– У тебя еще дела, князь? – поднимаясь с ложа, усмехнулся он. – Тогда я пойду, пожалуй, в опочивальню.
Простившись, он быстро пошел в дом, даже не взглянув больше ни на Раничева, ни на Салима.
Чудесны дела твои, Господи!
Неужели – не узнал? А ведь похоже, что так. Кругом темно – не так уж ярко горят эти светильники, скорей уж так, чуть разгоняют тьму, да и мудрено было узнать сейчас Ивана с Салимом – уж больно смахивали они своим видом на основателей и хозяев Кафы – генуэзцев, фрязин, как их называли на Руси. Бригантина, надвинутый на лоб салад – поди, узнай в этом наемнике-сольдадо русского скомороха! О Салиме и говорить нечего – вылитый итальянец, на что не так давно и купился несчастный торговец рыбой Карло Умбертини.
– Зачем вы искали меня? – жестом отправляя прочь воинов, поинтересовался Абу Ахмет.
– Не мы – я! – сделав шаг вперед, звонко воскликнул Салим. – Я был рабом в этом городе, и я хочу теперь быть в твоем войске, усто!
– Зачем? – Губы минг-баши искривила недоверчивая усмешка.
– Затем, что я ненавижу Хромца, разрушившего когда-то мой родной Ургенч!
– Ургенч? – Словно ужаленный, Абу Ахмет вскочил на ноги. – То-то я слышу по выговору… Ты хорезмиец!
– Ну да… Ты еще не узнал меня, уважаемый Абу Ахмет?
– Узнал? Ну-ка, ну-ка… – Минг-баши присмотрелся. – Кажется, припоминаю… Правда, смутно. Ага, ты выполнял мои поручения в Рязанской земле. А в Ургенче? Кто был твой отец?
– Я не помню своего отца, усто.
– Ладно. – Абу Ахмет перевел взгляд на десятника. – Заберешь его к себе, Артак, и для начала хорошенько накормишь. А его друга… – Он перевел взгляд на Раничева… и вдруг вздрогнул, но, впрочем, быстро овладел собой и усмехнулся. – У тебя тоже ко мне какое-то дело?
– Да, уважаемый, – кивнув, широко улыбнулся Иван. – Я хотел бы переговорить с тобой без лишних ушей.
– Переговорить? Что ж…
Маленький сухой старикашка – слуга – выбежав из дома, подполз на коленях к ордынцу и что-то тихо сказал.
– Что? – переспросил минг-баши. – Предупредить? Хорошо. – Он обернулся к Раничеву: – Ты можешь подождать меня среди моих верных воинов вместе со своим другом.
– Подожду. – Вежливо поклонившись, Иван с Салимом, зашагали прочь от беседки, ведомые молчаливыми воинами Абу Ахмета. Длинноусый десятник замыкал шествие.
– Артак, – внезапно остановил его ордынец.
– Да, минг-баши?
– Не спускай глаз с бородатого, – тихо приказал Абу Ахмет. – И если попытается бежать…
– Я знаю, что делать, уважаемый. – Поклонившись, десятник приложил руку к сердцу.
В доме на втором этаже ярко горели свечи. Их желтое трепещущее пламя отбрасывало на стены и потолок прыгающие черные тени, так что казалось, будто с десяток демонов почтили своим присутствием это просторное, обитое блестящей парчой помещение с низким потолком, поддерживаемым четырьмя небольшими колоннами, позолоченными и перевитыми лентами из нежно-голубого шелка. Узкое стрельчатое окно из мелкого цветного стекла было полуоткрыто. Стоя перед ним, надменный молодой человек, холодно-красивый, тревожно смотрел в ночь. Губы его шептали проклятия. Еще б не шептать… Все так хорошо шло… Если б не этот проклятый скоморох! Аксен до крови закусил губы. По поручению рязанского князя Олега он легко пробрался в литовское войско. Сказавшись московским витязем, пристал к брянцам, с ними и проделал весь переход, лишь меняя коней, а вот при штурме города трусливо отсиживался в стороне, и лишь только когда все войско ворвалось в город, выждав удобный момент, ломанулся туда же. Князь Олег Иванович в последнее время что-то не очень благоволил Аксену – быть может, оклеветали враги? Тот же старый гриб Панфил Чога… или этот внезапно появившийся в Угрюмове скоморох, Ефим Гудок, что пришел с новгородской ватагой. Или Таиська, змея, возжелала отомстить за то, что не поделился с ней воровским кладом. Младший дьяк Авраамка, Софроний, тиун Феоктист – тоже могли подкинуть собаку. Да мало ль врагов да завистников? Все подозрительней смотрел на Аксена князь, все меньше давал важных поручений, и вот пришлось буквально-таки напроситься в полное опасности путешествие, на которое Аксен в обычных обстоятельствах никогда бы и не решился, да вот сейчас выбирать было не из чего. Чувствовал – горела под ногами земля. Сам предавал – это да, но вот когда начали предавать самого, стало совсем тошно. И главное – рассчитывать не на кого! Батюшка, боярин Колбята, тот еще, себе на уме, пес. На что ему опальный сын? И так-то не особо жаловал. Почитай, один верный человек и остался – холоп Никитка Хват, да и тот все чаще посматривал на сторону, а не сбегал, потому как надеялся, что и изменится еще все, и вернется Аксен Колбятин сын Собакин на Русь богатым и уважаемым человеком. А ведь так и будет, похоже! Поначалу-то, как выехали из Переяславля, хотел было Аксен послать ко всем чертям князя с его опаснейшим поручением – приглядывать и доносить в точности обо всем, что в Витовта да Тохтамыша-царя войске делалось, – да махнуть в Москву, попросившись на службу к великому князю Василию Дмитриевичу. Многие тогда так делали. Московский князь приветлив был и не жаден – давал землицу с холопями, то правда, но и требовал службы верной, такой, что не щадя живота своего! А на что оно надо Аксену? Да и землицы-то даст – чуть. А прознав об отъезде, вдруг да осерчает Олег Иванович? Надавит на батюшку, тот и лишит наследства – враз! Что тогда делать? Послужить Витовту? А не одни и те же грабли? Так что лучше, наверное, поначалу сделать так, как наказывал князь Олег Рязанский. Поехать в Литву да пристать к войску, что вот-вот должно было отправиться в поход – пощипать Крым да посадить на ордынский престол законного царя Тохтамыша – ставленника Витовта и московского князя Василия. Такая вот интересная комбинация вырисовывалась. Хорошо ль то для Рязани? Бог весть… Вот и решил умная голова Олег Иванович на всякий случай послать человечка. Аксена. А тот, конечно уж, не о князе, о себе думал. Предавал в своей жизни не раз – когда-то тайно служил Тохтамышу, потом, предав его, подался к Тамерлану, был обласкан его полководцем, эмиром Османом… настала пора предать и его. Эвон, в Кафе сколько богатства! Но только попробуй, довези его до дому, не разбежишься особо – каждый обоз на счету. Опасно. Да простым воином всегда быть опасно – не дали ведь ему брянцы ни сотни, ни даже десятка, так, сам по себе и "воевал", с верным слугою Никиткой. Чуть не убили, едва в город въехали. Еле упаслись от стрелы – кинулись быстро в канаву, да ползком, ползком, по дерьму да грязи. Нет, не нравилась такая война Аксену. Куда как лучше – в начальниках. Потому, увидав Абу Ахмета – шапочного своего знакомца, – кинулся враз к нему, сказал тайное слово, вытащил из сапога серебряную пайцзу, тут главное было не ошибиться, с Тамерлановой не перепутать – уж больно похожи. Ну да не перепутал – пайцза Тимура в левый сапог была зашита, Тохтамышева – в правом. Абу Ахмет, увидев такое дело, Аксена приветил, во всем советовался и важное задание поручил – вести учет пленникам, из которых очень довольный порученным делом Аксен уже присмотрел для себя двух любовно искусных армянских девок. Так все хорошо складывалась, и на тебе – скоморох с Салимкой явились – теперь думай, что они там про него наболтают?
– Ты хотел видеть меня, боярин Аксен? – неслышно вошел Абу Ахмет.
Аксен, вздрогнув, отошел от окна.
– Если хочешь жить, господине, немедленно убей этих двух, что пришли к тебе сегодня. Молодого парня и бородатого.
– Ты их знаешь? – вскинул глаза минг-баши. – Ах, ну да, этого юношу, Салима, уж всяко, должен… А вот второй… второй, я полагаю, человек особый, совсем особый… – Ордынец задумчиво помолчал, потом резко обернулся: – Почему ты думаешь, что это враги?
– Очень просто, мой господин, – усмехнулся Аксен, чувствуя, как поднимается из глубины души злобная радость. Интриговать, оговорить, ославить – вот это было его, вот это он любил и был здесь мастером, предательство и интриги – а не схватки и звон мечей – именно это было для боярского сына жизнью. И, пожалуй, единственным, в чем он добивался успеха. – Суди сам, уважаемый. – Аксен медленно прошелся по комнате. – Они оба явились под вечер, неизвестно откуда… кто знает, что у них на уме?
– Пустяки, – засмеялся ордынец. – Ты слишком привык всех подозревать, боярин. Поверь мне, люди гораздо проще… Если и есть здесь предатели – то они там, на кораблях, в море, думают, мы их не достанем.
– Так ведь и в самом деле не достанем, мой господин, – скрывая досаду, пожал плечами Аксен. – Кораблей-то у нас нет!
Абу Ахмет неожиданно расхохотался:
– Ошибаешься, боярин! В порту нашлись две галеры… наберешь гребцов из пленников – как раз занятие для тебя – и вместе с воинами прочешешь море от Кафы до Сугдеи. К поручению приступай немедля – пока отберешь гребцов, пока их прикуют к веслам… В помощь тебе я дам Артака и его десяток. Вполне хватит для разведки.
– И тех двоих, – подумав, попросил Аксен.
– Бери Салима, а что касается второго… С ним я буду иметь беседу. Долгую беседу, боярин. – Абу Ахмет хищно усмехнулся.
– Тогда беседуй в моих покоях, князь! – широко улыбнулся Аксен. – Здесь толстые стены, и никто сможет подслушать.
– Толстые стены, говоришь? – Ордынец подошел к распахнутому окну и с наслаждением вдохнул ночной воздух, пропитанный запахом гари и кровью. Прямо перед ним, за окном, покачивались ветви старого росшего во дворе карагача.
Аксен по-змеиному сузил глаза:
– Так я могу идти, господин?
– Иди, мой верный боярин. И пришли ко мне Артака… и того, бородатого.
– Слушаюсь.
Поклонившись, Аксен вышел из комнаты на галерею и, спустившись по широким резным ступенькам во двор, повернул не к воинам, а в хижину слуг. Татем неслышно проскочил мимо яблонь, оглянулся, и, не заходя в хижину, тихо позвал:
– Никита.
– Здесь я, боярин-батюшка! – тут же выскочил из хижины кособородый слуга Никитка Хват – пройдошистый мужичонка с хитрыми пронырливыми глазами.
– Тихо ты! Чего разорался? – Аксен приложил палец к губам. – С самострелом обращаться умеешь?
* * *
Войдя в полутемное помещение, Иван не сразу обнаружил Абу Ахмета – тот, вытянув ноги, сидел в углу на низкой скамейке, обитой ярко-зеленой тафтой. В высоких светильниках, потрескивая, горели свечи.
– Оставьте нас. – Встав, минг-баши отправил прочь воинов и, повернувшись к Раничеву, вытащил из ножен тяжелую широкую саблю. – Я узнал тебя, человек из будущего! – криво улыбаясь, тихо произнес он. – Ты пришел за моей жизнью?
– Скорее, за перстнем, – с усмешкой отозвался Иван.
– Для меня это все равно как забрать жизнь. – Абу Ахмет покачал головой. Пересекавший его левую щеку шрам, казалось, светился.
– Тогда скажи, как мне вернуться домой? Поверь, я вовсе не хочу ничего дурного.
– Домой, говоришь? – Задумчиво поглядев на Ивана, ордынец опустил саблю. – Впрочем – да… вряд ли тебе нужно сейчас что-то другое… – Он неожиданно улыбнулся. – Однако знай, что без перстня это невозможно, а я не собираюсь расставаться с кольцом, ибо только с его помощью можно…
Он осекся, быстро подойдя к окну.
– Кажется, боярин напрасно назвал это место спокойным, – прошептал он, оборачиваясь к Раничеву… И вдруг, дернувшись, повалился на пол…
Сорвавшись с места, Иван подхватил минг-баши на руки… и невольно отшатнулся, увидев торчащее из груди острие. Может быть, арбалет, из которого стреляли, оказался не таким мощным или сыграла свою роль стеганая накидка ордынца – войдя в спину, стальная стрела засела в теле, высунув наружу лишь окровавленный наконечник.
Вжжик!
Еще одна стрела влетела в комнату, поцарапав Раничеву щеку, и зло задрожала, вонзившись в стену.
– Карагач, – из последних сил прошептал умирающий минг-баши, глаза его стекленели. – Возьми… – Он протянул Ивану левую руку. – Возьми…
С хлюпаньем вырвалась изо рта его тягучая черная кровь, Абу Ахмет в последний раз дернулся и застыл, поникнув головою.
Раничев осторожно положил тело на пол и затравленно оглянулся. Что теперь? Бежать? Но что будет с Салимом? Его наверняка казнят, увидев мертвое тело тысяцкого. И этот еще, с арбалетом, на дереве… Нет, через окно нельзя, да и не пролезешь – узко. Раничев осторожно подошел к двери…
– А, черт! Ну как же…
Повернувшись, он быстро подбежал к мертвецу и стащил с указательного пальца на левой руке тускло блиставший перстень. Поднес его к самым глазам и, не в силах противиться нахлынувшему желанию, нащупал на своей груди глиняный ковчежец. Сорвав, бросил на пол, надавил сапогом. Хрустнув, разломилась на куски глина. Иван нагнулся и поднял с земли второй перстень, врученный ему Тамерланом. Такой же… Ну абсолютно такой же! Одинаковый… Нет, не совсем. Вот у этого вроде царапина на кольце под самым камнем, а у другого…
Коснувшись друг друга, перстни вдруг вспыхнули, словно газовая сварка! Схватившись за глаза, Раничев повалился на пол, и страшной силы взрыв потряс захваченный город. Взрыв этот был слышен и в дальних степях, и в горах, и в Сугдее. Подломились, словно спички, колонны, и на Ивана, громыхая, повалилась крыша. Уже вторая крыша за столь малое время. Не много ли? Да еще грохочет, змея!
Иван закрыл голову руками… Вокруг гремело, все сильнее и сильнее, только вот вроде на голову ничего не валилось – ни каменные плиты, ни тяжелые балки. Что ж, и на этом спасибо. Осторожно поднявшись, Раничев посмотрел вверх и увидел над собою темное затянутое грозовыми тучами небо. Полыхнула молния, грянул о землю ливень, а слева, из темноты, выскочило и с воем понеслось прямо на Ивана рогатое чудовище с пылающими глазами.
– О, Боже! – Отпрыгнув в сторону, Раничев бросился прочь, на бегу оглянулся. Никто его не преследовал, а рогатое чудовище, завывая, пронеслось мимо. Чудовище? – Да это ж троллейбус, Господи, – опускаясь на мокрый асфальт, прошептал Иван.
Мимо него, сигналя…
Глава 17
Сентябрь 1397 г. Крым. Солнце и море
Мы веслом махнем – корабли возьмем!
Жги!
Александр Навроцкий
"Было времечко…"
…пролетел грузовик.
Боже!
Раничев обалдело уставился на мокрую разметку шоссе. Вспыхнула молния.
"Вот и все… – подумал Иван. – Но как же Евдокся? Салим? Нет, еще рано возвращаться… еще не время…"
Он поднялся и, словно слепой, шатаясь направился к видневшемуся за поворотом лесу.
– Не хочу, – на ходу шептал Раничев. Остановился, посмотрел в небо: – Не хочу!
Громкий крик его эхом прокатился по лесу. Снова ударила молния, и звук грома, казалось, вторил Ивану. Раничев поднял руки к глазам – волшебный изумруд матово блестел на указательном пальце. Но где же второй перстень? Остался там, на шоссе?
Повернувшись, Иван побежал обратно – вот примерно здесь он и стоял, рядом с лужей. Встав на колени, обшарил лужу руками… Что-то блеснуло в синем сполохе молний… Вот он!
Словно рыбак, подсекший крупную рыбу, Раничев выхватил из грязной воды перстень. Сняв с пальца второй, медленно поднес их друг к другу…
– Не хочу-у-у!!!
Между соединившимися камнями вспыхнула фиолетовая искра, и молния ударила под ноги Ивана…
Он едва успел выскочить на галерею, как обрушившаяся крыша здания похоронила под собою убитого минг-баши. Накренившись, зашатались столбы галереи. Не дожидаясь, когда она упадет, Раничев спрыгнул на землю, благо было не так высоко. Позади с грохотом оседал дом. Припадая на правую ногу – чуть подвернул при прыжке, – Иван быстро поковылял в сад. Спрятавшись за деревьями, увидел, как бегут к дому татарские воины, слуги… Вот пронесся вислоусый десятник Артак, а следом за ним…
– Салим! – выглянув из-за яблони, крикнул Иван.
Юноша резко остановился, темные блестящие глаза его округлились.
– Ты? Но как…
– Потом объясню. – Раничев отмахнулся. – Бежим!
Салим кивнул, и оба скрылись в саду. По всему двору раздавались крики, суетясь, бегали слуги, безуспешно пытаясь разобрать развалины. В темноте сделать это было проблематично, воины зажгли факелы.
– Абу Ахмет убит, – сворачивая на узкую улочку, быстро произнес Иван.
– Да, – Салим усмехнулся. – Странно, что тебе повезло выбраться!
– Ты не понял, – покачал головой Иван. – Абу Ахмет был убит еще до того, как развалился дом. Убит арбалетной стрелой. – Он осмотрелся. – Стреляли со старого карагача, там, во дворе…
– Видел. Но кому нужно было?
– А кому нужно было стрелять в нас и Миколу? – вопросом на вопрос ответил Раничев. – Хотя… – Он задумался на миг. – Хотя есть у меня такое чувство, что и тут не обошлось без нашего старого знакомца Аксена. Кстати, где он?
– Тут… – Салим потряс головою. – Должен был отправиться к морю вместе с десятком Артака, да не успел, видно… Что это?
Чья-то темная тень, быстро прошмыгнув мимо, свернула под арку.
– Вон он, туда побежал! – закричали бегущие следом люди, судя по всему – воины покойного Абу Ахмета. – Быстрее давайте, быстрее!
Раничев и Салим переглянулись.
– Похоже, не только мы поспешили покинуть этот гостеприимный дом, – усмехнулся Иван. – Однако мне не очень-то нравится эта погоня. Так они могут наткнуться и на нас.
– Но мы ведь не пойдем туда, куда они побежали. – Юноша пожал плечами. – Думаю, нам стоит вернуться на площадь.
– Да, пожалуй, это самое безопасное место, – согласился Иван. – Но не забывай, рано утром нас ждут в порту. А ведь уже светает, – он кивнул на рассветное небо.
В городе по-прежнему пахло дымом пожарищ и кровью. На узких улочках и во дворах слышался женский визг и пьяные вопли победителей, кружа над морем, тревожно кричали чайки.
– Тогда лучше сейчас спуститься к пристани, – взглянув на светлеющее небо, предложил Салим. – Пока идем…
– Черт! – неожиданно выругался Раничев. Он вдруг обнаружил, что перстень остался только один! Вот он, на указательном пальце! А где же второй? Остался в развалинах? Или валяется в саду? А может – на мокром шоссе у леса? Главное, искать-то сейчас и невозможно, и некогда. Да и найдешь ли? Ладно, черт с ним, сейчас главное – Евдокся. – А ты, наверное, все-таки зря пошел со мной, – повернувшись к Салиму, запоздало промолвил Иван. – Лучше было б…
Юноша обиженно фыркнул:
– Не лучше! Ордынцы косились на меня, будто я их враг. Их сдерживал только приказ Абу Ахмета… И – я должен был идти с Аксеном… – Салим покачал головой. – Вряд ли он так доверял мне. Скорее всего, я был бы прикован к веслу на галере. Зачем мне это надо?
– Да, пожалуй. Но ведь сейчас ты свободен! А я – слишком опасный спутник.
– Ты хочешь сказать, что я трус?
– Тихо! – Схватив парня за руку, Раничев втолкнул его в чей-то полуразрушенный дворик. – Кажется, они возвращаются…
Оба прислушались, напряженно вглядываясь в темноту.
Гремя железом и вполголоса ругаясь, из-под арки показался отряд воинов.
– Может, он спрятался там, в развалинах? – Один из них показал рукой на тот дворик, где затаились беглецы.
– И что ему там делать? Дожидаться, пока мы его схватим?
Раничев узнал голос Аксена, да и сам боярский сын все ж таки отличался от татар и одеждой, и ростом.