- Раз так, казаки и граждане! - Назаров удовлетворенно кивнул, удобней перехватил пернач и продолжил: - Завершу свою речь наказом. Нас спасет только общая работа. Пусть каждый станет на свое дело, большое и маленькое, какое бы то ни было и поведет его с полной и несокрушимой силой, честно и добросовестно. Вы хозяева нашей земли, так украшайте же ее своей работой и трудами, а Бог благословит труды наши. Бросьте пустые разговоры и приступите к деловой работе. Каждый да найдет свое место и свое дело и примется за него немедленно и будет спокоен, что плодами его трудов никто не посмеет воспользоваться. А обо мне знайте, что для меня дороже всего честь, слава и процветание Всевеликого Войска Донского, выше которого для меня нет ничего. Моя присяга вам, казакам и гражданам. Вам доблестные спасители Родины члены Большого Войскового Круга, служить интересам Войска честно и нелицемерно, не зная ни свойства, ни родства, не щадя ни здоровья, ни жизни. И лишь об одном молю я Бога, чтобы он помог мне нести тяжелый крест, который вы на меня возложили.
Говорил Назаров о многом, но что мне запомнилось, то и передаю. А в остальном все складывалось неплохо. После речи войскового атамана пошло решение второстепенных вопросов. Учредили герб, знамя и символы, подтвердили гимн, а этот день, 9-е марта, был объявлен государственным праздником, как день основания Донской Казачьей Республики.
Начинали заседание рано утром, расходились к вечеру и результатами Большого Войскового Круга, который позже окрестили серым, по присутствию на нем только военных, все представители станиц и воинских частей были довольны. Опять же, я тому свидетель...
Следующий день был первым днем нового государственного образования и, как обычно в последнее время, я находился в городских казармах, узнавал своих новых воинов, распределял их по сотням и получал снаряжение на поход к Екатеринодару. Самый обычный командирский труд, и день бы пролетел для меня вполне обычно. Однако рядом находился неутомимый брат Мишка, который, постоянно гонял от одного государственного учреждения к другому, узнавал новости и приносил их мне. Я удивлялся, расспрашивал о подробностях, и брат снова исчезал, добывать новую порцию сведений и слухов.
Самая главная весть, принесенная Мишкой, конечно же, официальное объявление о формировании постоянной Донской армии, которая штатно должна состоять из трех конных дивизий, одной пешей бригады с соответствующим числом артиллерии и инженерных частей. Все это, не считая отдельных сотен, партизанских добровольческих подразделений и охранных кавалерийских полков, по факту, пограничников. Командующим Донской армии назначался герой и всеобщий любимец генерал-майор Василий Михайлович Чернецов, а начальником штаба при нем генерал-майор Сидорин.
Затем, ближе к полудню, стало известно о возобновлении занятий в Новочеркасском военном училище, открытии офицерской школы и урядничьего полка. И эту весть я запомнил особо, поскольку таскать за собой младшего брата, за которого переживаешь, было неудобно, а вот в училище его определить, вариант очень хороший и правильный.
В подобном ритме минул еще один день, а вечером меня вызвали к командарму, который находился в здании новообразованного Ведомства Иностранных Дел. Зачем вызывают, мне понятно, а потому я заранее приказал всему личному составу моего полка готовиться к завтрашнему выступлению в поход.
Дон. Март 1918 года.
- Командир, - голос одного из матросов бронепоезда "Смерть Каледину!", вырвал Василия Котова из состояния дремы.
- Что случилось? - чекист резко сел на узкую откидную полку, которая была привинчена к борту броневагона, и посмотрел на балтийца из отряда Ховрина.
- Там к тебе два товарища прибыли.
- Кто?
- Комполка Думенко и его заместитель Буденный.
- Черт! А времени сколько?
- Полночь уже.
- Где гости?
- В штабном вагоне.
- Хорошо. Сейчас подойду.
Моряк кивнул и вышел, а Котов в полутьме нашарил черный бушлат, вынул из-под подушки кобуру с пистолетом и ножны с кортиком, оделся, накинул на голову бескозырку и встал. Спать хотелось неимоверно, слишком беспокойной была последняя неделя. Однако дело, прежде всего, и потому чекист направился на выход.
Котов покинул жилой отсек, где рядом с пулеметами, стволы которых смотрели наружу, отдыхали братишки-балтийцы, и вышел в холодный тамбур. Следующим был штабной вагон, где его ожидали красные командиры Сводного крестьянского кавполка, но он замер. Неожиданно ему захотелось покурить, причем на свежем воздухе, а не в помещении, и Котов, решив, что пара минут ничего не изменит, достал из кармана мятую пачку папирос, прикурил от спички и сделал глубокую затяжку. Голова сразу же закружилась, и черноморец немного расслабился. Холодный степной ветер окатил его горячий лоб прохладой, после чего он подумал, что Думенко и Буденный появились не просто так. Наверняка, они станут жаловаться на тяжелое положение, а затем попросят его о помощи. Вот только ему нечего им дать и вызвать подкрепления из Ростова или Екатеринодара невозможно. Телеграфная связь не работает и железная дорога на Тихорецкую, откуда можно попасть в Ростов, перерезана белоказаками. А его бронепоезд, который минувшим днем пытался прорваться, не смог пробиться через их заслон под Сальском. Поэтому теперь он отрезан от основных сил Красной Гвардии и предоставлен сам себе.
В станице Великокняжеской, на станции которой находился блиндированный состав Котова, загавкали собаки, а потом раздался одиночный винтовочный выстрел и псы, словно чуя беду, заткнулись. Затем вновь наступила тишина и чекист, щелчком пальцев отбросив недокуренную папироску, проследил, как огненный кропаль, рассыпая искры, падает наземь, и решительно вошел в штабной вагон.
Борис Думенко, худой и осунувшийся после недавнего ранения худой брюнет в рваном полушубке, и одетый в кавалерийскую шинель Семен Буденный, крепкий статный мужик с ухоженными усами, ждали его за столом. А вокруг казаков расположилось несколько моряков бронепоезда. Котов окинул помещение цепким взглядом и решил, что разговор с краскомами надо вести как обычно, официально, коротко, сухо и по существу, ибо сейчас не до панибратства. Тем более он представитель Москвы, а они вожаки повстанческого соединения, которые пока признают власть большевиков лишь номинально.
- Здравствуйте, товарищи. Что вас привело ко мне посреди ночи?
Чекист присел напротив гостей и моментально в его голове всплыла вся информация на этих, таких не похожих один на другого, людей.
Первый, тридцатилетний Борис Мокеевич Думенко, из малороссийских крестьян с немалой примесью еврейской крови, при царской власти был табунщиком и батрачил на богатых калмыков и казаков, которых ненавидел лютой ненавистью. В минувшую войну служил артиллеристом и дослужился до вахмистра. Когда вернулся на родину, быстро сколотил вокруг себя группу из недовольных своим положением иногородних и нескольких станичников. А затем он развернул свой отряд в кавалерийский полк и принимал самое непосредственное участие в разгроме войск походного атамана Попова и калмыков, которые шли на помощь окруженному красногвардейцами Новочеркасску. Вроде бы свой человек, можно даже сказать, что близок большевикам по духу и желает того же, что и они, уничтожения казачества как класса. Однако чекисту Думенко не нравился, поскольку слишком горяч и непредсказуем, на все имел свое особое мнение и часто оспаривал приказы. А помимо того Борис Мокеевич мечтал о создании на территории Дона вольных аграрных общин, как у анархистов на Украине, и считал партию большевиков переходным этапом на пути к чему-то новому. Так что как ни посмотри тяжелый человек, от которого неизвестно чего ожидать. Особенно, если учесть, что его авторитет в Сальских степях рос день ото дня и к нему прислушивались практически все иногородние.
Второй гость, Семен Михайлович Буденный, напротив, был Котову понятен и, можно даже сказать, вызывал у него некоторое уважение. Тридцать пять лет, из русских крестьян, кавалерист-сверхсрочник и полный Георгиевский кавалер (по его словам), неплохой командир и достаточно жесткий лидер. Этот, в отличие от своего начальника Думенко, всегда старался походить на казаков, мечтал подняться и стать уважаемым человеком. По этой причине, пока царская власть была сильна, он являлся образцом отличного служаки, а затем, во время войны, Буденный показал себя с самой наилучшей стороны, слыл лихим бойцом, верным сторонником дисциплины и поддерживал офицеров. Однако, лишь только царская власть рухнула, бравый Семен Михайлович стал ярым революционером. Он вовремя понял, что прежние порядки назад не вернуть. После чего без явных колебаний перешел на сторону большевиков, подобно Борису Думенко, собрал отряд из крестьян и стал его заместителем. Чего скрывать, здоровое честолюбие нравилось чекисту. Поэтому он с самой первой встречи с командирами крестьянского кавполка, которая произошла полмесяца назад, решил, что если и делать на кого-то ставку, то на Семена Буденного. Почему? Да потому, что ради достижения своих целей и карьерного роста он пойдет по головам, легко подсидит своего командира и выполнит практически любой приказ партии большевиков, ибо только с ними он имел шанс стать по-настоящему значимой и весомой фигурой. Разумеется, если он не погибнет в боях и доживет до того счастливого дня, когда власть Советов распространится по всей территории бывшей царской России.
Впрочем, пока речь шла не о подъеме и не о карьере. Казаки войскового атамана Назарова приближались к Великокняжеской. Они двигались стремительно и через пару-тройку дней могли подойти к станице и станции, за которую чекист собирался драться до последнего снаряда и патрона. Поэтому Котов, прогнав ненужные сейчас мысли, ждал, что ему скажут Думенко и Буденный. Его взгляд смещался с одного краскома на другого и разговор начал Борис Мокеевич.
Комполка зыркнул на своего заместителя, затем исподлобья посмотрел на Котова и сказал:
- Мы чего зашли-то... Уходить надо...
- В смысле? - не сразу понял Котов.
- Говорю, что из Великокняжеской трэба уходить. Казаки рядом, в пяти-шести верстах, не более.
- Так близко? - удивился моряк.
- Да.
- А почему мне об этом никто не сообщил?
- Так ты ведь, чекист, со своим бронепоездом где-то пропадал весь день.
- Но я вернулся еще три часа назад.
- А тогда нас в станице не было. Мы только что из разведки.
- И что, вы казаков сами видели?
- Как тебя сейчас, - ухмыльнулся Думенко. - Мы до хутора Козюрина дошли, где дом Семена, - комполка кивнул на Буденного, - и на околице с ними зарубились. Слава Богу, семьи наши уже в Великокняжеской. А то бы беляки никого не пощадили.
- Ага! - Котов кивнул и спросил: - И что вы предлагаете?
- На рассвете поднимем своих бойцов и под прикрытием твоего бронепоезда, в который погрузим казну походного атамана Попова, вдоль железной дороги двинемся на Царицын.
"Все верно, - подумал Котов. - Только на Царицын и можно прорваться, поскольку на Кубань дорога перекрыта. В этом я уже убедился".
- Так что, чекист, ты с нами? - поторопил моряка Думенко.
- А если нет?
- Сами уйдем и тебя не спросим, - отрезал Борис Мокеевич.
"Вот за это ты когда-нибудь мне и ответишь", - Котов ожег Думенко злым взглядом и задал иной вопрос:
- А если попробовать удержать Великокняжескую? У вас полк, да у меня бронепоезд. А рядом, в Орловской отряды Никифорова и Шевкопляса. Полторы-две тысячи сабель и штыков у нас будет, пулеметов десятка два и орудий батарея. Удержимся, отобьем беляков, а там, глядишь, телеграфная связь появится и помощь подойдет.
- Нет, - Думенко покачал головой. - Надо все делать быстро, иначе поздно будет.
- Да-да, - огладив усы, поддержал своего комполка Буденный и пояснил причину спешки: - Казаки всем нашим бойцам прощение пообещали и люди, особенно кто в последние дни к нам присоединился, начинают разбегаться. Только сегодня вечером три десятка дезертиров отловили, а завтра, когда весть об этом по всему полку разойдется, их будет больше. Так что останемся мы сам-друг, да твой броневик, и возьмут нас вместе с женками и детками беляки за горло, а потом за все спросят...
- Дальше можешь не продолжать, - чекист поморщился. - Все ясно. Пока мы побеждали, люди нас поддерживали, а как беляки верх брать стали, так народ и отшатнулся. Знакомая ситуация. Но если такой расклад, то готовиться к выступлению надо прямо сейчас, а не утром.
- Не получается, - Буденный развел руками, - люди по станице расквартированы и устали все сильно, что бойцы, что лошади. Вот мы и решили дать короткий отдых, а соберемся быстро, не переживай, товарищ Котов. У нас народ справный, чуть свет, и через час выступим.
- А казна?
- Все утром.
- Ладно, вы местные, вам виднее.
Еще некоторое время Думенко, Буденный, Котов и присоединившийся к ним взводный балтийских моряков здоровяк Митя Бажов обсуждали порядок движения колонн и места, где можно остановиться бойцам и членам их семей на привал. Однако продолжалось это недолго. Вскоре они расстались, и командиры кавалерийского полка покинули бронепоезд. А Василий Котов смог снова вернуться на свою шконку, хотя сон уже был сбит и постоянно прерывался...
Наступило утро. Как и обещали красные командиры, их конные сотни собрались быстро, а золото атамана Попова, два ящика с золотыми червонцами и еще три с николаевскими рублями, погрузили в один из броневагонов. После чего красные кавалеристы окружили полторы сотни телег и повозок, на которых находились их родственники, и двинулись на северо-восток. А бронированный монстр Котова неспешно последовал вслед за ними по железной дороге.
Команда бронепоезда была на боевых постах. Чекист наблюдал за безлюдной весенней степью в бинокль, а пулеметчики и артиллеристы высматривали противника. Но все было тихо. Казаков нигде не видно. Котов начал успокаиваться и подумал, что до станицы Орловской, где находились отряды Шевкопляса и Никифорова, отряды красных конников и бронепоезд доберутся спокойно. Однако не тут-то было. Лишь только чекист расслабился, как в боевую рубку через переговорную трубу поступило сообщение с поста номер один:
- Впереди какое-то движение!
Котов залез в пулеметную башню, которая выдавалась из брони, и вскоре смог разглядеть, что, действительно, на дороге, примерно в одной версте от бронепоезда и на таком же расстоянии от хутора Гундоровский по ходу движения красногвардейцев, на железной дороге копошатся люди. Было их немного, пять или шесть человек, а рядом с ними находились кони.
"Беляки", - сразу решил Котов, и оказался прав.
Люди на железнодорожном полотне вскочили на коней и умчались в сторону Гундоровского, а затем раздался сильнейший взрыв, и несколько рельс вывернуло из дороги. Казаки не желали пропускать бронепоезд - это понятно. Однако Котов особо не переживал, поскольку на передней и концевой платформах находился запас рельс и шанцевый инструмент, так что шанс прорваться все еще имелся.
Пыхая парами, "Смерть Каледину!" замер в нескольких метрах от разрушенного пути и ремонтная команда, четверка мобилизованных в Ростове работяг, стала осматривать разрушения и прикидывать объем работ. Вскоре должна подойти конница, и с помощью бойцов Думенко рабочие собирались восстановить дорогу. Намечалось обычное дело, но тут над бронепоездом стали вспухать облака шрапнельных выстрелов. Один. Другой. Третий. Двое ремонтников были убиты сразу же, а двое других спрятались под броней, по которой словно град стала долбить шрапнель белоказаков.
- Орудия, к бою! - прокричал в переговорную трубу Котов. - По хутору, беглым, огонь!
На вооружение красного бронепоезда имелось восемь пулеметов и пара трехдюймовок, а комендоры были опытными, и в дополнительных указаниях не нуждались.
Бах-х! Бах-х! Заговорили пушки бронепоезда.
Дзан-г! Дзан-г! Заскрежетали сцепы вагонов.
Снаряды полетели точно в цель и два крайних дома Гундоровского хутора взлетели на воздух. Есть попадание! Новые выстрелы бронепоезда и беляки, у которых имелась только шрапнель, заткнулись.
- Стрельбу прекратить! - отдал очередной приказ чекист, и наступила оглушающая тишина.
Моряки ждали действий противника, но казаки, которые закрепились на хуторе, молчали. А затем появились кавалеристы Думенко и дорога была восстановлена.
Вновь "Смерть Каледину!" двинулся вперед и при поддержке думенковцев вошел на опустевший хутор, в котором не было никого, ни казаков, ни жителей. И только разрушенные хаты, разбросанное по улочкам барахло, да стоящее рядом с полустанком разбитое орудие, говорили о том, что люди здесь были и ушли они недавно.
Впрочем, Котова и красных командиров это заботило мало. Тыловые дозоры крестьянского кавполка доложили, что по их следу идут казаки, пока не больше сотни, и они торопились поскорее покинуть Гундоровский. И все бы ничего, но беляки смогли разобрать железнодорожное полотно еще в нескольких местах, и чтобы его восстановить требовалось время. Поэтому Думенко принял решение отправить в сторону Орловской обозы с семьями и пару сотен конников, которых возглавил Буденный, а сам с основными силами полка закрепился на хуторе.
В работе и суете совершенно незаметно минуло несколько часов, и приближался вечер. Жители хутора не появлялись и казаки красноармейцев не тревожили. В окрестных балках происходила непонятная суета, и пару раз пушки "Смерти Каледина!" изрыгали из своих стволов огонь и свинец, который обрушивался на беглецов. Но в целом все было достаточно спокойно. Разрушенные пути починили, и кавалеристы вместе с бронепоездом снова вышли в степь, где они и были атакованы.
Беляки появились неожиданно. Из вечернего сумрака вынырнула конная лава, которая, молча, накатила на кавалерию Думенко, и вчерашние крестьяне, из коих лишь половина прошла фронт, не выдержала. Красные конники, словно рой пчел, которых атаковали шершни, разлетелись по степи, а казаки догоняли их и рубили. За всем этим Котов наблюдал из бронепоезда и, понимая, что сделать ничего нельзя, слишком велика неразбериха вокруг, да и темно, он приказал прибавить ходу и прорываться в сторону Орловской. Однако сегодня удача была на стороне беляков или, что вероятнее всего, казаками руководил грамотный командир, который заранее распланировал бой, задержал продвижение "Смерти Каледина!", расчленил полк Думенко, и заранее собрал свои силы в кулак. Все это неважно, а важным для Котова было то, что не успел бронепоезд набрать максимальную скорость, как под головной платформой вспыхнуло ярко-красное пламя, а затем она, увлекая за собой броневагоны, пошла под откос.
- А-а-а! Суки! - закричал чекист и схватился за поручень, а потом его голова соприкоснулась с металлической переборкой, и он погрузился во тьму...
Очнулся Котов оттого, что его пинали ногами, и когда он попытался пошевелиться, то услышал над собой молодой и звонкий голос, который, несомненно, принадлежал врагу:
- Эй! Хлопцы! Глядить, никак краснопузый очнулся! Мабуть важная птица!