Рассмеявшись, мужчины обнялись, и Балис почувствовал в руках деда совсем не старческую силу. Поздоровавшись с внуком, отставной адмирал повернулся к его супруге.
- А Вы, Риточка, всё хорошеете и хорошеете. Сбросить бы мне лет пятьдесят - ох и приударил бы я за Вами, - галантно поцеловал даме руку Ирмантас Мартинович.
- А я бы с Вами не пошла. Мне кроме Балиса никто не нужен, - рассмеялась Рита, беря мужа под руку.
- Не может такого быть. Морским офицерам дамы никогда не отказывают. А я был настоящим офицером.
- Почему это были? Вы и есть настоящий офицер…
Они медленно двигались по платформе. Балис нес чемодан, а Кристина вилась между ними, выискивая момент, чтобы обратить на себя внимание.
- Знаете, когда я вижу Вас, мне всегда кажется, что Вы пришли откуда-то из прошлого… из времен Нахимова и Ушакова.
- Что, мальчишки флотских традиций не соблюдают? - сощурился отставной контр-адмирал. - Что же это ты, внук, мои седины позоришь? Я-то радовался, что ты не в отца непутевого, музыковеда, душу сухопутную, пошел, а в меня, старика. А ты? Хотя какой ты моряк? Пехота ты… Одно только слово что морская.
Он на мгновение прервался, отдавая честь военному патрулю, и Балис поспешил отвлечь его.
- Да ладно, дед, молодежь всегда старшим уступать должна…
- Ну, уступай, уступай, - усмехнулся адмирал. - Только, смотри, не доуступайся…
Балис тряхнул головой, яркое желтое солнце ударило в глаза…
ДОРОГА
Яркое красное солнце ударило в глаза…
Всё тело было наполнено тупой болью, в ушах звенело, а в рот набилась земля - однако рефлексы капитана морской пехоты уже работали. Почувствовав, что правая рука всё еще сжимает автомат, Балис, медленно приоткрыл глаза. Ничего, кроме неба, он не увидел. Даже стенок стрелковой ячейки. Мало того, что ничего не видно, так еще и не слышно. Очень медленно Балис повернул голову вправо - но увидел только красную землю. Влево он повернул её чуть быстрее - та же картина. Медленно и осторожно, чтобы не ухудшить ситуацию, если где чего повреждено, сел, внимательно оглядываясь по сторонам. Боль не усилилась, а вот окружающая обстановка вызывала тихое недоумение.
Солнце было действительно красным. И небо было не синим, а каким-то красноватым. И земля вокруг была красноватого цвета, причем не от крови. Её как раз вокруг не было вообще. И позиции не было, и виноградников. Куда-то исчезли казак-пулеметчик и московский ученый. Вместо этого вокруг простиралась холмистая равнина без конца и края - без какой-либо растительности и следов человеческого присутствия.
Впрочем, нет, следы человеческого присутствия все-таки обнаружились: широкая дорога, мощенная камнем, тянулась от горизонта до горизонта, резво сбегая с одних холмов и карабкаясь на другие. Холмы, холмы, красные холмы… На вершине одного из таких холмов, метрах в двух от дороги и оказался отставной капитан, а рядом неподвижно лежал Серёжка.
Балис выплюнул изо рта землю, машинально отметив, что это чистейший приднестровский чернозем, и, аккуратно и медленно подтянувшись к мальчику, нажал пальцами за ключицей. Подушечками ощутил, как упруго забилась артерия: мальчишка был жив, только без сознания.
Ну что же, теперь следовало попытаться понять, что же всё-таки произошло.
Прежде всего, Балис отметил, что крови на нем нет, а, значит, нет и ран. Подвигал руками и ногами - вроде кости целы. Дышать было больно, но совсем не так, как бывает при переломе ребер, благо про них он знал не понаслышке. Тошноты тоже вроде не чувствовалось - значит, и сотрясения мозга нет, отделался только ушибами и легкой контузией.
Закончив самообследование, капитан поднялся на ноги и приступил к осмотру экипировки. С одеждой все понятно - вся при нем, даже берет. Автомат Калашникова внешне выглядел неповрежденным. Судя по весу, магазин был полон. Отсоединив его, Балис убедился, что патроны внутри действительно есть, но считать их не стал: это можно сделать и позже, опасности пока, вроде, никакой не было.
Еще два полных рожка, скрепленных изолентой, находились, как им и полагалось, за поясом. Там же, на поясе остались и комбинированный десантный нож с кортиком. ПМ так же обнаружился на своем месте - в подмышечной кобуре: носить пистолет подмышкой, а не на портупее, Балис приучился за время работы в "Аган-нефти". Вынув обойму, Балис убедился в наличии патронов. Запасная обойма нашлась там же, где и лежала раньше - в кармане. Три метательных ножа в ножнах тоже были прикреплены на своих местах: на запястье левой руки, за воротником и у левой голени. Можно сказать, обвешан, словно новогодняя ёлка. Ничего, как шутил в подобных случаях майор Седов: "Тяжело на марше - легко в гробу!"
Что ещё? Так, остались офицерские часы с компасом на руке, показывающие невесть что, маленькая плоская фляга с водой в кармане брюк (тряхнул - булькает), дедов перстень на левой руке, иконка в кармане гимнастёрки, да там же еще и таскаемый с детства сердолик - на счастье. В общем, ничего не пропало и не сломалось.
А при внимательном взгляде на часы он обнаружил не одну странность, а целых две. Во-первых, они шли и показывали час восемнадцать, то есть на четырнадцать минут больше, чем когда он последний раз смотрел на циферблат на позиции. Или на двенадцать часов и четырнадцать минут, что было менее вероятно. Во-вторых, стрелка компаса болталась абсолютно свободно, чему могло быть два объяснения: либо она размагнитилось, либо в этом месте магнитное поле настолько слабо, что даже на такую маленькую стрелочку не способно оказать влияние. Оба они казались совершенно невероятными, но одно из них, похоже, соответствовало действительности.
Где же они всё-таки оказались? Поверхность дороги была чистой, без песка, но Балис знал, что из этого ровным счетом ничего не следует: капризный ветер пустыни иногда в пять минут заметает барханами новенькую бетонку, а иногда, напротив, тщательно вылизывает какой-нибудь глинобитный тракт, помнящий еще фаланги Александра Македонского.
Дорога могла вывести к людям, а могла и увести в никуда. В любом случае, иного выбора, чем идти по ней, в голову пока что не приходило. "Будем решать проблемы по мере их поступления", - подумал капитан и повернулся к Серёжке, неподвижно лежащему рядом.
Отложив автомат, офицер присел над всё еще не пришедшим в себя мальчишкой. Сзади приподнял левой рукой голову, а ладонью правой несколько раз легонько похлопал по щекам. Пробурчав что-то невнятное, парнишка открыл глаза.
- Как ты?
- Нормально… Ой, а где это мы?
- Не знаю, - Балис поднялся на ноги и еще раз осмотрелся. Красная холмистая равнина во все стороны выглядела одинаково безжизненной и пустынной: ни кустика, ни движения. И только дорога красноречиво говорила о том, что здесь всё же бывают люди. Точнее, поправил себя капитан, дорога говорит только о том, что люди здесь когда-то были. Только вот не следует все же сразу себя убеждать в худшем, это сразу ведет к безразличию и отказу от попыток сделать хоть что-нибудь. "Летай иль ползай - конец известен", - вспомнилось из школьной программы, и Балис решительно мотнул головой - не наш метод.
- А как же… - Серёжка не закончил фразу: и так всё было понятно.
Подобравшись, сел, водрузив подбородок на острые, с чёрточками подживших царапин коленки. Скосил голову набок и как-то по-птичьи глянул на Балиса.
- Мы умерли?
- Не думаю, - Балис отвечал медленно, обдумывая каждое слово. Ведь этот вопрос мучил и его. - Во-первых, у меня всё болит.
- У меня тоже, - легко признался мальчишка.
- Вот, а мертвым, говорят, не больно.
- А те, кто говорит, пробовали?
- Нет, конечно. Вообще-то может, конечно, мы и умерли, только вот я чувствую себя живым.
- И что мы теперь будем делать? - парнишка на глазах успокаивался после первого потрясения, и это было хорошо.
- Выбираться отсюда. Идти сможешь?
Серёжка пружинисто вскочил на ноги. Да, в детстве любые травмы заживают намного быстрее.
- Ага. А куда мы пойдем?
- По дороге. Раз есть дорога, то она обязательно куда-то выведет.
Балис понимал, что в такой пустыне они могут выдохнуться и погибнуть гораздо раньше, чем дорога их куда-либо выведет. Однако сейчас обсуждать это не имело смысла, наоборот, мальчишку требовалось всячески подбодрить. На ногах парень вроде стоял твердо, некоторое сомнение внушали, правда, его видавшие виды сандалеты - далеко не самая лучшая обувь для хождения по таким дорогам, но заменить их было не на что.
- Стрелять из ПМа не разучился?
- Не…
- Тогда держи, - расстегнув застежку, он снял кобуру и повесил её Серёжке через плечо. Подогнал ремешок. - Имей в виду - на предохранителе.
Очень серьёзно кивнув, мальчик деловито расстегнул кобуру и застегнул обратно - вроде как проверил.
- Ну, пошли…
Они двинулись через мертвую красную пустыню по плотно подогнанным друг к другу темно-серым каменным блокам дороги. Красное солнце с безоблачного неба заливало пустыню каким-то мертвенно-красным светом, отбрасывая от них длинные темные тени. Плотный жаркий воздух был вязким и, казалось, нарочно вставал на их пути невидимой, но мощной преградой. Балис засунул берет под правый погон и расстегнул еще пару пуговиц на гимнастерке. Серёжка, одетый только в синюю футболку и длинные, почти до колен, выцветшие зеленые шорты, от жары страдал явно меньше, однако Балис всё равно за него тревожился: мальчишка ведь, совсем ребенок. Не подготовленный для выживания в экстремальных ситуациях, он мог в любой момент впасть в панику, задурить - и что тогда? Капитан Гаяускас знал, как поступать в таких ситуациях с солдатами, но к двенадцатилетним детям, конечно, требовался совсем другой подход. Впрочем, пока что в поведении Серёжки не было ничего тревожного, и Балис постарался сосредоточиться на том, чтобы хоть как-то объяснить себе, что же с ними происходит.
Он не верил в чудеса и считал, что любое загадочное событие со временем найдет рациональное объяснение. За почти двадцать девять лет его жизни с капитаном Гаяускасом случалось немало странных происшествий, большая часть из которых в конечном итоге разъяснилась. Но ведь было и то, что толкования до сих пор не получило. И сейчас перед ним снова проносился тот детский севастопольский август, которого не могло быть, но который был - о чем свидетельствовал до сих пор таскаемый в кармане сердолик - подарок никогда не существовавшего мальчишки с удивительным отчеством - Павлиныч. И другой загадочный август, уже взрослый - под Ташкентом, после преддипломной стажировки в Афгане… И третий загадочный август был в его жизни - август девяностого.
И не с приезда ли деда в Севастополь загадки обрушились на него лавиной, резко развернув его жизнь, можно сказать, на все сто восемьдесят градусов? Хотя нет, пожалуй - не с приезда. Два первых дня пребывания в Севастополе контр-адмирала Ирмантаса Мартиновича Гаяускаса ничего необычного не принесли, было не до этого - отмечали присвоение внуку звания капитана. А вот на третий день… Точнее, на третью ночь, когда они с дедом пошли поплавать в вечернем море…
ГЛАВА 2. ВСТРЕЧА ОДНОКАШНИКОВ.
Рискуй, голытьба, - на карте судьба, Не встретились там, так встретимся тут. Днем или поздней ночью!
Р. Киплинг
- Вечер добрый, Павлиныч! Слушай, а погодой здесь кто командует?
- Так, Симон Юрьич, я бы с радостью… Но не вербуются в небесной канцелярии люди! И ангелы тоже!
- Эх, Павлиныч, Павлиныч… - Президент улыбался, хотя и не очень лучезарно. - Расскажи-ка лучше про этот авианосец - все ли правильно сделали?
- Все, Симон Юрьич! Как и планировалось. В соответствии с Вашим устным приказом, ситуация была под контролем и в случае чего стрельба бы не состоялась.
- Ладно, ладно. Северяне заплатили честно, к ним нет претензий. Нам-то этот динозавр без надобности на самом деле. Дорогая игрушка, причем не для нашего моря.
- Так, Симон Юрьич!
- Хватит, Мирон. Не Симон я, а Семен, я ж городской и с юга нашего. Как и ты. Мы вдвоем, чего по чужому говорить-то?
- Хорошо. Семен Юрьич, мы утром пойдем на охоту?
- Какая там охота, не люблю я этого безобразия.
- Егерь фазанов обещал. Сказочных.
- Охота была… Ладно, пойдем. Хотя стрелок из меня - сам знаешь, какой.
- Так там промахнуться трудно!
- Ну, смотри, смотри… Только не замороженного подкинь, ладно?
- Обещаю! Тогда через час выходить.
- Ну, вот. Отпуск, называется.
Звонок, сделанный пару суток назад, сработал: знакомый человек из "ближнего круга" передал записку и устно сообщил Президенту о желательности его короткой поездки к морю. Совсем короткой. Президент понял, что случилось что-то чрезвычайное, и решил потратить пару суток. "Фазан" был своего рода паролем - уже поздно было устанавливать, что Семен и Мирон целый год проучились в одном классе и что "фазаном" называлась шпаргалка. И что Семен решил радикально ломать ситуацию, таща к власти "приморскую команду" - придя наверх на гребне "объединительных" настроений, он давно планировал радикально сменить ситуацию и союзников…
Первая комбинация - с глубоко законспирированной продажей авианосца соседу - в сущности, новому союзнику - прошла довольно гладко. Корабль прошел Проливы и двигался на Север открытым океаном. Остановить полу мятежный, на взгляд многих адмиралов, авианосец было нереально. Точнее, это означало войну, да еще точно неясно, с кем именно. Деньги лежали далеко в Европе и должны были сработать только в нужный момент. Не раньше.
- Рассказывай.
- Долгая история. В двух словах: слышали Вы про неясно чьи секретные объекты - прямо здесь? Вот он - с дырой в крыше.
- Нет. Давай, у нас пятнадцать минут есть…
Двигаясь обратно, Семен Юрьевич почти непрерывно орал.
- Павлиныч, не имеешь агентов среди ангелов - ладно! Это я тебе прощаю! А среди фазанов? Павлиныч!!! А егерь твой?! Где были эти птицы, я тебя спрашиваю?!! Хоть попробовать попасть бы!!! Издеваешься???
Он не переигрывал. Слишком много злобы выплеснулось - почти бессильной. Слишком многое от него скрывали. Играли, как с котенком. То, что произошло здесь несколько недель назад, было беспрецедентно - и неизвестно ему. Только спутанное сообщение от "дублеров" из морской контрразведки, но, сколько у него там людей? Трое всего. И все - под ударом после корабельной эпопеи… Но говорить правду сейчас нельзя. Опасный это финт - говорить правду, будучи Президентом. Смертельный. Только конверт греет. Сейчас он лучше брони. Потому, что не только защищает, но может еще и выстрелить.
Через несколько суток руководитель Службы Безопасности Юго-Западной Федерации отправился за океан на семинар по антитеррористическим мероприятиям. Там с ним произошел несчастный случай: на ферме по разведению аллигаторов, наблюдая за кормежкой рептилий, он не рассчитал чего-то и упал в вольер. В личном деле так и записали: "находясь в загранкомандировке, погиб при исполнении служебных обязанностей". Заместитель возглавил Службу, а довольно молодого и перспективного генерала Мирона Нижниченко перевели в столицу на повышение. Заместителем. Такие вот правила игры в безопасность.
САССЕКС. 28 СЕНТЯБРЯ 1066 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
- Истинно, истинно говорю вам - не было ничего этого! Всё это ложь, чтобы обмануть людей и сбить их с пути истинного.
На первый взгляд брат Фома отнюдь не производил впечатление фанатика. Лицо его, несмотря на почтенный уже возраст, не выглядело изнеможенным и не несло на себе печати добровольных лишений. Новая шерстяная ряса хорошо защищала его тело от холода, а добротные кожаные башмаки оберегали ноги от превратностей долгого пути. Но когда монах начинал говорить, то весь преображался, и, казалось, не отсветы костра сверкают в его глазах, нет, сами глаза пылают огнем веры в свои слова.
- Эй, Саймон, готово твоё варево? - поинтересовался разлегшийся неподалеку арбалетчик.
- Придется тебе потерпеть еще немного, Пьер, - откликнулся латник, сидящий около костра и время от времени помешивающий бурлящую в котелке густую похлебку ножнами от своего меча.
- Что ты копаешься, я жрать хочу!
- Жри хоть сейчас, но, клянусь, если ты обдрищешся, то я этими ножнами выгоню тебя за пределы лагеря спать на берегу, клянусь Святым Иринеем! И пусть подберут тебя местные нимфы или кто на этом Альбионе водятся.
- Клянусь Святым Лукой, если Пьера подберут нимфы, то он живо их всех обрюхатит! - встрял в разговор еще один из сидевших вокруг костра воинов. Остальные дружно рассмеялись грубой шутке.
- Не суесловьте о Святых Господних, - гневно воскликнул монах. - Не грешите! Помните о том, что вы - благочестивые воины и идете за славным герцогом Вильгельмом на святое дело, ибо трон короля-Исповедника должен принадлежать нашему славному вождю, а не этому узурпатору Гарольду. Так не грешите же, ибо, если вы прогневите Господа, Он не дарует нам победы.
- Ладно, ладно, отче, - примирительно сказал кашевар. - Ты не учи нас, кто мы такие и зачем мы здесь - это мы и без тебя знаем. Ты про Рим, про Рим рассказывай…
Монах прокашлялся и продолжил прерванное повествование.
- Так вот, когда я был в Святом Городе, то говорил с многомудрым отцом Бонифацием из обители Святого Ива при ордене братьев-бенедиктинцев. Он многие годы провел во граде Святого Константина, ныне находящегося под властью схизматиков, да будут прокляты они во веки веков. Изучал он философов греческих и римских, что прежде рождения Господа нашего на земле жили. И сказал он, что нет ни одного свитка, с тех времен сохранившегося. Только то, что переписано не позже двух сотен лет тому назад.
И тогда взял я списки, что в славной обители Святого Ива собраны и стал их сравнивать между собой. И открылось мне, что схожи они чрезвычайно. Истинно говорю вам, одними и теми же словами пишется о войне Афин и Спарты, о походе на Трою и войне Рима с Карфагеном. И тогда даровал мне Господь мудрость, и просветил очеса мои, и узрел я ложь и беззаконие, творимое врагом. Не было ни войны Спарты с Афинами, ни похода на Трою. Была только война Рима и Карфагена. Остальное же измыслили вороги по наущению Врага главного, измыслили и людей простодушных верить в ту ложь заставляют!