Усталость накапливалась просто в геометрической прогрессии. Казалось, что подземелье, как вампир, высасывает из меня силы. Вдобавок проснулась клятая совесть и, мерзко похихикивая, стала нашептывать всякую хрень прямо в мозг:
"Вот что ты натворил, Мишаня? Ты хоть задумываешься над этим? Положил кучу людей, особо не разбираясь, виноваты они или нет; мало того, подорвал к чертовой матери город. Слышал, что творилось? А если он провалился в тартарары вместе с населением? А это уже не первый городишко. Мишка – убийца городов! Самому не страшно? Совсем с катушек слетел, урод. Опять же, товарищей подвел под пули. А они тебе, между прочим, доверяли. Надеялись. А ты наобещал с три короба, а потом… Э-эх, скажем прямо: сволочь ты редкостная. Посчитай, да-да, посчитай, сколько невинных душ загубил? Небось на тысячи уже счет пошел. Окстись, урод! Покайся!.. А еще лучше, застрелись, пока не поздно…"
– Стоп!.. – Я остановился и заорал в темноту: – Пошла в задницу, сука конченая! Не дождешься!
– Дождешься… ждешься… дешься… – с готовностью отозвалось эхо.
– Ни о чем я не жалею! Довелось бы переиграть – поступил бы точно так же, – твердо сказал я сам себе и даже топнул ногой в подтверждение. – А товарищи… Они знали, на что шли. Прекрасно знали, и не моя вина, что я выжил, а они умерли. Я ни за кого не прятался! Так что заткнись!
– Ткнись… нись… ись… – опять пронеслось по коридору.
– Вот так-то… – дослушав отголоски, довольно буркнул я. – И неча мне тут…
И неожиданно обнаружил, что набрел на небольшой алтарь, вырубленный прямо в стене.
Едва различимые под пылью огарки свечей, грубо вырезанная из камня фигура Иисуса Христа, ничего особенного, но я обрадовался, как будто выбрался на поверхность.
Быстренько собрал остатки воска, согрел его в руках, выдрал из подкладки куртки нитку и, слепив свечку, поставил ее на алтарь. Еще мгновение – и перед статуэткой зажегся маленький огонек.
– Господи Иисусе… – Я толком не помнил ни одной молитвы, но слова сами складывались в них. – Прости раба твоего и наставь на путь истинный, ибо не ведаю, что творю…
Не знаю, простили ли меня, но после молитвы наступило такое облегчение, что я помчался дальше, словно молоденький козлик за сиськой мамы-козы.
Через час коридор стал петлять, появились заброшенные выработки, кучи брошенного инструмента, крысы и целые колонии летучих мышей, а еще через пару часов я выбрался к заросшему кустарником до предела выходу из шахты, расположенному на склоне довольно высокой скалистой горы.
Выбрался и плюхнулся задницей на перевернутую вагонетку.
– Да ну на хрен… – Сил не было даже порадоваться своему счастливому спасению. – Твою же мать…
На поверхности уже настал глубокий вечер, огромное солнце касалось своим краем верхушек Драконовых гор и окрашивало багрянцем воды какой-то реки, петлявшей среди множества лесистых холмов.
– Умгени? – Я полез в планшетку и сверился с картой. – Она самая. Или один из ее притоков. Тугела течет северней. Значит… Дурбан в той стороне, а Питермариецбург – там. А охотничье поместье Пенни – вон там, у начала долины Тысячи Холмов, где-то на берегу этой милой речушки.
Начинало темнеть, поэтому я быстро ополоснулся в ручье, доел крольчатину, натаскал сухой травы и завалился спать, предварительно набрав колючего кустарника и перегородив им вход.
Все, всем пока. Утро вечера мудренее. Не я придумал.
Глава 17
Южная Африка. Наталь. Дурбан
22 июня 1900 года. 07:00
Проснулся на рассвете хорошо отдохнувшим, голодным как волк и слегка озадаченным. Дело в том, что приснился довольно странный сон, в котором на одном литературном интернет-ресурсе, куда я и сам захаживал в свое время, вовсю обсуждали некую книгу, пеняя автору, что главный герой слишком уж везучий и живучий. Мол, неплохо было бы писателю его слегка изувечить для правдоподобности. Все бы ничего – обсуждают да обсуждают, но главным героем в этой книге был я.
– Бред какой-то… – поплескав в морду водичкой, я полез в ранец, искать что-нибудь съедобное. – Хотя почему бы и нет. Вот только желательно, чтобы автор в конце повествования походя не угробил Мишку Орлова. Знаю я их, этих аффтырей. И чтобы везучесть с живучестью никуда не пропадали. А так пусть пишет. Мы согласные…
Из съестного в запасах нашлись только соль с перцем, я немного огорчился, покрутил головой и для поправки настроения пришиб из нагана здоровенного крысюка, вздумавшего нагло на меня пялиться своими глазами-бусинками.
Через несколько минут хвостатый удобно устроился на вертеле, а я занялся чисткой оружия.
Как ни странно, в бешеной гонке по подземельям ничего не посеял, и весь арсенал остался при мне. Две эрзац-гранаты, две такие же самопальные мины направленного действия, дробовик с двумя десятками картечных патронов, маузер с полусотней боезапаса, браунинг с тремя полными магазинами и наган с десятком специального самокрута. Ну и кинжал с шейным ножом. Как говорится, вооружен до зубов. И это хорошо. Но тяжело…
Пока разбирался со стволами, дичь дошла до кондиции и даже оказалась вполне съедобной.
Позавтракав, я совсем было собрался отчаливать, вылез на обломок скалы, чтобы получше рассмотреть дорогу – и сразу соскочил вниз, потому что заметил потенциальных попутчиков.
– Чертовы кафры… – ругнулся я, рассматривая трех аборигенов, бодро марширующих примерно в мою сторону.
Рослые, тонкого телосложения, но широкоплечие, в набедренных повязках, на плечах кароссы – короткие плащи из шкур, на предплечьях коровьи хвосты, у двоих в руках ассегаи, а у третьего – винтовка системы Снайдера. Черты лица у всех троих более европейские, чем негроидные. А это значит, что они…
– Однозначно зусулы… тьфу ты… то есть зулусы… – сделал я вывод и озадачился.
Тут поневоле озадачишься. В отличие от многих остальных африканских народностей Южной Африки, считавших британцев своими избавителями от буров, зулусы англов особо не жалуют. В свое время успели с ними повоевать и даже крепко наваляли островным обезьянам при Изандлване.
Это, конечно, хорошо, даже отлично, но я по виду типичный англ, так что сами понимаете… Не будешь же кричать, что бур. Впрочем, буров они ненавидят еще больше. Ну и что делать? С одной стороны, проводники мне совсем не помешают, без них я буду искать поместье Пенни до морковкиного заговенья, а с другой – народец еще тот. Прибьют, особо не задумываясь, оберут, а потом, по зулусскому обычаю, вспорют живот, чтобы освободить мою душу.
Подумав, вышел на открытое место и махнул рукой. Аборигены заметили меня, переглянулись и остановились. Вот и ладненько. Пообщаемся с "небесными людьми". Я подхватил ранец и стал спускаться по склону.
При ближайшем рассмотрении зулусы оказались без колец из камеди на голове. То бишь неженатая молодежь, особого положения в племени не имеющая. Это если верить Райдеру Хаггарду, которым я зачитывался в детстве. Салабоны, короче.
– Нкака, – подняв правую руку, с достоинством представился абориген с ружьем, судя по всему, старший среди троицы.
– Ндаба, Джама, – повторив жест, в один голос обозначились остальные двое, очень похожие друг на друга.
Зулусы произвели на меня неплохое впечатление. Взгляд открытый, обращение вежливое, и никакого подобострастия, присущего подавляющему количеству аборигенов.
– Джеймс Бонд. – Свое настоящее имя по понятным причинам пришлось скрыть. – Я это… ищу… гм… крааль инкозикаас Пенелопы Бергкамп. Где-то возле реки он должен быть. Красивая такая госпожа. Ферштейн?
Зулусы молчали с непроницаемыми мордами.
– Так знаете, где ее крааль? Проведете – хорошо заплачу. – Я вытащил из кармана и подбросил в руке несколько монет в полкроны. – Понимаете меня али нет? Фули молчите?
– Мы знаем, где крааль той, которая летает в небо, – наконец отозвался Нкака на ломаном английском.
– Летает в небо?..
Ндаба и Джама снисходительно кивнули. Мол, что ты за белый господин, если не знаешь таких элементарных вещей.
– Гм… И далеко он?
– Половина дня пути. – Нкака ткнул рукой в сторону реки. – Плыть надо. Так быстрей. Но… – Он сделал многозначительную паузу. – Мы охотимся. Можем отвести после охоты.
Аборигены опять переглянулись.
– Нет, надо быстро. Прямо сейчас! Заплачу, говорю. Хорошо заплачу. Ружья ку́пите.
– Нет. – Нкака любовно погладил скрепленное проволокой ложе своего "Снайдера". – Ты дать нам не круглый металл, а ружье. Не такое, как у тебя… – Он показал на мой дробовик. – А хорошее, вот такое.
– Черт, да где я вам его возьму? – Я призадумался и согласился: – Черт с вами. Выпрошу у Пенни какой-нить карамультук. Хорошо. Будет вам палка, изрыгающая гром и молнии.
Физиономии зулусов посветлели, они коротко переговорили и двинулись к реке. Нкака впереди, а Джама с Ндабой, совершив маневр, вознамерились занять позицию в авангарде. Позади меня.
– Даже не думайте, – повел я стволом. – Вперед, мальчики.
Зулусы поскучнели, но послушались.
В кустах оказалась спрятана утлая лодчонка – кривоватый каркас из палок, обтянутый скоблеными шкурами. К моему дикому удивлению, убогое плавсредство не пошло сразу на дно, а вполне выдержало четверых. Зулусы вооружились короткими веслами и бодро погнали пирогу против течения.
– Из-за острова на стрежень… – у меня от предвкушения встречи с Пенни поднялось настроение, – на простор речной волны выплывают расписные острогрудые челны… Ну ни фига себе!..
Картинка целого лежбища крокодилов на берегу энтузиазма поубавила, но так как аборигены на них никакого внимания не обращали, я тоже успокоился.
К обеду мы добрались до небольшого, заросшего деревьями островка, расположенного посередине течения. Нкака объявил привал, мотивируя тем, что надо отдохнуть, и как я ни уговаривал, категорично отказался продолжать путь.
– Хилые какие-то попались мне зулусы… – посетовал я, яростно отмахиваясь от орд летающих кровососов. На середине реки насекомые почти не донимали, а на берегу так вовсе озверели.
Пока мои матросики, сев в кружок и степенно переговариваясь, жрали что-то малоаппетитное, я обмазал морду и открытые части тела размоченной глиной. Ну хоть какая-то защита будет от этих вампиров. Потом прогулялся по островку, поглазел на бегемотов на другом берегу и совсем было собрался отлить в кусты, как за спиной что-то сильно грохнуло, заглушив удивленный вопль.
Выхватывая пистолет, развернулся и чуть не открыл рот от удивления. Нкака сидел с окровавленной мордой на песке, с ужасом смотря на свой "Снайдер" с развороченной казенной частью. Его подельники, с ассегаями в руках, вертели бошками, переводя испуганные взгляды с меня на своего увечного товарища и обратно.
– Ах вы, суки позорные! – До меня наконец дошел смысл произошедшего. – А ну бросили свои палки, мать вашу! Да я вам сейчас глаз на задницу натяну, засранцы долбаные!
И, в подтверждение своих намерений, пальнул несколько раз, подранив в икру Джаме и оцарапав бедро Ндабе.
Немного поплясав на песочке, зулусы в один голос принялись горячо уверять меня, что не хотели ничего дурного, а ружье пальнуло само. Нкака так и остался сидеть, контуженный вылетевшим затвором, но вопил не хуже подельников.
Но я совершенно осатанел, пинками загнал их в пирогу и, постреливая над головами, пообещал отправить к праотцам, ежели в самое кратчайшее время меня не доставят к Пенни.
Надо ли говорить, что плавсредство помчалось по мутной воде как стрела?
Ближе к вечеру гребцы совсем обессилели, но мы уже выскочили из хитросплетения проток и оказались в небольшом заливчике с причалом. Зулусы с хмурыми мордами опустили весла и доложились, что мы наконец приехамши.
Я перебрался на берег и пошагал по тропинке к выглядывающему из крон деревьев дому. Нечаянные попутчики, поняв, что никто их карать не собирается, в мгновение ока исчезли.
– Да и хрен с вами… – буркнул я, не оглядываясь. – Добрый я сегодня…
Дорожка вильнула, стал просматриваться массивный каменный забор с мощными воротами из каменного дерева, скрепленного стальными полосами. Видимо, где-то торчал наблюдатель, потому что за забором сразу загомонили, а потом ворота открылись, явив мне с десяток вооруженных винтовками кафров, возглавляемых Генрихом, конюхом Пенелопы.
У конюха при виде моей персоны неслабо вытянулась физиономия, он даже потряс башкой.
– Ну что там еще? – раздался позади слуг звонкий женский голос, а потом появилась она…
Тоненькая, очень изящная, в шоколадного цвета костюме для верховой езды, нетерпеливо постукивающая стеком по ладошке, затянутой в перчатку, и как будто светящаяся изнутри, невообразимо прекрасная и желанная.
– Ну вот… – криво улыбнулся я, заставив осыпаться подсохшую глину на лице. – Вы меня приглашали, я пришел…
– Михаэль! – ахнула Пенни, подбежала и повисла у меня на шее. Голос у нее предательски дрогнул, и, не стесняясь слуг, девушка совершенно по-бабски запричитала: – Вернулся, вернулся… у-у-у… я знала, знала… ждала тебя… никуда не отпущу-у-у…
Глава 18
Южная Африка. Наталь. Река Умгени.
Поместье Тихая Заводь
22 июня 1900 года. 22:30
– Знаешь, как я испугалась! – Пенни зло шлепнула меня мочалкой и всхлипнула. – Думала… думала… ты…
– Я здесь. И я с тобой.
– Здесь, со мной… – покорно согласилась Пенелопа и пристроилась у меня на груди.
После встречи, вдоволь наплакавшись и напричитавшись, Пенни отправила меня в громадную чугунную ванну на бронзовых ножках, категорично заявив, что доступ к заветному телу я получу только после основательной помывки. И конечно же тут же оказалась рядом.
– Так что там случилось? – Я дотянулся до бокала с коньяком и отпил глоточек. – По некоторым причинам я немного не в курсе. Не мог… гм… лицезреть результаты…
– Ты угробил кучу британских военных вместе с их командующим генералом Буллером и старшими офицерами в придачу!.. – Пенни с наслаждением затянулась сигариллой, выпустила идеальное колечко дыма и, загибая пальчики, стала перечислять: – Командующий, генерал Редверс Буллер, его начальник штаба генерал Арчибальд Хантер, генералы лорд Метуэн, Клери, Вит и как его… Гатакр. Вот. Кто-то там еще, я уже не помню, и двенадцать полковников с майорами. И да… несчастный свежеосвобожденный губернатор, а также высокая комиссия из министерства обороны, почти в полном составе, тоже отправились на тот свет. Здание штаба гарнизона, где Буллер проводил совещание, сложилось как карточный домик, устроив им всем одну большую братскую могилу.
Охренеть! Я чуть не запрыгал от радости. На такую удачу даже в мыслях надеяться не смел. Получается, одним махом обезглавлена вся группировка войск в Натале. Они же без командования будут теперь как слепые цуцики. Пока пришлют замену, пока… Стоп! Я спохватился и с опаской поинтересовался:
– А сам город?
– А что с ним? Рухнуло только здание штаба гарнизона и частично – казарма при нем. – Пенни весело расхохоталась и плеснула на меня водичкой. – Ничего с ним не сталось, за исключением того, что Дурбан превратился в громадную отхожую яму.
– Как?
– А вот так! – Пенни смахнула мыльную пену с бутылки и подлила мне коньяка. – Весь центр и прибрежные районы залило дерьмом, выплеснувшимся из канализации. Вонь стоит такая, что народ массово эвакуируется в пригороды. Признайся, милый, ты так специально устроил?
– Угу… – довольно уверенно соврал я. – Конечно, специально.
– Мой герой! Ой! Совсем забыла… – Пенни внезапно всполошилась, выскочила из ванны и, призывно сверкая влажными ягодицами, унеслась из туалетной комнаты.
– Куда ты… – Я не успел ее поймать, и вместо этого, подумав, оторвал ногу у громадной запеченной курицы.
Черт, даже сам не осознаю, насколько счастлив. Хрен с ними, с бриттами, плевал я на войну, самое главное – рядом эта девчонка. И больше ничего мне не надо!
Пенелопа вернулась через пару минут, торжественно неся на вытянутых руках большую и тяжелую коробку, обтянутую кожей носорога.
– Вот, – она ловко увернулась, когда я попытался притянуть ее к себе, – мой подарок. И только попробуй сказать, что он тебе не нравится.
– Уже нравится. – Я протянул руку к коробке.
– Сначала целуй… – Перед моими глазами оказался маленький розовый сосок. – Мм… не останавливайся…
В общем, коробку мы раскрыли гораздо позднее. Когда вдоволь насытились друг другом, Пенни наконец продемонстрировала мне свой подарок – пистолет Борхардта-Люгера М1900, тот самый знаменитый "парабеллум", но первого выпуска, еще под патрон 7,65х21 мм.
Пистолет явно делали на заказ: высочайшее качество воронения, идеальная подгонка деталей и практически никакой ювелирной отделки, за исключением скупой серебряной инкрустации и моей монограммы, выложенной мелкими бриллиантами на щечках из эбенового дерева. В комплекте кроме прибора для чистки шли пять магазинов и кобура из отличной кожи.
– Мм, красота! – Наигравшись "Люгером", я чмокнул Пенни в нос. – Я такой искал, но в Африке ничего подобного еще нет.
– Я знала, что тебе понравится! – самодовольно заявила Пенелопа. – Я умею делать подарки. И вообще я очень умная.
– Лучший мой подарочек – это ты… – Я сгреб ее в охапку.
– Подожди, подожди, сумасшедший… – со смехом стала отбиваться девушка. – Пошли уже в постель, а то я скоро растворюсь в воде…
В эту ночь мы много любили друг друга и много говорили, но никак не могли наговориться.
– У тебя есть дом? – лениво поинтересовалась Пенни.
– Есть. В Блумфонтейне.
– Большой?
– Угу.
– А хозяйка в нем есть?
– Нет. Место вакантно. Как раз хотел предложить его тебе.
– Так ты делаешь мне предложение?! – радостно заверещала Пенни и взобралась на меня верхом. – Ну? Живо отвечай мне!
– Угу… – Несмотря на легкую оторопь, я находился в полном здравии и уме и прекрасно осознавал, что говорю.
– Нет, нет и нет! – помахала пальчиком перед моим носом Пенелопа. – Пока не сделаешь предложение по всей форме, о согласии с моей стороны даже не мечтай.
– Та, которая летает в небо! – встав на колени, торжественно продекламировал я. – Кстати… почему местные кафры дали тебе такое прозвище?
– Завтра узнаешь, – отмахнулась Пенни. – Ну же, не тяни, продолжай!
– Ладно… Согласна ли ты стать моей женой? Черт, у меня даже кольца нет…
– Потом купишь. Согласна ли я? – Пенелопа помедлила и радостно завизжала: – Конечно, согласна! Гип-гип ура!!! Мири, Мири! – Она слетела с кровати и помчалась к двери. – Мири, мне сделали предложение! Я выхожу замуж!
– Что? Куда? За кого? – Двери распахнулись, и в спальне появилась заспанная чернокожая толстуха в длинной ночной рубашке. – Зачем?
– Замуж, за Михаэля, прямо сейчас, буди того бродячего миссионера… – затараторила Пенни.
– Утихомирься, моя девочка. – Мириам заключила Пенелопу в мощные объятия и прижала к себе, успокаивающе поглаживая по спине. – Тихо, тихо… – Потом повернула голову ко мне и очень строго поинтересовалась: – Это так, минхер Михаэль?
– Так точно, Мириам, – я машинально прикрыл чресла простыней, – мною было сделано предложение мисс Бергкамп.