- И что же, по-вашему, лучше было ничего не менять? Гришка Распутин, ничтожные министры, погромы, цензура, нагайки… Двадцатый век наступил, корабли какие строим, аэропланы летают, а в политике - словно времена Иоанна Грозного. Почему я должен быть холопом Николая Романова? Я России хочу служить, России, а не Романову.
- Бросьте, капитан, какая Россия? Это земгусары что ли, от фронта скрывающиеся - Россия? Адвокатишки из Думы - Россия? Репортеришки из "Речи" и "Биржевых ведомостей"? Или те, кто в Кронштадте убил адмирала Вирена и других офицеров? Это Вы называете народоправством? Охлократией это называли, еще в Древней Греции.
- Нет, Альберт Германович, нам с вами друг друга не понять, - печально заключил Ренгартен. - Вы смотрите в прошлое России, а я - в ее будущее, как и командующий. Но прошлым жить нельзя, оно уже мертво. Мертвое не принесет пользы живому. Каким бы ни было прекрасным оно в свое время, сегодня это - только гниль, несущая заразу. И лучшее, что с этим прошлым можно сделать, извините, это добить его - чтобы не отравляло нам сегодняшнюю жизнь. Я бы сказал - пристрелить, как добивают охотники смертельно раненого зверя.
- Не стреляйте в прошлое, Иван Иванович, - покачал головой Лорингер. - Не стреляйте в прошлое даже из пистолета. Иначе будущее выстрелит в Вас из пушки…
- Вот только не надо дешевой мелодрамы, - поморщился адъютант. - "Будущее… из пушки"… Из этой что ли?
Ренгартен махнул рукой в сторону темнеющей громады "Императора Павла Первого" и осекся: башни линкора медленно разворачивались в сторону "Андрея Первозванного" - флагмана командира бригады адмирала Небольсина.
- Что это? - голос адъютанта предательски дрогнул.
- Революция, господин капитан, столь любезная Вам Революция, - фон Лорингер хладнокровно указал на разгорающийся на клотике линкора красный сигнальный огонь. - Идемте, надо доложить командующему.
Адмирал Непенин - адмиралу Русину, 19 часов 30 минут:
"На "Андрее", "Павле" и "Славе" бунт. Адмирал Небольсин убит. Балтийский флот как военная сила сейчас не существует. Что могу сделать?
Дополнение. Бунт почти на всех судах".
Массивные напольные часы в футляре орехового дерева, покрытого темной блестящей полировкой и украшенного резным узором, пробили три четверти одиннадцатого.
- До совещания у нас есть пятнадцать минут. Я хотел поговорить с Вами наедине, Альберт Германович.
- Я Вас слушаю, Ваше Высокопревосходительство.
Непенин тяжело опустился в кресло. Не бессонная ночь подкосила адмирала, нет, в войну он нередко не спал и ночь и две подряд - время не ждало. Силы ушли после того, как ему стало ясно, что борьбу за Совет Депутатов он проиграл. А ведь сначала ему казалось, что с Советом налажен контакт, что депутаты станут помощниками командования Флота в деле поддержания дисциплины, любое ослабление которой катастрофически понижало боеготовность, а это могло привести к непоправимой трагедии. Но прошло совсем немного времени, и он убедился, что его усилия по объединению всех здоровых революционных сил пропали даром: на депутатов кем-то оказывалось мощное давление, толкающее их, а с ними - и весь Флот, к анархии и беспорядкам. И вот - свершилось. Ночью на кораблях вспыхнул мятеж, убиты многие офицеры.
Можно было утешать себя тем, что могло быть много хуже: в Ревеле мятеж среди матросов вспыхнул на день раньше, а в Кронштадте - и вовсе вечером двадцать восьмого февраля. Можно было утешать себя тем, что на многих кораблях до кровопролития дело не дошло. Можно было, наконец, утешиться еще и тем, что к утру на кораблях удалось восстановить порядок. Можно - но только не ему.
Адмирал Непенин всегда считал Флот единым целым. Конечно, у матросов своя доля, а у офицеров - своя, но дело-то у них общее, одно на всех. И, когда до Гельсингфорса донеслись слухи о происходящей в столице смуте, он во всех своих поступках руководствовался в первую очередь боеспособностью Флота, того же и ожидая от своих подчиненных. Он верил в своих матросов, рядом с которыми сам не раз рисковал своей жизнью. И вдруг оказалось, что боевое братство, скрепленное совместно пролитой кровью, в одночасье превратилось в ничто. Ладно, то, что произошло на многих кораблях, можно было считать недоразумением, там все ограничилось только арестом офицеров, порой - чисто символическим. Но ведь на других судах произошла настоящая резня. Даже сейчас, когда порядок постепенно начал устанавливаться, он еще не знал точного числа убитых офицеров. Командовать в такой обстановке было решительно невозможно. Но и забыть о том, что идет война, и враг рвется к Риге и Санкт-Петербургу, тоже было невозможно. Раз за разом хмурым утром четвертого марта одна тысяча девятьсот семнадцатого года от Рождества Христова командующий Балтийским Флотом вице-адмирал Андриан Иванович Непенин задавал себе вопрос: "Что делать дальше?" - и не находил ответа.
- Давайте без титулов, Альберт Германович. Не до них нам с Вами сейчас…
- Как скажете, Андриан Иванович.
- Что Вы дальше намерены делать, Альберт Германович?
- Служить, - просто ответил каперанг.
- Я знаю Вас как монархиста, но Императора теперь в России нет. Кому Вы теперь служить собираетесь?
- России, Андриан Иванович. Государь отрекся, что же… Не мне его судить… Но жизнь на этом не кончается. Идет война и я нужен своей стране, нужен как офицер. Я клялся защищать Россию и буду это делать так, как смогу. Как позволят мне обстоятельства… А Император… Чего только на Руси не было… Семибоярщина, кондиции, поляки в московском Кремле… Переживем как-нибудь.
Лорингер умолк, молчал и Непенин. Командующий испытывал странные чувства: в тот момент, когда у него почва ушла из-под ног, каперанг оставался на твердой земле. Там, где у вице-адмирала были сплошные вопросы, собеседник видел ясные и четкие ответы.
- Скажите, Альберт Германович, если бы Флотом командовали Вы, что бы сделали не так как я?
- Только одно, Андриан Иванович. Я бы не стал в той телеграмме давать советов Государю. В остальном же - я не знаю, что можно было бы сделать лучше.
- Я проиграл это сражение, - глухо проговорил Непенин, прикрыв лицо рукой. - Флот больше не подчиняется мне.
- Нет, Андриан Иванович, - твердо возразил Лорингер. - Вы его почти выиграли. Флот остается силой, способной к битве. Даже сейчас. Главное, чтобы Вашим преемником оказался человек, способный эту силу использовать. - Днем должны приехать представители Временного правительства и Петросовета, они и должны назначить нового командующего. Я рекомендовал каперанга Щастного.
- Да, у Алексея Михайловича может получиться, - согласился Альберт. Из старших офицеров молодого поколения (Непенин и фон Лорингер были одногодками - семьдесят первого года рождения, а Щастному - чуть больше тридцати пяти) Щастный, безусловно, был самым талантливым и грамотным. И у матросов пользовался авторитетом. С таким командиром - можно воевать.
- Вероятно, мне дадут корабль. Пойдете ко мне помощником?
- Почту за честь, - искренность, с которой фон Лорингер произнес эту фразу сомнению не подлежала.
- Я рад, Альберт Германович, - так же искренне ответил Непенин. - Но сначала надо сделать крайне важное дело.
Командующий достал из ящика письменного стола небольшой конверт и передал его через стол.
- Здесь - кальки минных полей. Подлинники. Вы должны их как можно быстрее доставить в Санкт-Петербург. Я не знаю, что происходит в Адмиралтействе, на месте ли адмирал Русин. Если нет - то отдайте их командующему военным округом генералу Корнилову. Если ни Русина, ни Корнилова не сможете найти - отправляйтесь в Таврический дворец и вручите их Гучкову. Но только лично им, никаких помощников и адъютантов. Не мне Вам рассказывать, Альберт Германович, сколько готовы заплатить за эти документы немцы. Уверен, сегодня будет предпринята попытка завладеть ими. Другого такого шанса у германской разведки просто не будет. Вас не должны заподозрить, в противном случае Вы очень рискуете.
- Мне приходилось рисковать жизнью…
- Ваш долг теперь не рисковать жизнью, а доставить этот документ по назначению. Что бы ни случилось.
Каперанг поднялся из кресла и взял пакет.
- Служу Императору и Отчеству.
Командующий кивнул. Новая власть отменила старорежимные обращения, но не могла запретить офицерам иметь свои убеждения.
- Разрешите идти.
- Останьтесь, Альберт Германович. Сейчас у меня будет совещание, Ваша обязанность, как офицера штаба на нем присутствовать.
- Слушаюсь.
Встав из-за стола, вице-адмирал прошел через каюту и открыл дверь. В приемной уже собрались флагманы и капитаны.
- Проходите, господа.
Они проходили, рассаживались. Вид был встревоженный, слишком мало времени прошло после страшных событий прошлой ночи. Да и будущее терялось в гельсингфорском тумане - никто бы не решился дать гарантию, что не начнутся новые офицерские погромы. Альберт вглядывался в лица входящих, ища своих друзей. Слава Богу, Георгий жив… И Лев Галлер…
Старк присел в кресло справа от фон Лорингера.
- Прав ты был вчера, - наклонившись, прошептал он на ухо другу. - Останься я дома - не сидеть мне здесь. Сейчас узнал - тех, кто в крепости остался ночевать - почти всех перебили.
- Семья как?
- Все целы, слава Богу…
Он еще хотел что-то добавить, но не успел: заговорил Непенин. От былой усталости не осталось и следа, адмирал снова был полон сил и энергии - начинался новый раунд борьбы и Андриан Иванович безоглядно бросился в бой.
- Господа офицеры, происходящее в Петрограде и Кронштадте, о чем Вы информированы, может и не стать для России катастрофой, если мы будем действовать спокойно и правильно. То, что происходящее инспирировано нашим противником, для меня совершенно ясно, отсюда следует следующее:
Первое. Определить, что представляет сейчас истинный секрет, а что - нет. Господа офицеры, прошу получить папки с документами, представляющими именно то, что понадобится Флоту после окончания этих беспорядков. Я думаю, все прекрасно осознают значимость таковых. То же, что лежит в сейфах сейчас, вполне может достаться и врагу - благо мы секретили много бесполезных сведений.
Второе. Я не уверен, что мы все будем живы и здоровы через несколько недель - пусть события сегодняшней ночи, а так же кронштадский и ревельский инциденты напомнят вам об этом. Ваша цель сейчас - любой ценой не отдать эти документы в руки противника. Без них мы будем боеспособны, но в руках командования Кригсмарине это - ключ к Петрограду.
Третье. Господа офицеры, цена сохранения этих материалов от противника крайне, повторяю - крайне высока. Если кто-либо из Вас считает, что честь дороже этого - он ошибается. Эти бумаги дороже даже офицерской чести. Даже буквы присяги. Делайте все, чтобы сохранить их.
Четвертое. Полчаса назад получена телеграмма из Санкт-Петербурга - в сложившихся условиях военный министр считает целесообразной смену всего состава нашего штаба. Поэтому подумайте о новых местах службы. Отставки запрещаю, пусть лучше каперанг командует паршивым минзагом - он справится с ним лучше, чем "мокрый прапорщик". Соглашайтесь на любые вакансии. Единственное что… Альберт Германович, поскольку Вы обратились ко мне с рапортом еще третьего дня - можете покинуть Гельсингфорс. Вас хотят видеть начальником школы юнг в Кронштадте, предполагаю, служба как раз по Вам. Никаких претензий к Вам нет, - Андриан Иванович посмотрел в глаза каперанга Лорингера, - но считайте это моей прощальной рекомендацией.
Непенин прекрасно знал, что делает. После операции "вброса" немцам карт планов обороны Рижского залива - в результате чего немцы потеряли дивизию новейших эсминцев, он запредельно доверял Лорингеру, и тот не подвел своего командира: сразу же после совещания он отправился в Гельсингфорс и отходящим без четверти двенадцать поездом выехал в Санкт-Петербург. Последний акт Свеаборгской трагедии разыгрался уже в его отсутствие.
За вице-адмиралом Непениным пришли примерно через полчаса после окончания совещания, как раз когда капитан первого ранга Альберт Германович фон Лорингер обустраивался в купе. Группу представителей Гельсингфорского Совета возглавлял уже знакомый Андриану Ивановичу типчик в гражданском, представлявшийся как Шпицберг.
- Гражданин вице-адмирал, постановлением чрезвычайного заседания Гельсингфорского Совета рабочих и матросских депутатов Вы отстранены от командования Балтийским Флотом, - с пафосом провозгласил Шпицберг, едва переступив порог каюты командующего.
- Сожалею, - развел руками Непенин, - но вы опоздали. Еже два часа назад я дал телеграмму в Санкт-Петербург, в которой сложил с себя полномочия командующего. В такой обстановке я командовать Флотом не могу.
- Прекрасно, - депутат и не пытался скрыть довольную улыбку. - В таком случае извольте сдать дела и ключи от сейфов.
- Вам?
- Нам, - деловито кивнул Шпицберг, - уполномоченным представителям революционного народа. Народ возьмет дело защиты революции в свои руки.
- Народ, как Вы выражаетесь, дело защиты революции в свои руки уже взял. Сегодня прибудут представители Временного правительства для ознакомления с состоянием Флота и назначения нового командующего.
При этих словах Непенин заметил в глазах Шпицберга растерянность и страх и про себя возликовал. Пусть хоть так, но он сумел нанести удар по тем, кто, прикрываясь революцией, работал в России на победу Германии.
Однако, депутат Совета сумел справиться с ударом.
- А поставлен ли в известность об этом Петроградский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов?
- Думаю, да. Во всяком случае, представители Совета прибудут вместе с представителями Временного правительства.
- Прекрасно, - радостно воскликнул Шпицберг. - А пока посланцы революционного Петрограда не приехали, сдайте немедленно власть нам, как полномочным представителям революции в Гельсингфорсе. Верно, ребята?
Стоящие за спиной Шпицберга невнятно забормотали что-то одобряющее. Быть полномочными представителями революции было, конечно, очень приятно и почетно.
- Вы превышаете свои полномочия, - заявил Непенин.
Адмирал тянул время. Кальки Шпицберг уже не получит, поезд ушел в прямом и в переносном смысле слова. Но и помимо калек секретной документации на "Кречете" и других кораблях, стоящих сейчас на рейде Свеаборга, хватало. Он знал, что не сможет помешать вскрытию сейфов, но, чем меньше времени будет у Шпицберга и тех, кто стоит за ним, тем больше удастся сохранить в тайне. К тому же, предупрежденные на утреннем совещании офицеры сейчас старательно прятали доступные им документы. Таким образом, каждая минута, которую он выигрывал в этом разговоре, работала на него - и на Россию.
- Матросами Флота выбран новый командующий - вице-адмирал Максимов, - вступил в разговор кто-то из товарищей Шпицберга, немолодой мужчина, одетый в матросский бушлат. - Он будет руководить Флотом под наблюдением Совета. Вы должны сдать ему все дела.
- Я сдам дела только тому, кто будет утвержден законной властью, которой, после отречения Императора, является Государственная Дума и утвержденное ею Временное правительство, - твердо заявил Непенин.
- Значит, Вы не намерены подчиняться решениям Совета рабочих и матросских депутатов? - поинтересовался еще кто-то из делегатов.
- Документов и ключей без приказа из Санкт-Петербурга я никому не отдам.
- Что ж, товарищи, дело ясное, - притворно вздохнул Шпицберг. - Как мы и предполагали, штаб Флота - это гнездо контрреволюции. Товарищ Соболев…
Вперед выступил молоденький мичман в пенсне.
- Решением Гельсингфорского Совета рабочих и матросских депутатов бывший командующий Балтийским флотом вице-адмирал Андриан Иванович Непенин объявляется под домашним арестом, чтобы не допустить по отношению к нему самосуда возмущенных его контрреволюционной деятельностью революционных матросских масс.
"Ай, лихо сработано", - адмирал отдал должное своим противникам. Тот, кто руководил этой операцией немецкой разведки, нашел очень сильный и изящный ход. С одной стороны, любое неповиновение теперь означало для Непенина смерть, причем вина автоматически ложилась на него, Шпицберг мог теперь рассказывать всем, как пытался спасти жизнь бывшего командующего. С другой, до приезда депутатов из Санкт-Петербурга Флот оставался фактически беззащитным. Не Максимов же, в самом деле, только вчера сидевший под матросским арестом и чудом не разделивший судьбу Небольсина, утихомирит этот бунт. Эх, Сашу бы Колчака сюда… Но он сейчас где-то на Черном море… Щастный, Щастный бы мог, но молод еще, неопытен…
- Товарищ Грудачев, - позвал Шпицберг и в дверях появился молодой матросик с красной повязкой на правом рукаве и большим красным бантом, приколотым на бушлат слева на груди. - Сопроводите гражданина бывшего командующего Флотом на квартиру и охраняйте, чтобы чего не случилось.
- Ясно, товарищ Шпицберг, - весело ответил матрос и обратился к Непенину. - Оружие и прочее лучше здесь оставьте. Вам же спокойнее будет…
Непенин тяжело поднялся из-за стола, устало глянул на депутатов, взял шинель и проговорив:
- Вам придется за это отвечать, - двинулся вслед за Грудачевым.
Вспомнил ли Шпицберг эти слова спустя двадцать лет, когда на закрытом процессе был приговорен к расстрелу как троцкист и немецкий шпион - неизвестно…
Сразу после ухода Непенина на "Кречете" началось вскрытие сейфов и изъятие секретных документов. Шпицберг и его люди получил доступ к информации "о количестве гречневой крупы на складах Свеаборгской крепости и необходимости закупок в сезон 1917 года" и подобной документации. То, что в первую очередь хотели знать в Кригсмарине, заполучить не удалось…
На вокзал, встречать поезд, на котором из Петрограда прибывала делегация Временного правительства и Петросовета адмирала так же повели под конвоем. Охрана из местных моряков (уже не Грудачев и его ребята, тех уже заменили, видимо, на более "надежных") пыталась изобразить что-то вроде почетного караула, двое штатских, депутаты Совета, кривились, казалось, крикни "Братишки, бей немецких шпионов" - и все вернется на старый круг событий. Не крикнул, не вернулось. Не учили такому адмирала. И он шел и шел, вдыхая влажный весенний воздух, прощался со Свеаборгом, с Флотом, мысленно подводил итоги…
Что ж, его флот неплохо оборонялся против сильнейшего противника, даже не вводя в бой главные силы: линкоры типа "Гангут". Не было надобности: и без того главная задача выполнялась успешно. Попытки немцев наступать на море приводили к огромным потерям с их стороны, потери Российского Императорского Флота были вполне терпимы, удавалось проводить активные набеговые операции, а кампания этого года обещала, наконец, победу, благо, прошлая прошла примерно так, как и планировалось.