Когда Гурьев умолк, в операционном зале воцарилась совершенно ужасающая тишина. Все присутствующие таращились на Гурьева в полнейшей прострации. Увидев, что через роскошную вращающуюся дверь в помещение просочились два весьма невзрачных человечка с чемоданчиками, подозрительно напоминающими кофры для фотоаппаратуры, он повернулся к белому, как извёстка, клерку:
- Какого дьявола вы стоите тут столбом? Я, кажется, ясно указал, чем вам следует заняться?!
- Да, сэр… Сию минуту, сэр… - служащий попятился, продолжая бледнеть, хотя Гурьев мог бы поручиться, что это невозможно.
Давая репортёрам время как следует подготовиться к кульминации спектакля, Гурьев обвёл взглядом людей и, растянув губы в ослепительной голливудской улыбке, громогласно объявил:
- А говорят, они ещё скупают у большевиков всё, что плохо лежит. Какая потрясающая тупость! Ведь большевики, насколько я знаю, все до одного поголовно жулики и шарлатаны. Об этом даже их вождь Ленин писал своему приятелю беллетристу Горькому. Пробовать на себе изобретение большевика – это чудовищно! Представляете?! Так и писал, негодяй! Когда я узнал, что вас лечит врач-большевик, я, мол, пришёл в ужас, потому что девяносто девять из ста врачей-товарищей – ослы! Нет, ну какова же скотина?! Даже не посчитал нужным соблюсти приличия! Не сомневаюсь, что им удаётся надувать этих дилетантов на каждом шагу. На вашем месте я не доверил бы им ни пенса, дорогая графиня. Ну, куда запропастилась эта засиженная мухами чернильница?!
В зале начался ропот, и люди, растерянно переглядываясь, стали понемногу перемещаться поближе к выходу. Стюарды и швейцар, явно позабыв о своих обязанностях, жадно впитывали флюиды разгорающегося скандала. Полыхнуло несколько магниевых вспышек, гул нарастал, норовя вот-вот сделаться угрожающим. Гурьев продолжал сидеть на месте, озираясь с независимым и невозмутимым видом. Наконец, появился служащий, облечённый более высокими полномочиями, чем давешний клерк, в сопровождении последнего. Приблизившись, он остановился и, отгороженный от Гурьева спасительным пространством большого стола, чопорно осведомился:
- Могу я узнать, что вам угодно, сэр?
- Для начала мне угодно узнать, как вас зовут, милейший, - процедил Гурьев тоном, преисполненным такого высокомерия, что Рэйчел сделалось жаль служащего, скорее всего, не замешанного ни в чём предосудительном. - Я сообщу ваше имя газетчикам, с тем, чтобы, когда эта лавочка вылетит в трубу, никому не пришло в голову предоставить вам даже место уборщика в бардаке, не говоря уже о чём-то большем. Итак?!
- Меня зовут Сэмюэль Стэнтон, сэр, - слегка наклонив голову, произнёс служащий. - Я помощник управляющего. А теперь, если у вас больше нет вопросов, сэр, я попросил бы вас покинуть здание банка. Скандал, которого вы, судя по всему, добивались, уже произошёл, и удар по репутации "Бристольского кредита", который вы намеревались нанести, сэр, достиг цели, - поэтому вы можете считать, что честно заработали уплаченные вам за это деньги. Прошу вас уйти, сэр. Не заставляйте меня прибегать к помощи полиции.
- На вашем месте я не стал бы торопиться выставить меня за дверь, мистер Стэнтон, - улыбнулся Гурьев. - Присядьте, нам, кажется, есть, о чём побеседовать.
- Я так не считаю, сэр, - снова церемонно наклонил голову помощник управляющего.
- Напрасно.
Угроза, с которой прозвучало это слово, задела Рэйчел едва-едва – "по касательной". Но этого было достаточно, чтобы у неё от страха потемнело в глазах. Помощник управляющего, для которого эта угроза, собственно, предназначалась, просто рухнул в кресло, как подкошенный, а стоявший рядом с ним служащий, схватившись за горло, жутко икнул и опрометью бросился вон. Рэйчел никогда не могла понять, как Гурьев вытворяет такое – одними модуляциями голоса или взглядом повергая людей в состояние безграничного ужаса или воодушевления. Единственным человеком, с которым Гурьев оставался самим собой, была она. Даже с Тэдди он проделывал кое-какие из своих штучек, правда, не в пример мягче и деликатнее, нежели с остальными. А вот с ней он обращался… совсем иначе. Наверное, он всё-таки немножко меня любит, подумала Рэйчел. И, в который раз удивившись тому, какая радость охватывает её при одной только мысли об этом, Рэйчел, устыдившись своего эгоизма, постаралась сосредоточиться на разговоре.
- Вы явно неглупый человек, мистер Стэнтон, - Гурьев, перехватив "трость" за "рукоять" и описав ею сложную траекторию, тем же непрерывным, небрежным и молниеносным движением очистил стол перед собой – так, чтобы между ним и Стэнтоном не было ничего, кроме голого полированного дерева. Осознав, какой физической силой и быстротой реакции необходимо обладать для того, чтобы выполнить такой фокус, помощник управляющего ещё глубже вжался в кресло. - Постарайтесь не разрушить благоприятного впечатления, которое вам удалось на меня произвести. Я умею ценить лояльность служащих и уважаю смелость. Но всё-таки лучше работать на меня или со мной. Это куда более почётно, прибыльно и безопасно, чем против. Если вы подумаете над смыслом, а не над формой того, что я говорил здесь, вы поймёте: репутации "Бристольского Кредита" совершенно невозможно повредить. Невозможно повредить тому, чего нет. Когда вы сделаете необходимые умозаключения и вам захочется мне помочь, покажите это моему другу мистеру Бруксу, - Рэйчел с изумлением увидела, что на девственно чистой поверхности стола совершенно непостижимым образом появился жёлтый кружок металла размером с соверен. - Если же вы предпочтёте остаться в стороне, можете выбросить или оставить себе на память. Всего доброго, мистер Стэнтон.
- Кто такой мистер Брукс? - хрипло спросил служащий.
- Вы знаете, кто такой мистер Брукс, - усмехнулся Гурьев. - Да, и ещё одно, пожалуй, последнее. Это не бизнес.
И, словно не замечая потрясённого взгляда помощника управляющего, Гурьев поднялся сам и увлёк за собой Рэйчел. Не обращая внимания на вспышки и толпу, они прошествовали к выходу.
- Ты умеешь быть очень убедительным, - заявила Рэйчел, когда они садились в машину. - Я почти поверила, что ты можешь уничтожить "Бристольский Кредит", если захочешь. Что за монету ты ему дал?
- Я действительно могу уничтожить "Бристольский Кредит", Рэйчел, - беспечно заявил Гурьев, доставая из жилетного кармана и протягивая ей копию жетона, оставленного на столе в банке. - Больше того, именно это я и собираюсь сделать.
Наклонив голову, Рэйчел рассматривала жетон. Бурт его был гладким. На аверсе был изображён орёл, окружённый надписью на латыни: "FALCON REX REXORUM". Реверс оказался более лаконичен: там красовался крест, похожий на мальтийский, только не восьми, - а двенадцатиконечный. Царь-сокол, подумала она. Сокол, царь царей. Сокол. Рюрик. Ну, конечно же, Господи Иисусе. Мне давно следовало догадаться.
- Это… золото?
- Это олово с тонким золотым покрытием, нанесённым гальваническим способом.
- Что происходит, Джейк?
- Думаю, тебе пора узнать правду, Рэйчел. Брукс уже провёл подготовительную работу, так что формальности будут улажены довольно быстро. Осталось только поставить подпись. Твою подпись, Рэйчел. И тогда – у тебя будет собственный банк. "Falcon Bank and Trust".
- Это же немыслимо, Джейк, - жалобно сказала она. - Зачем мне банк? Какой банк? Что я буду с ним делать? Я ничего в этом не понимаю…
- Тебе не нужно ничего в этом понимать. Брукс всё будет делать сам. И не один, кстати.
- Зачем тебе это, Джейк?
- Это трамплин, Рэйчел. Следующая цель – "Бристольский кредит".
- Это ты и подразумевал, когда разговаривал с этим… Стэнтоном?
- Да.
- Но… Зачем?
- Во-первых, месть, - улыбнулся Гурьев. - Во-вторых, она же. А в-третьих – там посмотрим. Нам очень нужны деньги, и много.
- Мне не нужны, Джейк. Ну, то есть, нужны, конечно же…
- Вот видишь. Разве тебе не хочется вернуть принадлежащее тебе по праву?
- Судиться с ними? Пустая затея…
- Нет. Не судиться. Поставить под контроль. Захватить.
- Ты сумасшедший, - после долгого молчания проговорила Рэйчел. - Сумасшедший. Опасный, как гремучая змея. Да что я говорю. В тысячу раз опаснее.
- Ох, я это уже слышал, - поморщился Гурьев.
- Но, вероятно, не отнёсся к этому всерьёз. Повторяю – ты сумасшедший. Джейк… Это ведь не ради денег. Ты сам сказал – это не бизнес. Я всё-таки уже немного знаю тебя. А чувствую совсем хорошо. Я не отказываюсь, Джейк. Я сделаю всё… Но я хочу знать, зачем.
Я сделаю всё, Джейк, подумала Рэйчел. Всё, что угодно, если это задержит тебя хотя бы на час.
- Хорошо, ангел мой. Хорошо. Я скажу. Всё очень просто, Рэйчел. Я не могу и не хочу смотреть, как коминтерновцы превращают мою Родину в железного змея, готового обрушиться на весь мир. Я думаю, мы все погибнем, Рэйчел. Но если так, то мы погибнем не как кролики в пасти удава, а как мангусты, сражающиеся до последнего вздоха. И кто знает, - может быть, удав, порванный нашими когтями и зубами, тоже сдохнет.
На этот раз Рэйчел молчала, наверное, минут пять. О чём она думает, встревожился Гурьев. Рэйчел, родная моя девочка, о чём ты думаешь сейчас?!.
- Ты не просто сумасшедший. Ты буйнопомешанный, - Рэйчел посмотрела на него, покачала головой. - У тебя ведь должен быть план, Джейк. Разве такие дела начинают на пустом месте?
- Все дела когда-то начинались на пустом месте. Это – во-первых. А во-вторых – где ты видишь пустое место? Посмотри, сколько всего у нас уже есть. Банк. Территория. И десятки людей, готовых идти за нами в огонь и воду.
- За тобой.
- За мной, - подозрительно легко согласился Гурьев. - Так что – никакого "пустого места", Рэйчел.
- Но зачем?
- Что?
- Если ты задумал… такое – зачем ты предупредил их?
- Я всегда так делаю – иду на вы. Это во-первых. А во-вторых – они ничего не успеют. У них даже представления не возникает, что, а, главное, как, я собираюсь сделать.
- Сколько времени ты находишься рядом со мной, Джейк?
- Почему ты спрашиваешь?!
- Сколько?
- Шесть… Нет. Семь месяцев. Почти семь.
- Мне кажется, что прошло сто лет, Джейк, - Рэйчел с улыбкой посмотрела на него. - Ты живёшь с такой скоростью, что у меня закладывает уши, и желудок вот-вот выскочит вон на виражах.
- Зато со мной не бывает скучно, Рэйчел. И не будет никогда, могу поклясться. Разве это не здорово?
- Пожалуй, я и в самом деле согласна мчаться, сломя голову, не разбирая дороги. Пока ты рядом со мной. Но лучше всё-таки представлять себе, куда мы мчимся и что нас ждёт впереди.
- Всё, что угодно, Рэйчел. Кроме покоя и скуки.
- Не сомневаюсь. И всё-таки, что там насчёт серьёзного плана?
- План не может быть написан сейчас в деталях, Рэйчел. Нам нужна точка опоры. Не одна точка – много. Целая сеть. И одна из таких точек – банк. Деньги. Не жалкие гроши по подписке, а настоящие деньги. И соответствующее влияние на умы и сердца. А план… До настоящего плана ещё далеко. Мы будем копить ресурсы. А когда начнётся война, мы выступим третьей силой. Силой, которая всё изменит. А ты – ты только представь себе, Рэйчел: ты, со своими связями и знакомствами – и руководитель крупного банка. Наверное, первая женщина-банкир в современной истории!
- Господи Иисусе, Джейк. Какой из меня банкир?!
Я не хочу быть банкиром, Джейк, подумала Рэйчел. Всё, чего я хочу – это нарожать тебе полдюжины мальчишек и девчонок, Джейк. Сколько хватит сил. Может быть, когда ты станешь возиться с ними, у тебя прояснится в голове хотя бы немного… Или не прояснится? Ах, всё равно…
- Банкирами не рождаются. Ими становятся. Нужно лишь захотеть, Рэйчел. Я прошу тебя – помоги мне.
- Я думаю, мама была бы в восторге от этого, - задумчиво проговорила Рэйчел. - Все русские сумасшедшие. И я тоже, - потому что я согласна…
- Спасибо.
- Тэдди знает?
- Немного. Ему не нужно пока погружаться во всё это. Пусть учится, набирается сил.
- Знаешь, мне совсем не думается о будущем Джейк, - она посмотрела на него умоляюще, словно желая получить от Гурьева какое-нибудь объяснение этой несуразности. - Раньше всё было так понятно. Пусть невесело, но понятно. А теперь… Я должна, вероятно, ужасно мучиться. Ведь ты не собираешься становиться добропорядочным, буржуазным гражданином, не так ли?
- Рэйчел…
- Подожди. Не перебивай меня, пожалуйста, - Рэйчел приподняла брови, вздохнула. - Не нужно, Джейк… В том смысле, в котором это понимают вокруг… Мне самой… Я ведь женщина, Джейк. Просто женщина, даже если ты что-то такое придумал про меня. Но я не боюсь и не думаю об этом. Ведь будущего больше нет, Джейк.
- Что?! Что ты говоришь такое, девочка?!
- Того будущего, которое было раньше, Джейк. Его больше нет. Это всё английская грамматика. Будущее – в прошедшем. Это действительно так, ведь будущее строим мы сами. И сейчас… Теперь… После того, как ты врезался в мою жизнь, Джейк… Всё стало по-другому. Всё изменилось. Ужасно изменилось. Я ведь должна была погибнуть, Джейк. И я уже умерла. Я видела это, как будто… А ты взял и выдернул меня оттуда, с того света. И теперь моя жизнь принадлежит тебе. Поэтому пусть всё будет, как ты хочешь. Как считаешь нужным и правильным.
- Прежнего будущего действительно больше нет. Ты права. Всё стало возможно изменить. И мы сделаем это.
- Ты думаешь, это правильно?
- Не знаю. Думаю, да. Потому что ты жива, Рэйчел.
- И тебе это нравится, - она улыбнулась.
- Безумно, Рэйчел. Безумно нравится.
- Сигэру-сама тоже в этом… замешан?
- Да. И он, и кое-кто ещё, кто вовсе не жаждет, чтобы коминтерновская хевра кадиша хозяйничала по всему миру так же, как в Москве. И те, кому не нравится "новый порядок" в Берлине, с его опасными бреднями насчёт "природного права арийской расы". Видишь ли, самая большая проблема современности состоит в том, что людям просто не на что опереться. Фашизм расовый – или фашизм классовый. Чума на оба этих "дома", Рэйчел. Нет ничего "третьего". Так вот – я предлагаю это самое "третье". В первую очередь – русским, естественно. Но при этом – и всем остальным. Честь, Родина и свобода. Право самому решать, какой будет твоя собственная жизнь. Очень простые правила, которые нет нужды разъяснять – всё и так предельно понятно. Не можете выстоять в одиночку – добро пожаловать в команду. Под наши знамёна. Для этого мы здесь. Ты веришь мне, Рэйчел?
- Да, Джейк. Боюсь, это так… Я только хотела спросить у тебя кое-что очень важное. Обещай мне, что не станешь скрывать ничего. Я не хочу, чтобы у нас были секреты друг от друга. Пожалуйста, хорошо?
- Если это не военная тайна, - улыбнулся Гурьев, внутренне настораживаясь. - Я готов.
- Расскажи мне об этой женщине, Джейк. О Пелагее. Такое красивое, русско-греческое, имя. Как ты её называл? Полюшка?
- Откуда ты знаешь? - враз севшим голосом спросил Гурьев. - Боже мой, Рэйчел… Откуда?!
- Мне снятся сны с тобой, Джейк, - она улыбнулась, покачав головой. - Чудесные, волшебные сны. Таким она запомнила тебя, да? Я чувствую, она очень тебя любила.
- Чувствуешь?!
- Да. Вот здесь, - Рэйчел взяла его ладонь и умостила у себя под грудью, на сердце. - Она тебя очень любила, Джейк. Почти так же сильно, как я. А теперь я должна любить тебя не только за себя, но и за неё. Дважды, мой Серебряный Рыцарь. Поэтому расскажи мне о ней. Ты ведь ничего не забыл? Я знаю, ты никогда ничего не забываешь.
- Ты… не ревнуешь?
- Она спасла меня, Джейк. Ты и она, вы оба. Она отдала мне свою душу, а ты – свою силу. Как я могу ревновать? Теперь я – это она, а ты – это я. Это мы, Джейк. Это мы, Господи, понимаешь?
- Ладанка. Не может быть. Это мистика.
- Нет. Это не мистика. Это просто то самое, над чем, как ты говоришь, пока не властен человеческий разум. Возможно, когда-нибудь, потом…
- У меня есть её кинжал, Рэйчел. Я сделал его для неё, и… Он принадлежит тебе. Я немного переделаю рукоять, чтобы она ложилась крепко и твёрдо в твою руку. Её руки были крупнее.
- Крестьянские руки?
- Нет. Она была, - он улыбнулся, - колдунья. Она принимала роды, помогала женщинам – очень многим. У неё были руки врача, руки сестры милосердия – сильные ладони, длинные сильные пальцы, коротко, очень коротко, подстриженные ногти. Всегда очень чистые, пахнущие чебрецом и полынью. Она знала великое множество степных трав и умела лечить их отварами, кажется, всё, что угодно.
- Колдунья. Я так и знала.
- Да. Совсем как ты, Рэйчел.
- Ты любил её? О, да, конечно же, ты любил её. Там, на её могиле, каждый год цветёт японская вишня. Я очень хочу когда-нибудь там побывать. Побыть среди этих людей, которых знали и любили вы оба. Людей, которые помнят тебя и её. Тебя с ней. Она красивая?
- Ты говоришь так, словно она жива.
- Она жива, Джейк. Она жива… Яшенька. И я жива. Мы обе живы. Тобой, в тебе, для тебя. Всё это так не случайно, Джейк, - мне иногда даже страшно. Зато теперь я точно знаю, что никогда не умру – и всегда буду с тобой. Расскажи мне, Яшенька!
Мероув Парк. Сентябрь 1934 г
Получив сведения о коминтерновском резиденте, Гурьев удивился, но не очень сильно. Но уж очень как-то всё одно к одному складывалось. И это вызывало у него беспокойство – правда, пока очень смутное и слабое. Придётся мне подождать с операцией, подумал он. В конце концов, я же не могу разорваться. Впереди ещё Ватикан и Андорра. Пока Брукс занимается подготовкой почвы для банковских дел – мы возьмёмся за это направление. Матюшин с десятком офицеров поедет к Полозову – больше не требуется, а я поеду в Рим. Крылья его над Римом. Хотел бы я знать, что это значит на самом деле.
Известие о поездке в Италию Рэйчел встретила стоически:
- Надолго?
- Дней пять-шесть – с дорогой. Я полечу на аэроплане – и туда, и обратно. Возьму с собой двух офицеров – на всякий случай, да и для тренировки неплохо. На обратном пути успею полюбоваться видами Пиренейских вершин, - он улыбнулся. - Всё у нас получится, Рэйчел. Вот увидишь.
- Боже мой, Джейк. Когда я думаю о том, как ты рискуешь и что замыслил – у меня голова идёт кругом и отнимаются ноги от ужаса. Неужели ты способен на это?
- Я всегда был в душе игроком, Рэйчел. Но играл только тогда, когда знал, что выиграю, даже если проиграю. Дело ведь совсем не в азарте – и тем более, не в самой игре. Будь я другим – разве я нужен был бы тебе, Рэйчел?
- Ах, Джейк, - она провела рукой по его щеке. - Мне становится так страшно и так хорошо от твоих слов. Знаешь, чего я боюсь больше всего?
- Нет, конечно, - Гурьев улыбнулся и поцеловал её ладонь.
- Я боюсь того, что не имею над тобой никакой власти. Власть женщины в том, что мужчина, кто бы он ни был, растворяется в ней, погружаясь в неё. А ты… Ты, не растворяясь, пронзаешь меня. Твой разум, твои устремления раздвигают мой разум и плоть, подчиняя меня и заставляя понять всю свою беспомощность – перед твоим движением к цели. Ты говоришь со мной о своих мыслях, а я с тобой – о своих чувствах. Понимаешь ли ты разницу, Джейк?!
- Я люблю тебя, Рэйчел.