Долго думал большой меч, долго себя наизнанку выворачивал, долго копил в себе скудные крохи решимости; и накопил. После третьего боя, короткого и страшного, отнесли его с почетом на пунцовую кошму и всю ночь выли вокруг Но по-праздничному.
Никогда не забудет двуручный Но-дачи, Блистающий Мэйланя, как снял он с плеч свою первую голову.
Вот ведь как выходит - и чужая голова своей стать может, когда снимешь ее с хозяина.
А Придатка, что в тот памятный день Но-дачи держал, в племя приняли. На одного шулмуса больше стало. Молодец!..
Еще бы не молодец… И себя спас, и Но-дачи. Ведь если какой Блистающий с белой кошмы за год так крови и не попробует - приносили неудачника в жертву Желтому богу Мо, разломав на три части и утопив в священном водоеме.
Все дно - в обломках. Гнилых, ржавых.
Кладбище, как есть кладбище. Братская могила.
А так - хорошо. С пунцовой кошмы на праздничные бои лишь три раза в год берут. И то - против новеньких. Тех, что Беседуют. По-старинке. Как привыкли в Мэйлане, Кабире, Хаффе…
Вот поэтому и не рассказывают новичкам, за какие такие дела с кошмы на кошму перекладывают.
…Год прошел. Второй прошел. Третий начался.
И как-то ночью вошли в шатер, переступив через удавленного стража, девять Придатков - из тех, что в разное время были в племя приняты. А у шатра восемнадцать коней землю копытом рыли - девять заседланных, девять - в заводе, под вьюки.
Взяли Придатки с пунцовой кошмы одиннадцать Блистающих - троих братьев-Саев, Но-дачи, потом похожего на Но маленького Шото… еще шесть клинков, проверенных Шулмой…
И - только пыль взвилась за беглецами. Утром кинулась Шулма вдогон - куда там! У ближайшего табуна табунщик пополам рассечен - видно, впрок праздничная наука пошла! - кони на земле бьются с сухожилиями перерезанными, плачут детскими голосами. Пока на дальний выпас пешком, пока…
…Прошли они Кулхан. Семеро - из девяти Придатков. Девять - из одиннадцати Блистающих.
И четыре лошади.
Прошли. Обратно. Зная, что там, за песками, далеко, есть на земле место такое - Шулма.
И земля им тесной показалась.
Глава 9
1
- Интересное дело… - задумчиво прошелестел я, когда Детский Учитель надолго замолчал. - Ну, допустим… А почему тогда они именно к тебе пришли, на жизнь жаловаться? Мало ли в том же Кабире Детских Учителей? И вообще…
- Учителей-то немало, - вмешался Обломок. - А Детский Учитель семьи Абу-Салим - один. И слово его, как Верховного Наставника из Круга Опекающих, дороже иных слов стоит. Вот так-то! И не только в Кабире.
Я не особенно разбирался в иерархии Детских Учителей, но сказанного Обломком было достаточно, чтоб угомониться и не приставать к маленькому ятагану с лишними вопросами.
- А ты, Дзю? - видимо, я угомонился, да не совсем. - Ты тоже Верховный Наставник, раз при этом разговоре присутствовал?
- Я - Верховный Насмешник, - ухмыльнулся Дзюттэ. - И я не присутствую. Я прихожу и остаюсь, пока меня не выгоняют. А когда выгоняют, то я все равно остаюсь. Понял?
- Понял, - качнул кистью я. - Ладно. Наставник, рассказывай дальше.
- Дальше? - тихо переспросил Детский Учитель. - Чтоб дальше рассказывать, надо сперва назад вернуться…
И мы вернулись назад.
…За три месяца до побега попал в шатер к Но-дачи незнакомый Блистающий. Попал - и сразу на пунцовую кошму лег. Его в набеге из чужого племенного шатра выкрали, так что он в Шулме уже лет пять обретался, и всему, чему надо, обучен был. В том шатре он вместе с братом-близнецом лежал, только в суматохе набега пропал брат куда-то…
И одной долгой ночью, когда нет иного дела, кроме как спать или разговаривать между собой, рассказал новый Блистающий о том, что недавно случилось в его племени - а был он из известного в Мэйлане рода парных топоров Шуан, не склонных к выдумкам и многословию.
(Да, я неплохо знал когда-то Шуанов по обеим линиям - Верхневэйской и Мэйланьской - и к многословию они были склонны не больше, чем к умышленной порче Придатков. Хотя - если эта Шулма действительно такая…) …Случился в племени, где находился тогда Шуан, заблудший топор с короткой рукоятью и подобным луне лезвием - праздничный той. Скачки-байга, песни-пляски, хмельная арака - все, как полагается.
Все, да не все.
Явился в племя, в самый разгар тоя, чужой Придаток с Блистающим на поясе. По внешнему виду оба - чистые Вэйцы. И пришли от юго-восточной границы Кулхана. Почему сами пришли, а не под конвоем заставщиков - неясно, да и лень в праздник разбираться.
Ну, раз пожаловали - становитесь в круг, за цвет кошмы и жизнь Придатка спорить!
Стоят они в круге. Смотрят на шулмусов. И те на них смотрят. Видят - Придаток стройный, узкоплечий, черноглазый, в суконный бешмет затянут; ни вида, ни силы, одни глаза из-под войлочного колпака лихим огнем горят. Такие огни в полночь на заброшенных курганах-могильниках видеть можно - можно, да не нужно. Кто их близко видел, те домой редко возвращаются.
А Блистающий, что только что был на поясе, а теперь уже в руке подрагивает - вроде бы обычный меч, прямой да короткий, клинок треугольный, двулезвийный, только у гарды-крестовины тот клинок чуть ли не в полторы ладони шириной, а у острия - полукругом под бритву сточен.
(- …Чинкуэда, - бросаю я. - Как же, слыхал…
- Что? - удивляется Детский Учитель.
- Чинкуэда, говорю. Есть такая семья у нас на северных солончаках. Затворники, в свет редко когда выбираются…
- А… ну хорошо. Пусть будет по-твоему. Дальше говорить?) …Вышел к гостю незваному в круг шулмус с двумя копьями. Поглядел на соперника Придаток, звонко расхохотался у него в руке Блистающий Чинкуэда, и затем острием указал по очереди на семерых шулмусов, что впереди прочих стояли.
Выходите, мол!..
Те и вышли. Стоят ввосьмером. Ждут.
- Джамуха! - сказал стройный Придаток и в грудь себя кулаком стукнул. Дескать, зовут меня так - Джамуха…
…Знал топор Шуан, что любой Блистающий по уменью своему много шулмусских клинков на весах Беседы перевешивает. А вот то, что новенький Блистающий, не обожженный Шулмой, не терявший Придатков, с первого же раза восьмерых шулмусов играючи положит - этого топор Шуан не знал.
И двуручный Но-дачи не знал. А узнав - удивился.
(И я удивился.) Покачался окровавленный Чинкуэда над трупами, посвистел лениво в тишине, и в ножны лег, не вытершись. Придаток его улыбнулся нехорошо, в карман бешмета полез и пригоршню ушей оттуда достал. На землю бросил.
По серьгам признали шулмусы уши своих пограничных заставщиков.
Через полгода новый вождь был у племени. Взамен прежнего, зарезанного на глазах у всех.
Звали нового вождя - Джамуха Восьмирукий.
И на поясе его всегда висел прямой короткий Чинкуэда, скорый на смерть.
2
А еще через три месяца указал Чинкуэда острием на четыре стороны света и сказал: "Много земель - одна Шулма. Много племен - один народ. Много Придатков - один вождь. Кто не согласен - умрет."
Было это незадолго до похищения топора Шуана. И чуть дольше оставалось до дерзкого побега девяти Придатков и одиннадцати Блистающих.
Топор Шуан тоже был среди них.
Он остался в Кулхане. Зыбучка засосала.
3
…Детский Учитель все еще тихо шелестел, сообщая разные малозначащие подробности, молчал Обломок - слишком долго для его характера - спали мирным сном остальные гости и Гердан-хозяин (интересно, а почему я считаю себя тоже чем-то вроде хозяина, хоть и сам в гостях?), крупные кабирские звезды заглядывали в окно…
Короче, я уже не слушал Детского Учителя, а думал о своем. Вернее, о чужом - о невероятной Шулме, о Но-дачи и о том, что мне его не жалко.
Абсолютно.
Я и сам стоял вплотную к той черте, которую Но перешел волею неумолимых обстоятельств. Я - тут, пока еще тут; он - там, уже там… но нас разделяло не более одной длины клинка. Хороший выпад судьбы - и мы будем рядом.
А моя личная судьба носила имя. Но-дачи. Бежавший из Шулмы.
Нет, ненависть ушла и пока не появлялась, но и жалости не возникало. Скорее уж мне стоит задуматься, что никаких Тусклых я, как ни буду стараться, не найду. Миф рассыпался на глазах, теряя плоть и реальность - ужасом Кабира, Дурбана, Хаффы оказалась кучка Блистающих из Шулмы, с того конца света.
Бороться с легендой мне было бы страшнее.
Постой, Единорог… ты все-таки собираешься бороться?
Ладно. Отложим до утра.
- …и он сказал, - пробился сквозь мои раздумья шелест Детского Учителя, - что настанет день, когда Джамухе Восьмирукому станет мала Шулма. И тогда Шулма придет в Кабир. Ты слушаешь, Единорог?
- Да-да, - торопливо звякнул я. - Конечно… Шулма придет в Кабир. И что дальше?
- А дальше, - не выдержал Обломок, - по его словам, мы все станем заложниками собственного воспитания. Пока мы будем пытаться Беседовать и возмущаться грубостью незваных со-Беседников - Придатки Кабирского эмирата умоются кровью. И вскоре Кабир станет Шулмой. Ясно?!
- Ясно.
Мне действительно было ясно. Да, на месте Но-дачи и его спутников я тоже в первую очередь явился бы к Верховному Наставнику из Круга Опекающих. Чье слово весомо в среде Детских Учителей.
- Шулма, если она есть, придет в Кабир не завтра, - медленно продолжал я. - И не послезавтра. Значит, у Кабира есть время. Значит, за это время Детские Учителя эмирата могут успеть многое. Взрослого Придатка очень трудно переучить заново, а вот Придатка-подростка… или лучше Придатка-ребенка… Исподволь, осторожно внедрить в податливое сознание мысль о возможности умышленной порчи друг друга, вовремя подтолкнуть неокрепшую руку, чуть-чуть изменить навыки, когда надо - промахнуться, когда надо - попасть… И когда (если!) Шулма придет в Кабир - ее встретят новые Придатки, чье уменье убивать, помноженное на мастерство Блистающих… Бедная Шулма! Да, на месте Но я предложил бы то же самое.
- Ты угадал, Высший Дан Гьен, - со странной дрожью в голосе подтвердил Детский Учитель. - Но-дачи предложил именно этот выход.
- Ну и?..
- И я отказался. Я не знаю, придет ли Шулма в Кабир, но если бы Детские Учителя эмирата согласились бы на предложение Но-дачи - с этого дня, с этой минуты Шулма уже была бы в Кабире. А Дзю сказал…
- А я сказал, - резко перебил Наставника Обломок, - что за Шулмой не надо далеко ходить, потому что она уже в Кабире! Что Но и его приятели - это и есть Шулма! И если Блистающий способен помыслить о том, чтобы научить детей-Придатков убивать - он… он должен был навсегда остаться в Кулхане! Добровольно!
Меня поразила горячность шута. Предложение Но-дачи затронуло, вне всяких сомнений, какие-то сугубо личные чувства Обломка - вот только какие?
И опять же - сколько ему лет?
- Договаривай, Наставник, - тоном ниже буркнул Дзюттэ. - Все, не лезу больше…
- Чего уж там договаривать, - отозвался Детский Учитель. - Ушли они. Надо быть ржавчиной порченым, чтоб не понять - не дадим мы с Дзю юных Придатков портить. И сами не будем, и другим закажем. А они, беглецы из Шулмы, не глупее нас были. Маленький Шото - тот чуть не с середины разговора зверем на меня косился, а братья-Саи в дверях задержались и говорят: "Видишь, Но, мы же тебя предупреждали… Чистенькие они все тут, а мы теперь грязненькие - не станут нас в Кабире слушать. Придет Шулма, научит чистеньких пачкаться - да поздно будет. Станут пьяные шулмусы Блистающими владеть, а сами Блистающие Придатками станут. Нет уж, не дадим мы чистеньким вот так, от чистоты душевной, подохнуть! Наша грязь дешевле да проще - сами, сами обучитесь, чему надо… хотите или не хотите". Не понял я сперва, о чем это Саи, а как первое убийство в Хаффе свершилось, так сообразил - только поздно.
- Почему поздно? - спросил я.
- Ты уже почти научился убивать, - тихо ответил Детский Учитель. - Маскин Седьмой из Харзы - учится. Это только из числа тех, кого я знаю. И о ком я знаю. Кто следующий? Шешез? Лунный Кван? Гвениль? - а я именно его подозревал в содействии Саям и Но-дачи! Волчья Метла? Кто?! Может быть - я?!..
- Или Обломок, - не подумав, предположил я.
Дзюттэ промолчал - что само по себе было удивительно - но промолчал он так, что вот мне-то и стало не по себе. Было в его молчании что-то общее с молчанием Фархада иль-Рахша, грозящим прорваться бешеным звоном: "Во имя клинков Мунира зову руку аль-Мутанабби!"
Ну почему, почему я даже после всего случившегося так ужасающе легкомыслен? Говорю, не подумав; лезу, куда не следует; смеюсь, когда стоит быть серьезным, и наоборот…
Впервые я подумал, что с точки зрения многих кабирцев я могу оказаться в чем-то похожим на Дзюттэ Обломка. Вот она какая, личина шута…
- А почему ты не рассказал обо всем Шешезу? - поинтересовался я, адресуя этот вопрос Детскому Учителю. - Рассказал бы, и Шешез наверняка принял бы какие-то меры…
- А он и принял, - горько усмехнулся маленький ятаган. - Просто поверить в Шулму и угрозу Но-дачи для Шешеза было ничуть не легче, чем поверить, например, в тех же Тусклых. Вот он и поверил… во все сразу. Поговорил с тобой о Тусклых, провел опрос о целесообразности турнира, поручил нам приглядывать за происходящим, доверил харзийцу Маскину Седьмому поиск Тусклых, или хоть кого-нибудь; прислушался к предложению Дзю изготовить для твоего Придатка новую руку… Опять же не лез куда не надо. Каких еще мер ты ждал от Шешеза фарр-ла-Кабир, Единорог?
- Ну… других, - промямлил я.
- Других… Для других мер нужно уметь то, чему нас учат беглецы из Шулмы! Вот так-то…
Слабый шорох - и в дверном проеме возник силуэт Придатка. Я узнал его - теперь мне все легче было различать и Придатков, и те мелкие детали, которые обнаруживали смену их настроения. В дверях стоял Друдл. Придаток Обломка и Детского Учителя.
Нет, кроме Чэна, я никого больше из них не мог пока называть иначе, как Придатками. Ну и ладно… не все сразу.
- Заболтались мы совсем, - как ни в чем не бывало заявил Дзюттэ. - А спать по-прежнему не хочется. Пошли, Наставник, прогуляемся по холодку, остынем… Спи, Единорог, и не сердись, что разбудил. Чувствуешь, какой я вежливый стал? А все твое облагораживающее влияние…
Придаток Друдл неслышно приблизился, Дзюттэ и Детский Учитель устроились у него за поясом - и через мгновение я был единственным бодрствующим в комнате.
А спустя некоторое время я задремал.
И увидел сон.
4
Я висел в черной бархатной бесконечности, сверкая обнаженным клинком. Ледяная мгла слабо мерцала многочисленными искорками, и я догадывался, что каждый дрожащий огонек - это Блистающий, невероятно удаленный от меня и оттого такой же одинокий и беззащитный перед молчащим и равнодушным мраком.
Слабый звон донесся до меня откуда-то снизу - если здесь были верх и низ. Я вгляделся - и увидел крохотный зеленоватый шарик. Как тогда, на улице Сом-Рукха, когда сколотый с гарды убитого Шамшера бронзовый шарик откатился к глиняному дувалу…
Едва эта мысль посетила меня - я ощутил собственный вес и гигантской молнией понесся навстречу растущему шарику, пронзая пустоту, рассекая облака, расплескивая плоть земную и с каждым мгновением становясь все тяжелее.
Потом некоторое время не было ничего.
Совсем ничего.
…До половины уйдя в рыхлый холм, огромным крестом возвышался я над сумрачной равниной, и тучи неслись по мглистому небу, цепляясь за мою рукоять.
А по равнине двигалась странная процессия.
Блистающие и Придатки.
И как только кто-то из них проходил мимо моего холма - я слышал Имена, незнакомые мне, еле различимые в раскатах хриплого грома.
Придаток Артур Пендрагон и Блистающий меч Эскалибур, Придаток Тетра, король фоморов, и Блистающий меч Орна, одноглазый Придаток Один и копье Хунгнир; божественный Придаток Луг, искусный в ремеслах, и копье Ассал; чернокожий лев Антара Абу-ль-Фаварис и меч аз-Зами, Сусаноо-но-Микото, неистовый бог-Придаток ветра и морских стихий, и его Блистающий меч Десять дланей…
Они шли и шли, и я уже не понимал, кто из них Блистающий, а кто - Придаток; они шли, и гремел гром, и этому не было, не могло быть конца.
Этому не было даже начала.
Зигфрид и его меч Грам, Фрейр и меч Хундингсбана, Тор и боевой молот Мьелльнир; Келтхайр, сын Утидира, и копье Луйн, Роланд и его меч Дюрандаль, Магомет, пророк Божий, и его мечи - Джуль Факар, что значит "Пронзатель", Медхам, что значит "Острый", аль-Баттар, или "Рассекающий", Хатей, или "Смертоносный", и еще два копья - аль-Монсари и аль-Монсави…
И я проснулся, когда гром превратился в голос - усталый, хриплый, слегка севший, словно после долгого крика.
- Будь проклят день, когда оружию стали давать имена! - сказал тот голос.