Как следует обработав рану – поручик шипел от боли и сдавленно матерился под нос, – я наложил повязку и, заставив Гурского сделать пару глотков спирта, устало присел рядом. Поначалу поручик пить не хотел, так что пришлось провести короткий ликбез относительно того, что сейчас для него алкоголь – исключительно противошоковое и анестезирующее средство, а вовсе не то, что он подумал. Хлебнув следом из танкистской фляги – ну не фрицевский же эрзац-шмурдяк с гордым именем "шнапс" пить? – я несколько секунд молчал, наслаждаясь разливающимся в брюхе теплом, затем, вспомнив кое о чем, вернул поручику брошку:
– Держи и больше никому не отдавай. В мистику я не верю, поскольку человек верующий, но факт, как говорится, остается фактом. Отдал ее мне, вот и получил пулю в бочину. Так что храни при себе, как матушка и советовала.
– Спасибо. – Поручик бережно взял брошку, привычным жестом провел пальцем по поверхности алого камня и убрал в левый карман гимнастерки, поближе к сердцу.
А я задал давно интересующий меня вопрос. Шепотом, разумеется:
– Слушай, ваше благородие, вот не дает мне покоя та шишка, что должна куда-то там проехать. Ты на фронте человек опытный, не то что я: как считаешь, что ж такого могло случиться, если фриц рискнул затемно в путь отправиться? Ночью они не воюют и по дорогам, тем более таким захолустным, не шляются, поскольку боятся, отсюда и вопрос.
Поручик криво усмехнулся:
– Да я, Виталь, и сам голову ломаю. Единственное мое предположение, что это неким образом связано с нашим пленником. Если, конечно, наши не прорвали фронт и не нанесли неожиданный контрудар, что вряд ли – насколько помню твои объяснения, дело обстоит как раз наоборот. Так что сам посуди: захватила группа немецких пластунов – ну, или как там у них отряды спецназначения называются – офицера такого уровня, как сын руководителя целой страны. Куда его дальше девать? Сначала, понятно, в расположение ближайшей армейской части, поскольку места болотистые и самолету не сесть. А ведь он в концлагерь не сразу попал, сначала его в Берлин отправили, надеясь использовать для пропагандистской работы. Это то, что я успел вычитать из этого, как бишь его, Интернета.
– И что? – осторожно осведомился я.
– Да то, что не пехотный же капитан его повезет? – буркнул раздраженный моей непонятливостью поручик. – Не тот уровень, тут игра по высшему разряду идет. Вот ты, захвати сына Гитлера – ну, имейся у него наследник, разумеется, – как бы поступил? Ну, будь ты, допустим, в неплохом чине? Наверняка ж сам за ним поехал? И сам его в столицу доставил? Во-первых, это прекрасная возможность выслужиться, во-вторых, навечно остаться в анналах истории как тот, кто захватил наследника главы противоборствующего государства. Понимаешь?
– Ну, ты, Николай Павлович, просто гений подковерных игр…
– Да при чем тут подковерные игры? – вспылил Гурский, дернувшись и тут же зашипев от боли. – Не понял ты, Виталий. Помнишь, как древние говорили насчет гонца, принесшего победную весть? Вот тот, кто столь важного пленника в Берлин доставит, и есть этот гонец. А это ведь не только слава, но и внеочередное звание и особое отношение верховного главнокомандующего.
– И кто это, по-твоему?
– Понятия не имею, – стушевался Гурский. – Но фигура, определенно, должна быть рангом никак не ниже генерала. Так что вопрос, скорее всего, к тебе, Виталий. Сам же говорил, что историей интересовался.
Я пожал плечами, хоть поручик на меня и не глядел:
– Сложно сказать, мы сейчас в полосе наступления группы армий "Центр". То есть танковых групп Гота и Гудериана, которые позже станут армиями. Впрочем, группа Гудериана наступает не совсем тут. Так что, если исходить из твоей логики, за Яковом может приехать или кто-то из этой сладкой парочки, или любой из комдивов танковых дивизий, у них тоже звания неслабые. Кто именно? Понятия не имею, тут нужно, скорее, на расположение частей на вчерашний день смотреть.
– Какой парочки? – заинтересовался Гурский, но я лишь махнул рукой, мол, не обращай внимания. Ну не рассказывать же ему про рекламу девяностых годов?
– Но вообще, знаешь, Коля, вполне логично. Ты меня почти убедил. Вот только что нам конкретно-то делать? Засаду на той дороге устроить? Так не успеем уже, через полтора часа светать начнет, да и местность, сам видел, неподходящая. Нас просто перестреляют.
– А кто говорит про засаду именно сейчас? – хмыкнул поручик. – Если уж и делать ставку на мои, скажем прямо, ничем не подкрепленные умозаключения, то нам следует перехватить их как раз тогда, когда они станут возвращаться, согласен? То есть у нас есть как минимум несколько часов на то, чтобы выбрать подходящее место и оборудовать позицию. Ну, если они, конечно, все-таки станут возвращаться именно по этой дороге.
– В чем я после нашего недавнего небольшого недоразумения со стрельбой вовсе не уверен…
– Совершенно верно. Скорее всего, они изменят маршрут. Но иной возможности попытаться отбить Якова я просто не вижу. Искать его в мешанине наступающих германских и отходящих наших частей определенно бессмысленно. Погубим бойцов и сами погибнем. Согласен?
– А есть выбор? – криво ухмыльнулся я. – Ладушки, давай так: полагаю, спать нам уже не придется, так что бери карту и подбирай подходящее для засады место. А я танкиста разбужу и вместе со старшиной прикину хрен к рылу. Ну, в смысле обрисую наши ближайшие планы с прочими диспозициями. Выдержишь, Коля? Ты ж, как ни крути, раненый?
– Выдержу, – спокойно блеснул белками глаз поручик. – И похуже бывало. Ступай, а я пока по карте прикину. Как ты там сказал? Хрен к рылу, да?
– Именно. И даже не думай спрашивать, что это означает!
– Знаешь, – задумчиво произнес поручик убийственно-серьезным голосом. – Самое страшное, что я уловил смысл. Чудовищно, но если так и дальше пойдет, я определенно превращусь в человека двадцать первого столетия! И это ужасно…
– Ну, бывает и хуже… гм, короче, не парься, ваше благородие. Кстати, сие выражение к бане отношения не имеет.
– Кошмар, но я и это понял…
Фыркнув под нос, я подхватил автомат и пошел искать Якунова со старшиной.
– Вот таким образом все и обстоит, товарищи. У нас есть шанс, пусть небольшой, но есть. Но выдвигаться необходимо уже сейчас, тогда мы, вероятно, опередим противника. И выполним нашу боевую задачу. Если же нет, – поручик выдержал недолгую паузу, – если гитлеровцы поедут другой дорогой, мы продолжим нашу борьбу в тылу противника. И двинемся, уничтожая их тыловые порядки, в сторону фронта. Как временный командир отряда, спрашиваю: все согласны? Если есть те, кто считает иначе, прошу высказаться здесь и сейчас.
Разумеется, все промолчали – можно подумать, кто-то сомневался. И Гурский отдал команду оправиться, проверить оружие и строиться для ночного марша. А затем сделал мне знак, что хочет о чем-то переговорить.
Когда я подошел, поручик попросил то, чего я уж никак не ожидал:
– Виталий, не сочти за бред, но… ты не мог бы осмотреть рану?
– Что? – ему удалось меня удивить. – Зачем? Я же полчаса назад тебе перевязал?
– И все же… – уклончиво ответил тот. – Понимаешь, на Гражданской меня дважды ранили, и я прекрасно помню те ощущения. Но сейчас определенно что-то не так. Свербит в боку, мочи нет. Давай отойдем?
– Ну, давай, – пожал я плечами. – Только выдумываешь ты, Коля. Ну что могло измениться за тридцать минут? Я же говорил, заживать будет несколько дней. Даже если в рану попала инфекция, ощутишь ты это через сутки, не раньше.
– Виталик, давай обойдемся без демагогии? – вымученно улыбнулся Гурский. – Просто осмотри рану, хорошо?
– Без проблем, – сухо буркнул я. Вот только не хватало, чтобы меня всякие белогвардейские поручики медицине учили!
Размотав бинт и подсвечивая трофейным фонариком, я осмотрел рану. И не поверил своим глазам. Блин, что за бред?! Нет, когда все произошло, я безоговорочно принял и наш перенос в прошлое, и всякие прочие связанные с фамильной реликвией Гурских чудеса, но это… это уже выходило за любые рамки! Рана, которой было от силы часа полтора-два, выглядела так, словно прошло как минимум пара дней!
Шумно выдохнув, я осведомился:
– Николай Павлович, и когда сие непотребство началось?
– Что началось? – искренне не понял Гурский.
– Свербление твое, что ж еще?
Поручик несколько секунд размышлял:
– Знаешь, ты не поверишь…
– Да уж поверю, так что давай коротко, нас бойцы ждут. Без эмоций и излишних подробностей.
– Ну, если коротко, то минут через десять-пятнадцать после того, как ты мне маменькину брошку вернул. Сначала появилось эдакое легкое, едва заметное тепло, разливающееся от левого кармана, а потом в раненом боку так засвербило, что хоть на стену лезь. Вот я тебя и попросил проверить.
– Ну, тогда я тебя поздравляю. Раны твоей по большому счету больше не существует. Ты о бритве Оккама слыхал?
– Разумеется. "Не следует множить сущее без необходимости", но при чем тут это?
– Да при том, что, согласно этому постулату, излечился ты исключительно благодаря своей брошке, понимаешь?
– Похоже, понимаю. – Гурский зябко пожал плечами. – И что?
– Понятия не имею. Но одно знаю точно: эта твоя штуковина определенно заточена на то, чтобы защищать твою жизнь. А вот зачем? Тут я не советчик, сам думай, что ты там в своем прошлом… гм, ну, то есть настоящем, такого насовершал, что тебя столь крутым оберегом одарили.
Несколько секунд поручик молчал, собираясь с мыслями, затем неуверенно изрек:
– Виталий, а если наоборот, если не совершил, а должен совершить? Как тебе такой вариант?
– Вполне, – буркнул я, вновь бинтуя поручика: рана все-таки свежая, несмотря на необъяснимое заживление, еще может открыться, так что пусть пока с бинтом походит. Да и ненужных вопросов не будет: тот же старшина видел, что Гурского ранили и я ему помощь оказывал.
– Пожалуй, так даже и правдоподобнее. Ладно, пошли, бойцы ждут…
Идя следом за поручиком, я продолжал размышлять: вот интересно, в критический для жизни момент Гурского забросило в мое время одного, а сюда нас перенесло уже обоих. Раньше я считал, что это связано с тем, что в момент выстрела пуля отбросила его на меня, но теперь начал испытывать некоторые сомнения. Если всерьез воспринимать то, что озвучил поручику, получается, брошь – ну, или чем там она на самом деле является – воздействует не только на поручика. А значит, вполне вероятно выполняет некую заложенную программу, преследуя какую-то вполне определенную цель? Или даже больше: ею целенаправленно управляют? Кстати, есть и другой вариант: "процесс" все же замкнут на поручика, а я, Якунов, Феклистов и остальные бойцы – не более чем расходный материал? Вернее, вспомогательный? Ну, то есть я, например, был нужен, чтобы подготовить Гурского к переносу – ведь не просиди он целый день в Интернете, не поспорь со мной относительно истории, вряд ли смог бы с ходу воспринять реалии новой мировой войны, да еще и находясь на стороне бывшего противника. Брр, голова кругом…
Впрочем, поручику при любом раскладе не позавидуешь: я только сейчас окончательно осознал, насколько ему тяжело. Это для моих сверстников и молодежи перенос во времени хоть и фантастика, но в определенной мере привычная по многочисленным книгам и фильмам. Как там это называется? Формирование массового сознания, что ли?
Гурскому же, воспитанному в православных догмах и на классической литературе, пришлось туго. Ну не писали Толстой, Чехов и Достоевский фантастику, в то время с этим литературным направлением и вовсе был неслабый напряг: Герберт Уэллс, Жюль Верн… вот и все практически. И никаких "попаданцев" и альтернативной истории… Так что поручик еще неплохо держится. Вовсе не уверен, что я на его месте уже не реализовал бы в жизнь известный детский стишок, касающийся отправившейся в путь шиферной крыши.
Подходящую позицию нашли только перед самым рассветом, отмотав вдоль грунтовки несколько километров. Наконец наш придирчивый командир решил, что место будущего боя его удовлетворяет, и отдал приказ оборудовать огневые точки. Не будучи большим спецом в области засадной тактики, я вынужден был признать, что место и на самом деле неплохое, по крайней мере, определенно лучшее из всего, что нам встречалось по пути. И без того узкая дорога здесь оказывалась зажата между двумя пологими холмами, поросшими поверху не особо густым кустарником. Кроме того, один из холмов вплотную прилегал к лесу, что давало нам шанс в случае неудачи быстро и относительно безопасно отступить в заросли.
Но самое главное: всего в сотне метров перед нашей будущей позицией грунтовка немного понижалась, после чего делала довольно крутой поворот, огибая особенно топкое место, заросшее камышом. Именно это и стало главной изюминкой плана поручика: во-первых, поворот и подъем делали невозможным заранее разглядеть, что находится впереди, за изгибом дороги. А во-вторых, если колонна наберет высокую скорость, здесь они в любом случае притормозят. Хотя какая там "высокая скорость" у автобронетехники начала сороковых, едущей по русской проселочной дороге, даже не смешно…
По обеим сторонам грунтовки оборудовали пулеметные позиции, на сей раз настоящие, с первым и вторым номерами и небольшим земляным бруствером впереди, благо шанцевый инструмент имелся, затрофеили у немецких батарейцев. Остальных бойцов Гурский самолично распределил по огневым точкам, заставив некоторых даже отрыть себе неглубокий лежачий окопчик. От последнего красноармейцы в восторге не были, но спорить с командиром, разумеется, не посмели.
Строго-настрого наказав без приказа огня не открывать, а после получения оного бить только по грузовикам или бронетранспортерам, но ни в коем случае не стрелять по легковым автомобилям, буде такие в колонне обнаружатся, поручик отозвал в сторону меня, танкиста и Феклистова. Эдакий мини-военный совет перед боем. Если он, конечно, вообще состоится.
– Короче, так, бойцы. – Гурский в очередной раз обошелся без столь нелюбимого им "товарищи". – Старшина с младшим лейтенантом остаются по левой стороне дороги, мы с Виталием – по правой. Как только наблюдатели за поворотом засекут приближение противника и подадут условный сигнал, никому даже головы не поднимать, ждать моего первого выстрела. Цели я стрелкам распределил, сектора огня, как мог, нарезал, вас же прошу проконтролировать. Гранаты применять только в крайнем случае, прошу особо довести это до личного состава. Вопросы?
– Так нет, – уже привычно ухмыльнулся в усы старый артиллерист. – Че ж тут не понять? Повоюем.
– Вот и ладно. – Гурский поддернул на плече автоматный ремень. – Тогда по местам. Удачи.
– Ну, с Богом, стал быть, – вызвав короткий недовольный взгляд Якунова, кивнул Феклистов. – Пойдемте, товарищ младший лейтенант, вот-вот светать начнет.
Дождавшись, пока артиллерист с Серегой перебегут на ту сторону дороги, мы присели под невысоким кривым деревцем неопределенной породы.
– Как считаешь, Коля, поедут немцы? Наследили мы с тобой ночью мама не горюй.
– Сложно сказать, – задумчиво ответил поручик. – Я карту внимательно проштудировал, других подходящих дорог тут нет, так что, возможно, и поедут. Иначе крюк в добрых сорок верст выходит.
– А насчет позиции, как думаешь?
– Что насчет позиции? – не понял тот.
– Удобная больно. Если вдруг фрицы решат эти холмики заранее под контроль взять? Передовой дозор, все дела. Не дураки же они, воюют, сам знаешь, грамотно, а тут на ближайший десяток километров это самое подходящее место, сам же сказал…
Поручик размышлял несколько секунд, затем отрицательно помотал головой:
– А знаешь, не думаю, Виталь. Смотри: немцам необходимо еще затемно добраться до некой точки, причем время, похоже, поджимает. Скорее, усилят охрану да попытаются проскочить с максимальной скоростью.
– "Усилят охрану" – это ты хорошо сказал. А если ее танками усилят, нам что делать? Трофейными гранатами мы эти железяки не остановим.
– Вряд ли. Танк намного медленнее автомобиля или броневика. Я бы так не поступил, глупо снижать скорость движения. Вот сам посуди, как они должны рассуждать: кто-то расстрелял мотоциклетки, причем на дороге и обочине нашли множество гильз от их же собственного оружия. По отпечаткам колес станет понятно, что обстреляли их не во время движения, а при остановке. Значит, что? Значит, напал некто, вооруженный трофейными автоматами, то бишь очередные окруженцы. Получается, передовой дозор утерял бдительность, остановившись, допустим, по нужде, и, не наладив должным образом боевое охранение, попал под огонь противника. Который после боя немедленно ушел в лес, даже не забрав ни оружия, ни боеприпасов. Как мне кажется, именно последнее должно убедить их в случайности произошедшего. Понимаешь?
– Хотелось бы верить, – пробурчал я. – Кстати, насчет медлительности современных танков ты не совсем прав, на дворе все-таки не империалистическая, но в целом в твоих рассуждениях что-то есть. Ладно, будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Расходимся?
– Давай, Виталий, и удачи.
– Тебе тоже. – Я хлопнул поручика по плечу.
Глава 13
Чинарик выплюнул и выстрелил в упор…
В. Высоцкий
Если честно, я не особо верил в успех нашего мероприятия, хоть и держал сие глубоко пораженческое мнение при себе. Относительно "большой шишки" поручик мог просто напутать, неправильно переведя треп расстрелянных мотоциклистов. Кому, скажите, придет в голову рассекать вблизи линии практически не существующего фронта, да еще и по темноте? Немец комфорт любит, по крайней мере пока. Это ближе к Сталинграду он завшивеет и станет вмерзших в лед лошадей да отловленных по подвалам кошек жрать, а сейчас воюет по правилам.
Пока я предавался размышлениям, небо на востоке заметно посветлело: мои навороченные "будущанские" командирские показывали четыре с минутами утра. Скоро совсем рассветет, июль на дворе. Если в ближайший час на дороге никто не появится, можно будет спокойно отходить в лес. Хотя напуганные ночным происшествием фрицы, конечно, могли и изменить время поездки. Но это уже так, натягивание совы на глобус и наивная попытка убедить самого себя, что ты тут вовсе ни при чем, а во всем виновны исключительно обстоятельства, которые сильнее тебя…
И в этот момент раздался короткий свист одного из высланных за поворот наблюдателей, означавший, что дозор засек приближающуюся колонну. Опа, неужели?! Ладно, посторонние мысли прочь, пора действовать.
– Боец! – окликнул я ближайшего ко мне красноармейца с пехотными петлицами, последние полчаса мирно клевавшего носом. От того, чтобы окончательно уснуть, его удерживал лишь приказ поручика, пообещавшего лично покарать каждого задремавшего как предателя Родины, и находящийся под подбородком затвор "трехи", об который он неминуемо расквасил бы нос, опусти голову еще на десяток сантиметров. – Спишь?!
– Нет… – испуганно пискнул тот, смаргивая предательский сон.
– Передай по цепи: боевая готовность! Приготовить оружие, без приказа не стрелять! Гранаты без команды не бросать. Давай!
– Есть!