Убитых в моем войске оказалось всего трое – двое часовых, которых татары зарубили во дворе перед воротами, когда те пытались убежать, бросив боевой пост, а третьего бойца застрелил лучник, когда мы открыли огонь из казармы и один из налетчиков все-таки успел выпустить единственную стрелу. Парню просто не повезло, стрела попала ему точно в глаз. Было еще четверо легкораненых, но они получили не боевые травмы – двоих бойцов помяли перепуганные лошади, которых они попытались поймать, третий подвернул ногу, а четвертый порезался, наступив на валявшийся на земле нож.
Противник потерял пятьдесят два человека убитыми, и четверых мы взяли в плен. Правда, среди нападавших оказалось много тяжелораненых, которых я приказал добить, чтобы они зря не мучились. По нынешним временам практически любое огнестрельное ранение в грудь или живот – верная мучительная смерть, поэтому мой приказ являлся актом милосердия, а не заскоком садиста. Чтобы хладнокровно резать раненых, нужна привычка, и это необходимо сделать, пока бойцы не отошли от боевой горячки. Во дворе усадьбы мы также настреляли двадцать четыре лошади, а остальные ускакали в открытые ворота. При этом взбесившиеся кони насмерть растоптали полтора десятка своих же хозяев, которые бросились к лошадям, чтобы спастись бегством.
Самой большой неожиданностью оказалось то, что на усадьбу напали не татары, а самые настоящие русские, закосившие под татар. Действительно, среди налетчиков было полтора десятка татарских воинов, но руководил налетом боярин Путята Лопахин собственной персоной, родовая вотчина которого находилась в двадцати верстах от Вереи. Среди убитых также оказались младший брат Путяты и бывший тиун боярыни Пелагеи Андрей Мытник. Сбежавший тиун, похоже, и был инициатором нападения на усадьбу – предатель таким способом хотел втереться в доверие к новому хозяину.
Высланная мною в Верею разведка вернулась через час и доложила, что налетчики там порезвиться не успели, по-видимому решив сначала захватить боярскую усадьбу, а уж потом заняться мародерством в деревне. Я отправил разведчиков назад с приказом привести мужиков с подводами, чтобы вывезти из усадьбы людские и лошадиные трупы, а сам пошел к боярыне с докладом.
Пелагея лежала на кровати в своей опочивальне бледная как смерть, а вокруг нее суетилась толпа дворни, в момент опасности бросившей хозяйку на произвол судьбы. Я вкратце доложил обстановку, решив не беспокоить длинным докладом перенесшую стресс боярыню, но Пелагея с трудом поднялась с постели и приказала вывести ее во двор. Похоже, мой бравый доклад не убедил перепуганную женщину, и она захотела увидеть все своими глазами.
Женщины точно существа с другой планеты, потому что сначала делают, а уже потом думают. Лучше бы боярыня осталась лежать в постели, потому что уже через несколько минут ее принесли назад без сознания. Гора голых окровавленных трупов кого угодно до смерти напугает, а тут женщина, которая, наверное, даже курицы в жизни не зарезала. Хотя что это я к боярыне пристал? Едва ли не каждого второго мужика водой отливали, когда из Вереи пришел обоз, чтобы вывозить трупы. В общем, нарубили мы мяса мама не горюй, но на этом кровавая бойня не закончилась. Потому что утром меня вызвала Пелагея и приказала отправляться в Колпино – усадьбу Путяты Лопахина – и сжечь дотла гнездо змеиное.
Приказ на то и приказ, чтобы его выполнять, а не пререкаться с начальством, хотя от этой затеи пахло человеческой кровью. Однако если трезво смотреть на вещи, Пелагея была в своем праве, ведь это ее хотел убить и ограбить Путята со своими архаровцами. Если бы нападение имело под собой законную основу, не стал бы боярин косить под татар и не пошел на штурм, не предложив сдаться. Ответка за кровавый налет должна была быть по любым понятиям, но мне не хотелось наломать дров, чтобы не остаться крайним, когда власти начнут разбирательство произошедших событий. Приказ приказом, но голова дана человеку для того, чтобы ею думать, а не только жевать.
Выйдя из терема, я приказал десятникам готовить первый и второй десяток к ответному визиту в Колпино, а сам решил не пороть горячку и предварительно выяснить, чем мне может грозить эта карательная экспедиция. Конечно, пятнадцатый век не двадцать первый, но беспредельщиков во все времена не любили, и даже в средневековой Руси существуют свои законы. Поэтому после недолгих размышлений я отправился за советом к ключнику Митрофану.
Старый вояка во время штурма не растерялся и спрятался на конюшне вместе с конюхами, вот и не попал под раздачу. Пока бойцы седлали уцелевших лошадей и надевали на себя наименее пострадавшую от пуль и картечи трофейную броню, я беседовал с ключником за жизнь. Митрофан мне доходчиво разъяснил, что Колпино нужно захватывать по-любому и желательно взять пленных из родственников Путяты, которые станут свидетелями на княжьем суде. Такое кровавое дело не обойдется решением княжеского боярина – это что-то типа местного смотрящего, назначенного великим князем, и боярыне придется ехать в Москву в Разбойную избу.
Как оказалось, за погибшим Путятой уже подозревали грешки подобного рода, но за руку его никто не поймал, а сплетни и слухи к делу не пришьешь. Правда, жил покойный явно не по средствам, так как в его уделе имелись всего три деревеньки с сотней мужиков, а холопов в боярской усадьбе было не меньше, чем у родовитого князя. На какие шиши, спрашивается? Митрофан посоветовал мне захватить в плен жену Путяты и его младшего сына, так как старший тоже погиб во время штурма, и его труп только что опознали пленные.
– А если жена Путяты заявит, что они просто наведались в гости к нашей боярыне, а мы их подло убили? – спросил я.
– Конечно, сначала она так и скажет, да только на дыбе даже матерые мужики всю правду говорят. Но я думаю, что до дыбы не дойдет. Постращают бабу в Разбойной избе, и она сразу все расскажет, чтобы спастись от допроса с пристрастием. Боярыню с детьми все равно в монастырь сошлют, так лучше ей уехать в ссылку на своих ногах, а не калекой убогой, – объяснил мне ключник.
Митрофан также присоветовал мне не жечь усадьбу Путяты, ибо она отойдет в казну великого князя и будет пожалована кому-нибудь из его приближенных за службу, а портить отношения с будущими соседями не следует. Все, что сумеем взять в усадьбе на меч, – по праву добыча боярыни, и все, что увезем, по Русской Правде будет наше.
Выслушав советы ключника, я понял, что серьезно плаваю в местном законодательстве, и, решив взять старого воина с собой в Колпино в качестве начальника штаба, сразу повесил на него подготовку этого мероприятия. Митрофан как будто ждал такое предложение и шустро похромал во двор, откуда уже через минуту послышался его командный рык. Как все-таки быстро меняет человека власть! Всего пять минут назад ключник был дедуля божий одуванчик, а теперь ведет себя словно атаман банды разбойников.
Как бы то ни было, но с помощью опытного в таких делах воина дружинники уже к вечеру были готовы к набегу. Митрофан настойчиво уговаривал меня прямо в ночь отправиться в набег, чтобы уже поутру захватить усадьбу Путяты. По всем раскладам, в Колпине должны остаться не больше десятка боевых холопов, да и то не лучших, поэтому серьезного сопротивления не будет. А если поторопиться, то можно застать жену Путяты врасплох, хотя шансов на это мало, потому что у Путяты в Верее наверняка были свои соглядатаи из местных.
Я доложил о намеченных планах боярыне и получил от нее "добро" на набег. Мы с Митрофаном проинструктировали десятника, остающегося на хозяйстве в усадьбе, после чего я направился к коню, на котором должен был возглавить свой первый боевой поход. Однако Митрофан меня остановил и практически силком заставил надеть тегиляй и кольчугу, а также вручил саблю и кинжал покойного Путяты.
Артачиться было глупо, потому что положение обязывает соответствовать возросшему статусу, но перспектива таскать на плечах пуд бесполезного железа меня не особо радовала. Однако Митрофан оказался провидцем и фактически спас мне жизнь, поскольку новоявленный боярский сын Алексашка все-таки словил две стрелы во время набега на Колпино. Оказалось, что стеганые телогрейки, как я пренебрежительно обозвал тегиляи, отлично держат стрелу и мало чем уступают железному панцирю.
Когда дружина выехала за ворота, начало темнеть, но небо было безоблачным, и луна неплохо освещала дорогу. Уже миновал Покров, однако погода стояла теплая, и пора золотой осени, которую так любил Александр Сергеевич Пушкин, затянулась. Впрочем, многие деревья уже сбросили листву, и лес стал прозрачным, что усложняло устройство засады. Конечно, после разгрома банды такая опасность была чисто гипотетической, но береженого Бог бережет. Сбиться с лесной дороги было невозможно, и к рассвету мы не торопясь доехали до вотчины боярина Путяты. Командование штурмом я доверил более опытному в этих делах Митрофану, а на себя взял общее руководство. Увы, но высланные вперед разведчики быстро вернулись и доложили, что боярская усадьба пуста.
Семейство Путяты сбежало, скорее всего, еще прошлым вечером, и в усадьбе царил настоящий разгром. Побродив по пустым комнатам, я вышел во двор и отправил в Верею гонца за обозом, чтобы вывезти трофеи, а сам стал совещаться со своим заместителем, что нам делать дальше. Пока мы прокачивали разные варианты, к нам подбежал один из дружинников и доложил, что позади усадьбы обнаружены следы, ведущие в лес. Парень был выходцем из деревни лесовиков и оказался неплохим следопытом, поэтому заметил следы, которые пытались замести беглецы. По его словам, с боярыней уехали меньше десятка холопов, потому что лошадей было всего восемь, да и наверняка две из них были вьючными. Следы были свежими, а следовательно, у нас появился хороший шанс настигнуть беглецов.
Я оставил Митрофана с шестью бойцами в захваченной усадьбе разбираться с трофеями и ждать обоза из Вереи и с остальными бойцами отправился в погоню. По расчетам нашего следопыта, боярыня с холопами сбежали поздно ночью, но наш отряд передвигался по хорошей дороге, где при свете луны можно было ориентироваться, а на лесной тропе ночью особо не разгонишься, и беглецы не должны были далеко оторваться. Мы скакали по хорошо заметным следам примерно до полудня, но неожиданно следы разделились и ушли в лес поодиночке.
На этом месте погоня застопорилась, поэтому мне пришлось остаться на тропе с парой бойцов, а остальные отравились каждый по одному следу. Примерно через час все вернулись и доложили, что следы заканчиваются у лесной речки и на противоположном берегу отсутствуют, а значит, беглецы ушли по руслу реки.
Основная проблема была в том, что мы не знали, вниз или вверх по течению поехал отряд боярыни, а если разделиться, то у нас не будет численного преимущества над противником и мы из охотников легко можем стать дичью.
Способ, которым беглецы оторвались от погони, натолкнул меня на неожиданную мысль: а не в разбойничий ли лагерь ускакала боярыня?
Путята наверняка давно разбойничал в округе, и может статься, что грабеж на Рязанской дороге был одной из статей его незаконного обогащения. Я спросил, в какой стороне проходит Рязанская дорога, и бойцы уверенно показали на северо-запад, поэтому мы поскакали вниз по течению реки. Через пару часов наш отряд выехал к проезжей дороге, и бойцы заявили, что это и есть дорога на Рязань.
Теперь у меня не было сомнений, что беглецы направились в разбойничий лагерь, и отряд не мешкая продолжил путь по руслу реки. Вскоре мы доехали до ручья, впадающего в речку, где один из бойцов заметил на мелководье след лошадиного копыта, который еще не размыло водой. Мы свернули в ручей и поехали дальше, соблюдая осторожность.
По моим прикидкам, разбойничий лагерь находился где-то поблизости, и у бандитов наверняка выставлены дозоры. Чтобы не попасть в засаду, я приказал бойцам спешиться и, растянувшись цепью, идти вдоль ручья. Увы, но такая предусмотрительность не спасла нас от неприятностей, и мы все равно напоролись на засаду. Вернее, это была не засада, а сторожевой дозор, который заснул на посту и заметил нас, когда бежать было уже поздно. Вот здесь я и словил две стрелы, прилетевшие мне в грудь из кустов. Спасибо настойчивости Митрофана – я отделался синяками, так как ненадежный на вид тегиляй и кольчуга фактически спасли мне жизнь.
Перед прочесыванием берегов ручья мои бойцы получили строгий приказ не стрелять из ружей, а потому действовали только холодным оружием и даже сумели взять одного из дозорных живым. На этот раз не все прошло гладко, как мне того хотелось, и двое бойцов получили ранения, но, к счастью, несерьезные.
Дозорными оказались два совсем молодых парня, у которых еще даже не начала расти борода. С непривычки умаявшись во время ночного бегства, они и заснули на боевом посту. После короткого допроса выяснилось, что в бандитском лагере помимо боярыни с сыном и дочерью еще одиннадцать боевых холопов, из которых только четверо опытные татарские воины, а остальные недавно принятые на службу закупы. Мы также узнали, что у Рязанской дороги выставлен еще один сторожевой пост, правда, всего из одного бойца, а прочие спят после тяжелой ночи.
Если верить словам пленного, то боярыня собиралась уже завтра утром уехать в Рязань к дальним родственникам, а сейчас она вместе с детьми отдыхает в одной из землянок. В бандитском лагере мне уже доводилось побывать, и я хорошо запомнил расположение всех построек. Чтобы свести возможные потери к минимуму и каждый боец знал свой маневр, мне пришлось начертить на земле план бандитского лагеря. После инструктажа отряд выдвинулся на исходную позицию, и по моему сигналу бойцы пошли на штурм.
Главную проблему составляли татарские воины, являвшиеся личной охраной боярской семьи, поэтому я взял их на себя, а разобраться с остальной шайкой поручил дружине. На этот раз все прошло без сучка без задоринки, и бой в лагере больше походил на избиение младенцев. Татарин-часовой заснул у костра, а его товарищи спали рядом, так что пристрелить эту четверку не составило особого труда. Остальные боярские холопы никакого сопротивления не оказали и сразу сдались в плен.
Оставшись без охраны, жена Путяты подняла дикий визг, и дородную, весом далеко за сто килограммов бабищу пришлось вчетвером вытаскивать из землянки за волосы. Двенадцатилетний боярич бросился на дружинников с кинжалом, но мальца мгновенно обезоружили и скрутили. Семилетняя сестренка боярича от испуга впала в ступор и не осознавала, что происходит вокруг.
Детей, конечно, жалко, но всю ответственность за их беды несут родители, так что вины за происходящее на мне не было. Вместе с боярским семейством нам достались в качестве трофеев: оружие татар и холопов, четырнадцать лошадей со всей сбруей, а главное, боярская казна.
Награбил Путята много, только мешок с серебром весил почти два пуда, к тому же при личном досмотре на груди боярыни был обнаружен мешочек с золотыми монетами и украшениями весом на полкило. Правда, самих денег среди добычи было меньше трети, в основном это были серебряные слитки, посуда и различные поделки из серебра, а также позолоченные оклады, содранные с икон. Видимо, банда Путяты не убоялась Божьей кары и ограбила монастырь или церковь. С золотом та же история – золотых монет, которые назывались ромейскими цехинами, в заначке боярыни оказалось всего пять штук, остальное было представлено кольцами, нательными крестами и цепочками.
Увы, но золото оказалось низкопробным, а качество изготовления ювелирных изделий не вызывало особого восторга, однако по нынешним временам это все равно бешеные деньги, на которые можно много чего купить. Правда, реализовать нашу добычу тоже было далеко не просто из-за отсутствия покупателей на награбленное Путятой. У серебра и золота могли найтись истинные хозяева, поэтому проще переплавить серебро в гривны, но тогда трофеи потеряют половину своей стоимости. Однако как ни крути, теперь вдовствующая боярыня Пелагея Воротынская стала завидной невестой, да и мне болезному наверняка что-то перепадет из добычи.
Закончив сбор трофеев, мы погрузили их на лошадей и отправились в Верею. Поздно вечером мое войско вернулось в усадьбу с победой. Я доложил Пелагее о результатах набега на Колпино и сдал трофеи и пленников. Митрофан все еще мародерствовал в усадьбе Путяты и, похоже, решил вывезти оттуда все до последнего гвоздя. Увы, но оказалось, что мне не с кем обмыть победу и похвастаться своими подвигами, поэтому я отправился спать.
Глава 8
Следующий день опять оказался заполнен под завязку неотложными делами и заботами, а также разбором полетов после нападения бандитов на боярскую усадьбу. Жестокая реальность заставила меня сделать срочные выводы из недавних ошибок и организовать караульную службу по всем правилам Устава гарнизонной и караульной службы, который я ненавидел всеми фибрами души, но знал хорошо.
Несмотря на конец октября, погода стояла на удивление теплая и снег еще не выпал. Однако зима была не за горами, и караульное помещение в надвратной башне срочно было оборудовано печкой, а также топчанами для отдыха начальника караула, часовых и разводящего. Перед дверями, ведущими из башни на стену, мои бойцы пристроили тамбуры, а бойницы получили надежные задвижки с глазками, чтобы посторонний не мог незаметно подобраться к башне и перестрелять караул.
В таком же срочном порядке в подклети боярского терема была организована тюрьма для захваченных в плен членов семьи Путяты и уцелевших бандитов. Холодный чулан рядом с кухней и поруб во дворе как место заключения не выдерживали никакой критики, а боярыня Ефросинья – так звали пленницу – и ее холопы должны были дожить до княжеского суда.
Рота усердно зубрила спешно составленный мною устав и репетировала развод караула по новым правилам, параллельно неся караульную службу. Теперь застать нас врасплох было сложно, и примерно через неделю жизнь усадьбы начала возвращаться в мирное русло, конечно, с учетом новых реалий. Боярыня все это время проболела и в мои дела не вмешивалась, а потому все нововведения были утверждены явочным порядком.
Пока я вносил коррективы в боевую подготовку и укреплял обороноспособность усадьбы и Вереи, Митрофан почти всю неделю провел в Колпине – грабил удел покойного Путяты. Опасаясь, что мужики растащат наши трофеи, мой начальник штаба всего пару раз приезжал в Верею с обозами, да и то на пару часов.
Наконец Митрофан Хромой окончательно вернулся в усадьбу с последним обозом награбленного добра, и у нас появилась возможность обсудить планы на будущее. Пелагея оправилась от болезни, но была еще слаба, и решение всех возникших проблем полностью легло на наши с Митрофаном плечи.