- Прошу простить, мессир, но вы меня не переубедите. Название на редкость неудачное, - вмешалась в разговор Анита и яростно располовинила кремовое нежнейшее ореховое пирожное. - Ох уж мне этот Парацельс с его вечным женоненавистничеством. А о мэтре Леонардо я уж и не говорю…
- Ну вот и отлично, мадам, молчание это золото, - мило улыбнувшись, прервал ее Сен-Жермен и невозмутимо продолжил: - Да, сударь, в нашем "Мужском клубе" есть и женщины. Однако и Виракоча, и Кецалькоатль, и Уан, да и Иисус из Назарета были все-таки мужчинами…
- Вот именно, мессир, может, поэтому у них ничего и не вышло, - криво усмехнулась Анита, однако, вспомнив что-то, сразу замолчала и перестала скалиться. - Впрочем, как и у бедняжки Гепатии, и у Сафо, и у Марии из Магдалы…
- Итак, сударь, в двух словах, - сделал вид, что не услышал ничего, Сен-Жермен, выпил залпом кофе и вытащил батистовый, внушительных размеров платок. - Время не есть нечто ограниченное, однонаправленное, заключенное в некие конкретные пределы - sic mundus creatus est. Restutio и roversibilitis - это неотъемлемые свойства мира. И потому всегда есть шанс, исправив прошлое, повлиять на настоящее и предопределить будущее. Однако, сударь, увы, connaissance des temps, это еще не все. Сколько раз мы посылали в прошлое наших fratres - магов, просветителей, наставников, учителей, призывавших человечество к миру, терпению, доброте, любви. Только без толку, ложь и ненависть, навязываемые рентами, оказались людям куда милее. Просветителя Виракочу забросали камнями, суть учения Кришны вывернули наизнанку, христианство сделали основой для создания инквизиции. Нет-нет, жить по-человечески человечество не желало. И тогда мы поняли, что клин вышибают клином - нужно не взывать к заблудшему стаду, а вести его, направлять, уберегать от ошибок, защищать от космических волков. Этот мир спасет не любовь, а сила. Не эстеты, не философы, а воины… Но воины божьей милостью, презирающие смерть, те, кому в жизни нечего терять, кроме чести. Самые лучшие. Такие, как вы, сударь… - Дабы подчеркнуть сказанное, Сен-Жермен замолк, выдержал эффектную паузу, и в голосе его послышалось уважение. - Да-да, сударь, мои аплодисменты: вы лучший воин своего времени. Есть, конечно, и посильнее, и побыстрее, и покоординированнее, однако совокупность всех ваших качеств вне всякой конкуренции. Это, знаете ли, как у самострельного тромблона вашего же оружейника… э… как бишь его…
- Калашникова, мессир, Калашникова, - вклинился в беседу Калиостро и на мгновение запнулся, припоминая детали. - Генерала, уже покойного…
- Ну конечно же, генерала Калашникова. - Сен-Жермен кивнул, и лицо его выразило брезгливость. - Так вот, у тромблона этого по сравнению с другими и дальность не ахти, и кучность не очень, и скорострельность так себе. Однако сочетание всех его качеств таково, что делает его оружием наиболее удобным для убийства. Что и показывает жизнь. В общем, сударь, еще раз комплименты…
Ну и дела, волшебник толкует спецназовцу о достоинствах автомата Калашникова! Кому рассказать - не поверят.
- Чувствую, что членство в этом вашем клубе мне уже обеспечено, - усмехнулся Буров и потянулся к яблочному, с корицей и кардамоном, штруделю. - Да уж, колхоз, дело добровольное.
А про себя он подумал, что "хари хари Вася хари хари Буров" звучит совсем неплохо.
- Ну что вы, сударь, вступление в респектабельный, уважающий себя клуб - дело хлопотливое, непростое, требующее времени и усердия. - Сен-Жермен улыбнулся, но одними губами. - Дай бог в кандидаты-то попасть. Тем более с нашими повышенными требованиями. Если бы вы только знали, сударь, как мы внимательно присматривались к вам…
- Постойте-постойте, уж не хотите ли вы сказать, что и пергамент, и "ребро дракона", и все, с философским камнем связанное… - Буров помрачнел, забыл про штрудель, на скулах его выкатились желваки, - это так, понарошку, для блезиру, невсерьез? Банальнейшая проверка на вшивость и поэтому…
- Зато теперь, красавчик, мы уверены в тебе, - твердо глянула ему в глаза Анита и улыбнулась по-простому, без намека на игру. - Ты храбр, великодушен, честен и умен. Порядочен с друзьями и беспощаден к врагам. Слышишь голос совести и не боишься крови. Умеешь убивать и не разучился любить…
- Вы, сударь, обладали тайной и сохранили ее, - продолжил панегирик Калиостро, - могли разбогатеть, но презрели корысть, отвергли венценосную, но нежеланную фемину, не пошли на поводу у сильных мира сего. Право же, сударь, вы достойный кандидат. Вопрос, однако, в том, можем ли мы на вас рассчитывать. Так, чтобы в полной мере и до конца. Наш колхоз - дело добровольное. Пока в него еще не вступили…
- Как же, как же, плавали, знаем.
Буров вспомнил сразу родимую Контору, допуски, пропуски, расстрельные статьи. Портфельчик свой секретный из опломбированного сейфа, оплеванную, секретную же, личную печать, все связанное с ужасающей военной тайной, которая ну не должна достаться заклятому врагу. Еще Буров вспомнил окровавленные джунгли, тягостное месиво зоновского бытия, тесный, яблоку некуда упасть, морг в южном городке Моздоке. Носилки, носилки, носилки. Мертвые тела, обернутые в фольгу, в ту самую, которую хозяйки используют для готовки. Обезглавленные трупы, обрубки без рук и ног, обгоревшие до кости, развороченные до неузнаваемости, просто куски плоти. Над всем жуткий запах человеческого дерьма, жареного мяса, жженых тряпок, солярки. И где-то среди этого запредела лежит с раздробленным черепом Витька. Единственный сын. Кто послал его на эту войну? Люди?
- Можете рассчитывать. И до конца, и в полной мере. - Буров, заскрипев зубами, вынырнул из прошлого, даже и не заметил, что скрутил в бурав вилочку для сладостей. - Готов к труду и обороне.
И неожиданно почувствовал всю немыслимость происходящего: магия, оккультизм, и он, Вася Буров, собирающийся спасать мир от инопланетной сволочи. А ведь, кажется, и не пил ничего, только слабенькое благородное Гран-Крю. Сидя, блин, за волшебным столом, сервированным при помощи скатерти-самобранки. Ну, такую мать…
- Ну вот и отлично, - одобрил Сен-Жермен, встал, с видом венценосца, посвящающего в рыцари, крепко поручкался с Буровым. - Ну слава богу, нашего полку прибыло. Брат Алессандро сообщит вам idees forces, а я на этом, пожалуй, откланяюсь, пойду попытаю рыбацкое pars fortunae. Oser, друг мой. И не забывайте никогда, что peu de sciense eloigne de Dieu, beacoup de science у ramene. - Сен-Жермен кивнул, глянул с выражением на Копта и, захватив, видимо, в качестве наживки, внушительный кусок торта, направился к своей посудине. Скоро он уже был на середине озера, где снова принялся кромсать недвижимый воздух спиннингом. Чувствовалось, что после сытного застолья у него прибавилось сил…
- Боюсь, на ужин у нас опять будут раки, - желчно заметила Анита, Копт дипломатично промолчал, а Бурову вдруг вспомнилось кино, подвиги нашего разведчика и голос Броневого-Мюллера, заклятого врага: "Да, хорошо начальству, у него нет конкретной работы".
Господи, когда же это кончится? Как укрыть суку память "такими большими снегами"? Калиостро между тем молчал недолго.
- Сударь, - сказал он, глянув на часы и сразу помрачнев, - времени у нас в обрез, мы пировали слишком долго. Словом, приступим. Итак, сударь, мы избрали тактику рептов, посылая своих людей в прошлое и корректируя таким образом настоящее и будущее. Однако истина, сударь, в том, что мы, в отличие от драконов, очень мало знаем о времени и пользуемся хрональными туннелями, проложенными еще атлантами на рубеже Серебряного и Бронзового веков. Координаты их и свойства постоянно меняются, законы трансформации неизвестны. Отсюда - ошибки, неточности и в конечном счете провалы. Жестокие. Мы посылаем человека в Древний Рим, а он оказывается у викингов, в Норвегии. Причем совершенно голым, в природном естестве своем, потому как транспортировать во времени искусственные предметы мы еще не умеем. Да-да, увы. Ни одежды, ни оружия, ни припасов. Именно поэтому так остро и встает вопрос внимательнейшего отбора - все главным образом зависит от личных качеств человека. Я не говорю, конечно, о всяких форс-мажорах типа спонтанных флуктуации векторов временных каналов. Ах, если бы мы умели прокладывать их сами, с необходимой точностью - строго выверяя направление, время и координаты. Ну вот, собственно, сударь, мы и подошли к самой сути проблемы. Не правда ли, мадам? - Калиостро прервался, глянул на Аниту, и та, горько усмехнувшись, тяжело вздохнула. - Дошли до самой сути, дошли. А суть эта чертова заключается в том, что крайне несовершенна математическая база. Драконы же делают все возможное и невозможное, чтобы она так и осталась в зачаточном состоянии. Подтасовывают результаты, похищают труды, искажают вычисления, убивают ученых. Всех тех, кто стоял на пороге великой Тайны теории симметрии. Галуа, Стародубцева, Макеева, Костромина. Будь сейчас из них хоть кто-нибудь живой, мы бы не бродили наобум в коридорах времени, словно несмышленые незрячие щенки, брошенные сукой. Тебе, надеюсь, понятно, красавчик, к чему я все это говорю?
- Понять не сложно. - Буров кивнул, бодро изобразил на лице бравый оскал. - Куда прикажете?
А сам до боли захотел вернуться в прошлое, на пару дней назад, на тихую таежную заимку. Продемонстрировать во всей красе свой очень непростой, если верить выжившим, характер…
- Во Францию, к Галуа, - распорядился Калиостро, однако мягко, в просительном ключе. - Но через Ленинбург. Эти чертовы временные каналы…
- Через Ленинбург? - удивился Буров. - Может быть, Ленинград?
- Ну конечно же, через Ленинград. Бывший и будущий Санкт-Петербург, - с легкостью согласился Копт, несколько понурился и сделал виноватое лицо. - Что-то с памятью моей стало, годы, знаете ли, сударь, стрессы. Жизнь, полная опасностей и треволнений. Опять-таки, нерозовое детство, холодный пол, дубовые игрушки… В общем, ладно, сударь, не будем отвлекаться. Операция спланирована тщательно, с тонким знанием предмета, на основе астрального предвидения, вызывания духов и глубокой медитации. Сам Великий Атавар изволили заниматься. - И он взглянул в сторону озера, где размахивали спиннингом, раскачивали лодку и гнали волну. - Итак, сударь, слушайте и запоминайте. В Ленинграде вы первым делом попадете в термы, где подойдете к бальнеатору, доверенному человеку, и скажете по-русски: "Пламенный физкульт-привет, доплыл благополучно". Тот обеспечит вас питьем, едой, а также одеждой и обувью. Ровно в четверть первого пополудни, по местному времени, вам надлежит быть на набережной, у Всадника Апокалипсиса. Там к вам подойдут, скажут: "С легким паром!" - и дадут все необходимые инструкции. Ну вот, пожалуй, пока, в общих чертах, все. Вопросы?
- Скажите, граф, а как меня узнают там, у Медного-то всадника? - поинтересовался Буров. - Может, нужно прийти с букетом, газетой или каким-нибудь журналом? По всем суровым законам тотальной конспирации?
В голове его игриво звучал баритон Высоцкого: "И еще - оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже к вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он: "Не хотите ли черешни?" Вы ответите: "Конечно". Он вам даст батон с взрывчаткой, принесете мне батон…"
- Я же сказал, операция спланирована тщательно, с завидной скрупулезностью и знанием предмета. Не узнать вас, сударь, будет просто невозможно, - усмехнулся Калиостро, правда, не весело - сурово. - И вот еще, сударь, что. В жизни бывает всякое, она частенько преподносит сюрпризы. Никто, черт возьми, не застрахован от случайностей. Словом, если вдруг вы не сможете прийти к Всаднику Апокалипсиса в указанное время, то знайте, что существует резервный вариант. Каждый понедельник в четырнадцать часов вас будут ждать на набережной у Академии искусств, рядом с дальним от Дворцового моста сфинксом. Вот тут-то вам и понадобятся газеты, две, свернутые в трубочку, в каждой руке. Повторяю, сударь, это очень важно - не две в одной, а по одной в каждой. Итак, еще вопросы? - Он снова глянул на часы, поднял глаза на Бурова и сделал торопливый жест: - Давайте, сударь, давайте. Время поджимает…
- Со мной была женщина по имени Лаура. А может, ее зовут Ксения, - отошел от темы Буров. - Что с ней? Жива ли?
Положа руку на сердце, судьба Лауры волновала его куда больше, чем будущее человечества.
- А, рыжая друидесса… Красавица и амазонка… - Калиостро понимающе подмигнул и почему-то оглянулся на безмятежную Лоренцу. - Жива, жива. Сейчас она…
- Все, начинается, - оборвала его Анита, указала в направлении озера и с интересом взглянула на Бурова: - Раздевайся, красавчик. Догола, догола. Можешь не стесняться, боюсь, что ничего нового я уже не увижу…
А на озере между тем происходило что-то странное - на его поверхности побежала рябь, заходили с плеском волны, и появился радужный, бешено крутящийся водоворот. Этакий разноцветный, пенящийся Мальстрим в миниатюре. Сен-Жермен уже больше не размахивал удилищем - черт его знает как удерживая баланс, он стоял в своей резиновой лодчонке и выделывал руками невиданные пассы, вся его фигура излучала уверенность, движения были точны, энергичны и на диво координированны. Слов нет - маг, волшебник, чаровник, чудодей, кудесник из "Мужского клуба". Да еще какой - озеро потихоньку успокоилось, волнение улеглось, радужная воронка убавила обороты. Этаким внушительным бензиновым пятном плавно и торжественно взяла курс на берег.
- Transmutatio energiae состоялось, временной проход открыт и взят под контроль, - с гордостью объяснил ситуацию Калиостро, взял дистанционный пульт от "Айвы" и добро, по-отечески, заглянул в глаза Бурову. - Вам придется искупаться, сударь. Да пребудет с вами Spiritus Directores. Да снизойдет на вас Attractio Divina…
"Эх, была бы я помоложе. Этак на пару сотен лет", - расстроилась Анита, оторвала взгляд от раздевающегося Бурова и нежно, по-матерински, дала последнее цэу:
- Ты на глубину-то, смотри, красавчик, не заплывай. Не торопись, пусть подойдет поближе…
Буров так и сделал - неспешно забрался в воду, зашел по грудь и с уханьем нырнул в самый центр вертящегося пенного калейдоскопа. Последнее, что он услышал, были звуки токкаты Баха. Слава богу, что не марша Шопена…