На следующий день, к вечеру, они уже подходили к Плещееву озеру. Переправились через неширокую реку, поднялись на холм, и вот оно: сосновый бор, озеро, две недавние могилки.
Зловещий вид был у озера, рядом не пели птицы, и даже лесной зверь не приходил к водопою. Однако, завидев озерко, заулыбались все – ведь скоро, уже совсем скоро они будут дома.
– Скорей бы, – еле слышно прошептал Пронька и, покосившись на могилки, вздохнул.
Все перекрестились, постояли немного молча, помянув погибших парней, и, отойдя в сторону, к балке, принялись разбивать лагерь.
Вскоре весело запылал костерок, и блики оранжевого пламени разлетелись далеко по всему лесу. Наловили рыбы – в котлах аппетитно забулькала уха. Иван достал из котомки краюху хлеба – между прочим, последнюю – аккуратно разломил на части, протянул всем.
Услыхал краем уха, как шепнул Проньке Онисим:
– Хороший у вас боярин, с таким жить можно.
Приятно стало на душе, значит, не зря он тут, значит, нужен. Лукъян, тщательно вытерев ложку, отломил от деревца веточки – распределять ночное дежурство. Делили не на всех, только на тех, кто не дежурил в прошлые ночи, стоять выпало Михряю, Онуфрию и Проньке. Михряю – первым, Онуфрию – последним, перед самым восходом, ну а Проньке аккурат в середине.
– Обращайте внимание на каждую мелочь, – вспомнив про гильзу, проинструктировал сторожу Иван. – Непонятный звук, необычный запах – ежели что, не стесняйтесь меня разбудить, чай, не в хоромах сплю, а в шалаше, рядом.
Все быстро угомонились – устали, тихо стало кругом, лишь порывы налетавшего иногда ветерка беззвучно шевелили ветви. Иван с удовольствием забрался в шалаш, вытянулся на лапнике – мягко. Комаров здесь – повыше болотца – почти что и не было. Приятно. Раничев прикрыл глаза, улыбнулся. Показалось вдруг, вот сейчас выйдешь из шалаша, а тут, у костра, ребята с гитарами – Вадька, Макс, Михал-Иваныч-ударник – песни поют под водочку:
Как здорово, что все мы здесь
Сегодня собрались!
Красота! Костерок чуть притух, но все же ощутимо несет жаром, масляными каплями брызжет скворчащая на большой сковородке рыба, тут и лучок, помидоры, хлебушек… ну и пол-литра, куда же без нее, родимой?
Выпил с участковым, смотрю – лето,
Лето – это маленькая жизнь…
Вот уж точно, не в бровь, а в глаз сказано! Ну и насчет водочки… Соорудить, что ли, самогонный аппарат? Немного и надо. Чего ж раньше-то такая хорошая мысль в голову не пришла? Занят был? Или ну ее к черту – водку, и медовухой вполне обойтись можно? Вот если б курево… табак посадить. Откуда его только взять-то, табак? Да и нужно ли? Иван давно уже про курево не вспоминал – отвык, хотя раньше, помнится, курильщик был заядлый. А вот теперь не тянет, и все тут, да и при всем желании негде раздобыть сигареты… Еще одного не хватало – музыки. Иван, конечно, брался иногда за гусли или там за гудок, наигрывал что-нибудь типа "Лед Зеппелин", но, конечно, все это было не то. Жаль, нет электричества, так бы… может, и соорудил бы чего…
– Иване Петрович! Боярин-батюшка! – прорезал благостную тишь чей-то взволнованный шепот.
Иван встрепенулся:
– Кто здесь?
– Я это, Пронька… Ты, господине, говорил все необычное примечать, незнаемое…
– Ну?
– Запах, Иване Петрович. Чуть слышный – но до того мерзкий, словно бы в аду грешников на сковородке жарят!
– Запах? – Раничев помотал головой. – А ну пойдем, глянем.
Вслед за отроком он осторожно пробрался к балке. Оба затаились в высокой траве, стараясь не выставиться на яркий свет месяца, притихли.
– Ну, где твой запах? – Раничев ничего такого не чувствовал.
– Да был, боярин-батюшка! Христом богом клянусь, вот только что был.
– Ну-ну… – Иван отвернулся и вдруг почуял принесенный ночным ветерком слабый табачный запах. Кто-то курил в балке! Курил!
– Так, Прохор, – Иван положил руку отроку на плечо. – Быстро ползи к нашим, всех буди, только, смотри, осторожно, понезаметнее…
– Сполню!
– И Лукъяна ко мне пошли. Место запомнишь?
– Запомню, батюшка.
Ага! Вот оно как. Курим, значит? Ну-ну… Взглянуть бы на вас хоть одним глазком, дорогие товарищи курильщики, хоть одним глазком. И в плен бы кого-нибудь захватить, побеседовать вдумчиво. Однако сторожиться надо, судя по гильзе – вы народец еще тот, опасный…
Раничев подполз ближе к краю балки. Трава защипала ноздри… Эх, только бы не чихнуть, не чихнуть бы, не…
– Апчхи!!!
– Здоров будь, Викентий, – тут же пожелал из балки чей-то нахальный молодой голос, к которому тут же присоединился голос другой, поглуше:
– Да спит он, Егоза, дрыхнет.
– Чего ж чихает тогда?
– Бывает… Маслят с собой хорошо взяли?
– Да хватит.
– Смотри… В прошлый раз не хватило. Сегодня на тракт двинем, поближе к городу.
Маслята! Раничев насторожился – именно так обычно именовали патроны.
– Иване Петрович, – прошептал сзади Лукъян. – Пришел я.
Раничев обернулся и быстро пополз прочь, за деревья.
– Здесь, в балке – тати, – нервным шепотом пояснил он. – Тати лютейшие и хорошо вооруженные. Кажется, всего трое.
Молодой воин презрительно хмыкнул.
– Да ты не улыбайся, Лукъяне, – Раничев строго посмотрел парню в глаза. – Говорю – тати опаснейшие. А ну – тссс… Вроде опять заговорили.
На этот раз беседа неведомых людишек впрямую касалась непосредственно команды Ивана. Молодой Егоза злым свистящим шепотом интересовался, что делать с "чертовыми охотничками" – изничтожить или плюнуть на них к чертовой матери.
– Я бы уничтожил, – злобно советовал он. – А ну как обратно поспешать придется? Да и рыбы у них наловлено – заодно поели бы.
– Ладно, не лезь поперед батьки в пекло, Егоза. Что делать – решим счас. Буди-ка Викентия…
Все на минуту затихло, а потом вдруг послышался подозрительный голос:
– Так ты, Викентий, выходит, не в тех кустах спал?
– Да нет, я на пригорке.
– А кто же тогда там чихал?! Егоза, дай-ка сюда автомат… Поглядим, что там за охотнички.
– Лукъян, быстро предупреди всех – пусть отходят в сосняк. Луки используйте, стрелы…
Не успел Лукъян отползти, как предутреннюю тишину леса разорвала лающая автоматная очередь. Полоснув пулями по кустам, из балки вырвались трое – лиц их и одежды было толком не рассмотреть – темновато, ясно виднелись лишь два пистолета-пулемета системы Шпагина с дисковыми магазинами, в руке у третьего был пистолет, кажется, "Вальтер".
Беспрестанно паля, вся троица выскочила на поляну.
– Да здесь их нету, мля! – выругался Егоза. – Пошкерились, суки. А ну-ка, Викентий, дай очередь по кустам.
Викентия не надо было упрашивать – вмиг опустошил оставшиеся полмагазина, а вот новый присоединить уже не успел – просвистев, черная боевая стрела впилась ему прямо в горло. Захрипев, бандит повалился в угли.
– Эгей, – вмиг упав в траву, заголосил Егоза. – Корявый, Викентия убили, курвы! Ну я вам… – он схватил выпавший из рук подельника автомат и принялся полосовать очередями весь лес. С пригорка ему вторил Николай Иваныч – видимо, он и носил кличку Корявый – приземистый был, крепкий… Да, похоже, и в самом деле, бандитов осталось всего двое. Всего…
Снова засвистели стрелы.
– Давай в балку, Егоза! – крикнул Корявый. – Уходим.
– А с Викентием что?
– Да черт с ним.
– Но ведь, сказано…
– Ну и оставайся, пока тебя, дурака, не подстрелят, а я пошел…
– Погодь, погодь, Николай Иваныч, – жалостливо завопил Егоза. – Прикрой огоньком маленько. – Поднявшись на ноги, он, петляя, как заяц, бросился прочь…
Наперерез тут же метнулась чья-то небольшая фигурка. Пронька! Ну дурачина, сказано же было – не высовываться… Вот сейчас – одна очередь почти наугад – и все, нет парня.
Раничев рванулся вперед, слыша, как засвистели над головой пули, успел-таки, прыгнул, повалив Проньку в траву – парень застонал вдруг, схватился за руку – ранен? Хорошо – не убит.
– Эй, погоди-и-и-и… – огрызаясь на бегу короткими злыми очередями, жутко завопил Егоза. – Погоди-и-и, Ива-а-аныч.
Оба сиганули в балку, тут же окруженную воинами Раничева, и там затаились, затихли. Лишь раздался какой-то странный звук – словно ухнул басовый динамик в колонке, и сильно запахло озоном.
– Живьем будем брать? – подполз к Ивану Лукъян. – Сейчас развиднеется, можем руки-ноги прострелить запросто.
Раничев кивнул:
– Так и сделаем. Правильно, Лукъяне, подождем рассвета, спешить нам некуда. Как наши?
– Онуфрий убит, господине.
– Сволочи… Только один он?
– Вроде, пока так. Темно.
– Ладно после подсчитаем потери. Ждем.
Быстро светлело, первые лучи золотого утреннего солнца уже окрашивали верхушки деревьев. Посмотрев на заголубевшее небо, Раничев приказал лучникам приготовиться.
– На счет три – сигаем в овраг, кто из татей дернется – бейте, как белок! – он подался вперед, ощущая в руке знакомую тяжесть сабли. – Раз… Два… Три! Вперед, ребята!
Они повалились в балку со всех сторон, так что бандитам не было бы никакой пощады, если бы… если бы они там были, бандиты.
– Нет никого, господине! – изумленно оглянулся Лукъян. – Словно и не было. А ведь уйти они не могли – везде наши. Чудны дела твои, Господи! – парень перекрестился.
– Не Господа то дела, – заметил верзила Михряй. – Но – Диавола.
Прочесав балку и – на всякий случай – край леса до самого озера, воины собрались у бивуака. Раничев еще поползал по оврагу – нашел следы сапог да окурки и вернулся к своим. Воины, столпившись, разглядывали убитого. Впрочем, убитых оказалось двое – вторым был Хасан ад-Рушдия. Выпущенная из ППШ злая шальная пуля не пощадила магрибского колдуна, сделав лишь маленькую дырочку – напротив сердца.
– Судьба, – покачав головой, перекрестился Иван. – Вот уж в самом деле, судьба. Уйти от смерти в Темникове, чтобы встретить ее здесь. Что ж, копайте могилу… Впрочем, он, кажется, мусульманин…
Посмотрев, как Онисим ловко перевязывает раненного в руку Проньку, Иван наклонился к убитому Викентию. Обычный мужик лет тридцати-тридцати пяти, тощий, но жилистый, с каким-то землистым лицом, с татуировкой на кисти – "Нарымлаг" – и простенькой серебряной печаткой на указательном пальце. На печатке – грубое изображение свившихся между собой змей. Сняв перстень – быть может, и пригодится – Раничев положил его в калиту и продолжил осмотр. Кирзовые сапоги, синие диагоналевые брюки-галифе, светло-голубая сорочка с широким отложным воротом, коричневатый шевиотовый пиджак от "Москвошвеи", не из дорогих, ценой рублей в пятьсот, точнее – четыреста пятьдесят по прейскуранту. Иван проверил карманы: пачка "Беломора", расческа, спички, бумажник… ага, вот это уже интересно. Несколько голубоватых купюр, мелочь, фотография с узорчатым обрезным краем – какая-то женщина с несколько вытянутым лицом и накладной косою, на обратной стороне надпись голубыми чернилами – "Другу Викентию от Нади. Вспомни иногда, чем никогда. Угрюмов, 15.05.49.". Однако… Раничев перевернул карточку: ну да, таких в музее было много, как, впрочем, и в его личном архиве – "Угрюмовский райпотребсоюз. Фотоателье номер три, улица Курдина, 18". Ну да, знаем такую улицу, там и сейчас, кажется, фотография… Нет, компьютерный клуб.
Аккуратно спрятав фотокарточку в калиту, Раничев махнул рукой:
– Зарывайте… И этого тоже, – он бросил взгляд на черную фигуру магрибинца. – В конце концов, вряд ли считал себя мусульманином этот жрец Ваала!
Светало. Тихо вставало солнце. Где-то рядом колотил по стволу дятел.
К полудню к двум могилам на берегу…
Глава 5
Июнь-июль 1405 г. Переяславль-Рязанский – Средиземное море. Путь
Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны
В потоке дней и суматохе дел?
Не помним мы, что век не будет вечным
И всем путям положен свой предел.
Андрей Макаревич
"Путь"
…прибавились еще три.
Внимательно выслушав Раничева, думный дворянин Хвостин задумчиво покачал головой. Кастилия?! Что проку в этой поездке для Рязанского княжества? Заключить военный союз? Слишком далеко кастильский король, на другом краю света, да и против кого такой союз заключать? Против Москвы? Витовта? Ну разве что – торговое соглашение, и то не очень-то выгодное, ведь путь не близок и весьма опасен.
– Не знаю, зачем тебе в Кастилию? – пристально посмотрев на Ивана, Хвостин с сомнением почмокал губами. – Ну нагадала ведьма – и что с того? Мало ли кто чего говорит?
Раничев молчал, вполне отдавая себе отчет в том, что в глазах княжьего советника выглядит сейчас донельзя глупо: и в самом деле, переться черт-те куда на край света из-за предупреждений деревенской ведьмы! Да, конечно, глупо – но ведь не мог же Иван рассказать Хвостину о дырах во времени, о перстне, и о том, что он, Иван Петрович Раничев, вовсе никакой не боярин, а директор Угрюмовского исторического музея, музыкант-любитель и меломан. А ведь хотелось бы придумать правдоподобную версию отъезда – вот Иван и предлагал себя в посланники к кастильскому двору от рязанского князя. Хвостин, правда, в надобности такового посольства сильно сомневался, и правильно делал.
В дверь осторожно постучали, думный дворянин обернулся:
– Кто?
– Старший дьяк Авраамий челом бьет и принять просит, – заглянув в приоткрытую дверь, доложил вышколенный слуга.
– Авраамий? – Хвостин махнул рукой. – Ну пусть войдет.
Вошел старший дьяк – начальник княжеской канцелярии – длинный и нескладный, с узким лицом и умным взглядом, старинный знакомец Раничева. Войдя, поклонился отдельно обоим:
– Здрав будь, господине Димитрий Федорович! Здрав будь и ты, Иване Петрович. Давненько к нам не заглядывал.
– Да все дела, дела, – устало махнул рукой Иван.
Авраам – все такой же растрепанный, смешной, как и раньше, в старые времена, расправил на груди широкий – не по фигуре – кафтан из желтой парчи, который надевал лишь идя во дворец:
– Слыхал про твои дела от Димитрия Федоровича. В Кастилию собрался? Хорошее дело.
– Вона! И ты туда же! – удивленно воскликнул Хвостин и громко расхохотался. – И далась же вам эта Кастилия! Что, поближе никаких государств нету?
– Подожди смеяться, господине Димитрий Федорович! – Авраам хитро покачал головой. – Может статься, поездка сия нам нешуточной выгодой обернется.
Тут уж удивились оба – и Хвостин, и Раничев.
– Это какой же выгодой? – прищурился советник. – Поясни! О чем мне князю докладывать?
– Пояснить? Изволь, господине, – кивнув, дьяк уселся в предложенное креслице. – Кто такой боярин Никита Суевлев, и что он тут делает, думаю, вам объяснять не надо?
– Не надо. Брянский волк ему боярин.
– А мы, между прочим, недавно посольство московское принимали – теперь и нашим бы не худо на Москву съездить, договориться с глазу на глаз… Суевлев не глуп, и все это хорошо понимает – значит, будет мешать, козни строить. А ведь людишек у него с собой не так уж и много.
– Что-то не пойму, куда ты клонишь? – признался Хвостин.
– Иване Петрович в дальний путь собрался по какой-то своей надобности? Вот и славно. Пусть едет, как бы в посольство великое – о том на всех углах кричать не надо, так, тихонько, но чтобы до Суевлева дошло…
– Погоди, погоди, – советник закусил губу. – Так ты полагаешь, в преддверье дел московских хорошо бы тайных людей Суевлева из княжества убрать? За Иваном отправить? А ему это нужно, чтобы всякие соглядатаи в его дела мешались?
– Думаю, они ему мешать не будут, – усмехнулся дьяк. – Их дело – вызнать. Так пусть прокатятся до Кастилии и обратно, а мы тут тем временем главное, московское, дело решим. А Иване Петрович, ты как?
– Согласен, – одобрительно кивнул Раничев. – Хорошая идея – на себя часть шпионов отвлечь.
– Мудрено говоришь, Иване Петрович, – Хвостин почесал бородку. – Впрочем, мы все поняли. Так ты, стало быть, согласен?
– Конечно! Иначе чего бы я сюда приперся? И личные дела решу, и княжеству подсоблю – чего же лучше?
– Так путь-то далек да опасен! Сгинешь!
– Ххэ! – Раничев хотел было презрительно сплюнуть, да постеснялся, лишь буркнул. – Еще и не в таких переделках бывали, верно, Авраамий?
Дьяк улыбнулся.
– Думаю, соглядатаи литовские ко мне в свиту набиваться будут, – подумав, предположил Иван. – Как бы их обнаружить?
– В свиту? – переспросил Хвостин. – Не обязательно. К чему им себя раскрывать? Вполне можно и в отдалении следовать, и даже не очень-то рядом – ведь цель твою они знают. Толедо! Ах, прекрасный город, когда-то доводилось бывать… – глаза советника на миг затуманились. – А какие там оружейники, клинки толедские по всему миру славятся! Пусть, пусть прокатятся, я чаю, ты бы, Иван, все равно как частное лицо поехал, так?
– Поехал бы, – Раничев кивнул. – Но, вот еще о чем я хотел бы просить. Дело разбоев касается – ну мы уже о том когда-то говорили.
– Ну-ну? – насторожился советник.
– Хорошо бы надежную сторожу выставить вокруг Плещеева озера, – продолжил Иван.
Хвостин пожал плечами:
– Плещеево озеро? Это же глушь несусветная, туда, поди, и дорог-то путевых нет.
– Нет, – согласился Раничев. – Но сторожу выставить нужно. Чую, логово там разбойное.
– Так прочесать все!
Иван с сомнением покачал головой:
– Хитро спрятано, не найти. Уж на что мои все охотники – и те ни с чем возвернулись.
– Ладно, выставим воев, – согласился советник. – Коль говоришь, логово там… Авраам, запиши все.
– Исполню.
Хвостин потянулся:
– А неплохо мы с вами насчет соглядатаев придумали, а? Зря я смеялся, что ж, недаром говорят – risu inepto res ineptior nulla est – нет ничего глупее глупого смеха. Иване, латынь выучил?
– Лего либрум, – усмехнулся Иван. – Прочел твою книжицу.
– Я к тому, что латынь во всем мире грамотным людям понятна, – пояснил советник. – Да и кастильское наречие на нее сильно похоже. Не все, но кое что понять можно.
– Разберемся, – заверил Раничев. – Ежели что, толмача сыщу.
– Да где ж ты его там сыщешь? – засмеялся Хвостин. – Кто ж там русский-то знает?
– Зато мавританскую речь многие ведают, а я ведь ее знаю.
– Ах да, да, я и забыл уже… – думный дворянин поднялся на ноги. – Ну что ж, Иван, подбирай свиту. Только имей в виду: нужных людей мы тебе не дадим, они нам самим сгодятся.
– Да мне много и не нужно, человека три-четыре, не больше, – засмеялся Раничев. – Служку своего возьму, Проньку – малый шустрый, латынь знает, да и сирота: помрет в пути – никто плакать не будет. Эх, Авраама бы взял, да ведь не отпустишь?
– Не отпущу, – серьезно кивнул Хвостин. – Но больше своих не бери, лучше поищи при княжьем дворе – подозрительно, ежели оттуда людишек не будет.
– Ну тут уж я совсем никого не знаю, – развел руками Иван. – На вас тогда понадеюсь.
– Надейся, надейся, – советник захохотал. – Ладно, кого-нибудь подберем…