Инженерное сооружение, именуемое Вратами двух змей, на самом деле включает в себя несколько ворот. На одних из них, воздвигнутых по приказу султана аз-Захира Гийас ад-дина в 1209 году, есть изображения двух львов - один смеется, символизируя победу, а другой плачет в знак поражения. Этот год оказался для жителей Халеба годом плачущего льва.
Выломав ворота, монголы хлынули в узкий сводчатый коридор, но надежды защитников сдержать их в этом удобном для обороны месте оказались напрасны, потому что одновременно с этим они ворвались в юго-западные ворота Киннесрин, а также в северные, которые назывались Баб Ан-Наср - Вратами Победы. Теперь получалось - победы туменов Менгу.
Последние защитники города погибли близ Тюрьмы крови, а пленных озверевшие монголы утопили в огромной подземной цистерне работы еще византийских мастеров.
Передохнув пару дней на развалинах, Менгу вихрем налетел на Ракку. И тут внушительные городские стены, протяженностью около пяти километров, не оказались для них препятствием. На четвертый день, ворвавшись через знаменитые Багдадские ворота, завоеватели уже весело пировали в мечети Джам Аль-Кабира и в знаменитом дворце Гаруна ар-Рашида, избравшего в свое время Ракку своей летней резиденцией. Жизнь мало похожа на знаменитые сказки "Тысячи и одной ночи", в чем жители города смогли убедиться в полной мере в эти злосчастные дни.
В это же время вторая лавина монгольских ту-менов вместе с вспомогательными грузинскими и армянскими войсками обрушилась на древний Мосул. Основанный в глубокой древности близ развалин столицы Ассирии - Ниневии и названный поначалу Машбалу, а затем переименованный парфянами Хусн-убрайа, он процветал, став главным городом Северной Месопотамии.
Чего здесь только не было, каких товаров сюда только не привозили. Жители Мосула и сами могли похвастаться тяжелой золототканой парчой, знаменитой тончайшей хлопчатобумажной тканью, которую и назвали по имени города- "муслим", а если в нее добавляли шелковую нить, то "мухарраратом", и многим другим.
Горожане молились разным богам. Христиане самых разных толков составляли свыше трети населения Мосула, мусульман было намного больше. Жили они не очень дружно - всякое бывало. Но в этот час суровых испытаний все вышли на городские стены и дрались отчаянно, но сила силу ломит. Необученные, они могли противопоставить монголам только ярость и отвагу, однако в сражении гораздо важнее выучка и боевой опыт.
Третья монгольская волна начала свое победоносное шествие из Хамадана. Первым был взят Кашан - крупный оазис, расположенный на самом краю Деште-Кевир - Большой Соляной пустыни. Правда, добыча оказалась скудна. Изразцовую плитку и глазурованную керамику жевать не будешь, а набрать ее побольше для продажи не получится - уж больно тяжелый это товар.
Озлобленные захватчики двинулись дальше, и на этот раз Кум, уцелевший во время предыдущего вторжения туменов Субудая и Джэбэ, уже так дешево не отделался. Виной тому стали отчаянные шиитские студенты, именуемые талибами. Именно они подняли зеленое знамя ислама над городом, поклявшись в самой древней мечети имама Хасана Асгари, что, пока они живы, ноги грязных нечестивцев никогда не опоганят их священную землю.
Они сдержали слово. Последние из них пали возле Рейских ворот, когда город уже пылал в огне многочисленных пожарищ. Рухнули мечеть и мавзолей святой Фатимы, более известной как Хазрат-и-Масуме (Безупречная), - сестры глубоко почитаемого восьмого шиитского имама Резы. Со страшным грохотом обрушился гигантский купол Большой мечети, в которой пытались укрыться седобородые священнослужители.
А гигантская волна, подобная гигантскому цунами, не обращая внимания на сотворенное ею зло, уже неслась дальше, стремясь успеть к столице ха-лифов-аббасидов чуточку раньше всех остальных. Но раньше не получилось - войска монголов обрушились на Багдад сразу с трех сторон, сойдясь в плотное кольцо вокруг великого города.
Багдад некогда был маленьким селением, известным только своими лошадиными ярмарками. В VIII веке, по повелению халифа Абу-Джафара аль-Мансура, могущественного основателя государства Аббасидов, оно всего за четыре года превратилось в столицу. Этот каприз обошелся ему в девять миллионов золотых динаров.
Жители Мадинат Ас-Саяма, то есть Города мира, как величественно нарек его поначалу все тот же аль-Мансур, не отличались особой стойкостью, но за свою жизнь дрались отчаянно. Тем не менее уже на четвертый день осаждающим, действующим одновременно в нескольких местах, удалось разбить Аджамскую башню, выломать ворота Баб Аль-Вастани и прорваться на стены. Бои пошли внутри города - за каждый дом, каждую мечеть, каждый дворец.
Еще через четыре дня над входом в крупнейшее в мире медресе Аль-Мустансырия рухнули диковинные для того времени часы, сделанные багдадским астрономом и изобретателем Нур-ад-дином по прозвищу ас-Саати-часовщик, символически возвестив миру, что древний город пал.
Халиф аль-Мустасим сдался, уповая на милость победителя. Однако священное родство с самим пророком ему не помогло. Правда, хитрец Менгу, вроде бы не отдававший предпочтения ни одной из религий, не решился умертвить владыку всех шаманов этой страны, несмотря на брата Хубилая, который, как и каан Гуюк, был христианином несто-рианского толка.
К тому же он был ему благодарен за указание места, в котором хранились огромные сокровища. Сам Менгу ни за что бы не догадался поискать их под огромным гранитным фонтаном, расположенным в центре прямоугольного внутреннего двора дворца Аббасидов. Он отправил халифа в Каракорум вместе с пятой частью добычи, причитающейся Гуюку, тем самым все равно подписав аль-Мустасиму смертный приговор.
А вот астроному Нур-ад-дину повезло. Его, как и еще нескольких ученых из медресе, спас некий арабский купец Ибн-аль-Рашид, смело вставший у входа в медресе. В высоко поднятой руке - чтоб все видели - он держал золотую пайцзу с изображением кречета.
Правда, спасение было не безвозмездным. С разрешения Менгу, равнодушного к наукам, Ибн-аль-Рашид отобрал для своего повелителя половину огромной библиотеки. Он не трогал священных свитков. Но в медресе преподавались не только все четыре толка ислама - маликийский, ханифитский, ханбалийский и шафиитский. В нем обучали и светским наукам - арабскому языку, литературе, риторике, грамматике, логике, алгебре, геометрии, медицине и даже зоологии, так что для переноски книг до речной пристани все равно понадобилось восемь десятков носильщиков.
Шестеро из них были не простыми грузчиками, а учеными все того же медресе, включая самого Нур-ад-дина, который замыкал шествие, с тоской оглядываясь назад. Рядом с ним вышагивал довольный купец. Он думал о том, что император Руси - а Константин к тому времени вновь сменил свой титул - останется доволен.
Это была далеко не первая живая добыча, доставшаяся Ибн-аль-Рашиду. Всего он вывез на Русь почти два десятка арабских астрономов, математиков и лекарей.
Через год мастера, присланные царем Хетумом I из Киликийской Армении, уже отделывали для нового владельца дворец халифа, пострадавший во время штурма. Великий каан подарил роскошные апартаменты патриарху несториан Савришо V, который сразу после переезда из Селевкии-Ктесифона, что на Тигре, прибавил к своему имени сочное д'Багдад.
А наступление монголов продолжалось. Казалось, что их сможет одолеть войско египетского султана Надж ад-дина Аййуба, который незадолго до того вдребезги расколошматил при Газе армию своего сирийского родича Имад ад-дина и его союзников-крестоносцев, после чего взял Дамаск и захватил всю Сирию, но это только казалось.
Единственное, что сумел сделать египетский правитель, так это сумел остановить тумены Менгу и его братьев. Да и то для этого ему пришлось в трех кровопролитных сражениях положить чуть ли не всю ударную силу своей армии - мамлюков - и бахритов, и бурджитов. Оба их лагеря, один из которых находился в дельте Нила, а другой - в цитадели Каира, опустели. Но главное им совершить удалось. В трех кровопролитных битвах они остановили монголов.
Особенно тяжелым оказалось третье сражение, которое произошло в тридцати километрах к северу от Дамаска, близ монастыря Девы Марии, возвышавшегося на скале у деревушки Седнайя. Люди говорили, что женскую обитель сохраняет в целости главная ее святыня - икона Богородицы, написанная с натуры самим евангелистом Лукой.
Так это или нет, но на монастырь, построенный еще в VI веке императором Юстинианом, действительно никто не посягал. Сколько армий прошло через эти места за шесть столетий, а он оставался в неприкосновенности.
На этот раз ему не повезло. Воины египетского султана, засевшие в обители, упрямо не желали сдаваться на милость победителя. Менгу пришлось положить немало своих воинов, прежде чем монголы сумели туда ворваться, после чего полководец приказал разрушить каменные стены до самого основания.
Четвертого сражения Надж ад-дин Аййуб уже не выдержал бы, но потери монголов также оказались слишком значительны, чтобы вступать в него.
К тому же византийский император Иоанн III, честно помогавший Менгу в разгроме своих беспокойных соседей - сельджуков, остановил свою армию еще задолго до Сирии, посчитав, что идти дальше ни к чему. Он ведь уже отхватил изрядный кусок от Иконийского султаната.
Впрочем, сам император назвал все это более утонченно - "округлить владения". В "округлость" вошли старые византийские провинции Пафлагония, Галатия, Каппадокия, Кария, Писидия и даже Пи-кадия, в которой располагалась сама столица султаната - город Иконий.
Разумеется, почти все захваченные города - древняя Кесария и величавая Синапа, богатый Си-ноп и шумная Лаодикея, не говоря уж об Иконий, - достались императору либо наполовину, либо полностью разрушенными и целиком разграбленными, но хозяйственный Ватацис не унывал. В своих мечтах он уже видел все эти земли ухоженными и процветающими. Так что дальше помогать монголам он не собирался. Это бы переварить.
Армянский царь тоже остыл. Он в очередной раз напомнил Менгу о соблюдении договора, по которому хан вместе со всем народом должен был принять христианскую веру, но ответа так и не дождался. Зато в его руки попала чуть ли не вся Великая Армения вместе с Трапезундом, император которого Мануил I в недобрый для себя час решил поддержать иконийского султана.
Кроме того, Хетум I ухитрился занять и половину земель Евфратисии, вплоть до плодородных долин Евфрата, благодушно отдав оставшуюся часть князю Антиохии и своему зятю Боэмунду V. Отныне у Хетума хватало забот по хозяйству, и от дальнейшего похода он тоже отказался.
Менгу пошел бы дальше и без них, однако потерял слишком много времени, штурмуя вначале столицу крестоносцев Сен-Жан-д'Акр, а затем богатый Дамаск. У него еще хватило сил, чтобы овладеть легендарным городом, в окрестностях которого, согласно преданиям, Каин убил Авеля.
И вновь все повторилось. Дамаск, брошенный египетским султаном на произвол судьбы, держался целую неделю. Первыми рухнули ворота Баб Аш-Шарки, через которые монголы ворвались в город.
Дольше всех держались защитники юго-западной части Дамаска. Кто знает, может, им и впрямь помогало благословение апостола Павла, которого в свое время единоверцы, помогая бежать от преследования язычников, спустили на веревке в корзине через бойницу ворот Баб Аль-Кисан.
Цитадель, сооруженная в 1207 году по приказу султана аль-Адиля, продержалась еще несколько дней после взятия самого города, но конец ее был тоже предрешен.
И загорелись священные иконы, посвященные житию апостола Павла, размещенные в Доме Анания, названном так в честь первого епископа Дамаска и одного из семидесяти двух учеников Христа, который некогда помог Савлу избавиться от физической и духовной слепоты, а также самолично окрестил его.
Жарким огнем занялся благородный кедр в медресе Ан-Нурия, и, не выдержав, рухнул его купол, возведенный над усыпальницей султана Нур-ад-ди-на. Рядом с ними горело погребальным факелом медресе Адилия, чуть дальше полыхал маристан Нур-ад-дина. Из всех легендарных мест уцелел лишь мавзолей легендарного египетского султана Салах-ад-дина - маленький кубик, увенчанный ребристым куполом.
Захватчики с горящими от вожделения глазами жадно выдирали мозаику, щедро отделанную золотом и жемчугом, которой была украшена одна из главных городских святынь Джамия аль-Умейи, или мечеть Омейядов, воздвигнутая на месте православного собора во имя Иоанна Крестителя.
До черепа самого предтечи Христа, замурованного в одном из подземных склепов, они не добрались, но для местных христиан это стало слабым утешением, потому что город лишился почти всех остальных святынь, которых там было даже не в достатке, но - в изобилии.
Однако взятие Дамаска стало последним успехом монголов. Их войску, все больше напоминавшему обожравшуюся змею, необходимо было время, чтобы переварить проглоченную добычу.
Как знать, что произошло бы потом, но когда три скользких ядовитых монгольских гадюки только-только ползли к владениям багдадского халифа, в далекой от них Рязани император Константин принял решение и отправил очередное посольство во главе с Ожигом Станятовичем в далекую южнокитайскую империю Сун.
И как-то так совпало, что еще за полгода до взятия Дамаска на юге владений великого каана опасно зашевелились его соседи. Русского посольства там уже не было. Оно следовало обратно на Русь, но китайские правители именно с этого времени отчего-то стали нагло нарушать установленные границы Великого улуса монголов. Старый, но еще энергичный император Ли-цзун почему-то решил переделить по новой южные провинции бывшей империи чжурчже-ней и рассчитаться со своими северными соседями за бессовестный обман.
Неизвестно, кто напел императору о том, что пришло самое удобное время сделать это, но китайская армия, выступив из приграничного Чэнду, относительно быстро оккупировала почти всю провинцию Сенъян, разбив несколько мелких отрядов, и дошла до города Синъюань, где их остановили монголы. Остановили, но обратить вспять не сумели - не хватило сил.
Тогда Гуюк, посчитав, что у него хватит войск для войны в двух направлениях, тем более что основная цель - взятие Багдада - была уже достигнута, принял решение отозвать часть своей могучей армии.
И теперь Бату, возвращаясь в Сыгнак, мог подводить радостные для многих, но только не для него самого, итоги очередной победоносной кампании. Во-первых, поход только укрепил положение Гуюка. Чего стоила одна лишь добыча, которую отвезли в Каракорум как священную долю великого каана. Да и отношение к нему простых кочевников тоже нельзя откидывать в сторону.
Во-вторых, этот поход ничего не дал самому Бату. Точнее, не просто не дал, но и забрал. Например, воинов. Сколько их было у хана? Три тумена. А сколько сейчас возвращалось в степь? Половина.
Около пяти тысяч полегло под стенами Багдада и Дамаска, а также в трех кровопролитных битвах с египтянами, а еще один тумен по повелению Гуюка был направлен против империи Сун, победа над которой самому Бату также не сулила никакой выгоды.
В-третьих, после того как сам Гуюк и повинующийся ему джихангир Менгу во время этого похода вступили в союз с христианскими правителями, не имело смысла надеяться на то, что Бату удастся каким-то образом все-таки столкнуть лбами интересы великого каана монголов и императора Руси.
Правда, князь Антиохии Боэмунд V скорее принадлежал к врагам православия, но его роль в монгольских завоеваниях была весьма невелика. Зато армянского царя Хетума I можно было смело зачислить если и не в друзья, то в очень хорошие приятели Руси. Точно такое же отношение к Константину было и среди грузинских правителей - дочери грузинской царицы Тамары Русудан, а также Давида Улу и Давида VI Нарина.
А ведь помимо всех этих "приятелей" Менгу - с ведома и по указке Гуюка - вступил в союз с настоящим другом императора урусов - византийским государем Иоанном III, которого и на престол-то в Константинополе подсадили русские дружины.
Получалась полная безысходность, которая еще больше усугубилась известием о смерти Субудая. Гуюк, ненавидевший его, и здесь поступил мудро, прислушавшись к советникам.
"Мертвый враг - бессильный враг. Он никогда не сможет навредить, а служил всегда верно, и потому было бы справедливо воздать ему почет, от которого у каана не убудет ни одного ляна серебра, но зато прибудет славы истинно справедливого владыки", - нашептывали они.
Слово "справедливо", которое звучало неоднократно, решило все. Втайне ревнуя к последнему отличию Бату, которого пока не имел сам Гуюк, получивший это прозвище лишь посмертно, каан дал согласие на то, чтобы старому полководцу воздали должное, исходя из его многочисленных заслуг.