– Ну как отдохнул? – спросил повеселевший Тарас, которому надоело одному брести по дороге, где ему до сих пор попадались только телеги периеков. – Как отец, жив-здоров?
– С отцом, хвала богам, все в порядке, – отдышавшись, сообщил Механид, – задержался вчера в герусии. Пришлось долго ждать.
– Мой тоже, – гордо заявил Тарас, радуясь, что теперь может поддержать разговор не только на военные темы.
Жизнь в Спарте за прошедшие сутки стала для него вдвое интересней, и даже грядущие экзамены не могли испортить сейчас это впечатление.
До Гимнопедий оставалось еще несколько дней, однако подготовка к ним началась уже давно. А по возвращении Тараса из увольнительной она резко усилилась. К его большому удивлению, спартанцы почти позабыли про сражения на мечах и мордобой, оставив из обязательной программы только бег, метание диска и борьбу, в которой Тарас тоже преуспел за последнее время. А все остальные часы под жарким солнцем Спарты проводили в песнях и плясках. С утра до вечера.
Их вновь заставили раздеться и плясать голыми. Взявшись за плечи, обнаженные спартанцы – оказалось, так и выступают на празднике – отчаянно трясли ногами и руками, прыгали по камням, прославляя богов. Танцевать в чем мать родила для Тараса было все еще в новинку. Танцор он был неважный, и ему все время что-то мешало. Остальным же, похоже, не очень, и они, радостно обнявшись, терлись друг о друга.
"Хорошо, хоть целоваться не заставляют, – подумал напряженный Тарас, отдыхая на камне после очередного группового танца и с омерзением поглядывая на сладкую парочку явно неравнодушных друг к другу парней из соседней агелы, – а ведь на праздниках придется еще и перед зрителями выпендриваться. Там, говорят, цари со старейшинами будут. Отец наверняка придет. Да и девочки…Ну как перед ними петь, когда у тебя все твое настроение на виду? А еще хотят воспитать у меня высокий моральный дух. Не облажаться бы, и то ладно".
Затем под руководством учителей и присмотром надзирателей приступили к разучиванию гимнов в честь Аполлона. И Тарас, никогда не подозревавший за собой музыкальных способностей, волей-неволей научился сносно петь военные марши, прославлявшие героев Спарты, павших на поле брани. Да и попробуй тут не спой – сразу угодишь в отказники и снова будешь рвать тростник с утра до ночи. А потом все равно запоешь. Старался, как и все, рвал глотку. Так и приобщился к культуре.
А когда их все-таки отвлекали на пробежки, гимнастику и метание дисков и камней на дальность, Тарас просто наслаждался отдыхом. В глубине души петь и танцевать он не очень любил, больше слушать. И потому с каким-то остервенением бегал, прыгал и швырял диск. Эта спортивная часть предстоящих Гимнопедий нравилась ему гораздо больше, чем художественная.
После одной из пробежек по тропинке вдоль берега Эврота к нему приблизился надзиратель и сообщил:
– Ты молодец, Гисандр. Хорошо бегаешь. И диск бросаешь неплохо. Значит, будешь выступать на празднике в этих дисциплинах.
– Я еще и побороть могу кого угодно, – вставил слово Гисандр в надежде, что, отправив на соревнования, его освободят от необходимости петь и плясать голым.
Надзиратель немного подумал, ощупал мышцы на его руках и плечах, кивнул.
– Ладно, будешь бороться. Борьба как раз в заключительной части, перед общим выступлением на Хоросе. Успеешь.
А разочарованный Тарас едва не выругался по-русски на весь лагерь. Судьба-злодейка в очередной раз посмеялась над ним. "Может, руку сломать? – подумал он в отчаянии, но потом смирился – ладно, споем, если без этого не стать гражданином. Хоть в пентатлы не записался, и то хорошо".
Вечером, перед тем как улечься в изнеможении на свое тростниковое ложе, Тарас услышал, как Архелон рядом разговаривает с Эгором, и случайно узнал, что избежал еще одного жестокого обряда, попав сюда уже почти двадцатилетним. Оказывается, здесь не только регулярно пороли, но и заставляли драться стенка на стенку до увечий. В присутствии эфоров и царей, что считалось особенно почетным.
– Состязания на Гимнопедиях – это ерунда, да и порку у алтаря выдержать можно, если сильный, а вот в платановой алле была битва, – вспоминал Архелон.
– Это ты о чем? – не понял Тарас, вступая в разговор. – Какая еще платановая аллея?
– Ты что, Гисандр, – удивленно посмотрел на него Эгор, – забыл что-ли, как тебе едва не сломали там ногу палкой?
– А ты сам выбил глаз младшему брату Кинаса? – добавил Архелон.
– Я? Давно это было, – отмахнулся Тарас, ничего подобного, понятно, не припоминавший.
– Ну да. Пять лет прошло. Но такое не забывается, – заявил Архелон, – я до сих пор вспоминаю, как ловил и убивал ту черную собаку.
– Расскажи, – попросил Тарас, заинтригованный сообщением о собаке, – я тоже хочу вспомнить.
И Архелон без большого желания, но рассказал историю, приключившуюся с ними, когда им было по пятнадцать лет. Оказалось, в тот год они были впервые выпороты у алтаря Артемиды. Сдали первый серьезный экзамен, став настоящими волчатами. Но поркой дело не ограничилось.
– В тот день Элой собрал нас вечером и сообщил, что скоро нам впервые предстоит показать свою доблесть перед царями и эфорами, и теперь же ночью перед сражением мы должны принести жертву. После захода солнца мы собрались и пошли в Фойбею. Все агелы пошли вместе, так как драться надо было всем скопом против другого лагеря.
– Где это? – опять уточнил Тарас, поймав на себе недоуменный взгляд своих друзей и подумав: "Хорошо еще, что это Архелон с Эгором, а не Деметрий и его прихлебатели. Эти хоть трепаться не будут о моих провалах в памяти. Привыкли".
– Это местечко за городом, не очень далеко от Ферапны, – пояснил Архелон.
– А, тогда понятно, – хмыкнул Тарас.
– По дороге мы должны были поймать каждый по собаке, чтобы принести ее в жертву богу войны. А лучшей жертвой была черная собака. Мы половину ночи носились по окрестностям Спарты, вылавливая безродных щенков, – взахлеб стал рассказывать Архелон, вошедший в роль рассказчика, даже голос возвысил, – а потом тащили их еще живыми до жертвенника.
– Ты потише, – предупредил его Тарас, – а то педоному настучат. Приказ спать уже был.
А про себя подумал: "Живодеры". Он хоть и не был собачником, а все равно не любил убивать собак, а тем более мучить их.
– Так вот, – продолжал Архелон, понизив голос и усаживаясь на тростниковое ложе, – прибыли мы в Фойбею уже перед рассветом, едва успели принести жертву. И боги приняли ее: ведь всем ясно, что для самого грозного из богов лучшей жертвой будет самое мужественное из домашних животных.
Архелон помолчал.
– А потом мы заставили драться между собой годовалых кабанов, которых тоже привели с собой, чтобы понять, чья агела победит. И наш кабан выиграл. Ведь это ты его заранее поймал, Гисандр, по приказу надзирателей. Ты среди нас вообще лучший охотник на кабанов.
"Был охотник, да весь вышел, – грустно усмехнулся Тарас, вспомнив закопанного среди камней Гисандра, – нашелся, видать, кабан поумнее охотника".
– Ну а на следующий день мы пришли в Спарту на остров, где растет множество платанов, и там дрались.
– Остров? – переспросил Тарас.
– Да, – кивнул Архелон. – Ты что, на самом деле забыл? Это место специально приспособлено для схватки эфебов. Кругом обведено широким рвом, наполненным водой, будто море вокруг. На острове растут платаны, очень близко друг к другу. А войти туда можно только по двум мостам, на каждом из которых стоят статуи. На том, что слева, – статуя Геракла, на другом – Ликурга, ведь это он нам завещал устраивать такие состязания.
– Ну и кто победил? – подбодрил рассказчика Тарас, которого уже клонило в сон после сегодняшних плясок.
– Да мы победили. На следующий день, незадолго до полудня, мы пришли туда, войдя по разным мостам, и схватились с агелами из лагеря, который стоит у самых Амикл.
– Да, дрались хорошо, – присоединился к воспоминаниям Эгор. – Оружия нам, правда, не дали. Но мы сражались кулаками и ногами, делали палки из сучьев, кусались, как собаки. Многих изувечили, а ты даже выбил глаз своему противнику.
"Просто бои без правил, – решил впечатленный Тарас, – если они в пятнадцать лет такое вытворяли друг с другом, то неудивительно, что жизнь каких-то илотов для них пустяк".
– Основных мы быстро поломали, а оставшихся слабаков всей толпой столкнули в воду. Трое из них даже утонули. В общем, весело было.
– Это точно, – подтвердил Тарас, – я все вспомнил. Давай теперь спать.
– Эфоры остались довольны, – закончил Архелон за своего друга, – а тебя даже похвалил царь Леонид.
– Меня? – встрепенулся Тарас, опять обнаружив провал в памяти.
– Ну да, он сказал, что этот эфеб еще покажет себя на войне.
– И он не ошибся, – гордо заявил Тарас, решив, что скоро ему обязательно улыбнется удача, раз уж сам царь его похвалил. "Правда, давно это было, пят лет назад, – подумал Тарас, засыпая. – Может, и забыл уже".
Выход агел в Спарту для празднования Гимнопедий был назначен на следующий день, и Тарас решил, что их разбудят ни свет ни заря. Однако на следующее утро неожиданно им дали хорошенько выспаться. А потом еще и накормили лучше обычного.
– Как я люблю праздники, – бормотал Тарас, засовывая в рот горсть оливок и кусок сыра одновременно и даже напевая себе под нос какой-то недавно разученный гимн в честь Аполлона.
– Если ты так будешь есть на сесситиях, то тебя оттуда сразу выгонят, – ехидно заметил Деметрий, сидевший рядом с ним за столом и размеренно жевавший корку черствого хлеба, – да и твой изнеженный желудок не выдержит черной похлебки.
Тарас хотел было послать его подальше, однако сдержался. Деметрий был прав. Как слышал Тарас, после того как они получат право участвовать в этих совместных трапезах, – а есть спартанцам отдельно от коллектива запрещалось в течение всей жизни, – главным кушаньем у них станет черная похлебка, а вся остальная еда немногим будет отличаться от того, чем их кормят сейчас. Похлебки этой им еще не давали, ее надо было заслужить. В общем, и в будущем есть предстояло очень мало, а тем более говорить за столом. Но самое большое раздражение у Тараса вызывал тот факт, что разделение по илам уже произошло, и теперь они вынуждены будут вечно видеть одни и те же лица за столом на протяжении всей жизни. От таких мыслей у Тараса оливка застряла в горле. Он поперхнулся, выплюнул ее и постарался побыстрее прогнать черные мысли из головы, иначе на соревнованиях результатов не добиться.
– Я слышал, ты будешь состязаться в борьбе, Гисандр, – продолжал издеваться над ним Деметрий, – я тоже. Смотри, как бы тебе не умереть со стыда на виду у старейшин и девчонок, после того как я положу тебя на обе лопатки.
– А мы будем бороться с тобой? – уточнил Тарас, вперив в него взгляд и пропуская остальное мимо ушей, к большому удивлению сидевших рядом.
– Не знаю, – ответил командир агелы, – это решит жребий.
– Тогда молись, чтобы тебе не выпало бороться со мной, – заявил Тарас, вставая, – а не то я оторву тебе ту руку, которую едва не отрубил.
Деметрий побагровел, готовый броситься на обидчика. Но тут раздалась команда Элоя, и все встали из-за стола, чтобы построиться в колонну для выхода. Пора было выступать в Спарту, до которой еще было шагать почти полдня.
Дорога выпала на самое пекло, но зато к вечеру, когда три агелы, ведомые своими надзирателями-командирами, приблизились к городу, жара уже спала. Выступать должны были лишь некоторые из них, но прибыть на праздник все должны были обязательно, и молодежь до пятнадцати лет тоже. На сей раз дорога не была пустынна. Множество народа отовсюду стекалось на праздник, который, судя по всему, спартанцы очень любили и уважали. Молодых парней, проходящих мимо стройными рядами, все они приветствовали взмахом руки и пожеланием побед. Глядя на все это, Тарас постепенно воодушевился. Его охватил вдруг такой задор, что он решил выиграть все соревнования во что бы то ни стало.
Едва они миновали поворот к его имению, от которого до самой столицы оставалось действительно недалеко, – уже виднелись крайние дома, – Элой приказал всем остановиться и раздеться. Надзиратели собрали все гиматии. И дальше отряд двинулся в обнаженном виде. Даже набедренные повязки было приказано сдать.
Когда обнаженные эфебы приблизились к городу и вошли в него по одной из дорог, им уже приходилось пробираться среди плотной толпы, которая ликовала, приветствуя их. В толпе в основном были мужчины, но попадались и спартанки, и очень даже молоденькие. Одетые, надо сказать, весьма заманчиво. Их коротенькие хитончики и отсутствие всего остального сразу начало будоражить Тараса, мешая сосредоточиться. Девушки тоже кричали что-то им вслед и махали руками, словно провожали парней не на спортивные состязания, а гладиаторов на смертный бой. Но с радостью, как всегда поступали здесь в таких случаях.
Между тем шествовать по улицам в толпе голых парней Тарасу было не очень приятно. "Просто гей-парад какой-то," – думал он, осторожно переставляя ноги по каменным плитам. Ему, конечно, было не холодно, но как-то неуютно под взглядами толпы, особенно бородатых мужиков, которые беззастенчиво разглядывали его и остальных молодых эфебов. Хорошо еще, что он шел средним в шеренге из трех человек, между Эгором и Архелоном.
Глава пятнадцатая
Несмотря на непривычную ситуацию, в которой он оказался, Тарас успевал глазеть не только на девушек, но и рассматривать дома, мимо которых они проходили. Архитектура здесь, конечно, была мрачноватая, большинство домов на окраине имели либо плоскую крышу и едва вылезали из земли, либо напоминали его островерхую усадьбу из "бетона", перемешанного с камнями. Вокруг них, никого не стесняясь, бродили козы и свиньи, как в обычной деревне. Иногда, правда, на глаза попадались и довольно опрятные здания, выстроенные целиком из камня. Хорошо еще, что центральные улицы были мощеные.
А когда отряд обнаженных эфебов приблизился к центру города, Тарас увидел наконец и то, что он привык считать греческой архитектурой: многочисленные белые колонны, портики и галереи, расползавшиеся во все стороны от широкой площади, окруженной толпой народа. Чуть вдали, за взбудораженными людьми, Тарас заметил каменные скамьи, стоящие полукругом на склоне холма и разбитые на секции. Между ними уже бродили люди в белых гиматиях, занимая свободные места. В центре трибун находилось несколько лож, и все они были еще пусты. Увиденное до боли напомнило бывшему спецназовцу родной спортивно-концертный комплекс, только на открытом воздухе. Видимо, это место и называлось Хором, о котором говорил надзиратель.
– Это что за здание? – толкнул он в бок Эгора, указав на крытую галерею со множеством колонн, спускавшуюся вдоль дороги с холма, когда их отряд вошел на площадь и стал продвигаться ко входу на стадион.
– Ты что, забыл, Гисандр, это же Скиас, – ответил тот, – галерея, где собираются старейшины. Говорят, ее построил Феодор из Самоса. Это тот, который прославился тем, что первый из греков изобрел способ плавить металл и лить из него статуи. Там же висит кифара Тимофея из Милета, прибитая к стене.
– Зачем? – не понял Тарас. – Я думал, мы любим музыку и уважаем кифаредов. Столько ведь тренируемся.
– Это так, – кивнул Эгор, – но больше мы уважаем традиции. А он их нарушил: этот Тимофей настолько хотел сладкозвучия, что к семи прежним струнам добавил еще несколько новых. За это мудрые эфоры его наказали. Отобрали инструмент и прибили к стене в назидание другим нечестивцам. Нельзя нарушать традиции.
"Да уж, – замолчал Тарас, – эти традиции нарушать – себе дороже. Лучше вообще не ходить в музыканты. Бедняга".
Повернув голову в другую сторону, Тарас увидел круглое здание, часть которого была украшена колоннами, сквозь них во дворе виднелись статуи: здорового мужика с молнией в руке и молодой женщины в боевом облачении. "Мужик, вероятно Зевс, – прикидывал Тарас, рассматривая детали, пока их агела продолжала пробираться сквозь толпу, расступавшуюся перед ними, – а вот что за богиня с ним?"
– Это храм Зевса? – рискнул предположить находчивый спецназовец, указав на круглое здание.
– Да, – кивнул Эгор, обернувшись на вопрос, который Тарас задал еле слышно, боясь, что его засмеют остальные, – Зевса и Афродиты Олимпийских.
– А это Аполлон? – уже с уверенностью заявил Тарас, указав на группу из трех огромных статуй, возвышавшихся в самом центре Хороса, перед входом на стадион. Это были каменные статуи двух женщин, одна из которых держала в руке лук, и мужчины с кифарой.
– Конечно, – усмехнулся Эгор такому странному вопросу, – тебе ли не знать, Гисандр. Это статуи Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны.
– Да я так, – отмахнулся Тарас, чтобы избежать расспросов, а то кое-то из впереди идущих уже стал оборачиваться и посматривать на него с недоумением, – давно здесь не появлялся.
Наконец, пройдя сквозь толпу мужчин и женщин, которых здесь тоже было немало, агелы вошли на стадион под звуки кифар. Прямо у входа стояли несколько кифаредов, чествовавших всех эфебов, организованно входивших на стадион. А их здесь было множество. Вдоль беговой дорожки, лицом к трибунам, выстроились уже несколько тысяч обнаженных мальчиков. Разбитые на агелы, они занимали добрую треть стадиона.
"Ни черта себе посещаемость, – удивился Тарас, – да мы еще и опоздали".
Проникнув за ворота, у которых дежурили несколько десятков воинов в полном облачении, направлявших толпу на трибуны через специальные входы, – "знакомая ситуация", машинально отметил Тарас, – спартанцы оказались внутри и вскоре заняли свое место на беговой дорожке, обернувшись в сторону трибун, как и все.