Спустя несколько часов его святейшеству доложили о визите в Убежище грозного управителя столицы. Навестить патриарха и что-либо объяснять кирие Дигенис не пожелал, сразу направился к сидельцам, где и пребывает до сих пор. Фокий обеспокоился. Тайный, ночной, срочный визит эпарха явственно указывал на нешуточную серьезность дела.
Третью весть принес запыхавшийся и перепуганный служка Убежища, под утро с топотом ворвавшийся в тихую обитель патриарха. Служка запинался, заикался и настырно требовал дозволения предстать пред очи его святейшества, уверяя, что у него срочные новости касательно двоих малефиков, обманом и хитростью проникших в часовню. Доверить свое известие кому-либо, кроме патриарха, монах наотрез отказался.
К тому времени мучимый бессонницей и безвестностью Фокий разве что по стенам не бегал, ожидая очередной гадости от судьбы.
- Беда, ох, чую, беда грядет, - бормотал он, покуда вестника вели в приемную.
Спустя малое время, недостаточное даже для того, чтобы сварить пару яиц, усердно трудившиеся писцы и секретари патриарха с крайним удивлением узрели, как их чинный господин вылетел из покоев, поспешая вниз по лестницам. Выражение его лица, одновременно и перепуганное, и зверское, никак не приличествовало высшему церковному иерарху. Окованный железом кончик посоха с треском вонзался в драгоценный паркет, оставляя после себя глубокие вмятины.
- ...Изыдите, ехиднины отродья и дьяволовы выкормыши! - с этим подобием боевого клича патриарх Фокий Каммон ворвался в Убежище. Пожалуй, впервые в жизни он являл собой столь грозное и устрашающее зрелище. - Святотатцы! Осквернители! Нет вам более места под...
- Доброе утро, ваше святейшество, - перебил звонкий девичий голосок. - Вижу, святой брат исполнил мое поручение в точности? Громы и молнии повремените метать, подумайте о вечном. О золоте Венеции, к примеру.
Спутник девицы, беловолосый франк, невысокий и широкоплечий, отнесся к шумному явлению главы византийской церкви с откровенным любопытством. Подошел и встал за спиной рыжей нахалки, изучая вновь прибывшего чуть прищуренными серыми глазами.
- Зоэ Склирена, - простонал Фокий, хватаясь за голову. - Дочь Ипатии Склирены... как же я сразу не подумал...
Первоначальный запал ярости схлынул. Кирие Каммон запоздало представил, каким глупцом себя выставил, несясь по коридорам и громыхая посохом аки гневный ветхозаветный пророк. Меж колоннами мелькнули удивленные физиономии свитских служителей, ринувшихся вдогонку патриарху и теперь недоумевавших, в чем крылась причина спешки? Фокий раздраженно махнул на них рукой, требуя, чтоб убрались подальше.
- Вижу, вспомнили меня, кирие Каммон? - насмешливо осведомилась ромейка.
- Еще бы не вспомнить! Ты с детства была мором, чумой, гладом и разорением в одном лице! - голос патриарха сделался почти жалобным. - Зоэ, во имя святой Троицы, что ты натворила? Убийство... осквернение храма... подстрекательство к бунту... Нет, не верю, ты не могла!.. Наверняка все это - дело рук твоего дружка, вот этого белоголового франка. У него вид заправского рубаки, уж конечно, это все он...
- Должна вас огорчить, ваше святейшество. Гай тоже держался молодцом, но смерть Дигениса - на мне. Что оставалось делать бедной девушке? Дряхлый старец пытался меня убить, я успела первой, - пожала узкими плечами Зоэ. - Впрочем, вам ли грустить о его кончине! Теперь никому не нужно платить отступного за молчание о... кстати, под какой процент вы ссужали венецианским купцам золотишко из церковной казны? Восемь, как у ломбардцев?
- Пятнадца... Боже милостивый! - по случаю бессонной ночи и сильного душевного волнения язык патриарха нынче явно опережал его разум. - Откуда тебе ведомо?!
На оговорку Фокия Склирена серебристо засмеялась, изобразив притом на лице изумленную гримаску.
- Пятнадцать процентов! И после этого кто-то еще осмеливается называть евреев скрягами, а ломбардцев - вымогателями! - она обернулась к Гаю, воздев руки в жесте деланного возмущения. - Воистину, изо всех ростовщиков церковь - самая алчная, самая...
- Тише, оглашенная! - змеей зашипел Фокий, весь перекосившись. - Все так делали! И покойный Феодосий был не без греха, и святоша Студит, и даже якобы безупречный Кирулярий!
Патриарх панически озирался, высматривая - не слышал ли кто из свитских? Из святых братьев? Улыбка тем временем исчезла с лица рыжей ромейки.
- Какую достойную компанию вы себе подобрали, - согласилась она. - Да, в этом вы правы. Все воруют. Некоторые, увы, попадаются. Предупреждая вопрос о доказательствах - они есть. Много. Вы были, хм... неосмотрительны. Предъявить? Или поверите на слово?
- Верю, - угрюмо выдавил патриарх. - Да не голоси так, ради всего святого! Чего ты хочешь?
- Вот это уже другое дело. Гай, громы и молнии отменяются, - жестко усмехнулась Зоэ. Гисборн, несколько утративший нить разговора ("Какое золото?! Какие проценты?!"), тем не менее сделал значительное лицо. - Итак, ваше святейшество, для начала у меня риторический вопрос: можно ли считать спокойной и благоустроенной жизнь в стране, владетель коей безжалостно истребляет своих подданных?
- Не он первый, не он последний, - буркнул Фокий, отводя взгляд. - Таково неотъемлемое право базилевсов.
Шестое чувство Фокия, дарованное Господом уроженцам Империи, заходилось в рыданиях, уверяя: грядет начало конца. Этой слишком много знающей и до кончиков ногтей уверенной в себе девице что-то надо. Она расправилась с Дигенисом, полвека умело избегавшим любых покушений на его жизнь, а теперь намерена сжить со света его, Фокия. Господи Всемогущий, что ей может быть известно? Откуда? Он всегда так заботился о скрытности, иногда даже чрезмерно! Тщательно выверял каждый свой поступок, не доверял иноземцам, пусть и вел с ними дела, лично проверял бумаги и списки! Неужели все рухнуло?
- А у Церкви есть Божественное право низвергать тиранов и тех, кто недостоин звания государя, - не замедлила с ответом Склирена. - Разве не так?
- Покончим с риторикой, дитя мое. Спрашиваю еще раз: чего ты хочешь? - Фокий решил обойти молчанием щекотливый вопрос о правах базилевса и патриарха. - Чтобы я закрыл глаза на ваше преступление и позволил вам беспрепятственно убраться отсюда? Ну нет! Сами натворили, сами и расхлебывайте. Заступиться за вас перед базилевсом? Могу попытаться. Если признаешься, от кого прослышала про... про золото Венеции.
- По-моему, ваше святейшество в недостаточной степени осознает серьезность моих намерений, - очень спокойно произнесла Зоэ. - Мы не собираемся тишком улизнуть отсюда, дабы потом всю жизнь скрываться, таиться и дрожать в ожидании возмездия. Напротив, мы выйдем так, чтобы любой и всякий житель Константинополя мог нас увидеть. Вы пойдете с нами. Дабы во всеуслышание оповестить паству о справедливой каре, постигшей премерзкого скорпиона, травившего мирных горожан и якшавшегося с ассассинами.
- Ты о ком? - туповато уточнил патриарх. - Об Андронике?
- Ого, ваше святейшество, как же вы чтите своего базилевса! - фыркнула рыжая девица. - Увы, нет. О Дигенисе, вон он лежит, слева от алтаря. Андроника кара еще не постигла... пока не постигла. Но ведь мы не станем больше терпеть тирана, верно? Выйдем же к народу Константинополя, взывая...
- С места не двинусь. Женщина, ты одержима бесом. Ты не понимаешь, о чем говоришь, - опасливо косясь на англичанина, заявил досточтимый Фокий. - Вам обоим место не в Убежище, а за решетками Влахерны. Я... - он запнулся, откашливаясь и собираясь с духом, - я отказываю вам в праве на защиту Святой Церкви...
- Передумайте, ваше святейшество, пока никто не слышал, - благожелательным тоном присоветовала Зоэ. - "Золота Венеции" вам мало? А как насчет виллы Дельфия?
- Что... как?.. - благообразная физиономия патриарха приобрела мучнисто-серый оттенок и пошла багровыми пятнами.
- Вилла Дельфия, - повторила девица. - Нет, слух вас не обманывает. Я ваше истинное проклятие, кирие Каммон. Потому что знаю о ваших проделках все. Денежные шалости с иноземцами вам еще могут простить, но стоит хоть кому-то в Синоде прослышать о вилле Дельфия... Вас лишат духовного звания и съедят живьем. Возможно, меня к тому времени тоже не будет в живых. Но я утащу вас за собой - за то, что блеете, как напуганный баран! - рыжая повысила голос. - Даже не мечтайте отсидеться за надежными стенами Софии! Ступайте к вашим духовным детям. Откройте рот и заставьте их орать "Смерть Андронику!". Иначе это сделаю я, - Склирена нехорошо улыбнулась, - но в этом случае вам точно не удастся остаться в стороне. Вас закидают камнями как пособника тирана. Учтите, не пойдете за мной - обращусь к первому попавшемуся на глаза священнику. Надеюсь, он окажется смелее или жаднее вас.
В душе Гисборн посочувствовал ромею: на того было жалко смотреть. Рыцарь ужаснулся, увидев воочию, с какой легкостью можно управлять людьми, выведав их секреты. Какие тайны скрывал на вилле Дельфия достопочтенный патриарх, если ради их сбережения он готов обеими ногами вляпаться в несуразный заговор? Можно только надеяться, что королева Элеонора, ставшая собственницей зловещего архива, выкажет себя разумным политиком и не начнет сводить былые счеты.
Фокий сгорбился, остекленевшим взглядом уставившись между носков своих сапог - мягких, темно-коричневой замши, с серебряными оковками в виде изящных крестиков. На лице патриарха застыл ужас. Ему хотелось повернуть время вспять, чтобы рыжая девица никогда не появлялась в его жизни. Ему хотелось исчезнуть отсюда. Хотелось, чтобы кто-то более знающий и опытный подсказал ему достойный выход. Но Всеведущий Господь предпочитал хранить молчание, а напротив стояла нетерпеливая Склирена, притопывая ногой в ожидании ответа.
- Хорошо, - с неимоверным усилием выдавил из себя патриарх. - Я сделаю то, о чем ты просишь...
- Вняв гласу народа и божественной справедливости, - услужливо подсказала Зоэ. - К чему так убиваться, ваше святейшество? Не вы первый, не вы последний! Знаете, как порой говорят о нашей богоспасаемой Империи? Византия, мол, сущая блудница - отдается любому, кто посильнее. Я, если признаться честно, тоже не образец добродетели. Так неужто две шлюхи не найдут общего языка?
- Не сквернословь в храме, - уныло потребовал окончательно лишенный душевного равновесия Фокий. - Побойся Господа.
И, уже от сугубого отчаяния, едко добавил:
- Но можешь не надеяться, что я обвенчаю тебя с твоим франком, схизматиком и выкормышем вероотступников! Поняла? Или такой, как ты, благословения Церкви не требуется? Живешь во грехе и не думаешь раскаяться?
Если б не высокий сан и древние традиции, его святейшество Фокий Каммон с удовольствием плюнул бы на пол.
Глава шестая
Потрясение основ
26 декабря.
Минувшим днем, убедившись путем несложных расчетов, что в далеком Дингуолле шумно отмечают Рождество, Дугал наведался в таверну на соседней улице, прикупив три кувшина местного вина и унылого вида копченых рыбок на закуску. Так он и отметил светлый праздник: сидя в сарае на задворках безвестного константинопольского переулка и неспешно выпивая за здоровье своих друзей и врагов, каких сумел припомнить.
После первого кувшина ужасно захотелось повидать Агнессу, что было ну никак невозможно. Скрепя сердце, шотландец решил пока воздержаться от ночных посещений покоев базилиссы. Незачем лишний раз искушать судьбу. Заодно и Агнесса получит возможность толком поразмыслить, что ей нужно от жизни. Он же как раз успеет подготовить все к тому, чтобы привести свою женщину в достойный ее дом. К примеру, подметет в сарае пол. Купит хорошую кровать взамен старого топчана, починит расшатанную дверь и приладит отвалившийся засов. Агнесса, конечно, будет до глубины души изумлена своим новым жилищем. Ей придется потерпеть. Недолго. Пока не уляжется суматоха, вызванная скоропостижной кончиной базилевса.
Что станется с Византийской империей, Дугала не беспокоило. Он хотел получить свою заслуженную награду и навсегда распрощаться с прежней жизнью. Пусть греки выбирают себе нового правителя. Пускай Конрад Монферратский лезет на освободившийся трон. Да пусть хоть Ибелина коронуют! Барон Амори уже побыл иерусалимским королем, так что и с Византией наверняка управится.
Представив сумрачного и деловитого д'Ибелина в качестве византийского базилевса, кельт захрюкал от восторга.
К выполнению сложного задания работодателя Дугал в кои веки подготовился весьма тщательно, отбросив свою обычную манеру полагаться на везение и удачное стечение обстоятельств. Замысел, простой и не лишенный определенного изящества, шотландец обдумал до мелочей. Нападения на дворец и покушения на жизнь базилевсов происходили с моря, с суши, из дворцовых зданий. Царственных отравляли на пирах и топили в купальнях, убивали в соборах и душили во время вечерней прогулки в садах. Он, иноземец, внесет нечто новое в хлопотное и опасное бытие правителей Империи. Убийца вообще не оставит следов своего появления. Кончина Андроника Комнина будет совершенно естественной. Господь прибрал коронованного старца, а с Господа какой спрос?
Несколько ночей подряд скотт преодолевал намеченный путь, оставаясь никем не замеченным и изучая все препятствия, могущие помешать ему выполнить намеченное. Палатийской страже в жизни не пришло бы, что опасность грядет сверху. Перебираясь с крыши на крышу, Дугал беспрепятственно добрался до здания, которое для простоты именовал "Домом с золотыми конями". Набросил на крутую шею позолоченного изваяния тонкую черную веревку. Спустился, встав на узкий карниз, и беззвучно прошел по нему, тенью заглядывая в зарешеченные окна. Отыскав нужное, застыл, слившись с резным обрамлением проема.
Вызолоченная решетка, изображавшая ветви и цветы, как Дугал уже убедился, была скорее украшением, нежели серьезной защитой от проникновения внутрь. С помощью нехитрых инструментов будет просто отогнуть пару вычурных лепестков, соорудив узкий лаз - как раз такой, чтобы впору протиснуться.
В богатом покое, не подозревая о присутствии незримого соглядатая, занималась своими делами будущая жертва. Беседовала с подобострастным типом, выряженным, что твой фазан по весне, что-то черкала на пергаментном свитке, листала книгу. Затем прошествовала в соседнюю комнату, опочивальню, куда спустя малое время слуги провели девицу под покрывалом - не Агнессу, другую.
Ничего безумного в облике и манерах здешнего императора Дугал не приметил. Да, старик, но вполне крепкий для своих преклонных лет. Наверняка способен в случае чего постоять за себя. Малость гневлив не по делу и излишне суетлив, но какими мы будем в его немалые годы? Ворчит, пыжится, решает судьбу Империи и подданных, не ведая, что ему отпущено всего две жалких недели жизни. Какие-то самоуверенные франки вынесли приговор - ибо зажившийся на свете базилевс мешает их планам.
Пару дней спустя после этого тайного визита Дугал вновь встретился со своим патроном - все в тех же термах на улице святой Харисины, поскольку беседа намечалась обстоятельная и неторопливая. Барон Ибелен, выслушав соображения подчиненного относительно предстоящего действа, одобрительно кивнул и лично вручил Дугалу малую запечатанную склянку с плескавшейся внутри бесцветной жидкостью, пояснив притом:
- Будь крайне осторожен с этой склянкой. Внутри, как ты понимаешь, яд. Очень дорогой и, что более важно, исключительно редкий. Для твоего замысла - изящного, должен признать, и оригинального - подходит как нельзя лучше. Вынув пробку, просто поднеси флакон под нос жертве и сосчитай до двадцати. Все, дело сделано. Склянку после этого запечатай накрепко и потом выкинь подальше, лучше всего в море. Да сам постарайся не вдохнуть. Все понял?
- Чего ж непонятного, - буркнул Мак-Лауд. - Открыл, подержал, закрыл, выкинул. Средство-то проверенное? Не в порту куплено? А то, может, продали вам добрые византийцы колодезной водички за полста номизм...
Ибелен уставился на глумливца немигающим взглядом.
- Не номизм, а безантов, - мрачно сказал он. - И не в порту, а... в общем, где я его раздобыл, тебе знать не нужно. Хороший яд, надежный. Только проверить в самом деле невредно. Хочешь понюхать?
Мак-Лауд отшатнулся от сунутой ему под нос склянки, как от живой гадюки. Ибелен осклабился.
- Ладно, уговорили, - проворчал шотландец, со всей осторожностью укладывая драгоценную посудину в пояс. - Эх, ваша милость... Сделали из меня какого-то ассассина... На что только не пойдешь ради святого дела!
- Рассказывай, - фыркнул барон, явственно повеселев. В кои веки ему удалось уесть ехидного кельта, и он решил развить успех. - А то я не знаю, ради какого святого дела ты работаешь на Конрада. Розыскной лист на тебя, поди, еще в силе со времен бунта в Дингуолле? А сколько прелатов в Риме мечтают узреть тебя на виселице? Ты у Монферрата вот где сидишь, - и показал крепко сжатый кулак.
"Успех", однако, развился несколько иначе, чем того ожидал Ибелен. Мак-Лауд на мгновение замер и окаменел лицом, но тут же мотнул головой, усмехнувшись:
- Ну, раз уж все вам про меня известно, мессир барон... Это точно, у Конрада Монферратского хватка железная. Вот только... впрочем, неважно. Пойду я, пожалуй. Позволите?
- Позволю, - кивнул слегка озадаченный д'Ибелен, и Мак-Лауд, покинув купальни, скорым шагом направился в сторону гаваней, а именно - к бухте святой Агафьи, где дожидался своего часа его личный, заново просмоленный и выкрашенный хеландион.
"...Вот только, видать, давно вам не доводилось рыбачить, мессир Амори д'Ибелен, - с изрядным злорадством думал кельт спустя час, сидя на останках старого мола и наблюдая, как жирные морские чайки дерутся над добычей. - Иначе вы бы припомнили, легко ли живого угря удержать в кулаке, как сильно его ни сжимай..."
Вообще-то Дугал был даже признателен барону за его довольно грубую шпильку. Странным образом слова Ибелена что-то стронули в сознании кельта - словно внезапно слетела пелена с глаз, и Мак-Лауд, последних десять лет живший в постоянном ожидании возмездия за давние грехи, увидел свою теперешнюю жизнь в ином свете.
"Какого черта я здесь делаю? Почему до сих пор дрожу перед палаческой петлей - и это после того, как дрался со слуа под Туром, с живыми мертвецами на болотах Камарга и с оборотнем в Ренн-ле-Шато, после того, как умер и воскрес? Чего ради выпрашиваю у зануды Ибелена пригоршню номизм на попойку с местным отребьем, в то время как под стеной моего сарайчика зарыто на полторы тысячи фунтов лоншановских драгоценностей? За каким бесом нанимаюсь в убийцы византийского базилевса, будучи - ну скажи, себе-то самому скажи! - будучи по уши влюблен в его жену? Еще полгода назад Конрад мог из меня веревки вить одним упоминанием о Риме или Дингуолле - но что мне теперь его угрозы, если с лоншановым наследством я могу в любой момент сбросить старую кожу и зажить, как свободный человек? Городок Биелла в верховьях реки Черво, конечно, соблазнительная приманка, но видит Бог, с меня хватило бы и крохотной деревушки где-нибудь на берегу Оркнейского залива... Искать меня, может, и станут, но черта с два отыщут... Зачем же тогда?"
В разрывах серых туч просвечивала яркая синева, с моря дул ровный, холодный бриз, неся запахи соли и водорослей. Мерно шелестели волны, набегая на усеянный ракушками песок. Отрешенно уставившись в морской простор и время от времени рассеянно швыряя в прибой мелкую гальку, Мак-Лауд сидел на своем бревне и пытался найти хоть какой-то ответ на свой вопрос. И верный ответ, похоже, был совсем простым.