное, какой-то сбой. - Он шумно вздохнул. - Если бы вы знали, мой друг, какой дефицит у нас с людьми! Самых толковых забираете вы, армия, заявляя, что ведете войну и вам нужно самое лучшее. А что в таком случае остается нам? - И он раскатисто захохотал.
- Я непременно передам ваше мнение своему руководству, - вежливо сообщил Курт, у которого не было никакого желания общаться с этим типом. - А теперь позвольте откланяться. Я спешу.
- Понимаю, - кивнул штандартенфюрер. - Ну что ж, удачи! Надеюсь, вы сумеете разобраться во всем этом, а то, признаюсь, у меня немало хлопот. И отвлекает от других, более насущных дел. - И он крепко стиснул руку молодому офицеру. А затем долго смотрел ему вслед…
Ганс Либке всеми фибрами души ненавидел таких, как этот лощеный офицерик. Сын лавочника из Мюнхена, Либке довольно рано примкнул к движению национал-социалистов и даже вошел в СА. Тем более что его физические кондиции полностью укладывались в новую идеологию. Очень лестно было считать, что сам факт того, каким ты уродился, уже делает тебя элитой, солью нации и будущим владыкой мира. Но когда на нацистов начались гонения, закончившиеся арестом почти всей верхушки тогда еще немногочисленной партии, в том числе и будущего фюрера, Ганс быстро забыл о всякой идеологии и даже сжег свой партийный билет. Как же он потом жалел об этом!..
Но сделанного было не вернуть. Поэтому Либке пришлось начинать все с нуля, ловя презрительные взгляды бывших соратников, сумевших сохранить и документы, и отношения. С особенным презрением к нему относился сам Рем. И это закрывало перед Либке любые перспективы… до того момента, как Рема и его ближайших сподвижников не прикончили во время "хрустальной ночи".
После этого дела Ганса пошли в гору. Хотя и не так резво, как ему хотелось. Впрочем, во многом он сам был виноват. Основные проблемы заключались в его натуре мелкого лавочника. Едва дорвавшись до каких-либо материальных ценностей, он начинал хапать так, что окружающих просто оторопь брала. И, естественно, это порождало проблемы. В том числе и с непосредственным начальством.
Так произошло в Польше, где Либке поначалу зарекомендовал себя очень неплохо, но потом попался на отправке домой целых двух вагонов с награбленным. Подобное произошло во Франции и не так давно в Греции. Так что его руководство, вполне признавая за Гансом чистоту взглядов, ненависть к евреям, цыганам, славянам и иным неполноценным расам и беззаветную преданность фюреру, а также несомненные таланты трофейщика, вынуждено было отодвинуть его от стези, к которой он, несомненно, был предрасположен. Уж слишком много прилипало к его рукам, так сказать, в процессе.
Сам же Либке считал опалу происками врагов. Особенную ненависть у него вызывали чистоплюи из числа таких вот офицеришек из старой аристократии. Они… они кривили губы, обзывали его сыном лавочника, способным только на мелкое жульничество и воровство, и всячески наушничали, не давая Гансу получить то, что, как он искренне считал, принадлежало ему по праву победителя. Они занимались только тем, что считали достойным, сваливая всю грязную работу на таких парней, как Либке, а потом их за это же презирая. Разве это справедливо?
Ганс искренне презирал русских, в полном соответствии с партийными установками считая их недочеловеками, быдлом, чье предназначение может состоять лишь в том, чтобы быть бессловесным скотом на службе у истинных хозяев. Но в одном он был полностью с ними согласен. Они оказались совершенно правы, когда вырезали, расстреляли, уморили голодом и замучили в тюрьмах всю свою старую аристократию. Так же следовало поступить и фюреру, проявившему в этом деле непростительную мягкотелость. Ибо только они, новые люди фюрера, истинные арийцы, новая раса, чье предназначение - править этим миром, могут привести рейх к его подлинному величию!
Ну, ничего. Похоже, на этот раз судьба послала Либке возможность отомстить. Что-то было не так с этим Зееншанце. Уж слишком подозрительным выглядело его скорое возвращение после столь серьезного ранения. И вообще, с самим его отбытием в Берлин тоже все было очень странно. Почему самолет ждал его лишних два часа, где он шлялся все это время, если учитывать, что место ночлега он покинул около девяти утра. И куда делась та русская, которую он все время возил с собой. Он ее где-то спрятал? Скорее всего. Что ж, он, Ганс Либке, сумеет вывести на чистую воду предателя, не только способствовавшего побегу из плена вражеского военнослужащего, но еще и продолжавшего укрывать его. И, честное слово, сделает это с нескрываемым удовольствием!..
* * *
До Березы-Картузской Курт добрался на следующий день. От объятий дядюшки и еще более от волнения, вызванного разговором с этим Гансом Либке, разнылась рана. Пришлось заехать в госпиталь и запастись обезболивающим. Потом они еще задержались, потому что Вольфганг заливал бензин, так что ночь застала их в дороге, и пришлось останавливаться на ночлег в какой-то деревне.
Прибыв в Березу-Картузскую, Курт первым делом посетил коменданта. Тот как раз обедал. И был рад предложить офицеру, прибывшему со столь важным предписанием, разделить его немудреную трапезу, состоящую из наваристого овощного супа со смешным названием "борч", вареной картошки с домашним сливочным маслом, ничем не уступавшим прованскому, и сала. Ну и бутылочки домашнего шнапса местной выгонки. От шнапса Курт отказался, а остальное съел с удовольствием, потому что изрядно проголодался. Стремясь побыстрее добраться до места, он пренебрег завтраком.
- Какая помощь вам требуется, господин гауптман? - поинтересовался комендант, когда они покончили с обедом.
- Расскажите мне поподробнее о том случае нападения на транзитный лагерь.
- Ну-у-у, - комендант явно сильно занервничал, - я уже все доложил в рапорте.
- И все же, - настойчиво повторил Курт.
- Да там и рассказывать особенно нечего. Нападающие подобрались к лагерю, сняли часовых, вырезали охрану и освободили находившихся в лагере пленных.
- А как они смогли незаметно приблизиться к часовым? - поинтересовался Курт.
Комендант замялся.
- Мм… дело в том, что они… ну как бы это сказать… не совсем приблизились.
- То есть?
- Офицер, проводивший расследование, сообщил мне, что часовые были расстреляны из арбалетов.
Гауптман фон Зееншанце подался вперед.
- Из чего? Из арбалетов?!
- Ну… что-то вроде. Установить точно не представляется возможным. Какая-то самоделка…
- Оказавшаяся вполне эффективной, - пробормотал Курт. - Вы указали это в рапорте?
Комендант побагровел.
- Я-а-а… не счел это заслуживающим внимание.
Курт стиснул зубы. Вечно так! Очень важные сведения замалчиваются, чтобы не привлекать внимания и скрыть собственную глупость и некомпетентность.
- Кто проводил расследование?
- Лейтенант Икке.
- Вызовите его.
- Слушаюсь! - Комендант торопливо вскочил на ноги и, натянув фуражку, выскочил за дверь.
Лейтенант добавил немного.
- На основании чего вы сделали вывод, что нападавшие использовали арбалеты?
Икке раскрыл офицерский планшет, извлек оттуда странный предмет и протянул его Курту.
- Вот, герр гауптман, часовые были убиты именно этим. Я обратил внимание на странную форму ран, а потом обнаружил пару таких предметов в трупе, который лежал в стороне от всех.
- В стороне от всех?
- Да, герр гауптман. Похоже, он просто не вовремя вышел мм… - лейтенант запнулся.
- Помочиться, - закончил за него Курт.
- Так точно, герр гауптман. И его сняли из того же оружия. Стрелы полностью металлические и похожи на арбалетный болт. К тому же мне удалось идентифицировать предмет, из которого они изготовлены.
- И что же это?
- Шомпол от русской винтовки конструкции Мосина. Причем, взгляните, этот самодельный болт обернут тканью.
- Зачем?
- Мне кажется, для того чтобы, если он в случае промаха упадет на утоптанную землю или иную твердую поверхность, звук был более тихим.
Курт задумчиво повертел в руках самодельный болт. Если командир русских предусмотрел даже такие мелочи…
- А как погибли остальные?
- Они были зарезаны во сне, герр гауптман. Штыками от русских винтовок и ножами.
- Спасибо, лейтенант, вы мне очень помогли. Чувствуется, вы не новичок в расследованиях.
Икке просиял.
- Так точно, герр гауптман. Господин комендант всегда поручает мне расследование подобных происшествий, - радостно доложил он, не заметив, как начальник, вновь занявший место за столом, побелел.
- А что, были и еще? - рассеянно спросил фон Зееншанце, напряженно размышляя над тем, что он уже успел узнать за столь короткий срок.
- Так точно, герр гауптман. Где-то за две недели до нападения на лагерь.
- И что же случилось тогда? - насторожился Курт.
- Пропала колонна пленных. Небольшая. Человек сорок. И четверо конвойных. Причем бесследно.
- Когда точно? - Фон Зееншанце подался вперед.
Лейтенант назвал точную дату. Гауптман прикрыл глаза. Черт! Все сходится. Этот необычный красный, похоже, собирает себе отряд. Сначала у него было чуть более десятка, затем он отбил еще сорок человек, обкатал их, подучил, а затем совершил налет на лагерь. Курт возбужденно потер виски. Похоже, охота становилась интересной сама по себе. Вне зависимости от приза. Ему внезапно очень захотелось вновь пообщаться с этим русским, но уже на, так сказать, своей территории и в условиях, когда он контролирует ситуацию.
- Хорошо, лейтенант, вы свободны. Вы мне очень помогли, спасибо.
- Хайль! - радостно выкрикнул тот, вскидывая руку, и исчез.
Курт некоторое время сидел, задумчиво барабаня пальцами. Наконец комендант, все это время мысленно проклинавший излишне разговорчивого лейтенанта, не выдержал и робко спросил:
- Господин гауптман, что-нибудь еще?
- А? - рассеянно отозвался Курт. - Да нет, больше ничего. Спасибо, вы мне тоже очень помогли. А далеко ли от вас Бронна Гура?
"Пожалуй, стоит поподробнее расследовать все не слишком укладывающиеся в привычную картину происшествия, произошедшее в этом районе…"
- Ну что вы, - засуетился комендант, осознавший, что вполне может уже сегодня избавиться от столь хлопотного гостя, - вовсе недалеко…
До Бронна Гура Курт добрался поздним вечером. Штаб 293-й пехотной дивизии отсюда уже съехал, поэтому большинства тех, кто мог бы что-то рассказать по поводу нападения, здесь не было. Но фон Зееншанце доложили, что в местном лазарете еще оставалось несколько человек, долечивающихся после того боя. Так что он решил не отправляться сразу за штабом дивизии, а сначала переговорить с ними. Начинать расследование было поздно, поэтому Курт приказал Вольфгангу организовать ночлег, а разговор перенести на утро.
Первым в лазарете его встретил врач.
- Чем могу помочь?
- Я занимаюсь расследованием нападения на штаб 293-й пехотной дивизии и хотел бы поговорить с людьми, выжившими после него.
- Расследованием нападения именно на штаб дивизии? - уточнил врач.
- Да, - кивнул фон Зееншанце и тут же насторожился: - А почему вы спросили?
На лице врача нарисовалась досада.
- Ну да, простите, у того, что было раньше, никаких свидетелей не осталось.
- Раньше? А какое нападение было раньше?
Врач удивленно воззрился на него.
- Ну… за пару дней до налета на штаб дивизии русские совершили нападение на захваченные нами их собственные военные склады совсем близко отсюда. Наверху что, об этом не знают?
- Нет. - Курт недоуменно покачал головой. - Вы сказали, склады? И что же они там искали?
- Оружие, вероятно.
Курт замер, обдумывая новую информацию, а потом попросил:
- Расскажите мне поподробнее о нападении на склады.
Врач пожал плечами.
- Ну… я немного знаю, меня вызывали на вскрытие трупов. Вся команда охраны была зарезана. Судя по форме, раны наносились штыками русских винтовок и ножами.
Курт облизал внезапно пересохшие губы. Это же докладывал ему и лейтенант Икке. Неужели?.. Но ведь дядя говорил, что с отрядом русских, совершившим нападение на штаб, покончено! Или на штаб нападали другие?.. Два столь близких по времени нападения совершены разными группами? Маловероятно.
- Все зарезаны?
- Все, кроме троих. Точно идентифицировать, чем их убили, не удалось. Но если бы я не боялся обвинений в сумасшествии, я бы высказал предположение, что их расстреляли из чего-то типа луков или арбалетов.
Фон Зееншанце прикрыл глаза и некоторое время переваривал услышанное, затем спросил:
- А как вы думаете, кто напал на склады?
- Да тут и думать нечего, - решительно заявил врач. - Те же, что спустя пару дней напали на штаб дивизии. Захватили склады, вооружились и атаковали штаб.