– Ну, это смотря что они замыслят, я так понимаю.
– Разумеется, господин президент.
– И на что же они решились?
– Мы уже держим их операцию под контролем. Суть такова: они собираются использовать недавно списанный в утиль последний "СР-71". Генералы уже имеют своих людей среди обслуживающего персонала машины для переноса за "зеркало". Кроме того, у них есть готовый на все пилот. Он пенсионер, даже в случае неудачи его не особо хватятся и уж тем более не свяжут его пропажу с военно-воздушными силами. Этот списанный, но абсолютно исправный "Локхид" должен взлететь и на максимальной высоте быть переброшенным туда. Цель акции – сбор разведывательной информации, в основном касательно тамошней противоракетной и противокосмической обороны. Через некоторое время самолет вернут сюда. В случае успеха это будет только первым гвоздем. Затем наши доблестные генералы планируют планомерные налеты на противника звеньями скоростных бомбардировщиков.
Президент присвистнул.
– Последнее, безусловно, покуда находится в режиме прожектов.
– И что же мы будем делать?
– У нас есть свой встречный план, господин президент.
20. Проблемы с рисом
Кто в Америке ждал такого сопротивления? Большинство командования в шоке – пятнадцать тысяч трупов и пропавших без вести. Захвачена северная часть острова, но ведь она и не готовилась к обороне, как выясняется. А продвижение на юг, в сторону столицы Окинавы – Наха, несколько десятков метров. Да, к сожалению, не весь планируемый десант и не вся положенная техника и ресурсы разгружены на берегу – потоплены "камикадзе", морскими и воздушными. Да, можно радоваться, что утоплен "Мусаси" и нет у Японии более тяжелых линкоров. Но зато облегчившийся от авиации "Синано" преспокойно ушел в метрополию и, кто знает, может быть, сейчас заполняет палубу новой партией самолетов. И ведь где-то еще прячутся корабли. Что с того, что их не могут обнаружить переделанные в разведчики "Б-29"? Где-то ведь они есть. Вдруг готовят по окинавской десантной группе очередной удар? (В действительности многие из разыскиваемых кораблей давно изучаются новыми экипажами в портах Камчатки. Откуда Америке знать, что этими линкорами и эсминцами император Хирохито рассчитался с Россией за нефть, солярку и динамит.) А главное, если за Окинаву такие жертвы, что же будет при высадке на Кюсю и Хонсю? Да и не взята еще эта самая Окинава.
Но, оказывается, кто-то в собственном правительстве довольно потирает руки. Эти чрезвычайные жертвы кое-кому на руку,
– Господин президент, у нас ведь давно есть средство, вы ведь в курсе.
– Да? А помните, как с Хиросимой сорвалось?
– Но остров блокирован со всех сторон. Мы обеспечим полную воздушную изоляцию.
– Но там ведь вокруг наши.
– Ну, что ж, им не помешает, для поднятия боевого духа, увидеть вблизи мощь своей родины.
– А что, обычными средствами мы не сможем?
– Сможем, конечно, но время – деньги. Страна уже устала от этой войны.
– Я тоже устал.
– Тем более. Вы ведь согласны, что нужно закончить ее за период вашего президентства.
– Да, негоже отдавать приемнику недовершенное дело.
– Тем более плоды победы, господин президент.
– Что да, то да. Через сколько наша стратегическая авиация сможет осуществить это?
– Хоть завтра.
– А наша пехота?
– Сегодня дадим команду оставить передовые позиции.
– Нет, все-таки лучше послезавтра. Нет, не команду на временное отступление, а наше боевое испытание.Ну, а команду на отход, конечно, сегодня. Сколько у нас там разница во времени?
21. Пришелец из прошлого
Больше всего на свете Кир Толкотт любил летать. Он летал много на чем, правда, на перечисление все же хватило бы пальцев на руках, однако он гордился тем, что в львиной доле это были отборные сверхскоростные машины. Но даже в этом небольшом перечне всех перекрывал и оставлял за бортом самое скоростное из когда-либо созданных человечеством технических средств разведчик "СР-71". Конечно, он не шел в сравнение с какими-нибудь фотографирующими Ганимед и Амальтею "Вояджерами", которые умудрялись, за счет гравитационных маневров, резать в секунду больше пятидесяти километров, но среди самолетов он значился как самый-самый. "Семьдесят первый" являлся пришельцем из тех славных времен, когда великие державы делали ставку на скорость, высоту и массовое применение атомных арсеналов, и предназначен-то он был, по большому счету, для оценки первоначального ядерного удара баллистических ракет, для уточнения целей перед подходом "второй волны" – армады неторопливых "Б-52".
А Кир Толкотт был произведен на свет для этого стремительного красавца. Может быть, он немного опоздал родиться, дабы застать "семьдесят первый" и апофеозе славы – когда Толкотт только учился марать стягивающие туловище пеленки, фирма "Локхид" уже пустила его будущую мечту на поток. Да, сейчас "СР-71" считается потерявшим значение старичком. Кто и где теперь ценит высоту полета – возможность, пусть на мгновение, но чиркнуть по краешку космоса – выше тридцати километров? Кто и где способен удивиться скорости – три тысячи семьсот километров в час? Похоже, у большинства начальников в головах сплошная пелена: им подавай радионевидимость – режущие кромки "Ф-117" и возможность передвигаться над руслом реки, ниже кроны деревьев. Мир сошел с ума, похоже, он свернул в евоем развитии со столбовой дороги прогресса. Ведь что есть прогресс? Безраздельное наращивание мощи, а скорость и есть одна из ее производных. Но сейчас, как всегда во время взлета, Киру Толкотту было совсем не до философии. Когда перегрузки плющит щеки, рев заставляет завидовать глухим, я внутренность скафандра истекает потом – тут не до рассуждений о смысле жизни и уж тем более не до услады. Ему было действительно тяжело, он давно не летал. Нет, даже в момент, когда ускорение превращало его в лепешку, он не пожалел о решении. Дело было, конечно, не в деньгах – за в два раза меньшую плату он бы все равно согласился – он просто хотел снова ощутить под руками этого монстра.
Кир Толкотт был в кабине один. Это было нарушением всех и всяческих инструкций, в экипаже "СР-71" должны быть два человека, один – пилот, а второй – специалист по разведывательной аппаратуре. Сейчас Кир Толкотт совмещал обе должности. Похоже, с момента запуска "СР-71" в серию автоматизация действительно ушла далеко вперед, но, скорее всего, причиной было не только это, а уж скупость заказчиков полета тем более – величина авансовой предоплаты убеждала в Щедрости, просто кто-то наверху хотел покрыть происходящее пологом секретности. Кир Толкотт не возражал, всю сознательную жизнь он имел дело с секретами и почти все время работал на техническую разведку. Он привык не вникать в суть выполняемых заданий, даже спецы-инженеры, летающие с ним вместе в экипаже, не часто понимали, что и для чего они делают, и, говори по чести, были не в состоянии выбрать истину из Множества правдоподобных гипотез. Тем не менее незнание отдельных деталей окружающего мира совсем не умаляло иногда возникающего в процессе полета состояния равности Богу.
Сегодня Киру Толкотту снова повезло – судьба благодарила его за согласие или, может быть, награждала перед окончательным уходом со сцены, там, в беспокойном ритме городов ему останется только вспоминать о своем былом всемогуществе. Это случилось, когда он достиг восемнадцати тысяч метров – всего лишь половины покоящихся под руками возможностей. Однако сейчас не время было ставить рекорды, даже этот подъем был просто проверкой функций оборудования. В ближайший час "семьдесят первый" должен был снизиться и в шести километрах от океана произвести дозаправку в воздухе от уникального заправщика, созданного на базе "КС-135". Уникальность заправщика заключалась в том, что он был приспособлен под особенное топливо, предназначенное только для "семьдесят первых". Скоро, скоро их должны были списать вслед за снятыми с вооружения разведчиками. Глубоко в душе Кир Толкотт очень радовался этому, и вовсе не потому, что концепция ковровых ядерных бомбардировок навсегда проваливалась в прошлое – эта частность была ему до лампочки, – он радовался потому, что сам уже был списанным для авиации агрегатом. И следовательно, он радовался из ревности к летчикам-конкурентам.
А сейчас он наслаждался полетом в заоблачной высоте. Сквозь широкое стекло он мог обозревать немигающие звезды в небесах, хотя там, внизу, царил полдень, а под ним расстилалась, пучилась в стороны безбрежная планета Земля. Он не имел никакого понятия и даже намека на таковое, что очень скоро, после дозаправки, с помощью удаленной за тысячи километров машины, его летательный аппарат будет перенесен совсем на другую планету.
22. Рис печется
И полыхнуло.
Полмиллиона живых свидетелей только со стороны США. Три последовательных, с разницей около суток, взрыва, один из них ночной (для отработки навыков у пилотов). Все бомбы на основе плутония, все по двадцать килотонн.
Первый – столица Окинавы – Наха. Уничтожен город и укрепрайон – поселок Ороку.
Второй – передовые позиции японцев перед аэродромом Макиминато. В этом месте остров сильно сужается, до шести километров. Поэтому взрыв не по центру: должны же собственные войска продолжать застопоренное наступление и не ждать, покуда радиация снизится до приемлемого уровня. Да и кто знает сейчас, каков он, этот приемлемый уровень. Испытание в Нью-Джерси не в счет, там были только зверюшки, а люди в бронированных укрытиях.
Третий, последний, по укрепрайону в поселке Мабуни. Нужен ли? Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец. Требуется показать япошкам, что Америке надоело шутить. Вот вам листовки! Вот вам предложение немедленной капитуляции с контрибуциями и прочим! Вот вам сто тысяч обожженных и зараженных вояк! Готовьте койки в больницах! Правда, даже у нас столько нет во всех военных госпиталях армии и флота. Но транспорты для раненых выделим, если слезно попросите. А вот вам для информации: наша промышленность поставила бомбы на поток – двадцать штук в год, минимум, обеспечим! Ваше слово? А мы покуда группы специалистов в скафандрах в местах испытаний. Боев здесь уже нет – это сплошная зона мира и бедствия. Здесь будут взлетные полосы для налетов на главные острова.
Японскому императору Хирохито есть о чем подумать.
23. Готовность к неожиданностям
Луговой Владимир Юрьевич, фиктивный оберстлейтенант разбитого на взлете вермахта, сидел в невысокой (он не мог встать в ней во весь рост, боясь пробить потолок) глиняной хижине, отобранной оккупационной армией Страны восходящего солнца у угнетенного крестьянства свободолюбивого Китая. Владимир Юрьевич бил мух и прочих воздушных агрессоров, пытающихся выпить у него кровь пролетарского происхождения. Его кровь и он сам действительно образовались в рабочей среде посредством сложного процесса оплодотворения женской яйцеклетки мужским сперматозоидом. Его собственные родители также появились на свет в результате аналогичного процесса и также из рабочей среды. Вот такая у них была династия в воспроизводстве себе подобных и материальных средств. Однако материальные средства производились другим способом – сознательным актом целенаправленного трудового ритма. В этом, идущем от ума и лобных долей мозга, акте за несколько поколений произошли изменения. Например, когда-то его предки, почти схожие с ним по генетической природе, производили на свет железные плуги, косы и прочую несложную по внутренней структуре мелочь. А вот позже его непосредственные родители уже умели делать из разнообразных, поступающих из соседних цехов деталей готовые к применению паровозы, и эти самые паровозы после этого даже ездили по стране. Конечно, паровозы были гораздо проще, чем структура ДНК, которая образовывалась внутри его родителей сама собой, ежедневно и ежечасно, но все же этот рост сознательного умения человека доказывал, что со временем человек сможет собирать очень сложные предметы, сравнимые, а быть может, и превосходящие вещи, производимые социально несознательной природой.
Кроме поглощающего его сознательное внимание бития мух, Владимир Юрьевич Луговой читал лежащий на коленях учебник японского языка. Сейчас, в период, когда насекомые отступали, зализывая раны и бросая на произвол судьбы раненых и незахороненных убитых, он восхищался сложностью раскинутых перед его взором иероглифов. В них чувствовалась более чем тысячелетняя культура, незагаженная влиянием прогнившего капиталистического Запада. В них виделась чистая душа восточного народа, из года в год борющегося с цунами и неурожаями риса. Далеко отступали теснящиеся впереди видения последнего года, когда он проникся неприязнью к некоторым представителям японского народа. Но он знал, что все это пена, черная пена, порожденная неуемным милитаризмом и тяжелой службой на чужбине. На самом деле японский народ, так же, впрочем, как и китайский, ждал своего права на освобождение. И майор Владимир Луговой верил в скорое восхождение настоящего светила над Страной восходящего солнца, а также над спящим непробудным сном, феодальным и разорванным на куски Китаем.
От радостных мыслей, вызванных верой в силы простого народа и неукоснительными победами над неумолимыми членистоногими, ложного оберстлейтенанта оторвало прибывшее из-за тростниковой циновки лицо такого же ложного штурмбаннфюрера запрещенной законом СС – Манина Геннадия Ивановича.
"Чего тебя принесло?" – хотел чистосердечно спросить его Владимир Юрьевич по-русски, но сдержал порыв и с некоторым акцентом осведомился по-немецки:
– Здравствуй, что слышно?
Геннадий Иванович Манин, он же Зеральд фон дер Грюн, подвинулся вплотную к Луговому, зыркнул по сторонам и произнес на родном языке:
– Ты готов, Вовик?
Манеры Манина поражали Владимира Юрьевича, хотя его пролетарское нутро радовалось простоте коллеги. Но созревшим сознанием он удивлялся, зачем сюда прислали этого человека. Мало того, что он почти не умел говорить на "родном" немецком, на японском он вообще не понимал ни бельмеса, так еще он совсем ничего не соображал в тактике, которой они должны были обучать малорослых самураев. Правда, как помнил Луговой по прошлому житейскому опыту, Манин неплохо разбирался в технике, но вот этому он японцев не учил новее, к тому же по спущенной сверху легенде он вовсе не являлся специалистом-механиком. Оставалось непонятным, что он тут вообще делал. Если бы не случайность, что когда-то, до встречи здесь, в Восточном Китае, они служили вместе, так и про умение Манина разбираться в механизмах Луговой бы ничегошеньки не знал. Помнится, в той их бывшей совместной части Геннадий Иванович прославился на всю дивизию, когда при разряжении служебного пистолета умудрился пять раз подряд прострелить пол, прежде чем сообразил, что перед контрольным выстрелом не вынул наружу обойму. Многие старшие офицеры, находящиеся тогда в штабе, услышав пальбу, бросились спасаться в родные кабинеты и запираться там на все замки: возможно, они решили, что в помещении штаба начат контрреволюционный мятеж или же красный командир Манин сошел с ума от тяжести службы и войскового быта. Но случай оказался настолько нетипичный и смешной, что Манина даже наказали не слишком строго, обошлись дисциплинарными мерами.
– Пошли, Вова, – сказал Луговому Манин и потянул за рукав.
– Что случилось? – тихо по-русски осведомился Владимир Юрьевич.
– Мотать надо, сейчас здесь все полетит в тартарары, – пояснил штурмбаннфюрер.
– Какого черта, Гена? – обмер Луговой.
– Я все заминировал, сматываемся, дорогой.
– Как заминировал, мы же вместе с японскими товарищами вою...
– Волк тамбовский им товарищ, Вовик, – оборвал его Манин. – Мотаем, говорю. Жить хочешь?
– Да что я, идиот? Нас на родине за предательство расстреляют, из партии исключат.
– Не мели чушь, Володя, – спокойно, как ребенку, сказал ему штурмбаннфюрер фон дер Грюн, кладя толстую ладонь на колено. – Мы с узкоглазыми более не союзники, точнее с этим их видом.
– Как? – подавился вопросом Луговой.
– Несколько часов назад наше правительство объявило японским агрессорам войну.
– Да как же... Почему же нас еще не...
– Я им обрезал проводную связь и перепаял внутренности рации, у них теперь все диапазоны перепутаны, черт ногу сломит. Они теперь почти все время настроены на ложный командный пункт.
Луговой глянул на Манина с подозрением.
– Это такая штука, Тактик, – пояснил тот, нимало не смущаясь растерянностью Владимира Юрьевича, – когда вместо приказов собственного штаба они слушают нужные нам.
– А откуда ты...
– От верблюда, Вова. Пока ты своей тактике их учил, я получил инструкции.
– Да? – такое недоверие партии и правительства на мгновение очень обидело Лугового.
– А почему ты, то есть вы?
– А потому, что ты в технике ни бельмеса. Ты фугасы закладывать умеешь, Стратег?
– Ну...
– Вперед, за мной. Твоя задача была, по большому счету, прикрывать мои действия. А теперь двигай, а то они сделают с тобой то, что делают обычно с пленными китайскими партизанами.
Луговой невольно вздрогнул и начал поспешно упаковывать в карманы самое необходимое.
– А куда же мы двинемся?
– До двиганья еще далеко, вначале нужно разжечь костры в нужных местах.
– Зачем?
– Бомбардировщики дальние навести, вот зачем.
– Наши или американские?
– Наши, без империалистов как-нибудь обойдемся.
– А куда мы потом, ведь до границы Союза две тысячи кэмэ?
– В армию Мао покуда пристроимся. Тактике их поучишь, чтобы не зря есть рисовые лепешки.
– Да? А ты... Вы с ними уже связались?
– Конечно, Вова.
– Так вы по-китайски умеете шпрехать?
– Еще чего. Это они должны русский усваивать. Знаешь, как у Маяковского? Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал...
– Ленин, – закончил фразу Луговой. – Ну, я готов, штурмбаннфюрер, или как вас теперь называть?
– Пока – Гена, а там видно будет. Вперед, Тактик. Да пригнись ты, забыл, какие низкие здесь потолки?
И они бесшумно выскочили в покуда тихую ночь.
24. Дележ риса
Но думает не только император Хирохито, думают и другие правительства-наблюдатели.
Советский Союз. Неофициальная резкая смена курса. Официально все в норме или почти в норме. Денонсация продленного летом сорок пятого договора с Японией о ненападении. Продленного, между прочим, на пять годков. Теперь все мимо.