Они никого не приглашали, но к их столу то и дело подходили знакомые, полузнакомые и совсем не знакомые люди, и Ларри с Эстер вставали, принимая поздравления. Из-за этого обед длился очень долго. К десерту Рут и Марк уже устали вести себя хорошо, и Эстер пришлось строго посмотреть на них. Но обед уже заканчивался. Эстер улыбнулась Ларри, взяла сумочку и встала.
- Мы сейчас. Рути, пойдём.
Рут поглядела на мать и полезла из-за стола, держа наотлёт испачканные шоколадным кремом руки, чтобы не задеть платье. Воспользовавшись тем, что отец смотрит им вслед, Марк быстро облизал пальцы и уже тогда вытер их салфеткой.
В дамской комнате Эстер умыла Рут и сняла длинную юбку. Ну вот, теперь всё в порядке. Служительница помогла ей уложить юбку в большой бумажный пакет.
- Мама, а теперь домой? - спросила Рут.
- Да, - кивнула Эстер, расплачиваясь со служительницей.
Возвращаться в зал, ставший уже шумным и дымным - всё-таки субботний вечер - ей не хотелось, но, когда они вышли из дамской комнаты в вестибюль, Ларри и Марк уже стояли здесь и ждали их.
Субботний вечер - самое лучшее время. Бары, салуны, кафе, дансинги - всё переполнено, всюду музыка, огни, весёлые и хотя на один вечер, но богатые люди, женщины обворожительны, а мужчины щедры. Они шли сквозь этот гул и пёстрый свет, и Рут держалась за руку Ларри, а Марк взял за руку Эстер, и получилось это само собой. Они все вместе, одна семья.
Стоя у стойки бара, Чак в открытую дверь видел, как Ларри со свей… жёнушкой прошёл мимо. Смешно, но совсем мужик обалдел, нашёл в кото втрескаться, она же не на него, на деньги его нацелилась. Любому недоумку ясно, что на хрена ей, условно-недоказанной, негр, могла и получше подцепить. Ну, так не зря говорят, что то ли у жидов служила, то ли чуть ли не сама жидовка. Хотя вряд ли, жидов всех кончили, ещё Старый Хозяин на это своего ублюдка, старшенького, который в СБ заправлял, ставил. Жиды - они богатые, а Старый Хозяин не терпел, чтобы чужое богатство к нему не перешло. Ну, так значит, служила, там и набралась жидовского духа, влип Ларри, выдоит она его, а дурак втрескался по уши и ни хрена не соображает, аж лоснится от счастья. Нет, одному куда лучше. Чак допил свой стакан, не глядя бросил на стойку кредитку и пошёл к выходу. Ладно, пройдётся сейчас по барам, найдёт себе на ночь, баба - не проблема, когда деньги есть. А хомут себе на шею вешать… это для дураков. Вроде Ларри.
Когда Ларри с Эстер и детьми подходили к дому, стало уже совсем темно. И дом был тёмен и пуст. Ларри достал из кармана ключи и открыл дверь. В холле Эстер посмотрела на Рут и рассмеялась:
- Мой бог, Рути, ты же уже спишь.
Рут только вздохнула в ответ.
- Рут, Марк, - Эстер порывисто бросила свою сумочку на столик, - быстро наверх, спать, - и, видя, что у Марк4а тоже закрываются глаза, охватила их обоих за плечи и повела наверх, что-то быстро и ласково приговаривая на ходу.
Ларри тоже устал, но он положил рядом с сумочкой Эстер её пакет и заставил себя пройти в гостиную к камину и разжечь огонь, потом достал из бара и поставил на столик бутылку шампанского и два бокала, и уже на последнем усилии подошёл к окну, задёрнул шторы, вернулся к камину и сел в кресло. Эсти уложит детей и спустится. Он подождёт её здесь. Она придёт.
Уложив и поцеловав Рут, Эстер выключила в её комнате свет и зашла в комнату Марка. Тот уже разделся и лёг, но не спал. Эстер подошла к кровати и наклонилась над ним.
- Спи, Марк, уже поздно.
- Да, - он упрямо таращил слипающиеся глаза. - Я только спрошу…
- Ну, конечно, - она бережно подоткнула ему одеяло: судя по голым плечам, он спит без пижамы. - Вот так, а то ещё продует. Так, что ты хочешь узнать, Марк?
- Я уже могу звать тебя мамой?
- Ну, конечно, сынок, - Эстер осторожно коснулась губами его лба. - Спи, сынок. Оставить тебе свет?
- Нет… мама. Я… сплю.
Марк повернулся набок, свернулся клубком. Эстер плотнее укутала его, ещё раз поцеловала и вышла, погасив свет. А где Ларри? В спальне? Нет, там темно. Тогда… внизу? Эстер прошла к лестнице и стала спускаться. На полу холла лёгкий отсвет из… гостиной? Какой большой дом, как бы не заблудиться - улыбнулась она.
Ларри всё-таки даже не задремал, а заснул. И разбудили его лёгкое прикосновение к плечу и голос:
- Устал, милый?
Ларри вздохнул и открыл глаза.
- О, Эсти, прости.
- Нет, что ты, всё в порядке, - Эстер села в кресло напротив. - Дети спят.
- Да, спасибо, - Ларри потряс головой и сел прямо.
- Это тебе спасибо, Ларри, - улыбнулась Эстер. - Всё было так чудесно.
- Ты… - Ларри сглотнул, - ты очень красивая, Эсти.
Решимость и уверенность в успехе, поддерживавшие его все эти сумасшедшие дни, вдруг исчезли. Он совсем не знал, что говорить и делать, как оттянуть страшный момент их прихода в спальню, наступления первой брачной ночи, его первой ночи с женщиной.
- Эсти, я не стал заказывать шампанского в ресторане из-за детей, - начал он зачем-то объяснять. - Я думал… лучше здесь.
- Да, - кивнула Эстер. - Да, конечно, - и потянулась к бутылке. - Конечно, давай выпьем. Я открою…
- Нет, - Ларри оттолкнулся от кресла и встал. - Это должен сделать я.
Он достаточно быстро справился с пробкой и налил в бокалы золотистый, сразу вспухающий чуть шелестящей пеной напиток, поставил бутылку и взял бокал. Эстер взяла свой и тоже встала.
- За наше счастье, Ларри, - весело сказала она, видя, что он молчит. - За счастье наших детей.
- Да, - кивнул Ларри. - Да, спасибо, Эсти, за счастье.
Ларри пил шампанское третий раз в жизни - в первый раз в имении на Рождество, во второй на приёме в день открытия салона - и знал его коварство. Сначала ничего, вроде обычной несладкой шипучки, а потом горячая волна по телу, и ты уже пьяный. Но… но он и хочет сейчас быть пьяным, ведь трезвым он не скажет ей того, что надо, что обязан сказать, побоится, а пьяный - всегда храбрец. Всё это мелькнуло в его сознании, когда он касался губами края бокала и делал первый глоток. Второго он так и не сделал. Потому что Эстер сказала:
- И поцелуемся. Ты ещё ни разу не целовал меня.
Он послушно шагнул к ней, наклонился, потому что макушка Эстер доходила ему точно до подбородка. Эстер сама обхватила его левой рукой за шею, держа бокал в правой, и запрокинула голову, подставляя ему свои губы.
А вот целоваться Ларри не умел и потому просто прижался своими губами к губам Эстер. Странно, но ничего такого особенного, что не слишком внятно описывалось в книгах, он не ощутил. Это было приятно, но… нет, наверное, он уже пьянеет, вот и не ощущает.
Оторвавшись от его губ, Эстер глотнула из своего бокала. Шампанское уже приятно кружило голову. Тогда, один-единственный раз, Эд тоже принёс шампанское, они выпили и пошли в спальню, сделав целых три шага от стола к кровати, а Ларри… в чём дело? Она ему не нравится? Но… но она знает, что это не так, что…
Ларри чувствовал её растерянность и понимал: это он что-то сделал не так, неправильно. Но… но… господи, как же всё это… глупо. Нет, он должен сказать, сказать всё, всю правду. И если Эстер рассердится, нет, обидится и уйдёт… ну, что ж, значит… значит, не судьба.
- Что с тобой, Ларри? - тихо спросила Эстер.
- Эсти, - Ларри судорожно вздохнул. - Я… я не знаю, что делать.
- А что, Ларри? В чём проблема?
- Эсти, я… я не знаю, ничего не знаю, - и обречённо: - Я в первый раз… ну, - она молча смотрела на него. - Ну, я никогда не был… с женщиной.
И, к его изумлению, после секундной безумно долгой паузы Эстер рассмеялась. Не обиделась, не удивилась, а рассмеялась.
- Ох, Ларри, а я уже невесть что подумала. Ларри, это всё неважно.
- Да? - недоверчиво переспросил он. - А что важно?
- Что мы любим друг друга, что мы муж и жена. Ведь так?
- Да, - обрадовался он. - Да, всё так.
- А тогда, - она заговорщицки улыбнулась ему, - пошли?
- Пошли!
Ларри залпом допил свой бокал и поставил его на стол.
Дрова к камине уже догорали, но Ларри всё-таки разбил их, размял кочергой, чтобы они тихо дотлели. В гостиной сразу стало сумрачно, почти темно, только платье Эстер различимо. Ларри взял её за руку и уверенно, снова чувствуя правильность совершаемого, повёл в холл, вверх по лестнице и по коридору в их спальню. И только там включил свет. И опять растерялся. А теперь что?
- Эсти…
- Всё в порядке, Ларри. - Так, - Эстер решительно огляделась. - Ты иди, мойся, а я пока переоденусь.
Ларри послушно пошёл в ванную.
Какое счастье - наконец разуться и снять галстук! Ларри разделся и тут сообразил, что ему некуда повесить костюм. Он осторожно выглянул. Эстер не видно, скорее всего ушла вниз за пакетом с юбкой - сообразил Ларри. Он быстро, пока её нет - а то он уже голышом - повесил костюм в шкаф, поставил на место лаковые ботинки, бросил бабочку на комод и юркнул в ванную, когда дверь спальни уже стала открываться.
Войдя в спальню, Эстер достала из пакета и расправила юбку. Да, потом она будет носить её с кофточкой. Открыв шкаф, она увидела костюм Ларри и улыбнулась. Ну да, правильно, вон слышно, как в ванной шумит вода. Она быстро разделась, повесила платье и юбку в шкаф, поставила вниз туфли, цветы… пока на комод, рядом с бабочкой Ларри. Чулки, бельё… всё стирать. Прямо на голое тело накинула халат и стала доставать из комода ночную рубашку. За её спиной приоткрылась дверь ванной.
- Ты ложись, я сейчас, - сказала, не оборачиваясь, Эстер.
Прижимая к груди под халатом свою лучшую рубашку, она прошла мимо кровати в ванную.
Ларри лежал и слушал, как журчит в ванной вода. Да, конечно, Эстер устала, а он со своими глупостями, всё тело ломит, как будто он опять весь день на дворовых работах отпахал, а он не пьяный совсем, хмель уже кончился. Ларри тоскливо вздохнул. Всё совсем не так, как он когда-то читал, и не так, как трепали по ночам в рабском бараке. Так уж у него жизнь сложилась, Эсти поймёт, должна понять.
Эстер обмылась под душем, вытерлась, надела рубашку и оглядела себя в большом настенном зеркале. Что ж, вполне и даже очень. Надела халат. Ещё раз оглядела себя, и, храбро улыбнувшись, вошла в спальню, выключив по дороге свет в ванной.
Ларри ждал её, лёжа в постели, укрытый по грудь одеялом. Могучие руки лежат вдоль тела. Без пижамы, как и Марк - мимолётно подумала Эстер.
- Я погашу свет? - предложила Эстер, решив, что в темноте им будет удобнее.
- Как хочешь, Эсти, - готовно согласился Ларри.
Эстер выключила свет, сбросила халат в изножье кровати и легла. Нашарила ладонь Ларри и сжала её.
- Ну же, Ларри.
- Да, Эсти, - он порывисто повернулся к ней. - а, я…
Они были совсем рядом, и он обнял её, уже смелее поцеловал в губы. Руки Эстер обвились вокруг его шеи. Ларри, уже плохо соображая, не понимая, что с ним происходит, и не желая это понимать, прижимал к себе Эстер, наваливался на неё.
- Сейчас, Ларри… Вот так…
Высвободив руку, Эстер потянула вверх рубашку. И Ларри понял, не понимая, что ему надо раздеть Эстер. Комкая, сминая ткань, он тянул, толкал её вверх, пока их тела не соприкоснулись и он не ощутил своей кожей кожу Эстер. Она тихо засмеялась, и он - уже смелее - ткнулся в неё.
Согнув и разведя ноги, чуть-чуть подправив руками, Эстер помогла ему войти. От страшного неиспытанного раньше напряжения Ларри зажмурился. Он ничего не видел и не сознавал, как в беспамятстве. Это не он, а кто-то другой, словно прятавшийся все эти годы где-то внутри него, а сейчас властно завладевший его телом.
И вдруг всё кончилось. Ларри удивлённо вздохнул, как всхлипнул, и откинулся, упав на спину. Рядом так же тяжело, постепенно успокаиваясь, дышала Эстер. Ларри сглотнул, переводя дыхание, и тихонько позвал:
- Эсти…
- Да, Ларри, - выдохнула Эстер и потянулась. - Как хорошо.
- Да, - согласился Ларри. - Хорошо.
Ему захотелось спросить, что это такое было, но он постеснялся. И по-настоящему не было сил ни говорить, ни шевелиться. Смутно он ощущал, что с ним что-то случилось, он изменился, стал другим. И… и это хорошо, он не понимает, но уверен в правильности совершившегося, и ощущение лёгкости, опустошённости даже приятно. Губы Эстер касаются его щеки.
- Спи, милый, спасибо.
Ларри хотел ответить, что это он благодарен ей, но он уже спал и только бесшумно шевельнул губами в ответ. Эстер осторожно, чтобы не разбудить его, оправила рубашку и натянула на плечи одеяло. Ну вот. Вот теперь они - муж и жена. У неё семья, дом, как бы Рут, проснувшись, не испугалась темноты, надо было оставить ей свет, да, купить ночнички, во все спальни, Марку нужна пижамка, и халата она не видела, и Ларри тоже… Господи, какие траты впереди, а они так шиканули… шикарная была свадьба. Эстер улыбнулась, не открывая глаз.
На рассвете Рут проснулась и села в кровати, удивлённо оглядываясь по сторонам. Это… это же совсем другая комната! А где мама?
- Я сейчас испугаюсь, - предупредила она неизвестно кого и вылезла из кровати.
Тапочки у кровати были её, старые, уютные с вышитыми кошачьими мордочками. А вон её куклы. И медвежонок. А! Так, значит, они вправду переехали. И Марк, и… наверное, ей можно звать его папой, значит, они ей не снились. А где они все?
Сумрак в комнате совсем не страшный, за окном пели птицы, но Рут на всякий случай взяла с собой медвежонка и уже тогда вышла из комнаты.
В коридоре было темно, и Рут позвала:
- Мама… Марк… Где вы все? - и, помедлив: - Папа…
Ей ответила тишина. Она осторожно толкнула дверь рядом, и та открылась.
Эта комната была очень похожа на её, только кукол нет, а на кровати спал совсем чёрный мальчишка. Это же Марк! Рут подошла к кровати и подёргала его за плечо.
- Марк!
- А?! - Марк рывком сел на кровати. - Кто здесь?
- Это я, - засмеялась Рут. - Ты забыл меня?
- Рути? - улыбнулся Марк. - Как здорово! А где…?
- Не знаю, - поняла его вопрос Рут. - Спят, наверное. Пойдём их искать?
- А зачем?
Марк вылез из-под одеяла и пошлёпал к комоду за трусиками. Что мальчик не должен ходить голым при девочке, как их учили в пансионе, он вспомнил, уже натянув их. Щекам даже жарко стало от прихлынувшей к ним крови. Но, кажется, Рут не обиделась и даже не заметила его оплошности, сидя на кровати и разглядывая картинки на стене.
Марк отдёрнул шторы, и в комнате сразу стало светлее.
- А зачем? - повторил Марк. - Пусть спят. Сегодня воскресенье, выходной.
- Да, - кивнула Рут. - И у них это, первая брачная ночь. Я слышала, что тогда нельзя мешать.
- Да, - согласился Марк, - я тоже слышал. Давай лучше пойдём вниз. Я знаю, где молоко и орехи. Поедим.
- Давай, - охотно спрыгнула с кровати Рут, оставив там медвежонка.
Мама строго-настрого уже давно запретила ей шарить по буфету и брать без спроса что-либо, но Марк же старше, она не сама по себе, а с ним.
- А не заругают? - решила она всё-таки уточнить, когда они уже входили в кухню.
- Папка говорит, что еду покупают для еды, - гордо ответил Марк, залезая в холодильник. - Кружки вон в том шкафу, Рути.
Чтобы дотянуться до дверцы, Рут пришлось залезть на стул. Кружек было четыре, все белые с яркими, но разными картинками.
- Марк, твоя какая?
- С котёнком, а с лошадкой папкина.
- Тогда моя с птичкой.
Они сели за стол, и Марк разлил по кружкам молоко, а орехи высыпал из пакета прямо на стол.
- Вкуснота!
- Ещё бы!
Рут блаженствовала, болтая ногами. Завтракать неумытой, в пижамке, и вот так: орехами и молоком - нет, на старой квартире мама бы сразу проснулась и ничего бы этого не разрешила. Хорошо, что дом такой большой, и мама на другом этаже и, значит, их не слышит.
Эстер потянулась, просыпаясь. Как хорошо! Сквозь веки пробивался свет, и она нехотя открыла глаза. Да, уже утро. Она ещё раз потянулась и села. Сегодня воскресенье, можно спать сколько хочешь. Церковь… ну, им - она невольно хихикнула - сделают поблажку, все же всё понимают. Рядом тихо спокойно дышал Ларри. Эстер посмотрела на него, на улыбающиеся во сне большие широкие губы, осторожно поправила одеяло, укрывая могучую грудь, и встала. Надо посмотреть, как там Рут? И Марк? Даже странно: обычно в воскресенье Рут вскакивает ни свет ни заря, а сегодня…
Эстер накинула халат, нашарила, не глядя, ступнями тапочки и вышла из спальни.
Двери спален Рут и марка открыты, а снизу… снизу доносятся детские голоса и смех. Ага, значит, они на кухне.
Эстер тихо и медленно - не от желания застать детей врасплох, а просто потому, что лень быстро двигаться - спустилась по лестнице и вошла в кухню.
Там царило веселье. На столе банки с анчоусами, пикулями и джемами, а Марк и Рут экспериментировали, пробуя всё вперемешку, засовывая друг другу прямо в рот самые лакомые кусочки. Пижамку Рут уже украшали пятна от соусов и джемов. На Марке - как сразу догадалась Эстер - пятен было просто незаметно, он сидел в одних трусах.
Стоя в дверях, Эстер молча смотрела на них. Она знала, что надо рассердиться, но не могла.
Первой её заметила Рут. - Ой, мама! А мы тут…
- Вижу, что вы тут, - улыбнулась Эстер. - Неумытые, неодетые.
- Мам, а так вкуснее, - храбро возразила Рут.
Мама улыбается, значит, не сердится, а что они испачкались, так это пустяки, и не последнее съели в холодильнике ещё много всего. Она всё это сразу и высказала. Марк только кивал и поддакивал.
- Нет, - наконец отсмеялась Эстер. - Идите оба наверх, умойтесь и переоденьтесь. Марк, у тебя даже на трусах джем.
- Мам, а ты?
- А я сварю папе кофе.
- Он уже встал?! - соскочил сл стула Марк.
- Нет, он спит, - крикнула им вслед Эстер. - Не будите его.
Ларри не спал, он был в той сладкой памятной с госпиталя дремоте, когда врожде всё слышишь, но тебя это как бы не к4асается. Всё, что было ночью, казалось теперь странным, даже неправдоподобным, но это было, и было с ним. И было… хорошо. Он многое слышал об… этом: трепотню в рабских бараках, болтовню на кухне в имении. Всё так и не так. И читал тоже об этом. В книгах всё было по-другому, но об этом же. И вот… это случилось с ним. Да, так получилось, что Эстер стала его первой женщиной, и он рад этому. Рад, что всё было именно так. По-человечески, а не по-рабски. В его доме, в спальне, после венчания в церкви, а не украдкой и второпях, как будто заглатываешь ворованное. И не по хозяйскому приказу, что совсем уж погано. И как же ему хорошо, именно поэтому хорошо.
- Ларри.
Он медленно открыл глаза и улыбнулся. Перед ним стояла Эстер. В розовом халате, волосы рассыпаны по плечам…
- Принести кофе сюда, или ты спустишься вниз?
Ларри медленно покачал головой.
- Ты не хочешь кофе? - удивилась Эстер.
Ларри улыбнулся ей, так же медленно, словно ещё во сне.
- А… дети… где?
- Дети? - Эстер улыбнулась и села на край кровати. - Представляешь, они потихоньку встали и такой разгром в кухне устроили, перемазались все, я их мыться отправила. Ладно, - она наклонилась и поцеловала его, - лежи, я сейчас принесу кофе.
Ларри хотел было обнять её, но Эстер легко встала и убежала, а в приоткрытую дверь всунулась голова марка.