Христиане говорили, что лучшая пехота – испанская. Надо полагать, лучшая среди христиан. Испанцы хорошо гоняли берберов. Они прекрасно дрались в сомкнутом строю, ощетинившись лесом пик, действуя, все, как один. Османы длинные пики не жаловали, высокомерно считали, что подобный способ боя – не для воинов. Да и в морском сражении он совершенно бесполезен.
Таким образом, обе стороны преуспели в дезинформировании друг друга. И те и другие врага недооценивали и об истинном положении дел знал только Улуч Али. Да еще Барбариго и Дориа не забывали, что османов на море пока еще не удавалось победить в столкновении больших флотов. При этом первый готовился к подвигу, а второй подумывал о том, как бы сделать так, чтобы почести за этот самый подвиг не оказались посмертными.
Получив сведения о христианском флоте, высшие военачальники османов собрались на военный совет. Али-паша зачитал приказ султана, предписывавший вступить в бой с неверными, и предложил высказываться.
Первым слово взял Улуч Али. Он горячо выступил за то, чтобы исполнить волю повелителя в точности и самым наилучшим образом. То есть, дать кафирам сражение всеми силами флота.
– Хватит сидеть в безопасном порту и тешится с женщинами! Где ваша доблесть, правоверные?
Его поддержал молодой Амурат Драгут-реис.
Следом поднялся Мехмед Сулик, по прозвищу Сирокко, паша Египта. Несмотря на то, что ему уже доводилось командовать эскадрой, репутацию Сирокко имел скорее сухопутного полководца, нежели повелителя морей.
– Совсем скоро осенние шторма. Кафиры будут вынуждены убраться восвояси, и оставят Морею в покое. Потянув время, избегая прямого столкновения можно добиться весьма впечатляющих результатов. Весной мы будем господствовать на всем побережье до самой Венеции и не позволим собраться столь большому флоту кафиров второй раз.
– Я согласен с почтенным Сулик-пашой, – поддакнул Пертау-паша, командующий сухопутной армией османов, посаженной на галеры, – неверные не так уж и слабы. Прямое столкновение сулит неопределенный исход, а немного подождав, мы добьемся большего.
– Приказ повелителя, – напомнил Али-паша.
– Повелитель требует разбить неверных, – возразил Пертау-паша, – не все ли равно, как?
– Если неверные сохранят флот, можно ли это считать их поражением? – поинтересовался Улуч Али.
– Христиане наступают смело, – заметил Сирокко, – это говорит об их уверенности в собственных силах.
– Или об их гордыне и слепоте.
– Давно столь большие флоты не сходились в сражении, – сказал Пертау-паша, – как поведут себя гребцы, когда увидят, что их единоверцы в числе великом вступили с нами в бой? Разумеется, постараются освободиться. Мы окажемся между двух огней.
– Речи лошадника, – насмешливо фыркнул Улуч Али, – Пертау-паша хорош верхом на коне, но он бесконечно далек от моря.
– Бейлербей Алжира у нас морской волк, – неприязненно бросил Пертау-паша, – он лихо гонял по морю христианских купцов. А много раз он бывал в сражениях, где десятки, сотни тысяч людей сходятся в схватке не на жизнь, а на смерть?
Капудан-паша мрачно переводил взгляд с одного на другого, наконец, ему надоел спор и он поднял руку, призывая к тишине.
– Я принял решение. Почтенный Гассан-реис донес о расколе в стане кафиров. Они вцепились друг другу в глотки. Это нам на руку. Мы выступим против них. Если они примут сражение, разгромим их, как требует его величество. Если, увидев нашу мощь, неверные дрогнут и станут отходить, высадим войска на Корфу. Пертау-паша возглавит осаду крепости, а флот встанет на зимовку в ближайших гаванях. Весной нанесем удар по Венеции. И да поможет нам Аллах!
Османы, владеющие берегом, знали обо всех перемещениях христиан и спокойно дожидались, пока те доползут до Патрасского залива. Дон Хуан намеревался уничтожить османские базы снабжения в Морее и таким образом лишить боеспособности галеры врага, ибо те могли находиться в море без подвоза продовольствия не более пяти дней и двигались вдоль берегов от базы к базе.
Утром шестого октября капудан-паша перед построенными на берегу экипажами зачитал приказ султана, его напутственное слово, добавил кое-что от себя и войска принялись грузиться на галеры. К полудню вышли в море и, не ставя паруса, на веслах двинулись на запад. Для ночного отдыха остановились у порта Галата, где приняли последние подкрепления. Незадолго до рассвета флот, освещаемый сотнями фонарей, продолжил путь.
На рассвете идущие в авангарде берберы заметили дозорную эскадру Джованни ди Кардона. Через полтора часа, когда растаяла утренняя дымка и оба огромных флота предстали друг перед другом во всей своей мощи, одни и те же слова, призывающие помощь Всевышнего, прозвучали на испанской галере "Реал" и османской "Султанше". Корабли приступили к сближению.
Османы с самого начала оказались в более выгодном положении, они успели выстроить боевую линию, тогда как христианские галеры еще не все вышли из-за мыса Скрофа.
В хвосте плелись огромные неповоротливые галеасы. По плану дона Хуана они должны были занять позицию перед строем галер. Два галеаса под командованием братьев Амброджо и Антонио Брагадино почти догнали эскадру Барбариго, разместившуюся на левом, северном крыле христиан, но еще не вышли вперед. Третий галеас, пятидесятипушечный гигант "Сан-Лоренцо", самый большой гребной корабль венецианцев (командовал им Франческо Дуодо) и немногим уступавший ему в размерах собрат, пробирались между галерными отрядами испанцев и сводной итальянской баталией Марко Антонио Колонны, так же приближаясь к передовой линии. Пятый и шестой галеасы, приписанные, несмотря на отчаянное сопротивление Веньера, к правофланговой баталии Дориа, сильно отстали и все еще ползли вдоль северо-восточного берега Оксии.
Эскадра Веньера, которой предписывалось расположиться позади центральной баталии, выдвигалась на позицию крайне медленно и нестройно.
Османы не стали дожидаться, пока противник построится. Их фланги значительно нависали над христианскими и выдавались вперед, обгоняя центр.
– Ирония судьбы, – произнес дон Хуан, обращаясь к своим офицерам, – вы помните, господа, ведь совсем недалеко от этих мест, у входа в Амбракийский залив у мыса Акций сражались флоты великих римлян, Октаво Сезара и Марко Антонио?
– Интересно, знает ли об этом Колонна? – усмехнулся один из старших офицеров "Реала".
– Ну, полагаю, обязанности папского гвардейца довольно скучны. Не исключаю, что даже солдафон, подобный Колонне, с тоски примется читать древние хроники о делах полуторатысячелетней давности.
– А ведь тогда победил Сезар, ваша светлость, – задумчиво произнес один из офицеров, – а Марко Антонио бежал и позже наложил на себя руки.
Двое других переглянулись. Один из них на всякий случай перекрестился.
– Ты видишь в этом дурной знак, Рамон? – спросил принц.
Офицер не ответил.
– Марко Антонио погубила женская юбка, – напомнил дон Хуан, – нашему Колонне подобное не грозит.
Дон Хуан решил выказать себя рыцарем и обозначить флагман. Оторвавшись от подзорной трубы, он приказал:
– Отсалютуйте.
Грянула куршейная пушка "Реала" и рамбат, богато украшенный резными позолоченными фигурами голых греческих богинь, сатиров и тритонов, заволокло черным дымом.
– Храбрец, – отметил Муэдзини Али, – не боится показать себя.
Капудан-паша вытянул вперед руку с булавой, указывая своим офицерам на галеру главнокомандующего кафиров.
– Держать на этот корабль. И ответьте ему. Пусть не думают, что мы уступим неверным в чести и доблести
Дон Хуан с удовлетворением отметил появление на носу одной из турецких галер белого облачка и закрыл забрало глухого, украшенного золотой чеканкой шлема-армэ.
Битва при Лепанто началась.
Османы не торопились открывать огонь, зная про низкую дальнобойность своих орудий, и первыми заговорили пушки северной баталии христиан. Уже третий выстрел "Латерны" нашел цель. Пятидесятифунтовое ядро проломило борт одной из передовых галер Сирокко, да так удачно, что та в считанные минуты пошла на дно. Флоты еще не сошлись в кровавой бойне, где за огнем и дымом не разобрать кончиков пальцев вытянутой вперед руки и гибель османской галеры видели все. Христиане возбужденно закричали, а турки зароптали.
– Дурное предзнаменование…
Османские барабаны, отбивавшие темп гребли, на несколько мгновений замолчали. Али-паша, нервно теребивший бороду, обернулся, увидел несколько бледных лиц, но паникера не вычислил.
– Еще слово и отрежу язык, – пригрозил главнокомандующий, не уточнив, к кому именно относится угроза.
Круглые, ощетинившиеся пушками, похожие на крепостные башни носовые надстройки галеасов братьев Брагадино плевались огнем, внося хаос в ряды османов. При промахах тяжелые ядра пенили море, взметая фонтаны воды, а каждое попадание обращало борта турецких галер в щепки. Снаряды рвали плоть, окрашивая деревянные брызги алым.
– Нужно как можно быстрее приблизиться к ним! – распорядился Сирокко, – на дальней дистанции мы не сможем противостоять такому огню!
– На воду – раз! – кричат надсмотрщики над гребцами-кандальниками.
Сто девяносто два гребца, как единый живой организм, встают и делают шаг, наступая на банку впередисидящего. Лопасти весел погружаются в воду.
– Два-а! – срывают голос надсмотрщики, нещадно обдирая кожу со спин нерасторопных кнутами.
Гребцы, с усилием откидываются назад и падают на свои банки, толкая галеру вперед. И вновь встают.
– Раз!
Слитный рев почти двух сотен охрипших глоток.
– Два!
Скрипят уключины, кипит вода за бортом.
– Алла-а-а!
Залп!
– …акбар!
Орудия пытаются отпрыгнуть назад, проверяя на прочность привязные канаты.
– Заряжай!
Помощники канониров выскакивают на шпирон, широкий надводный клюв-таран галеры. Дымящееся жерло изнутри увлажняют банником, остужая. Ковшом-меркой на длинной ручке засыпают порох, уплотняют прибойником. Теперь пыж и ядро. Порох в запальный канал. Фитиль.
– Огонь!
– Заряжай!
С момента открытия огня христиане успели сделать четыре залпа, османы – три. Первые турецкие галеры миновали галеасы братьев Брагадино. Амброджо приказал развернуть свой корабль так, чтобы продолжать бить главным калибром носовой батареи по обходящим его с севера османам. Гребцы левого борта пересели по направлению к носу и ворочали веслами в обратном направлении. Весла очень толстые, ладонями не охватить, а ручки для хвата расположены только с одной стороны и грести наоборот крайне неудобно.
У испанцев на веслах сидели каторжники, причем большинство – бунтовщики-мориски или пленные пираты-берберы. На венецианских галерах гребцы свободные, но на галеасах из пяти гребцов на каждом весле – четыре прикованных кандальника и только один загребной – наемник. Уж очень адская здесь работа. Весла ударили вразнобой, но все же тяжелый гигант начал разворачиваться. Галеас Антонио Брагадино остался на месте.
Эскадры столкнулись, вошли друг в друга, как зубцы двух скрещенных гребней для расчесывания волос. Огонь велся уже из всех стволов. Во все стороны. Трещало древо. Ревели пушки. Грохот стоял такой, что у моряков южной баталии, еще не вступивших в бой, закладывало уши. А они находились в трех милях от места сражения.
Османы шарахались от галеасов, их галеры чудом избегали столкновений друг с другом (некоторым все же не везло). Пройдя мимо гигантов, мусульмане стремительно сближались с галерами христиан, дабы скорее бросить в бой янычар. Венецианцы, отчаянно маневрируя, пытались, как можно дольше удержать врага на расстоянии артиллерийским огнем. Но бесконечно так продолжаться не могло.
– Они стараются держаться дальше от берега! – заметил Сирокко.
– Не знают расположение отмелей, – кивнул стоявший рядом капитан галеры Сулик-паши.
– А ты знаешь?
– У меня хорошие лоцманы, ваше превосходительство.
– Отдашь их Сулейману. Сулейман-бей, ты здесь?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Возьмешь двадцать галер и обойдешь неверных с фланга. Протиснешься между берегом и кафирами. Чтобы они тебе не смогли помешать, остальные сорок галер их крепко повяжут.
– Будет исполнено, ваше превосходительство!
– Да хранит тебя Аллах! Ступай, – Сирокко повернулся к другому офицеру, – Кара-Мустафа, я не вижу галиоты с подкреплениями.
– Они отстают, ваше превосходительство.
– Просигналить, чтобы подтянулись! Сейчас мы окажемся в самом пекле. Ибрагим-реис, направьте корабль прямо на галеру военачальника кафиров!
Отряд Сулейман-бея оторвался от галер Сирокко и начал окружать Барбариго. Османы продвигались вперед очень осторожно, ибо глубины здесь совсем невелики. Пожилой венецианский флотоводец видел маневр противника, но не рисковал противодействовать. Краткое время, когда еще можно было успеть ответить своим маневром, Барбариго упустил. Через несколько минут галеры сблизились на дистанцию прицельного выстрела из аркебузы.
– Проверить фитили! – закричал начальник венецианских аркебузиров.
Голос его приглушала широкая лицевая пластина, спускавшаяся с козырька каски-капелины.
– Целься!
С турецкой галеры полетели стрелы левантов, выплюнули смерть длинноствольные тюфеки янычар. Вся куршея окуталась дымом. Несколько моряков-венецианцев упали и больше не поднялись.
– Пли!
Аркебузиры ударили не вразнобой, а слитным залпом. Насколько он успешен, не видно, все в дыму.
– Анжело! – повернулся Барбариго к рулевому, – руль на правый борт!
"Латерна", исполняя приказ командующего, послушно взяла левее. Словно опытный фехтовальщик, обманывающий противника финтом, Анжело избежал удара в борт широким надводным тараном и нанес его сам. Шпирон въехал в носовую надстройку галеры Сирокко. Затрещало дерево.
– Во имя Господа! Вперед!
Командир морских пехотинцев выхватил из ножен скьявону и, прикрываясь маленьким щитом, спрыгнул на шпирон, где скрестил клинок с кривым мечом торопящегося в драку чорбаши. Полковник янычар не стал дожидаться, пока враг вскарабкается на борт его галеры и атаковал сам. Солдаты старались не отстать от командиров.
– Аллах акбар!
С обоих сторон орали так, что не слышно уже и треска ружейных выстрелов.
Барбариго, оставшийся возле майстры, вскинул к плечу арбалет и нажал на спусковой рычаг.
Командующий венецианцев – один из немногих воинов, кто одел латы: закрытый шлем-армэ, кирасу с горжетом, наплечники, наручи и набедренники. Падение за борт – неминуемая смерть. Большинство офицеров ограничились коваными кирасами или бригантинами. А на солдатах из железа только шлемы-морионы с высоким гребнем и широкими загнутыми полями либо кабассеты с островерхой тульей и нащечниками.
Леванты и янычары также сражались без доспехов, а большие начальники османов и кавалеристы-сипахи перед сражением облачились в кольчуги.
Барбариго передал арбалет слуге, тот сунул ему в руку другой, заряженный, и торопливо принялся крутить вороток у первого, натягивая тетиву.
Стрелки спешно перезаряжали аркебузы, а некоторым уже пришлось отставить их в сторону и взяться за мечи: на банках гребцов, на куршее, на рамбате – всюду лязг стали и отборная брань. Янычары сдержали первую атаку венецианцев и начали их теснить. Спустя десять минут после столкновения османы выбили христиан со своей галеры и сами перешли в наступление. Венецианцы откатились с носа, отдали туркам тринкет, но у второй мачты встали насмерть.
– Защищайте мессира!
Барбариго еще не обнажил меча, венецианцы образовали вокруг него живой щит и дрались, как злющие бойцовые псы.
Однако янычары, настоящие волки, намного превосходили выучкой венецианцев.
С левого борта к "Латерне", ломая флагману весла (там вертелась такая мясорубка, что уследить за веслами просто некому) подошла еще одна венецианская галера, "Воскресший Христос", и с нее на борт флагмана начали спешно переходить солдаты прибывшего подкрепления. Тоже самое сделали османы. Сцепившиеся флагманские галеры оказались центром притяжения все новых и новых сил.
Сулейман-бей обходил венецианцев с севера. Сирокко, тоже напирал преимущественно на северное крыло баталии Барбариго, а галеры южного крыла все еще не вступили в ближний бой, ограничиваясь обстрелом врага с дальней дистанции. Центральная баталия и вовсе отстала от сил мессира Агостино. Галеры испанцев и кровавую бойню у берега отделяло пространство почти в треть мили. Галеасы братьев Брагадино облепленные галерами, легкими галиотами и фустами османов, как медведи пчелиным роем, потеряли свою ударную силу и преимущество в артиллерии. Там кипел палубный бой.
Янычары теснили венецианцев так, что и гребцы-каторжники уже включились в драку. Они были хотя и преступниками, но христианами, и не видели резона поддерживать турок, кроме того, всем обещали существенно скостить срок, а отличившихся освободить немедленно. Тем не менее, еще ни на одной галере, ворвавшейся в адово пекло абордажной схватки, венецианцы не смогли пересилить янычар и перенести бой на палубы врага.
Галеры Сулейман-бея, обходя эскадру Барбариго, вытянулись в длинную колонну. Если бы сейчас нашелся отважный и решительный командир, кто проявил бы инициативу и, разорвав линию, удерживать которую предписывалось планом сражения, ударил Сулейману во фланг, прижимая его к отмелям… Но на правом крыле баталии Барбариго венецианцы продолжали дисциплинированно держать строй, тогда как на левом их братьев перемалывали в мельничных жерновах.