А ты осмелел, братец, с неудовольствием отметила я. Или меня за сообщницу принял? Прав был купец – дрянной человечишка этот кассир. Что ж, впредь будет наука мне неразумной. Жорж тем временем продолжал разглагольствовать. Видно, моя нелестная оценка его умственных способностей поспособствовала потоку бахвальства. Прослушав лекцию о хитрой банковской науке, я раздраженно произнесла:
– Вы даже представить себе не можете, сколько существует способов незаметного отъема чужих денег. И чтобы обнаружить незаконные операции, требуются специалисты иного уровня.
– Например? – Жорж скептически изогнул бровь.
Наверное, мне стоило промолчать. Но какой-то вредный чертик внутри дернул меня за язык.
– К примеру, вы открываете в разных банках депозитные счета на небольшие суммы, после чего в одном из них предъявляете к оплате чек на сумму, вдвое превышающую остаток. Для покрытия недостающей суммы в качестве вклада выписываете чек на второй банк. Во втором банке вы повторяете операцию, используя чек из третьего банка. И так далее. Пока чеки путешествуют из банка в банк для погашения, у вас в запасе будет неделя-другая, чтобы воспользоваться удвоенными средствами. Вы кладете их на процентный депозит в очередной банк, после чего вся операция начинается по кругу, но уже с возросшими вдвое суммами. Когда набирается приличный капитал, мошенник испаряется.
– Ваши разъяснения для меня непонятны, – после долгой паузы признался Жорж.
Ну и глуп же ты приятель, в очередной раз констатировала я. Несколько минут мы шли молча. Пройдя аллею и будку постового с шлагбаумом, окрашенным во все цвета национальной пестряди, мы уткнулись в летнее кафе. Жорж царственным жестом пригласил меня за ближайший столик.
– Чего изволите-с? – бесшумно возник перед нами вышколенный официант.
Я ограничилась восхитительным мороженным с тертым шоколадом, наотрез отказавшись от шампанского. С аппетитом поглощая жареную на углях индейку, Жорж невнятно пробормотал:
– Право, я чувствую себя неловко: вы даже к вину не притронулись. Плата общая, а вам это убыточно.
Я едва не подавилась холодным комочком: пригласил, что называется, девушку. Не сунь мне Петр Трофимович в карман перед уходом мелкие ассигнации, как бы я сейчас выглядела?
– Осмелюсь спросить, какие еще тайные способы вы знаете? – продолжал как ни в чем не бывало Жорж.
Вот что бы мне прикусить язычок? Так нет, захотелось поставить на место зазнавшееся финансовое светило.
– Вот представьте, я прихожу в ваш банк и предъявляю к оплате поддельный, но солидно исполненный чек "Чейз Манхэттен банк". Показываю договор с компанией "Рога и Копыта", согласно которому она произвела оплату означенным чеком… Что произойдет дальше?
– Чек примут к погашению, но прежде проверят, – осторожно ответил Жорж. – И займет это не одну неделю.
– Правильно, – кивнула я. – Теперь слушайте дальше. Через два дня я вновь прихожу в ваш банк и требую вернуть чек, объясняя это разрывом соглашения с компанией, выдавшей его… Что в этом случае предпримет банк?
– Мы не сможем вернуть вам чек, так как он уже подшит к погашению. Таков внутренний регламент всех банков.
– Абсолютно верно! И каковы будут ваши дальнейшие действия? Не забывайте, что "Рога и Копыта" могут предъявить мне иск за убытки, причиненные задержкой по возврату чека. А я в свою очередь предъявлю иск уже банку.
Напряженно наморщив лоб, Жорж с отрешенным взором перебирал варианты. Наконец, он просветлел лицом.
– Мы будем вынуждены выписать вам наш собственный чек взамен предъявленного… – не удержавшись, он восторженно хлопнул себя по ляжкам. – И он уже будет самым что ни на есть настоящим!
Дальнейшие попытки Жоржа выудить еще что-нибудь интересное я пресекла на корню. Хватит с тебя и этого, любознательный мой аферист. Что-то мне подозрителен твой внезапный интерес. И так лишку наболтала. Рассчитавшись с официантом (свою долю я оплатила сама, да еще и чаевые пришлись на мой счет), Жорж с мольбой взглянул на меня.
– Мне очень неловко затруднять вас просьбой, но не могли бы вы помочь мне советом по финансовой части.
– Говорите, не стесняйтесь, – подбодрила я его, в душе проклиная себя за излишнюю отзывчивость.
– Дело в том, что один мой знакомец оказался отъявленным плутом и негодяем, – глотая слова, зачастил Жорж. – Год назад я ссудил ему солидный капитал под честное слово, и не могу истребовать обратно.
Ну что ж, мы в ответе за тех, кого приручили.
– Расписок нет? – уточнила я.
– Ни единого документа… Разве что свидетелей подговорить.
– Ерунда, это не поможет. Даже если вы сможете с ними безупречно обговорить всю сцену, суд едва ли примет это доказательством. К тому же, умный оппонент не будет опровергать показания свидетелей, предоставив со своей стороны дюжину очевидцев, кои клятвенно подтвердят, что сумма вам возращена полностью… Классика жанра: слово против слова.
Честно говоря, умный оппонент никогда не признает долг, если нет документального тому подтверждения. А в гражданских спорах законодательство не допускает свидетельские показания в качестве доказательств при отсутствии расписки, если речь идет о крупных суммах. Но всего этого я не стала сообщать горемыке-кассиру.
– Значит, ничего не выйдет из этой затеи? – пригорюнился Жорж.
– Посмотрим… – обнадежила я его. – Безвыходных ситуаций не бывает, и на вашего плута найдем управу.
Если бы я знала, чем обернется моя доброта! С трудом отбившись от настойчивых попыток проводить меня до парадного, я, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнула. Жорж шарахнулся в сторону, а моментально очнувшийся от дремы Пахом одобрительно подмигнул мне.
На мой разбойничий свист обернулась праздная парочка: элегантная красивая дама и… И кареглазый жандарм, с каким-то мальчишечьим восхищением взглянувший на меня. Стыдливо опустив глаза, я густо покраснела. И вновь, подчиняясь неведомой силе, посмотрела в манящие глаза. Отчего-то в сердце кольнула ревность и появилось желание о мимолетной, случайной встрече. Когда он будет один, без своей потрясающей спутницы.
Желание, как водится, вскоре исполнилось. Но обстоятельства, при коих произошла очередная встреча, меня не порадовали. Спустя неделю, мой кареглазый жандарм допрашивал меня по обвинению в тяжком преступлении.
Глава восьмая
Вечером я встретил Анну.
Поначалу я не признал ее. Оглянувшись на пронзительный посвист, коим мальчишки гоняют голубей, я с недоумением воззрился на стройную барышню в модном эпатажном наряде. И мгновенье спустя потонул в знакомых смеющихся глазах. Мило покраснев, Анна резко развернулась и едва ли не бегом кинулась к легкой коляске с нетерпеливо пританцовывающим вороным.
– Ваша знакомая? – томный голос моей спутницы вывел меня из оцепенения.
– Довелось общаться по службе, – сухо ответил я.
– Смотрите, я не потерплю соперниц! – с капризной ноткой пригрозила Жозефина, повисая у меня на руке.
Я промолчал.
Обманчиво-прозрачное августовское небо быстро темнело, накрывая вечерний город прохладой близкой осени. Весь долгий тоскливый день, прошедший в суете и спешке, меня не покидало волнующее чувство нечаянной радости. Лишь теперь я догадался, что было тому причиной. Бросив прощальный взгляд на коляску, исчезающую в полумраке переулка, я тяжело вздохнул – отчего-то вдруг сердце заполнилось щемящей грустью и непонятной тревогой.
– Не молчите же, Деян! – с обидой воскликнула Жозефина.
В рождении ее крестили Пелагеей, но по агентурным спискам она числилась под псевдонимом. Единственное чадо богатого киевского бакалейщика, легкомысленная, ветреная и до крайности рисковая особа. В белокаменную она прибыла на учебу не далее двух месяцев назад, и сразу же впуталась в весьма неприятную историю, связавшись с подпольщиками. Такие случаи не редкость в среде молодежи, и часто мы ограничиваемся простым внушением, но на заметку берем обязательно.
Жозефине не пофартило. Революционный кружок оказался в тесной связи с боевиками и в разработку всех его членов взяли крепко. Помог случай. Несмотря на всю тщательность конспирации, социалисты частенько допускают роковые ошибки. Жозефина мельком слышала о предстоящей операции и запомнила лицо связного с боевиками. О том, что она брала уроки живописи, эсеры не подозревали. Для сыскного отдела этого оказалось вполне достаточным – имея на руках искусно выполненный портрет, вычислить голубчика не представлялось делом особой сложности. По цепочке добрались и до боевиков.
Начальство закрыло глаза на шалости экзальтированной особы, наше управление получило очередного сотрудника, а вашему покорному слуге досталась малая толика неземного наслаждения, со временем перешедшая в приятную необременительную связь. Как и любой представитель сильного пола, я не чужд женской ласки. Впрочем, клятвенных обещаний мы друг другу не давали, и возможное расставание перенесли бы с легким сердцем.
– Вы сегодня невыносимо скучны! – надула губки Жозефина. – Весь вечер витаете в облаках… Ваши мысли заняты чем угодно, но не мною. Вы меня разлюбили, belle amie?
Прогнав тросточкой настырного воробья, норовившего проверить клювом на прочность мои и без того поизносившиеся штиблеты, я сделал слабую попытку увильнуть от скользкой темы:
– Дело не в вас, cherie, виной тому неразрешимая головоломка.
– Рассказывайте немедля! – в нетерпении топнула ножкой Жозефина.
Ее глаза засверкали, прозрачно-белая кожа вспыхнула румянцем, острые коготки глубоко впились в мое запястье. Я слегка поморщился: не от боли, в нелегких раздумьях. Моя дама сердца авантюрностью характера способна была навлечь на свою белокурую головку немалые бедствия, чего мне крайне не хотелось. Но с другой стороны, ее охотно принимали в кругах вольнодумных, и сведения порой она приносила весьма интересные. Что удивительно, связь свою с офицером жандармерии она не скрывала абсолютно. Иных и за меньшие прегрешения подпольщики числили в провокаторах.
Впрочем, особых поводов для беспокойства не было. В этой изысканной, элегантной леди с холодным и надменным лицом, скрытым за тончайшей полувуалью, едва ли кто-нибудь мог признать беззаботную и смешливую курсистку. Именно такой она прибыла в белокаменную. Ее умению менять облик мог бы позавидовать любой филер охранного отделения. Признаюсь честно, меня она привлекала в любой ипостаси.
– Не томите, Деян!
Скрепя сердце, я поделился загадкой. Всех секретов выдавать я не имел права, но в общих чертах поделился мучившей меня проблемой. Визит в острог результатов не дал – налетчики упорно отказывались давать какие-либо сведения. Прислуга доходного дома не признала в грабителях таинственных жильцов. Словом, расследование зашло в тупик.
– Вот такие дела, моя милая Жози, – тяжело вздохнув, закончил я повествование.
– Странная история, – задумчиво протянула Жозефина. – Что безмерно удивляет, само наличие у типографии денег.
Меня этот вопрос волновал не в последнюю очередь. Типография представляла собой небольшой станок, искусно замаскированный под кухонный стол, несколько коробок со шрифтами, и двух насмерть перепуганных студентов политехнического института. Из их сбивчивого рассказа удалось выяснить одно: связной передал им крупную сумму ассигнаций, паспорта, и велел снять нумера для гостей из центра. Запрос мы отправили, но можно было не сомневаться – документы окажутся фальшивыми.
– Ходили слухи, что ожидается приезд с ревизией кого-то из революционного розыска, – словно невзначай обронила Жозефина.
Я едва сдержался, чтобы не высказаться крепким словцом. Господа из розыска мелочью заниматься не будут. Они неплохо переняли наши методы, помимо идейных соратников привлекая в свои ряды и продажных чиновников. Обыденное на первый взгляд дело вдруг засияло иными красками: мрачными и опасными. С обманчиво-равнодушным видом я спросил:
– Вы сможете что-нибудь узнать по этому делу?
Жозефина рассмеялась волнующим гортанным смехом. Нежно проведя пальчиками по моей щеке, она с легким укором произнесла:
– Вы же знаете, что для вас я способна на все!
– Прошу, будьте осторожны, – запоздало спохватился я.
На том мы и расстались. Провожать себя она категорически запрещала и, подозвав извозчика и настрого наказав ему доставить барышню со всем бережением, я направился домой. Соорудил на скорую руку холостяцкий ужин, принял холодный душ и с наслаждением провалился в забытье. Уже засыпая, вдруг вспомнил Анну.
К рассвету зарядил крупный дождь. Он выбивал дробь по железной крыше, норовил с порывами ветра пробраться в комнату и на каждую вспышку молнии отвечал утроенным рвением. Зуммер аппарата я едва расслышал сквозь грозовую канонаду.
– Деян, меня застрелили, – слабый голос с трудом различался в какофонии звуков. Взбесившаяся погода повергла в панику и без того изнеженную и пугливую телефонную связь.
– Что случилось?!
Я попытался перекричать звучный треск и змеиное шипенье, доносившиеся из трубки.
– Приезжайте немедля, я умираю…
Связь прервалась, и столь же внезапно утих ливень; его сменили беззаботный перезвон капели и журчание ручейков по булыжной мостовой. Вызвав отделение, я оборвал на полуслове дежурного, рявкнув в трубку:
– Филеров в Камергерский переулок срочно! – И уже спокойней добавил: – Покушение на сотрудника, телефонируйте участковому приставу, пусть высылает наряд. Не забудьте про врача, необходима экстренная помощь.
Когда добрался до места, меня уже поджидали. Заспанный, беспрестанно зевающий незнакомый околоточный с парочкой молодцеватого вида городовых и безлико-серая троица из летучего отряда. Чуть поодаль испугано таращился на нас малорослый дворник мусульманской наружности, отчего-то с метлой в руках. Старший группы филеров, седоусый кряжистый Ильин, коротко кивнул.
– Какие будут приказания?
– Дворника допросили?
– Не успели, Деян Иванович, прибыли буквально за минуту до вас.
Поманив пальцем татарина, я с задушевной лаской спросил:
– Как зовут?
– Ахметка, ваше высокородие.
– Выходил кто-нибудь из подъезда?
Дворник, махнув рукой в сторону Тверской, зачастил:
– Господин офицер с визитом были, к кому – не сказывали. Сели на извозчика незадолго до вас и укатили. Раньше мы их не видели, впервой они гостевали.
– Узнай подробности! – приказал я околоточному.
Полицейский молча взял под козырек.
Не дожидаясь команды, Ильин скользнул в тускло освещенную парадную. Поднимаясь следом за старшим группы, я неожиданно вспомнил, что номер дома дежурному не сообщал. Мысленно усмехнулся – от бдительного ока охранного отделения не укроешься. Надо полагать, что и квартира старшему группы известна. Замерев на последней ступени третьего этажа, Ильин потянул из кармана тупорылый браунинг.
– Будем ломать? – шепотом спросил он, кивком указав на матово поблескивающую лаком дверь.
Младшие филеры заняли позицию по сторонам от входа. Отрицательно покачав головой, я мягко нажал на бронзовую ручку. Дверь беззвучно распахнулась. Темнота прихожей и неяркий свет ночника в гостиной. Придержав за плечо Ильина – в маленькой уютной квартирке мне знаком каждый закуток – я шагнул первым через порог.
– Деян, мне больно…
Жозефина свернулась в клубок на кушетке, вздрагивая в крупном ознобе и взирая на меня испуганными глазищами. Левый бок домашнего платья был залит кровью.
– Потерпите, душа моя, врач уже выехал.
Опустившись на колени, я осторожно сдвинул окровавленную ладошку, прижатую к ране. Жозефина кинула быстрый взгляд на рану и охнула, теряя сознание.
– В квартире чисто, Деян Иванович, – неслышной тенью возник из-за спины Ильин. – Объявим по команде розыск?
– Кого искать прикажешь? – недовольно буркнул я. – Всех военных предлагаешь задерживать?
Ильин озадаченно крякнул. Кинув взгляд на раненную, он молча протянул мне острую финку. Порывшись в своих бездонных карманах, извлек на свет и небольшую фляжку, обтянутую коричневой замшей.
Взрезав по шву мокрую ткань, я в нетерпении прищелкнул пальцами. Опытный филер не заставил себя долго ждать. Спустя минуту рана была промыта водой и обработана крепкой анисовой водкой. Жозефина, придя в себя, держалась молодцом: ни малейшего стона, лишь побледнела до чрезвычайности.
– Царапина! – выдохнул я в облегчении, промокая тампоном кровоточащий порез. – Даже ребро не задето… Хвала господу – двумя дюймами правее и…
Жозефина еле слышно ойкнула, ликом напомнив мраморную статую. Мысленно я проклял свой несдержанный язык. Выручил Ильин, мигом поднеся налитую до краев крохотную рюмочку.
– Выпейте, барышня, непременно. На себе испытано неоднократно – исцелению способствует не хуже иной микстуры.
Прав оказался старый сыщик, чарка подействовала мгновенно. Исчез испуг из глаз, щечки порозовели, губы приобрели прежний манящий блеск.
– Кто стрелял в вас? – мягко, но настойчиво спросил я. – Вы его знаете? Сможете описать?
Жозефина слабо взмахнула рукой.
– Ах, не спрашивайте! Он представился вашим сослуживцем, сообщил, что вас тяжело ранили социалисты. Велел не покидать квартиру и ждать его визита…
– Он телефонировал прежде, чем прийти? – с недоумением прервал я рассказ. – Отчего же вы не связались со мной? Разве можно доверять на слово незнакомцу в такой ситуации?
В ответ на мой непроизвольный и несправедливый упрек Жозефина с искренней обидой воскликнула:
– Я пыталась пробиться к вам, но ваш номер был беспрестанно занят. А потом вы и вовсе не подходили к аппарату. Я не находила себе места от волнения, и бросилась открывать дверь, едва прозвенел звонок… А там…
Она шмыгнула носом, горестно всхлипнула и разрыдалась навзрыд, приникая к моему плечу. Гладя ее по волосам, я шептал ей ласковые глупости, пытаясь утешить страдалицу. Память по крупицам выдавала события прошедшего вечера.
Вспомнились поздние вызовы и незнакомый, явно нетрезвый мужской голос в телефонной трубке. Затем я проследовал в душ, и слышать зуммер аппарата уже не мог. Неизвестный преступник просчитал все до мелочей. Стоило задуматься – загадок эта история таила немало.
Мои размышленья прервал дверной колокольчик. В комнату вкатился невысокий, полноватый господин с потертым кожаным саквояжем в руках. Буркнув что-то вместо приветствия, он с недовольством покосился на фляжку с анисовой крепкой и решительно попросил нас покинуть комнату. Я задержался было в сомненьях, но Ильин увлек меня за собой на кухню.
Внезапно нахлынул гнев – леденящий, безрассудный, от коего исходят в скрипе зубы и сжимаются до хруста кулаки. Подло стрелять в беззащитную жертву, но когда на кончике мушки слабая женщина – это подло вдвойне. Вы ответите мне за все, господа революционеры, – клятвенно пообещал я себе. И пощады не ждите.
– Дворник никаких сведений не дал, – хмуро доложил Ильин. – Говорит, что было темно, лица он не разглядел и опознание весьма затруднительно. Извозчик поджидал гостя на углу переулка и невозможно-с определить, наемный то был экипаж или собственный выезд… Словом, Деян Иванович, пота мы прольем с этим делом немало.