* * *
Сразу после церемонии Немайн заявилась на холм Гвина, что окрестные жители бурно одобрили. На холме и вокруг творилось странное - но так было и прежде, а теперь чудеса творила та, кому по должности положено заботиться о благе окрестных жителей. А кроме того, это странное замечательно поглощало любые избытки урожая, всю выловленную близ берега и в реке рыбу, грибы, ягоды и заохоченных животных. Да не просто так, а в обмен на золото, серебро и пергамент. В любом случае, главную болячку республики - не королевства! - нужно залечить, и то, что хранительница правды при помощи священника рьяно принялась за дело, несказанно радовало людей. Само название страны порадовало древней гордостью - потому как больше половины граждан почитало себя потомками римлян. В какой степени они ими являлись, и каких именно римлян - сказать было непросто: служил-то в легионах конца четвёртого века народ весьма разномастный. Но слово они узнали. Римское слово.
Деньги у сиды должны были уходить, как вода в песок - но этого не получалось. Впрочем, как раз над водами она и властна! Ивору начало казаться, что Немайн берёт серебро из воздуха. Сходил поговорить: ежели оно колдовское, его нужно быстро сбыть за границы, желательно саксам. Пока в труху не рассыпалось. После беседы успокоился и долго тёр лоб рукой - такая у него под раздумья была привычка.
Пригоняемый со всего Диведа скот, помимо мяса, превращался в кожу и пергамент, а кожа - в солдатские сапоги. Наверху, в Кер-Мирддине, их брал Дэффид. Остальные части туши тоже не оставались без дела. Кровь пополняла собой рацион строителей, превращаясь в колбасы и пудинги. Клей, точёные безделушки из рога - самой сиде в благодарность за педальный привод токарных станков перепала десятина с промысла. Всё это делалось не в самом городе - а вокруг. Всеми, кого ещё не занял Дэффид. А ещё Немайн велела собирать кости забитых животных, сушить и перемалывать - благо жернова от ветра привести недолго. То, что получалось - задёшево продавала для внесения на поля. Фосфор! Слова такого камбрийцы пока не знали, но что на мёртвых костях иногда невиданный урожай случается - припомнили. Сделали вывод - сида, как и положено, не лжёт. А потому - брали.
И так - с любой мелочью. Вниз по Туи шли брёвна - вверх доски, и даже строительный камень. При том, что Дивед готовится к войне, а комендант столицы на всякий случай обновляет укрепления - получилось очень кстати. Оставшуюся щепу да кору жгли в печках. Золу - отдавали фермерам. Бесплатно, но только тем, кто поставлял в город свежие продукты. Скапливалась зола быстро, так что - на поля уходили телега за телегой. Что пепел да зола удобрение хорошее - фермеры знают. Хотя бы по опыту соседей-саксов, выжигающих леса под вспашку. Вот только эти варвары уничтожают плодородие земель в считанные годы. После чего норовят двинуться дальше.
Самое же интересное происходило внутри охвативших небольшой треугольный полуостров рвов и валов. Город получался похожим на готовый выйти в море корабль: высокая корма Кричащего холма, на ней замок, сбегающие по склонам укрепления, возвышенность возле подрытого речкой берега - нос, как раз над ней застыли мачты метательных машин. Пристань - скособоченный таран… А команда пузатого корабля получила первую плату - серебром. Расписки, как опасались, сида впихнуть не пыталась - уже хорошо. Однако вскоре рабочие выяснили: продовольствие, да и почти всё остальное, в расписках Немайн выходит дешевле. Скоро в городе грамота с подписью и отпечатком пальца сиды стоила дороже серебряной монеты. При этом её не прятали в сундучок, а тащили в лавку или на рынок - копить расписки, за которые сида обещала на будущей ярмарке только семь восьмых цены, никто не собирался. Лавочники же эти "плохие" деньги брали со всем удовольствием - потому как и им Немайн продавала поставляемые принцем Рисом запасы за расписки несколько дешевле. Убыток, но экономия серебра, так нужного на внешние закупки - и гораздо большая, чем ожидала сида.
Само же серебро почти исчезло из ежедневных расчётов. Оно смирно сидело по сундукам - а бегала кожа. И, иногда, при крупных сделках, золото. Больше того: грамотки понемногу расползались по округе, всё шире и шире. Там происходило то же самое: всяк старался в первую очередь скинуть с рук ценную, но обещающую на ярмарке похудеть расписку. Так и получалось - куда доходили расписки, металл исчезал, и из монет оставались только разменные медяки. Прочее пряталось на чёрный день.
А рыжей сиде с ученицами прибавлялась работа - через лавки к концу недели возвращалось не больше половины расписок, и приходилось штамповать новые. Время от времени Немайн пробегала по стройке с чёрными от краски пальцами - и всякому становилось ясно, от какого занятия её отвлекли. Пальцы пачкались все - потому как купюры разного достоинства Немайн приловчилась, во избежание подскабливания, метить разными пальцами. Все знали: четверть милиарисия - мизинец, половина - безымянный, милиарисий - большой, так ещё с ярмарки повелось, четыре милиарисия - средний, восемь, то есть золотой серебром - указательный. Сида шутила, говоря, что на мелочь, при нужде, можно будет использовать отпечатки пальцев ног. И отпечатки пяток на что-нибудь крупное. Образцы отпечатков - на дереве, да под лаком - сида велела приколотить на стене своего временного домика, и там теперь всё время кто-нибудь топтался, сверяя истинность денежки с эталоном…
Население города росло, да и без имени он оставался не так уж долго. Скромницу Немайн на этот раз и спрашивать не стали. Город сиды - Кер-Сиди.
Старое имя, среди волшебных земель легендарного Диведа, обители богов и героев - самое чудесное. Диведцы обычно предпочитали не вспоминать, что особенность их края происходит из того, что, расположенный на западном краю Земли, он граничит с Адом, а потому нуждается в волшебных защитниках. Но на этот раз - решились. Именно потому, что защитница-хранительница бегала вокруг, не гнушаясь заскочить к котлу самых простых работяг. Пробовала - и иной раз нерадивые или корыстные поставщики вдруг обнаруживали себя несостоятельными должниками. После выплаты неустойки. Правда, горные кланы начали шипеть громковато. Хотя бы потому, что за своих негодяев расплачивались из соображений чести, а родня и союзники преспокойно выдавали проштрафившихся сиде головой - для соразмерного наказания. Обычно заключавшегося в умеренной порке.
Старая крепость, разрушенная во время войны между сидами и людьми, древний оплот Диведа - поднималась снова, пусть и на новом месте.
Каждый день прибавлялись новые жители. Сида же и пришла не одна - с войском, двумя десятками молодцов из её родного клана, да с греками, которые по имперскому опыту знали, что вернейший способ прокормиться - устроиться на строительство нового города. Скоро Гулидиен подбросил ей и пленных ирландцев-разбойников, которых подозревали в отсутствии душ. Но больше всего было обычных камбрийцев, решивших поработать зимой: кто с ремеслом, за плату, кто без - за прокорм, что после начала саксонских нашествий считалось большой экономией - семье и клану ртом меньше.
В убытках оказался разве смотритель при входе в разрушенный бруг Гвина. Немайн разрешила ему остаться, но тот всё равно больше времени бродил по сельским окрестностям да рассказывал всякие чудесные ужасы. Между тем сидовской крепостью занялись всерьёз: вместо щитов поставили у входа сруб, как для длинного дома, перекрыли и принялись таскать снизу землю. Смотритель рассказывал, что там была не только земля, а что было кроме земли, не говорил. Только зыркал исподлобья да намекал, что про такие вещи и говорить нехорошо.
Видимо, был прав - но сида занималась очисткой про́клятой земли всерьёз. Ивор посоветовался со своим малым Советом. Решили: не мешать и не накликать себе на голову дурную работу. Немайн лучше знать, что делать с холмом брата. А с холмом творилось страшное. Из него долго носили землю. Таскали внутрь уголь. Потом из холма повалил дым, больше всего напоминающий дым от горящего торфяника. Затем дымить начали уже скалы на вершине холма. Но вот, наконец, волхования закончились и началась обычная работа - землю копать, деревья валить… Строиться. Хотя и странно.
Для пущей безопасности заселили перво-наперво старый лагерь, оставшийся от осады. Начали обустраиваться. Строили не правильные дома, и не старинные, а приземистые сооружения с высокой крышей, почти как длинные дома саксов. Только ещё стены зачем-то землёй присыпали. По слову норманна, корабельного плотника Эгиля - мол, так теплее. Харальд немедленно подтвердил, сида кивнула…
Вообще, Эгиль на стройке быстро оказался главным. Кроме Немайн, конечно, но она - вне счёта. На хранительнице висели подвоз, и планы, и новенькое показать, и три дня в неделю на державные дела. А плотницкой работы оказалось больше, чем рук, и соображения было нужно много. Тут норманн и выдвинулся - сперва как мастер, а там и как мирный вождь. Перво-наперво опыт норманна понадобился на новой машине, что перекрыла реку для враждебных кораблей. Это был уже не простенький мангонель - а хороший, правильный требюше. Впрочем, Эгиль этого слова не знал. Для него это была вторая машина Немхэйн. И только.
Отличия были в основном в грузе-противовесе. Неподвижный ящик с землёй - так было раньше. А стал ящик, способный ворочаться.
- Зачем? - спрашивал Эгиль.
- Так лучше… - и богиня принималась чертить на земле посохом свои магические картины. Из которых стало понятнее, что Немхэйн хочет сделать, и что получится - а получалось, что камни будут лететь точнее, машина же прослужит дольше - но никак не отчего. Впрочем, не его дело обсуждать богиню. Его - делать то, что хитрейшая и проказливейшая придумает. Право, не возись она столько с водой - решил бы, что перед ним родственница Локи. Так она ещё и лгать не умеет… Дерётся как ас, хозяйство ведёт как ван, а ушами шевелит и грустит - как домашняя зверюшка! Ну и кто она после этого?
А ей и правда приходилось больше придумывать, а не рабочими командовать. Пусть не было ни мер, ни толковых инструментов - но спланировать город хотя бы приблизительно было необходимо. Так, на глазок: на холме цитадель, внизу форт - бывший строительный лагерь, с нею связанный. За ещё не усиленной камнем и деревом косой - речной порт, а вот там когда-нибудь встанет морской. Мелковато, но грунт там песчаный, всегда можно углубить. Ремесленные и заводские кварталы - сбоку, чтоб на цитадель не несло, торговые - между ними и портом. К каждому кварталу - акведук. Можно было и напорный водопровод проложить - но для этого сперва следовало построить завод по производству труб. Керамических, например. Немайн подумала и решила: потом.
Главной проблемой на побережье Камбрии стала вода… Брать питьевую воду прямо из реки - нельзя. Вдруг сверху, по течению, придёт зараза? А подземная вода тут слишком солона. Отрыли отводок - против течения, так, чтобы любая дрянь мимо проскакивала. Но, для верности, пришлось поднимать речную воду колесом с черпаками в песчаный фильтр, а оттуда - в башню. Шесть колёс, каждое поднимает на четыре метра. Между - самотёком. Но тратить очищенную питьевую воду на привод устройств… Нельзя. Впрочем, совмещение ветряной мельницы с водонапорной башней решило и эту проблему.
Потом от холма и иных возвышенностей к морю потянулись длинные канавы. Их мостили, как римские дороги - камнем, добытым из недр и с вершины холма. Узнав, для чего все эти муки, рабочие чуть бунт не подняли. Сида явилась, пожала плечами, предложила увольняться. И предупредила, что в дальнейшем в случае изведения рабочего времени на подобные митинги дневная плата выдаваться не будет. Напомнила:
- Я скупая, - по лицам поняла - вспомнили.
Подтвердила: канавы - будущая канализация. В Кер-Мирддине есть, и в новом городе будет. А если кто привык, живучи на ферме, дерьмо на поля выносить - так из города это, во-первых, далековато. Во-вторых - многовато. В-третьих, ежели какая бочка опрокинется - кто отчищать будет? И главное - леди сида хочет так и только так. Все стоки - только в море.
Работы продолжились, хотя многие ворчали на холмовую дурь. Недолго. Эгиль разъяснил: кулаком и словами. Второе было даже слегка непривычно. Не любил он слова тратить. Да и кулак считал менее оскорбительным и более доходчивым средством.
- Да не может она иначе! Мы, люди, вроде лисиц или свиней. Грязюку не любим - но терпим. А она сида и росомаха чуток. Барсучьи норы знаете? Вот у росомах похоже, только они чаще шалаш строят. А в нору он зимой превращается, когда снегом завалит. Любого зверя в свой подземный дворец пустит - если тот не начнёт в норе гадить и добычу несожраную гноить. Лиса, конечно, начнёт - ну, тут барсук с ней и разделывается. До смерти не убивает, но зимой остаться без дома - много ли радости? Зверю много не надо, да кто летом поленился себе нору вырыть, тот зимой сдохнет. Ну, норвежской зимой. Ваша, скорее, осень. А потому мёрзлых лисиц вам наблюдать не приходится… А у нас и не такое видывали. Один охотник рассказывал - довелось ему наблюдать, как росомаха выдру гнала. Лисиц, скажем, росомахи, как и волков с собаками, на дух не переносят, душат сразу. А выдру могут и в дом пустить, и убьют вряд ли. Это уж скорее одна выдра другую задерёт, чем росомаха приживалку тронет. Но эта вот, похоже, провинилась. А зная выдр, могу сказать, что нагадить перед жилищем для них - первейшее дело. Дом свой метят. Так вот, гонит когтистая перепончатую. Та уже идти не может. Легла, глазки закрыла - ешь меня! А росомахе наплевать! Как даст под хвост лапищей! Сразу в выдре силы нашлись. Та - бежать. А росомаха припрыжкой неуклюжей - следом. Так, наверное, насмерть и загнала бы, но тут охотник чихнул. Росомахи, они людей уважают, так что мохнатая сразу ушла. А гладкошёрстая осталась. Подумал охотник, да так живьём и подобрал. А чего шкуру портить? Ещё и спасибо сказал росомашке - история-то вышла занятная, да ещё с подтверждением: выдрочка на целую неделю зажилась. Вся деревня смотрела на перепончатую, что от усталости ходить не может. Кормили даже. А как на лапы вставать начала, тогда, конечно, оглушили и ошкурили. Вот оно как заканчивается, у росомахи в доме гадить. А ещё, говорят, у выдр лапы короткие от этого.
- От чего?
- А оттого, что их росомахи так вот за проступки наказывают. Раньше они высокие были. Как волки. Но их так гоняли, что лапы от бега стёрлись больше, чем наполовину. Оттого они теперь приземистые.
Дни шли, работы вились и переплетались, как тетива лука - пучки в одну сторону, потом все вместе - в другую. Сида как-то ухитрилась сделать так, чтобы никто не сидел без дела - и всяк непременно делал то, что лучше всего умел. При этом всем всего хватало. Чудеса!
Эгиль заметил - Немайн часто останавливается посмотреть, как он работает. И при этом молчит. Просто стоит и смотрит. Недолго. Потом убегает. Эгиль немного думал над этим. Решил - раз молчит, значит, он всё делает правильно…
* * *
Отец Адриан, которого с подачи базилиссы уважительно-ласкательно называли "батюшкой", погрыз кончик стила - а перья грызть противно, может, потому к ним и не удалось приспособиться? Послание выходило почти бесконечным - а всё оттого, что его занесло в дела мирские, хоть и интересные, но всё же - не главные. Главной была душа той, что упорно называла себя Немайн, и то, как видят её жители Диведа.
Как передать безумное счастье, разрывающее Немайн, он не знал - а сида была счастлива. Неосознанно - зато до упада, до свечения изнутри! Как человек, который строит своё будущее и будущее своего ребёнка. Чтобы кто ни говорил о политической целесообразности, видно - приёмыша она любит, куда иным родным матерям.
Тетешкает с младенцем, суетится до упада, но не думает о прошлом. Кажется, решила, что прежняя жизнь быльём поросла. Тут, конечно, ошиблась - по весне откроется навигация, и вся Ойкумена узнает, кто строит новый город в устье реки Туи. Дионисий не удержится, отправит в Рим доклад о своих подозрениях - и пусть "сида" никогда не узнает, чего ему стоило отправить римскому понтифику полуправду! Какие уж тут подозрения, когда приехавший из Африки учитель узнал свою ученицу… Да и быть ей больше некем!
Так что пусть беглая базилисса Августина-Ираклия пока радуется. Тем более что эта радость не бездельна - связи с Империей у неё есть, и мятежная провинция Африка, скорее всего, окажется на её стороне. Впрочем, как бы ни развивались дела в Константинополе и Карфагене, жить Августина - или всё-таки Немайн? - решительно предпочитает в Камбрии. И вот именно это в ней никак не переменится. Так что она и правда строит себе дом, город и страну - сама!
А в душе у неё есть один мало-мальский грешок - нравится ей быть сидой! Жить чужой жизнью и чужой судьбой - или всё-таки своей?
Северные язычники, например, абсолютно уверены, что своей. Перемена имён их не пугает. В чужой земле разумно именоваться другим именем. А слава приходит по делам! Так что здесь они спокойны, не сомневаются, что служат достойной их мечей, и очень надеются совершить много подвигов.
У них другие вопросы - которые они и приходили задавать. Сначала, что характерно, долго беседовали с лекарем-язычником. Разумеется, вопросы, возникшие от общения с доброй христианкой, тот разрешить не смог. Тем более что настроить воинов против хранительницы правды и не пытался. Только уверял, что она относится к числу языческих богов. А не просто к народу холмов. Его рассуждения были лестны - служить богине должно было показаться очень почётным. Но - норманнов такие объяснения не устроили, и они явились к священнику истинного Бога.
Викарий тогда даже струхнул немного. Не то чтобы он боялся викингов. Знал - северяне люди хоть суровые, но вдумчивые. Не все. Эти двое. Такое у каждого ремесло. А потому спор ограничится словами, если не задеть их веру поношением. Другое дело, что эта парочка впервые проявила интерес к христианству. А ведь там, откуда они явились, лежала целая страна. Которая тоже могла проявить интерес - но пока, по слухам судя, интерес этот проявился только в сожжении дотла ирландских миссий на Оркнейских островах. Потому викарию было очень жаль, что в Кер-Сиди не было ни епископа Дионисия, ни патриарха Пирра. О чём и написал. После чего принялся припоминать беседу, которую вёл с нежданными гостями. Сперва он предложил им сесть и отужинать. Не отказались. Но - говорили о стройке, да о местных обычаях, казавшихся странными. Советовались, как иноземцы с иноземцем. И только омыв руки, перешли к делу.
- Вот рассуди, - говорил тот, что стал первым поэтом Глентуи, - Немхэйн возится с землёй и рекой, и выглядит, как жительницы холмов. Значит, она из ванов. Но мудрый старик уверяет, что она из тех богов, которые победили в давней войне с другими богами! Значит, должна быть из асов. Но ни на кого из асов она не похожа! И вся её родня - тоже! Зато они похожи на ванов. И сильно. Манавидан, например, - это же явно другое имя Фрейра! Опять же, холмовым народом правят ваны, и не иначе. А этот сморчок уверяет, что Немхэйн сестра Одина. Да у того вообще нет сестёр!