Рамус поклонился и вошел в кабинет.
Мойдарт, по обыкновению одетый в черное, стоял у окна. Его длинные, черные с сединой волосы были собраны в хвост. Он резко обернулся, кивнул и, как всегда, начал разговор с неприятной темы:
- До вас доходят новости с войны, аптекарь?
- Иногда, милорд.
- Слышали что-нибудь о моем сыне?
- Да, конечно. Его тактические маневры хвалят многие.
- Вы не знаете, есть ли у него враги?
- Нет, милорд, не знаю.
- Ну хорошо, это не важно. Идемте, я покажу вам новую картину. Признаться, я ей доволен.
Тяжелые облака увенчали грозную вершину величественного Кэр-Друаха. В сверкающей снежной буре виднелась человеческая фигурка, склонившая голову в борьбе с яростным ветром. Невероятно маленькая пред лицом природы, все же она источала решимость выжить и преодолеть все трудности, которые встретятся на ее пути. Мойдарт начал рассказывать об игре цветом, о том, как темно-синей краской оттенил сверкающую белизну снега. Но Рамус больше заинтересовался нарисованным человечком. Каждая линия, каждый штрих в ней привлекал его внимание. Прежде Мойдарт никогда не изображал людей.
Рамус подошел к картине поближе и посмотрел повнимательнее. Фигурка была смутно знакомой. Он отошел и посмотрел с другого ракурса. Легкий серый штрих - больше намек, чем мазок, указывал на бороду. Все встало на свои места.
- Это Хансекер, - сказал Рамус. Мойдарт удивленно посмотрел на картину.
- Возможно, - признал он, - хотя я об этом не думал. Человек появился в последний момент, без него пейзаж терял цельность.
Рамусу стало неуютно. Хансекер напомнил о другом Мойдарте, об обратной стороне его жизни. По всему северу гремела горькая слава Жнеца Хансекера. Он убивал невероятно острым серпом, и ни один враг Мойдарта не мог от него скрыться.
Аптекарь поежился. Мойдарт заметил его отвращение и промолчал. Рамус принадлежал к редчайшей породе людей, мягкосердечных до крайности. В его душе не таилось ни крупицы зла, не было там и умения понимать его.
Конечно, его мир не знал опасности и предательства. Его не поджидали за каждым углом коварные и безжалостные враги, готовые в любой момент ударить в спину.
Мойдарт снова посмотрел на картину. Да, на ней был именно Хансекер, никаких сомнений. Кому еще под силу пережить такую бурю?
Хансекер остановился на вершине холма и посмотрел на жалкие домики, сгрудившиеся на пристани. Прямо под домами на приколе стояли большие плоскодонки, покрашенные одна другой ярче. Хансекер никогда не понимал, как можно жить на воде. Ноги человека созданы ступать по твердой земле, а его дом должен быть из камня и дерева.
Высокая полная луна игриво посылала лучи, в которых сверкали кристаллики льда на его заиндевевшей раздвоенной бороде и лохматой медвежьей шкуре. Хансекер оперся на посох и оглядел берег реки. У него горело несколько костров, вокруг них собрались веселиться речные жители. Судя по доносившемуся до Хансекера смеху, они потребили уже немало спиртного. На реке играли местные детишки - катали по льду большие камни.
Жнец от всей души понадеялся, что среди собравшихся у костров не окажется искателей сомнительных приключений. Он устал, хотя не признался бы в этом даже себе. Изнутри по вискам давно уже барабанила головная боль.
Хансекер медленно спускался, сразу взяв направление на жилище Арана Подермила. Его дом стоял немного в стороне, из нижних окошек струился мягкий желтый свет.
Жнец спустился и попытался обойти гуляк. Их было примерно тридцать человек, многие щеголяли шрамами на лицах. Двое заметили его и предложили присоединиться. Хансекер не ответил и не остановился, но обернулся, когда услышал, что они устремились за ним.
- Обычай гласит, что пришлый человек должен разделить с нами трапезу, - сказал один, вызывающе ухмыльнувшись.
Этот здоровяк был высок, широк в плечах и лет на двадцать моложе Хансекера. Голову он обмотал красным шарфом, на плечи накинул полинялый малиновый плащ. Второй, с черной бородой, выглядел не таким могучим, зато тоже с красным шарфом. Он встал немного справа от Хансекера и положил руку на рукоять кинжала. Некоторые вещи никогда не меняются, устало подумал Жнец. Его пригласят разделить трапезу, накачают вином, а потом потребуют плату за угощение и, странное дело, но названная сумма будет равняться точному количеству монет в его кошельке.
- Пришелец здесь не я, а вы, - бесстрастно ответил Хансекер. - Так что возвращайтесь к своему вину и женщинам, а меня оставьте в покое.
- Ты мог бы быть и повежливее, - выпалил второй.
- Думаешь, меня волнуют чувства крысиных объедков, вроде вас? - поинтересовался Хансекер.
- Ну что ж, - с лица главаря исчезла улыбка, - похоже, кое-кто считает себя слишком сильным. Я правильно тебя понял, толстячок? - спросил он, сделав шаг вперед.
Хансекер улыбнулся и спокойно оправил раздвоенную бороду. Затем его левый кулак рванулся вперед, прямо в лицо противнику. Посох полетел на землю, а за ним и здоровяк, не ожидавший, что противник окажется быстрее него. Встать он не попытался. Хансекер лениво обернулся на второго разбойника, оторопело глядевшего на поверженного товарища, неуверенно тянувшегося за ножом и оглядывавшегося на своих товарищей у костра.
- Не будь идиотом, - посоветовал Хансекер достаточно тихо, чтобы собравшиеся у костра его не услышали. - У тебя же поджилки трясутся. Сам знаешь, если вытащишь нож, я тебя убью. Так что бери лучше своего приятеля и веди обратно к костру. Там можешь спросить, кто его так отделал. Когда услышишь мое имя, постарайся ненароком не обделаться.
Разбойник сглотнул слюну и убрал руку с рукояти кинжала. Хансекер подобрал посох и, злой на весь мир, направился к дому Подермила. В былые времена хороший удар помог бы ему расслабиться. А теперь свело шею. Что ж, зато головная боль прошла.
Он подошел к двери и постучал.
- Кто там? - проговорил тонкий, дребезжащий голос.
- Настоящий колдун не стал бы спрашивать, - ответил Хансекер. - Но что с тебя взять? Ты всего лишь жалкий мошенник.
Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул сухонький человечек с редеющими седыми волосами и глазами-пуговками. Увидев пришедшего, он радостно улыбнулся, сверкнув парой золотых зубов.
- Я не пользуюсь даром по пустякам, Хансекер.
- Ты хотел сказать, бесплатно. Дай мне войти, я весь продрог.
Аран Подермил освободил проход. Хансекер вошел, снял медвежью шубу и занял единственный стул у огня.
- Чувствуй себя как дома, - произнес старичок. Хансекер огляделся. Книги и свитки заполнили все полки, а оставшиеся огромной кучей лежали на столе. Подермил принес второй стул и тоже сел у огня.
- Ты выглядишь старым и усталым, - заметил он.
- Так и есть, - согласился Хансекер. - Так что перейдем сразу к делу.
- Мойдарт встревожен, - заявил Подермил, не дав своему гостю произнести ни слова. - Над его сыном нависла угроза, и он хочет знать, что за ней скрывается.
- Мне никогда этого не понять, - сказал Хансекер. - Что думает человек за тридцать миль отсюда, ты знаешь, а кто стоит у тебя за дверью - нет!
- Жизнь - загадочная штука. - Подермил весело блеснул золотыми зубами.
- Да, с этим не поспоришь, - согласился Хансекер.
- Я слышал, твоя ферма процветает. Армиям на юге нужно много скота, чтобы прокормиться. Ты, наверное, почти разбогател.
- Мойдарт хочет…
- Чтобы я пошел с тобой в Эльдакр. Ни за что.
- Глупое решение, Подермил. Мойдарт не из тех, кого стоит разочаровывать.
- Ты меня не понял. Я пойду в одиночку. За Мойдартом следят, но не постоянно. Ваш с ним разговор они пропустили, что хорошо, иначе я бы не согласился ни на какие условия.
- За Мойдартом никто не следит. Я бы заметил.
- Нет, - энергично покачал головой Подермил, - этих ты бы не заметил. Они витают в воздухе и невидимы для человеческого глаза. Их сила очень велика.
- Я тебе не деревенский простофиля, - улыбнулся Хансекер. - Избавь меня от этой чуши.
Старичок развел руками:
- Вы с Мойдартом говорили в самом верхнем покое его зимней резиденции. Стоя у окна на юго-запад, он спросил, не знаешь ли ты кого-нибудь, обладающего силой, - провидца или волшебника. Ты поразмыслил и назвал меня.
Хансекер заерзал на стуле:
- Все, пора разоблачать фокус. Рассказывай, как ты это узнал.
- Фокусы тут ни при чем, Хансекер. Проще говоря, провидец всегда слышит, когда упоминают его имя. Насколько мне известно, сейчас Мойдарт под наблюдением круглый день, но когда он отправляется спать, за ним не следят. Когда вернешься в Эльдакр, иди к нему после полуночи и скажи, что я приду, но он заплатит мне десять фунтов.
- Ты сошел с ума, Аран? Это больше, чем стоит твой дом! Да он тебе за такую наглость глаза выколет!
- Без меня ему не пережить эту зиму. Кстати, как и тебе, за тобой тоже иногда приглядывают. Они тебя не забудут, будь уверен. Десять фунтов - сумма, в которую я готов оценить свою жизнь.
- Кто это - они?
- Ты что, не слушал меня? - покачал головой Аран. - Ни я, ни ты, ни Мойдарт - мы не должны называть их имен. Лучше говорить "враги". Назови ему мою цену. Я приду завтра, после полуночи.
- Больше ничего не скажешь?
- Нет, скажу, - ухмыльнулся Аран Подермил. - Человек, которого ты побил, бродит снаружи и хочет с тобой поквитаться.
- Хоть какая-то польза от твоего колдовства!
- Я заметил, как он заглянул в окно.
- Ну что ж, - расхохотался Хансекер, - с удовольствием полюбуюсь, как ты торгуешься с Мойдартом. Завтра увидимся.
- Если на то будет воля Истока, - ответил Аран без тени улыбки.
Хансекер встал и надел шубу.
- Можешь переночевать у меня, - предложил Подермил.
- У меня еще дела.
Хансекер взял посох, открыл дверь и вышел наружу. Из тени на него что-то бросилось, но он взмахнул посохом и обрушил его на голову нападающего. Тот рухнул в снег.
- В старые времена речной народ был посерьезнее, - сообщил Хансекер выглянувшему на улицу старичку.
- Старые времена всегда лучше, - улыбнулся в ответ Аран.
Как подобает почтительному сыну, Гэз Макон каждый месяц посылал домой письма, извещая отца о своих передвижениях, а также те новости, которые могли бы его заинтересовать. Говоря по правде, Гэз плохо представлял, что могло бы заинтересовать Мойдарта - до сих пор отец ему не отвечал. Гэз сел в гостиной, погладил улегшегося у его ног Солдата и снова перечитал письмо:
До меня вкратце дошел слух о твоей дуэли с Ферсоном. Опиши в подробностях, что к ней привело и что за ней последовало, не упусти ни одной детали. Не отпускай от себя Мулграва и избегай распланированных действий. При первой возможности сложи с себя полномочия и возвращайся в Эльдакр.
М.
Гэз грустно улыбнулся и покачал головой. Ни приветствия, ни слова о том, как дела в Эльдакре.
Он сунул письмо в карман, подошел к маленькому зеркалу на стене и старательно завязал белый шейный платок, тоже шелковый, купленный в столице четыре года назад, кода жизнь казалась неизмеримо проще. Он осмотрел свое отражение: великолепный голубой камзол, расшитый серебряной нитью, белая шелковая рубашка с кружевным воротником и манжетами, серые бриджи, начищенные до блеска ботинки - одежда напоминала о спокойных временах, балах и вечеринках, театрах и званых обедах. Однако лицо не давало обмануться: впалые щеки и усталые, повидавшие слишком много глаза говорили сами за себя.
"При первой возможности сложи с себя полномочия и возвращайся в Эльдакр".
Как бы это было заманчиво! Гэз поправил шейный платок и отошел от зеркала. Солдат поднял огромную голову и вильнул хвостом.
- Нет, сегодня ты останешься здесь, приятель, - сказал Гэз, похлопав пса по загривку.
Все же Солдат увязался за ним, и его, яростно лающего, пришлось загонять обратно в дом. Ждавшие снаружи Тайбард Джакел и Каммель Бард отсалютовали.
- Из дома пишут? - спросил Гэз, выходя на главную улицу. Джакел, с ружьем наперевес, поравнялся с генералом.
- Уже месяц не пишут, сир. Зима, говорят, суровая.
- Наши зимы лучше, чем оставаться здесь.
- Это верно, сир.
- Вы сохранили золотую пулю? - полюбопытствовал Гэз.
- Да, сир. - Тайбард похлопал себя по груди. - Давненько это было.
- Неплохое было время, Джакел.
Они миновали мост, даже не оглянувшись на него.
В дом мэра уже начали прибывать гости. Гэза встретила его жена, невысокая и когда-то очаровательная женщина с грустным лицом. Гэз поклонился и поцеловал ее руку. Она провела его в гостиную, где собралось примерно двадцать человек. От небольшой группы отделился хозяин и поклонился. У него было красное лицо и, что удивительно, учитывая повсеместную нехватку еды, изрядный запас лишнего веса.
- Добро пожаловать, генерал, - сказал мэр, улыбнувшись одними губами. - Очень рад вас видеть. Позвольте представить вас моим друзьям, полагаю, с некоторыми вы уже знакомы.
Гэз последовал за ним, здороваясь и пожимая протянутые руки. Пока он справлялся, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке. Генерал не собирался оставаться надолго. Прием был организован в спешке, чтобы почтить прибытие Кордли Лоэна. Гэз не мог отказаться прийти, не нанеся ему еще одного оскорбления.
Лоэн, облаченный в расшитый малиновый камзол, расположился у камина, в окружении знатнейших горожан. Они улыбались, кивали, ловили каждое его слово. Рядом стояла его дочь, в великолепном одеянии из зеленого атласа.
Мэр подвел Гэза к Лоэну, который, заметив их, сощурился, не прекращая улыбаться.
- Добрый вечер, генерал Макон, - сказал он.
- Добрый вечер. Надеюсь, у вас все в порядке.
- Насколько это возможно в эти ужасные времена, - сказал он. - Вы, конечно, помните мою дочь, Корделию.
- Да, сир.
Гэз встретился с ней глазами и почувствовал, как внутри все сжалось. Девушка даже не попыталась скрыть свою неприязнь.
Нависла неловкая пауза. Гэз не смог придумать, что сказать. В конце концов толстый мэр пробормотал что-то невразумительное, кто-то из гостей заговорил о погоде, и неприятные мгновения миновали.
Как только представилось возможным, Гэз отошел к столу, где стояла огромная чаша с пуншем, и, чувствуя себя последним дураком, зачерпнул себе чашечку.
- Кого вы собираетесь вызвать на этот раз, генерал? - спросила внезапно появившаяся Корделия. - Может быть, мэра?
Гэз покраснел, но взял себя в руки.
- Я надеялся на более спокойный вечер, - ответил он, - хотя и рад тому, что вы предоставили мне шанс извиниться за свое поведение.
Выражение ее лица чуть смягчилось, но ненамного.
- Я слышала, вы дрались с лордом Ферсоном.
- Несмотря на это, я не дуэлянт, - сказал он. - Я не желал этой дуэли, лорд Ферсон сам вызвал меня.
- Мне говорили совсем другое, - заметила она, зачерпнув себе пунша.
- И что же вам говорили? - спросил Гэз.
Корделия сделала глоток из своего бокала. Гэз сделал глубокий вдох и вознамерился любой ценой сохранить спокойствие, хотя это становилось все сложнее. Он не мог оторвать взгляда от ее губ, шеи, молочной белизны ее кожи…
- Там, откуда вы родом, принято глазеть на женскую грудь? Гэз вздрогнул и покраснел, отчего на его щеке отчетливо проступил маленький треугольный шрам.
- Я… прошу прощения. Откровенно говоря, в женской компании я не лучший собеседник. Я сразу превращаюсь в левшу на обе ноги, причем с манерами деревенского дурачка.
- Видимо, ваша мать была очень суровой женщиной, раз вы так страшитесь женского общества.
- Ее убили, когда я был еще младенцем. Отец не женился во второй раз.
- Как же вы боретесь с этой бедой, генерал? Без сомнения, такой представительный мужчина, как вы, нередко общается хотя бы с женщинами определенного сорта.
Гэз потрясенно посмотрел ей в глаза и с изумлением понял, что она его дразнит. Однако в ее голосе больше не было открытой вражды.
- Я никогда не искал общества подобных женщин, - ответил он.
Корделия искренне изумилась.
- Верно ли я поняла, что вы чураетесь общества не только светских, но и всех прочих женщин? Означает ли это, что легендарный Серый Призрак, бесстрашный кавалерийский генерал, - девственник?
- Да, - ответил он, заливаясь краской.
- Вы что, не умеете лгать? - смягчилась она. - Это любимое мужское занятие.
- Умею. Зачем вы хотите, чтобы я вам лгал?
- Дело не в том, что я этого хочу. Опыт показывает, что мужчины хвастливы и полны нелепого тщеславия. И я не могу припомнить, чтобы мужчина вот так просто признался в собственной неопытности.
- Это было не так уж просто.
Она подняла на него взгляд и тут же отвела глаза.
- Может ли быть, что вы из тех, что предпочитают мужскую компанию… в любом деле? Меня бы это не удивило.
- Зато это удивило бы меня, - рассмеялся Гэз. - Будь все так, как вы говорите, я сомневаюсь, что вы производили бы на меня столь сильное впечатление.
Настал черед Корделии краснеть, но она быстро восстановила спокойствие.
- Это было очень галантно, генерал. Особенно для мужчины, который утверждает, что не умеет общаться с женщинами.
- Сам не знаю, что меня на это подвигло.
- Я слышала, вы с севера. Говорят, там очень красиво.
- Да, это прекрасная земля, полная величественных гор и прозрачных озер. Надолго вы приехали в Шелдинг?
- Думали, что надолго, но отец получил новые приказы. Мы уезжаем через четыре дня.
- Мне очень жаль.
- А мне нет, - отрезала она. - Я давно хотела домой.
- Да, конечно.
- Приятного вам вечера, генерал, - сказал Корделия, кивнула на прощание и удалилась.
Гэз допил пунш, который оказался слишком сладким на его вкус, нашел мэра, поблагодарил его за гостеприимство, объяснил, что его ждут неотложные дела в полку, и ушел. Джакел и Бард дожидались у ворот.
Мулграв ожидал его возвращения в доме.
- Как все прошло, сир? - спросил он.
Тут из задних комнат с лаем вылетел Солдат, изо всех сил размахивая хвостом. Гэз наклонился и потрепал пса по загривку:
- Тихо, тихо, успокойся.
Наконец пес утих и улегся у ног генерала, севшего у камина.
- Это было занимательно, - сказал Гэз.
- Она там была?
- Да, была. Она очаровательна, Мулграв. А я почти не запинался в разговоре.
- Вы снова увидитесь? - невинно спросил фехтовальщик. Гэз поднял взгляд на друга.
- Что вас беспокоит, Мулграв? Фехтовальщик вымучил улыбку и развел руками:
- Сейчас не лучшее время влюбляться сир. Мы окружены врагами.
- Не беспокойтесь, мой друг. Они с отцом уезжают через четыре дня. У генерала-интенданта новый приказ.
- Мне казалось, он должен был остаться на месяц, чтобы наладить работу складов.
- Да, мне тоже. Но такова армейская жизнь, Мулграв.
- Армейская жизнь, - повторил фехтовальщик и с сомнением покачал головой. - Дело не в армии и не в войне. Вы были бы в большей безопасности, если бы пошли сейчас на Людена Макса. Тогда мы бы точно знали, где находится враг.