- А, наконец-то вы пришли, Уэссекс, - произнесла вдовствующая герцогиня. - Вы ведь знакомы с леди Роксбари? Ну да, конечно; вы с ней даже помолвлены - сколько уже лет? - Герцогиня сделала паузу, но ни Уэссекс, ни Роксбари ей не ответили. Они словно лишились дара речи.
- Присаживайтесь же, Уэссекс, а я пока велю Лэнгли принести чай, - улыбнулась герцогиня.
Не в силах удержаться, Сара то и дело поглядывала на даму Алекто, компаньонку вдовствующей герцогини, незаметно пристроившуюся в углу гостиной. Но дама Алекто умела не только привлекать к себе внимание, но и, при необходимости, уклоняться от него, и Сара волей-неволей была вынуждена принять участие в беседе.
- Думаю, все мы с нетерпением ожидаем начала нынешнего блестящего сезона, - небрежно произнесла герцогиня. - Особенно если учесть, что на святки должна состояться свадьба принца.
- Принцесса Стефания должна приплыть в Англию где-то через месяц, - вежливо поддержал беседу Уэссекс - Думаю, она высадится в Шотландии и направится в Лондон через Йорк.
За какие-нибудь полчаса, прошедшие с момента прибытия герцога, Сара невзлюбила его еще сильнее - за ту легкость, с которой он откликался на каждую реплику вдовствующей герцогини. Положительно, этот человек не привык лезть за словом в карман.
- Все будут стремиться принять принцессу у себя, - сказала герцогиня. - Даже если принц Джеймс так и не смирился с этим браком, король Генрих всемерно желает его заключения, а это главное. Нам, конечно же, непременно следует пригласить принцессу на ваш свадебный бал; ее появление будет равносильно признанию того, что король одобрил ваш союз.
Беседа сбилась с ритма, и на краткий миг в комнате воцарилась тишина: герцог Уэссекский подыскивал достойный ответ. Сара, убаюканная размеренной беседой, в которой она не принимала особого участия, не сразу поняла, что именно было сказано. Когда же до нее дошел смысл слов герцогини, молодая женщина онемела.
- Простите, бабушка, что вы сказали? - в конце концов переспросил Уэссекс.
- А что такое? - невозмутимо отозвалась вдовствующая герцогиня. - Девяти лет помолвки должно быть довольно для любого мужчины. Тебе уже тридцать три - самое время жениться. У нас как раз хватит времени, чтобы объявить о предстоящем браке. Свадьбу можно сыграть в июне, чтобы не казалось, что она слишком уж явно приурочена к прибытию принцессы.
Уэссекс бросил на Сару бесстрастный взгляд, и молодая женщина, к собственному удивлению, истолковала этот взгляд как безмолвный крик о помощи. Но Сара понятия не имела, чем она могла бы помочь герцогу. И Гарднер, и Нойли говорили о помолвке леди Роксбари с Уэссексом как о чем-то само собой разумеющемся, и на фоне общественных ожиданий какое имело значение, что Сара считает этого человека холодным, бесчувственным уродом?
- Я не принимала решения выходить замуж за его светлость, - услышала Сара свой голос, словно откуда-то издалека.
Это замечание должно бы было порадовать герцога - неблагодарный, он стремился к этому браку ничуть не больше ее самой! - но Уэссекс вдруг ни с того ни с сего сердито взглянул на Сару и вскочил на ноги.
- Бабушка, это несерьезно! - произнес он. - Помолвка, заключенная в детстве, - кто в наше время считается с такими вещами? Всем известно, что я ни в коей мере не связывал свои интересы с маркизой…
- Вы были официально помолвлены, когда Саре исполнилось шестнадцать. Это трудно назвать детством - да и ты уже был отнюдь не ребенком, - перебила его герцогиня и с иронией добавила: - И всем известно, что вы не далее как на прошлой неделе удостоили Мункойн своим присутствием. Уэссекс, мне бы никогда и в голову не пришло, что вы можете быть столь непредусмотрительны - ходить с девушкой в "Альмэкс", появляться с нею повсюду! А ведь у вас не было бы недостатка в приглашениях, стоило лишь дать понять, что вы готовы принимать их.
Сара поняла, что она могла с тем же успехом вовсе здесь не присутствовать: Уэссекс спорил со своей бабушкой, а вовсе не с ней.
- Но, бабушка, я не желаю принимать их. Человеку в моем положении - ведущему определенный образ жизни - есть о чем думать помимо того, чтобы связывать себя по рукам и…
- Да, - парировала герцогиня. - Например, о том, что пора дать герцогству наследника.
Уэссекс вспыхнул и уставился куда-то поверх головы Сары. Сердце девушки забилось быстрее: эти двое обсуждали ее будущее, а на нее обращали внимания не больше, чем на пустое место!
- Я не собираюсь замуж! - громко повторила Сара еще раз. - Ни за герцога Уэссекского, ни за кого-либо другого.
- Но почему же, дитя? - мягко спросила герцогиня. Оказалось, что она вполне способна прислушаться к Саре, когда это совпадает с ее намерениями.
От столь резонного и рассудительного вопроса мысли Сары безнадежно смешались. Она уставилась на герцогиню, едва сдерживаясь, чтобы не вытаращиться самым дурацким образом.
- Потому, что довольно странно будет выглядеть свадьба, на которую не явится жених, - срывающимся голосом произнес Уэссекс.
- Или невеста! - с жаром подхватила Сара.
- Но, дорогие мои, у меня уже готов список гостей для свадебного завтрака, - сказала герцогиня все тем же мягким тоном.
На этот раз Уэссекс ничего не ответил, а просто схватил со столика свои перчатки и трость.
- Бабушка, и вы, ваша светлость, - благодарю за прекрасно проведенное время.
Герцог поклонился с подобающей вежливостью, развернулся и стремительным шагом удалился, прежде чем кто-либо из женщин успел хоть что-то сказать.
- Ах, - произнесла вдовствующая герцогиня, явно довольная подобным исходом, - по-моему, все идет неплохо. Тебе не кажется, дорогая? Мужчины в этом отношении похожи на молодых жеребчиков: нужно показать им упряжь и дать разок-другой удрать от нее. А потом уже можно спокойно их запрягать.
9 - СУМАТОХА ВОКРУГ ПРИНЦА
СЕНТ-ДЖЕЙМССКИЙ ДВОРЕЦ был расположен между Сент-Джеймс-парком и Грин-парком, чуть южнее Вестминстера и здания парламента. К востоку от него находился Букингемский дворец, а к западу расположились казармы Королевской конной гвардии. Его парки и озера на протяжении трех столетий служили пристанищем английскому королевскому дому - с того самого времени, как Генрих Восьмой занял место, где прежде размещалась Сент-Джеймсская лечебница, дабы построить там новый дворец. Красные кирпичные стены Сент-Джеймса видели последнюю ночь короля-мученика, Карла Первого. Суждено им было и увидеть, как потомок дома Стюартов, бросая вызов всему свету, разместил свой двор в тех же самых стенах.
Хотя с тех пор Стюарты, эти вечные бродяги, возвели для себя немало величественных зданий, ни одно из них не могло вытеснить из сердца английских монархов воспоминания о великолепии Сент-Джеймсского дворца. В его парках горделиво выступали лебеди и павлины, прогуливались великосветские модницы, и крестьяне до сих пор гоняли через него свой скот на бойни лондонского Вест Энда. Безумие, охватившее Европу, не затронуло этих мест; напротив, в здешних пределах казалась безумной сама мысль о том, что народ вообще может восстать - снова - и в порыве упрямого, бессмысленного иконоборчества казнить своих законных правителей.
Но во Франции именно это и произошло. И отголоски этой резни ощущались даже здесь, в этом величавом здании под английским небом.
В беспримерных по роскоши покоях, расположенных в восточном крыле Сент-Джеймсского дворца, наследник соединенного королевства Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльса одевался для аудиенции у своего отца.
- Ох, нет, Бруммель, не это - это папе совершенно не понравится!
Яков Карл Генрих Давид Роберт Стюарт, принц Уэльский и герцог Глостерский - а для своих многочисленных друзей просто принц Джейми, - был молод: всего-то девятнадцать лет. Каштановые волосы и сверкающие глаза наглядно свидетельствовали, что в нем текла кровь Стюартов и Плантагенетов. Принц был младшим из пяти детей королевской четы, но при этом - единственным сыном, и на него сейчас возлагала свои надежды не только Англия.
Хотя отец принца, король Генрих, человек крепкий и выносливый, мог оставаться на престоле еще не одно десятилетие, принц Джейми был достаточно честолюбив, чтобы стремиться занять собственное место на мировой сцене и наложить отпечаток на новый век. Когда ему того хотелось, принц мог быть обаятелен, как дьявол, - или как Стюарт, - но до нынешнего момента король оставался глух к мольбам и лести своего помешавшегося на армии сыночка.
- Ох, Бруммель, хватит! - взволнованно воскликнул Джейми, обращаясь к своему слуге. - Этот камзол вполне сойдет - я и так уже почти опаздываю на беседу с папой!
Принц подхватил камзол - тот самый, что был строго раскритикован всего лишь несколько мгновений назад, - и принялся натягивать его. Слуга скривился, словно от боли, и приблизился, чтобы помочь принцу.
- "Вполне сойдет" - это не то, что нужно, ваше высочество, особенно в тех случаях, когда вам хочется подтолкнуть его величество к чему-то такому, чего он делать не желает, - назидательно произнес слуга.
Слугу звали Джордж Брайан Бруммель, и ему было двадцать шесть лет - то есть не намного больше, чем принцу. Бруммель обладал весьма выразительными чертами лица, слегка вьющимися темными волосами и серыми глазами и, несмотря на молодость, успел приобрести репутацию диктатора и arbiter elegantarum, достаточно устойчивую, чтобы привести его на королевскую службу.
- Ничего, пожелает, - проворчал Джейми. - Не вижу, с чего вдруг я должен быть единственным в королевстве мужчиной, которому запрещают принять участие в войне в Испании, когда все прочие могут отправляться туда, когда захотят?
- Место корнета в гусарском полку стоит две тысячи фунтов, ваше высочество, - мне это точно известно, - строго произнес Бруммель. Прошлое слуги во многом было загадкой; поговаривали, будто он служил в армии, но проиграл свой офицерский патент и вынужден был вернуться к фамильному делу. - А ваше высочество слишком умны, чтобы не разглядеть, что на самом деле кроется за нежеланием его величества отпустить вас.
Но в данном конкретном случае принц не желал внимать никаким доводам. Вывернувшись из рук слуги и безжалостно сорвав камзол, Джейми подскочил к камину и схватил с каминной полки миниатюру в золотой рамочке: портрет белокурой девушки в горностаевой мантии и жемчугах.
- Как мне надоело это создание! - почти беззвучно выдохнул Джейми, сердито глядя на ни в чем не повинный портрет принцессы Стефании Юлианны, его предполагаемой невесты. Он давно уже знал, что ведутся переговоры по поводу этого брачного союза, - с ним не советовались, но все же его поставили в известность, - однако с беспечностью молодости полагал, что до дня расплаты еще далеко. Но не прошло и двух месяцев после заключения помолвки, как отец объявил ему, что свадьба состоится в сентябре этого года, положив тем самым конец беззаботной холостяцкой жизни Джейми. А что касается мечтаний принца о героических сражениях против врагов Англии…
Джейми повернулся к Бруммелю, не замечая в запале, что потрясает портретом принцессы.
- Конечно, мужчине и принцу подобает жениться - но мне же еще нет двадцати! В этом возрасте еще так много предстоит сделать! Ну почему папа так настаивает, чтобы свадьба состоялась именно сейчас? Помолвка и сама по себе отлично послужила бы политике мистера Питта, а мне бы жилось намного лучше.
- А что, если ваше величество убьют в сражении? - поинтересовался Бруммель с вкрадчивой наглостью, являвшейся одновременно и его личной маркой, и его привилегией. - Если корона перейдет к старшей из ваших сестер?..
- А, этой зануде Марии! - без обиняков выпалил принц, взмахом руки отметая саму мысль о старшей сестре (она вышла замуж за какого-то чрезвычайно неприятного немецкого князька). - Ну а мне-то как быть? Ведь нельзя же замыкать меня, запирать, держать под замком - лишать права на приключения, которое от рождения имеет каждый мужчина!
- Конечно-конечно, ваше высочество, - со вздохом отозвался Бруммель. - Никак нельзя.
Он пересек комнату следом за своим неугомонным подопечным и, сняв с вешалки камзол из бутылочно-зеленой парчи с отделкой из шелка того же цвета, попытался набросить его на плечи принцу.
- Вы опоздаете, ваше высочество, - спокойно сказал Бруммель. - Вам лучше бы пойти и еще раз изложить отцу свои доводы.
Джейми размашистым шагом вышел из комнаты истинный принц с головы до пят. Принц, но очень юный и столь же безрассудный, как и любой из его предков, проживших непростую жизнь. К несчастью, Джейми находился в том возрасте, когда мир становится тесен, а безрассудства любого рода кажутся серьезнейшим на свете делом. Бруммелю оставалось лишь надеяться, что его господин усвоит этот урок… в свое время.
- Но, папа!.. - попытался возразить Джейми.
- Довольно! - рявкнул король Генрих. Генрих стал королем Англии в тридцать лет, после того как его отец, Карл Пятый, - столь же веселый, как и Карл Второй, но куда более безрассудный - погиб на поле боя в Нидерландах. Вместе с короной Генрих унаследовал сеть союзов, меняющих свои цели в зависимости от обстановки, политические связи с Европой, которая, казалось, местами только-только вышла из темных веков, и блестящего, ненасытного, непримиримого врага - Наполеона Бонапарта, Великого Зверя, поселившегося в Европе.
Возвысившись от первого консула до императора, злобный Корсиканский Гений выигрывал битву за битвой, передвигал войска по шахматной доске, в которую он превратил Европу, и претендовал на целые страны, как на шахматные клетки. Бонапарт желал заполучить и Англию, а Генрих намеревался противостоять тирану, даже если ради этого пришлось бы довести до нищеты все королевство и продать в рабство всех своих детей.
Союз с Данией был для Генриха даром Господним: он должен был лишить Бонапарта плацдарма для вторжения в Шотландию, страну, которая исторически больше тяготела к Франции, чем к Англии. Шотландцы так до конца и не признали союза с Англией, заключенного после того, как Яков Шестой, король Шотландии, после смерти великой королевы Елизаветы стал Яковом Первым, королем Англии, и этот неуправляемый народ мог отнестись к французским войскам как к союзникам, а не как к противникам.
Если такое случится, Генрих получит Корсиканского Зверя, притаившегося на его северной границе, - а Север, как, к величайшему прискорбию, всегда было известно их семейству, - это тлеющий трут, и довольно малейшей искры, чтобы вспыхнуло пламя войны, обращенной против короля в Лондоне.
Но если принцесса Стефания станет женой наследника английского престола и будет подписан датско-английский договор - заставляющий Данию присоединиться к борьбе России, Пруссии и Англии против Бонапарта и дающий английским судам свободный доступ в датские порты, - еще одна брешь в броне острова будет заделана, и король Генрих сможет от бесконечной защиты перейти к подготовке наступления.
Но русский царь Александр и прусский король Вильгельм не разделяли оптимизма Генриха. Они подозревали, что союз с Данией сорвется в последнюю минуту или что чересчур нейтральная Дания сумеет извернуться таким образом, что этот союз пойдет на пользу только ей, но никак не Англии. А если вдруг Англия падет и Тройственный союз рассыплется, России и Пруссии придется принять на себя всю тяжесть ответного удара Наполеона.
- Но, папа, я… - предпринял еще одну попытку Джейми, но король оборвал его:
- Я сказал - нет, и не желаю больше об этом говорить…
- Я не прошу у тебя офицерского патента, - с горечью произнес наследник короля. - Я отлично знаю, что ты не дашь мне такого шанса отличиться! Все, чего я прошу, - это позволения поехать туда, чтобы понаблюдать за ходом боевых действий, - ведь дедушка часто так делал…
- Ага, и кончилось это для него просто распрекрасно! - огрызнулся Генрих.
Юный принц в изумлении воззрился на отца; король не часто бывал с ним так резок.
- Я принял решение, Джейми, и я его не изменю. Я запрещаю тебе покидать Англию. Здесь, дома, можешь устраивать со своим полком какие хочешь учения - или найди себе другую забаву. Но я не допущу, чтобы тебя прикончили где-то в чужой стране.
На миг принц застыл в оскорбленном молчании, потом отвесил преувеличенно вежливый поклон и, не проронив ни слова, вышел.
Король вздохнул. Он мог бы вернуть Джейми и потребовать, чтобы тот извинился, но он слишком хорошо знал, как раздражали юношу эти ограничения. Наследники царя и прусского короля - оба они находились в действующей армии - постоянно настаивали, чтобы Генрих прислал своего сына в штаб союзных войск, дабы тот занял подобающее ему место. Но хотя это место располагалось вдали от поля боя, Генриху крайне не хотелось отпускать своего сына и наследника из Англии, обеспечивающей хотя бы относительную безопасность. Французские корабли рыскали по Ла-Маншу, словно голодные акулы, а бонапартовские методы ведения войны на суше не отличались честностью. И уж вовсе неоспоримым доводом оказывался тот факт, что подписание договора с Данией было приурочено ко дню свадьбы Джейми. Не будет принца - не будет и договора.
Но встречи с отцовскими министрами, как бы они ни были важны для управления страной, проигрывали в сравнении с романтикой сражений. Король должен разбираться в дипломатии; она - основа искусства управления государством.
К несчастью, король зачастую должен разбираться и в войне.
Но не сейчас. О Господи, только не сейчас!
За последние две недели Сара узнала многое - в том числе, насколько скандальны все ходящие по Лондону слухи о маркизе Роксбари. Кажется, раньше она этого не замечала - по крайней мере, она не походила на человека, проведшего последние несколько лет в эпицентре скандалов, - но факт был неоспорим. Благовоспитанные девушки не живут в своих городских домах почти что без присмотра старших. Благовоспитанные девушки не держат собственных экипажей. Благовоспитанные девушки не катаются в Грин-парке в не подходящее для светских прогулок время в сопровождении одного-единственного грума.
Благовоспитанные девушки посещали "Альмэкс", закрытый клуб любительниц вальса, на Кингз-стрит. А леди Роксбари не посещала.
Не то чтобы она не удостаивалась приглашений на светские приемы. С самого приезда в Лондон не проходило дня, когда леди Роксбари не казалось бы, что ее жизнь перенасыщена разнообразными визитами. Сара была совершенно уверена, что если бы не укрепляющее лекарство, которое Нойли добросовестно скармливала ей по утрам и вечерам, она бы не выдержала этого бесконечного светского раута.
Но чутье Сары, столь же безошибочное, как у лесного охотника, подсказывало: эти приемы, несмотря на весь их блеск, были "не теми" - не теми, которые давали самые респектабельные дамы высшего света.
Сара не была уверена, что ей так уж хочется бывать на "тех" приемах, - чем благонравнее вечеринка, тем она скучнее, не так ли? - но вдовствующая герцогиня Уэссекская прилагала все усилия, чтобы укрепить репутацию Сары в глазах драконов, стороживших высший свет. Вскоре Сару должны были официально представить королю Генриху во время дворцового приема, и вечером того же дня герцогиня намеревалась дать блестящий бал. Бал должен был состояться в Херриард-хаусе, поскольку в городском доме самой герцогини не имелось достаточно просторного бального зала, и обещал стать чрезвычайно респектабельным; туда наверняка явятся и дамы из "Альмэкса".