К тому же у них за спиной Болгария. Названия-то созвучны, а места разные. Булгары на Волге, а болгары - на Дунае. Волжане аллаху молятся, а дунайские - православные. И второй корень всех Святославичей, не считая покойного Николая, родителя Константина, именно там. Они ведь тоже, как и покойный болгарский царь Михаил I, на одну половинку Рюриковичи, а на другую - Асени и внуками сразу двум государям доводятся.
Так что есть кому их поддержать. Не войной пойти - где такой безумец сыщется, который длань на Русь поднять осмелится. А вот каверзой какой подсобить или, скажем, серебром - это да.
Опять же прямой резон у болгар имеется. Если Святославичи на великий престол в Рязани не сядут - тогда их собственный непременно в опасности окажется, потому как чтобы дядьев удоволить, сам Константин примется подсоблять им, тем более что и основания к тому есть. Если Святославичи - прямые внуки Иоанна, то Константин Тих, который ныне в Болгарии правит, лишь величает себя Асенем, а разобраться - у него прав-то на престол гораздо меньше, чем у того же Вячеслава.
У самого же Константина таких сильных союзников нет. Его родичи в Волжской Булгарии, ныне сами меж собой перегрызлись. Им самим бы кто помог. Кстати, по слухам, вроде как самый старший из Святославичей - тридцатитрехлетний Вячеслав - год назад и заварил у булгар ту кашу, коя доселе кровавыми пузырями исходит.
Для чего? Да тут и дите разберется. На кого, если что, постарается опереться Константин Николаич? Да на своих братанов по матери. Вот и упредил это старший Святославич. Пусть, мол, они свою силушку промеж себя растратят, чтоб подсобить Константину нечем было. А если сами себе глотки порвут - еще лучше. Тогда можно было бы императору предложить воспользоваться случаем и подсадить на ханское кресло Константина, избавившись таким образом от самого опасного претендента.
Кто знает, может, оно и впрямь лучше стало бы для Руси, если бы Булгария в нее влилась. Но уж больно нехороший способ для этого избрал Вячеслав Святославич. Тот же Константин гораздо умнее бы действовал. Медленнее - это да, но зато продуманнее и расчетливее. Да и крови такой он тоже не допустил бы. Не потому, что родичи там у него, а просто не по нему такие способы. Ему иные любы. Завет прадеда, что люди - не сорная трава в поле, он хорошо усвоил, а вот Вячеслав, видать, его запамятовал.
Но господь с ней, с Булгарией. Невелика птица. Да и Русь опять-таки не дозволит, чтоб раздрай в ней в ужас превратился. Авось подсобит по-суседски. Гораздо хуже, что Вячеслав свой завидущий глаз на дедов престол положил. Ведь что удумал стервец - слух пустил, что если по здравому разумению судить да по божьей правде, то трон за ним должен быть.
Дескать, сам дед Константин не раз повторял - от отца к сыну, и точка. Тогда и впрямь получается, что от сына Святослава к внуку Николаю, а ежели он погиб безвременно, сложив голову за святую Русь, то не к его старшему сынишке, а ко второму Святославичу. Отсюда среди набольших людей и сомнения. Может, и в самом деле так вернее?
Опять-таки ежели лествицу древнюю взять, то они в своем праве - негоже братаничу поперед своих стрыев лезть. Вон, в иных селищах стрыю почет аки отцу родному, а тут. Как-то оно негоже выходит, ведь он для Святославичей сыновец лишь.
Вслух такое, конечно, никто не скажет, но шепоток ходит. Неведомо, кто его распускает - то ли сам Вячеслав, то ли его женушка, не в меру бойкая на язык. Привыкла бабенка у себя на Угорщине ко всяким вольностям, вот и настраивает муженька. Да и не важно, кто именно. Тут за другое опаска. Кто бы ни распускал, а все одно - нехорошо это. В той же Булгарии поначалу люди тоже лишь шептались, а уж потом, когда вовремя не пресекли, за сабли схватились.
Да и у других соседей Руси не все слава богу. У ляхов вообще творится не пойми что, да и в Византии тоже тревожно. Не к добру Палеологи кучкуются близ престола Ласкарисов. Горят от близости к императорскому трону глаза у главы рода - Михаила. Недобро горят, по-волчьи. А на престоле сидит даже не юнец, а вовсе дите. Одно название, что император Византии.
Титул пышный, что и говорить, только если бы не было у него за спиной матушки-регентши Анастасии Константиновны - старшей дочки государя Руси, да не подпирала ее трон двухтысячная уже русская дружина, давно нашлись бы люди, которые спихнули бы с престола внучка славного Иоанна III Ватациса. Ей-ей, спихнули бы.
Опять же и в Великой Орде неладно, а ведь и она рядышком. Вот тоже наделил господь соседями! Видать, сильно осерчал он в тот день на православную державу. Таких, как они, на Руси испокон веков, не мудрствуя лукаво, татями шатучими величали. Да, да, именно так. А как иначе, когда их правители все время норовят собрать урожай там, где не сеяли? Диво еще, что они вообще друг дружку с голодухи не сожрали, после того как подъели награбленное ранее.
Правда, Гуюк вежество к Руси соблюдал. Тать, он ведь как - кто ему с носа кровавую юшку пустил, к тому и он со всем своим почтением, а Гуюку русичи такую трепку учинили, что до конца дней должна помниться. Он и помнил. Жаль только, что конец этот скоро пришел.
Впрочем, его сынам и братьям все едино не до северных соседей - который год наследство делят. Что ни лето, то один осильнеет, то другой, и все лупцуют друг дружку почем зря, а в замирье сойтись не выходит. За это им государя Руси "благодарить" надобно. Его трудами руда там как вода льется.
Может, конечно, он и не по-христиански поступает, но Константин Володимерович не священник, не монах, а в жизни мыслит не о святости, а о том, дабы своему прозвищу соответствовать. Уж больно оно высокое, вот и налагает. Раз тебя народ окрестил Божьим Заступником, стало быть, ты при нужде и согрешить должен, а Русь от раззора уберечь.
И кому тут больше чести и почета? Тому, кто молится в тихой келье, приобщаясь к святости, или тому, кто за родную землю тяжкий грех смертоубийства принять на себя готов? Ведь то, что там творится, - его рук дело.
А не разжигал бы он среди них злобу друг на дружку, и что получилось бы? Вон всего два лета назад потомство Угедея и Чагатая сошлось в схватке с детьми Тули. До десятка туменов с каждой стороны саблями лупцевались, если не поболе. А теперь спроси, на кого бы они эти востры сабельки устремили, если бы не государь? Вот-вот, любому понятно, что на Русь.
Словом, правильно он делает, что стравливает их, как бешеных псов. Может, оно и не по-божески, а все равно правильно. Пока волчья стая своих рвет, овцы целы будут. Авось и Константин Николаич согрешить не побоится, не побрезгует свои длани в басурманской крови изгваздать.
Ага, а вот и подтверждение тому.
- Я так мыслю, что надобно нам два посольства учинить. Того, кто одолел, с победой поздравить, а того, кто раны зализывает, - в печали успокоить. Ни к чему нам от побитого лик воротить, ибо завтрашний день никому не ведом. Лишь господь знает, что он сулит, - неторопливо произнес царевич. - Что же до императрицы Анастасии Константиновны, коей и впрямь несладко приходится, то три тысячи воев, что она просит, мы ей не дадим. И одной хватить должно, да и то на ближайший год, не более. Ромеев, жадных до власти, русскими мечами да копьями все равно долго не сдержать - их отодвигать от престола надобно, чтоб как ни тужились, а все равно не допрыгнули. Посему лучше заместо недостающих тысяч пошлем ей десятка два-три иных. Они хошь и без оружия будут, но пользы ей принесут поболе. У Зворыки много учеников, так что Русь не обеднеет. Ну и бояре Коловрат с Николаем Валериановичем озаботятся. Их люди дочери нашего государя тож сгодятся. И мешкать с этим негоже. Чрез седмицу надо бы всех и отправить.
Тут царевич повернулся к вышеупомянутым, которые немедленно привстали и вежливо склонили головы в знак того, что все поняли.
- Теперь о Волжской Булгарии. Туда тоже надобно посольство снарядить. Негоже, чтоб самая ближняя суседка Руси в межусобьях захлебывалась. К тому же неспокойно ныне в нашем порубежье, так что сопроводить оное посольство надобно достойно, чтоб обидеть его никто и помыслить не мог. Потому придать им не обычную полусотню воев, а пять сотен. Главой же посольства надлежит быть моему стрыю Михаqле Святославичу.
После этих слов некоторые не сдержались - загудели, зашептались одобрительно:
- Истинно решил.
- Мудро, мудро.
- А ведь Вячеславу и крыть нечем, ежели что - чай, брат родной, - донеслось до ушей Константина, и легкая, почти неприметная улыбка скользнула по его губам.
Вот только была она с неприметной горчинкой. Да и как ей не быть, когда это решение лишь наполовину принадлежало ему, а на другую - про главу посольства - государю. Именно с ним он советовался буквально за полчаса до того, как выйти к остальным и сесть в это громоздкое золоченое кресло.
Тут-то и кроется закавыка с той самой горчинкой. Сам царевич решил поначалу все иначе - как с Византией, так и с булгарами, лишь в ходе беседы поменяв свою точку зрения на ту, к которой его подвел государь. Надо отдать ему должное - подводил не спеша и весьма деликатно, хотя и настойчиво.
Более того, даже выходя из императорских покоев, наследник не был до конца уверен в том, что именно так и надо поступить. Если бы не дозволение решать все по-своему, то как знать, что бы он произнес сейчас - свое или… не совсем свое. Но дед этим дозволением не освободил, а напротив - связал ему руки. Когда тебе уступают и в ответ хочется сотворить то же самое. Вот и…
И только теперь, слыша одобрительный шепоток, царевич понял, что государь и тут оказался прав.
Ну а теперь должен выйти и он сам, чтобы сказать о главном, о том, что не иуда его сын Святозар, но - истинный богатырь. Что пал он, положив несметное количество ворогов, смертию смерть поправ.
Не из-за кого-нибудь, а из-за Святозара молчали пушки, кои Бату для острастки позади своих туменов выставил. Благодаря ему не разметали они в клочья дружинников, шедших на решающий удар, отчего он и получился столь могучим. Так что Истислав может только гордиться таким отцом.
Но где же государь?!
Тут поднялся со своего места и Вячеслав Святославич. Хитер стрый. О том, что его брата - опору и подмогу посылают в Булгарию, не сказал ни слова. Об ином речь повел.
- Почто сын израдца за одним столом со мной сидит?! - грянул он. - Кто ты такой, царевич, чтоб собственной волей - ибо гласа государя я не слыхал - Истислава Иудовича вместях с самыми лучшими и именитыми мужами Руси равняти?! Кто как, а я того терпеть не желаю!
Взглядом же, горящим ненавистью к удачливому сопернику и устремленным прямо на своего братанича, он произнес: "А в первую очередь я тебя зрить не могу, да еще в этом кресле!"
Теперь получалось, что и откладывать нельзя, и дождаться государя не получится. Ах, дед, дед! Ну что ж ты занемог так некстати?!
Тут поднялся Осман Эрторгулович. Его рука явно искала саблю на боку, которой, слава богу, у него не было - не дозволено сюда с оружием заходить.
- Святозар Константинович - мой крестный отец, - негромко, чтобы не сорваться в крик, процедил Осман сквозь зубы. - Стало быть, его сын - мой брат от бога. У нас в роду не принято прощать оскорбления, наносимые братьям.
- Даже если у них такие отцы?! - насмешливо выкрикнул Вячеслав.
Трудно сказать, что, а главное, как ответил бы Осман. Может, сумел бы себя сдержать, а может, и нет.
Но Константин Николаич успел.
- Оба сядьте! Негоже за этим столом свары устраивать! - рявкнул он грозно.
В голосе металл прозвенел, да какой - куда там пушкам. Покрепче будет. Чистая сталь. Такой глас ослушаться - себе дороже. Но Вячеслав ослушался, оставаясь на ногах. Николаич же будто и не увидел, что его повеление не выполнено. Знал - начнет настаивать, так оно еще хуже выйдет. Лучше не обращать внимания.
- Что же до гостя, кой здесь сидит, то поведаю по твоей просьбе, Вячеслав Святославич, про отца его. Сразу скажу - горжусь тем, что у меня такой богатырь в родичах был!
Тут же косой взгляд в сторону бросил и заметил, как вздрогнул Истислав и вспыхнул румянец на его щеках.
"Вот и еще один союзник у меня появился, - подумал Константин и похвалил себя. - Вот мне и награда за то, что я за дедову спину хорониться не стал. Сам-то Истислав никто, но за его спиной Осман маячит, а это без малого четыре тысячи сабель, да каких звонких - заслушаешься".
Вслух же продолжил:
- Много сказывать не стану - о том более приличествует государю говорить - как да что было. Я лишь об одном упомяну - никто столь великое число ворогов Руси в геенну огненну не отправил, сколь Святозар Константинович.
- А Русь продал! - хлестнул, как булатным клинком, Вячеслав.
- За Русь он живота своего не пожалел, - отбил удар Константин. - И ты, братан мой, князь Истислав, можешь гордиться своим батюшкой.
В наступившей тишине неестественно громко прозвучал удар Вячеслава Николаевича кулаком по столу. Хорошо, что тот оказался крепок и выдержал. Из доброго дуба столяры мастерили столешницу, словно чуяли, что кое-кто, срывая злость, будет испытывать ее на прочность.
- Негоже тебе тут кулаками сучить. Не место, - с укоризной и явной иронией в голосе произнес Константин, вовремя вспомнив мудрые слова государя: "Кто первый из себя выйдет - тот и проиграл. А уколоть врага лучше всего насмешкой. От нее глупый человек обязательно взбесится".
И точно. Получилось. Да как славно-то. Не улыбки - смешок среди сидящих пронесся. Негромким он был, но Вячеславу и такого хватило.
- На все твоя воля, покамест государь болен, - процедил он, уже поворачиваясь к выходу.
"Остановить? - подумал Константин. - А вдруг не послушается? Тогда урон нешуточный. Нет уж, пусть идет. Но и совсем смолчать нельзя. Государев совет - не посиделки в селище. Тут спуску давать нельзя. Пусть идет, только… не по своему желанию, а по моему".
- Иди, иди! - подтолкнул он Вячеслава, который и без того был уже возле двери. - Я дозволяю. Остынь малость. Оно тебе на пользу, - и довольно улыбнулся.
Кажись, хоть тут управился. Пускай на время, ну да ладно. И Рязань не сразу строилась. Хотел было сесть, но подспудное чувство чего-то недоделанного мешало.
"Ах, да! - вспомнилось ему. - Я же еще не приговорил. Уж больно оно непривычно, вот и позабыл. Что ж…"
Он еще раз обвел внимательным взглядом всех присутствующих и произнес:
- На сем… приговариваю.
В гриднице и без того было тихо - пусть не государь, но его наследник слово держит, но тут и вовсе все замерли. Не было такого раньше. Никогда не было. Решение - да, царевич принимал, когда император отсутствовал, но оно никогда не являлось окончательным и вступало в силу только после одобрения государя.
Как правило, это было формальностью. Суть дела всегда оставалась без изменений, хотя случалось, что кое-какие детали это решение либо дополняли, либо наоборот - исчезали.
Но тут гораздо важнее иное. Какое бы мудрое решение наследник ни принял, все равно окончательный "приговор" всегда не за ним - за императором. Ныне же…
- А по какому праву он так вот?!
- Это что же он себе позволяет?!
- Как у него язык-то повернулся?!
- Да как он осмелился?!
- Это ему не в императорском креслице сиживать?!
Перешептывания становились все громче и громче. Услышит их царевич или нет, недовольным членам совета было все равно.
Константин растерялся. И что теперь ему делать? А дед, который твердо обещал сойти с постели и выйти к своему совету сразу после того, как правнук произнесет сакральное слово, все медлил и медлил с появлением.
Владыка Иоанн тоже забеспокоился. Напряглись руки, сжатые в кулаки, у главы тайной службы его императорского величества, хотя и он не торопился принимать радикальные меры. Да и против кого? В зале-то - тут ушедший Вячеслав правильно сказал - лучшие из лучших сидят, такие же верные соратники государя, как и он сам.
А гул все ширился, пока не прорвался вопросом, что называется, в лоб. Задал его один, но кому непонятно, что от лица всех присутствующих:
- Решил ты мудро, Константин Николаич. Тут из нас, пожалуй, мало кто до такого додумался бы. Мыслю я, что и сам государь император одобрил бы твои слова, если бы здесь сидел. Но сдается мне, что приговаривать покамест токмо в его воле, а не в твоей.
Царевич хорошо знал говорившего. Было их два брата Афониных, и оба они у прадеда в чести. Старшего, Вячеслава, крестил по просьбе их отца, знаменитого лучника, сам великий воевода, не долго думая назвав, как и себя, Вячеславом. К тому времени многие славянские имена уже присутствовали в святцах, так что с этим вопросов не возникло. Младшего же, того, который сейчас говорил, сам государь нарек Владимиром в честь своего отца.
В совет братья вошли не за отцовские заслуги. Таких в зале вообще не было. Ни одного. Просто так уж вышло, что оба оказались башковитыми, имели не только меткий глаз, твердую руку и верное сердце, но и кое-что в головах, а потому вылезли наверх честно, начав с самых низов.
И это еще очень хорошо, что слово взял именно один из них. Во-первых, оба не любили пустых речей, а если уж брались высказываться, то загодя обдумывали каждое словцо, дабы кого-то невзначай не обидеть. Оно и правильно. Императорский совет - не бранное поле, ворогов на нем нет. Все об общем благе радеют, разве что по-разному о нем мыслят. Так что тут рубить с плеча негоже. Тут каждое словцо-стрела должно точно в цель уходить, как на стрельбах из лука. Словом, своей взвешенностью и неторопливостью в чем-то они на наследника престола походили.
Вячеслава Константин знал хуже, а вот Владимира - куда как хорошо. Азы ратной науки - и это во-вторых - Константин Николаич проходил именно под началом младшего из сыновей - ныне изрядно поседевшего, да и вообще выглядевшего гораздо старше своих лет, Владимира, который как раз и держал сейчас речь.
- Ты - мой крестник. Тебе и доверие особое, - сказал тогда государь. - Верю, что в надежные руки своего правнука отдаю.
Тогда в первый раз на глазах Владимира выступили слезы - уж больно велико доверие, что оказал император. Клятвенно заверив, что не подведет, он и впрямь сделал из Константина воина с большой буквы. И если правнук мог кому-то уступить в поединке на мечах или саблях, хотя таких по пальцам перечесть, да еще незагнутые останутся, то во всем прочем, особенно стрельбе, равных юному Рюриковичу не находилось.
И как ни хмурился государь, пряча довольную улыбку подальше в бороду, но на одном из ежегодных игрищ два года назад пришлось ему вручить "Золотую стрелу" как самому лучшему, именно Константину Николаичу, а тот, после недолгих колебаний - жалко же - отнес ее Владимиру. Правда, учитель наотрез отказался ее брать.
- Но ты же из-за меня участия в игрищах не принимал, - веско заметил ученик. - А принял бы, тогда…
- А что тогда? - резко перебил его Владимир. - Одному богу ведомо, что тогда. Может, одолел бы я тебя, а может - наоборот. Так что неча тут о пустом. Твоя она по праву.
- Но ты же мой учитель, - не сдавался Константин.