Великий князь - Алексей Кулаков 16 стр.


Пока два чернодоспешных воина уводили прочь ослабевшего в ногах итальянца, его ученики сноровисто избавляли раненых мурз от полотняных бинтов, заодно искренне радуясь близости к самому государю-наследнику.

– Василько, что скажешь?

– Шить не надо. Промыть от сукровицы третьей микстурой, наложить мазь номер два, легкая повязка и поменьше двигаться.

– Исидорка?

– То же самое, только вместо третьей микстуры – девятая, государь-наследник Димитрий Иоаннович.

– Почему?

– Удар не чисто прошел, мясо подрал.

Одобрительно хмыкнув, царевич без особого интереса оглядел Дышек-мурзу, судя по нежно-зеленому цвету лица, наслаждающегося всеми последствиями близкого знакомства своей головы и чужой булавы.

– Сергий, ты что скажешь?

– Укрепляющий и от головной боли взвары три раза в день, вечером сонник. Через седмицу будет здоров, государь-наследник.

Быстрые и уверенные, а главное – правильные ответы так понравились сереброволосому целителю, что он прямо не сходя с места пожаловал давших их десятком серебряных копиек. Каждому!.. А вот пленникам так ничего и не досталось: ни мазей, ни взваров-микстур, даже повязки менять не стали. Вместо этого их небрежно перекрестили и равнодушно отвернулись, совсем не интересуясь причинами, по которым обоих мурз резко затрясло. Потому что старший из сыновей великого князя Московии и без того прекрасно знал, что исцеление бывает разным. Например, быстрым, но крайне болезненным.

– Димитрий Иванович, стол накрыт. Сейчас или чуть погодя?..

Глянув на княжича Скопина-Шуйского, Дмитрий перевел взгляд на остальную свою свиту, даже и не собирающуюся вечерять без повелителя, и согласно кивнул, но пройти успел немного, буквально пару-тройку шагов, остановившись от многоголосого звука детских голосов.

– Уходить! Немедля уходить!!! Вы мешать раненым!..

Из второй по счету палатки высыпала стайка малышни, сопровождаемая и направляемая двумя почти взрослыми девушками, а следом выскочил и сам хозяин лазарета, проводивший осмотр юных дарований. Открыл было рот для негодующего возгласа, увидел царевича, тут же согнулся в почтительном поклоне и попятился обратно в лазарет.

– Ты!..

Одна из девиц, бросив своих подопечных, быстроногой ланью метнулась к ногайским пленникам, лишь в самый последний момент перехваченная стражей.

– Это ты!!!

Два крепких, сильных и жилистых воина с заметным трудом скрутили одну вроде как слабую девицу – их мотало и дергало так, будто они пытались остановить и удержать широкоплечего мужика.

– Так что, может, уже пойдем?

Шикнув на ближника, царевич словно зачарованный продолжил глядеть на юную девушку. Вот она успокоилась, позволив вздеть себя на ноги, дернула головой, искривила губы в улыбке… И вновь рванулась к степнякам. Правда, все с тем же результатом – ее перехватили, скрутили и после недолгой возни вновь повалили оземь.

– Вот же оглашенная!

Скопин-Шуйский, стоящий рядом с царским первенцем, невольно скользнул взором по округлым бедрам бешеной девки, слабо прикрытым задравшейся юбкой. Оценил их, одобрительно кашлянул и скосил взгляд на самого главного в их компании. Наконец-то государь-наследник начал проявлять мужской интерес! Говорят, царь Иоанн Васильевич девичьей сласти впервые изведал в тринадцать лет – так что пора бы уже и Димитрию Иоанновичу…

– Да угомонись ты!..

Проследив взгляд будущего царя, княжич слабо удивился – он бы мог поклясться на чем угодно, что тот смотрел аккурат на черевное сплетение девицы! И был полностью прав, ибо Дмитрий и в самом деле завороженно следил за тем, как у недавней полонянки зарождается слабенькая искорка средоточия. Вот она засияла чуть-чуть поярче, вспыхнула еще раз и начала медленно затухать.

– Может, ей руки скрутить?

Моргнув, юноша сбросил наваждение и подошел ближе, внимательно прислушиваясь к чужой буре чувств. Глянул на того, кто вызывал в девушке столь исступленно-жаркую ненависть, оценил отсутствие оттенков безнадежности и попробовал на вкус ее твердую решимость, приправленную мстительностью и явным умом.

"Хочу!!!"

По легкому жесту-повелению детишек увели прочь, а будущую ученицу аккуратно подняли и даже слегка отряхнули, словно невзначай шлепнув по тугой ягодице. Отпустили ее руки, но попытавшись дернуться вперед, девица растерянно заморгала: тело странно онемело и напрочь отказывалось слушаться. Новый жест, и к царевичу подвели одного из знатных ногаев.

– Ты ищешь справедливости?

Разом забыв обо всем, недавняя полонянка резко кивнула головой.

– В чем ты обвиняешь этого татя? Можешь говорить.

Правильно истолковав легкую заминку, Дмитрий шагнул поближе и не стал проявлять недовольство, когда искательница правды мало что не уткнулась носом в его висок.

"Старших родичей перебили, младшего брата в полон забрали, саму изнасиловали и не сломалась!"

Внимательно оглядев нежданный подарок судьбы и слегка покосившись на ее обидчика, которому как раз увязывали спереди руки, царевич тихонечко вздохнул. Про себя.

"Понятно, отчего этот орел кривоногий самолично испортил столь ценную добычу – наверняка решил пополнить свой гарем строптивой красавицей".

– Этих увести.

Пребывающих во власти ноющей боли степных князей и их уменьшившееся в числе сопровождение тут же утащили прочь, а оставшийся в одиночестве племянник Табан-мурзы со скрытой тревогой огляделся.

– Судебник гласит: любой разбой карается смертной казнью, из имущества головника возмещается урон претерпевшему татьбу, оставшееся уходит в казну. За покражу скота и иное воровство, связанное с душегубством, – такоже.

Сделав паузу, чтобы его слова дошли до всех (в том числе и подтянувшейся на нежданное развлечение свиты), государь-наследник тихо спросил:

– Как твое крестильное имя и как звалась твоя деревенька?

– Аглайка…

Едва слышно всхлипнув, юная селянка на удивление твердо закончила:

– Гуреевкой все называли.

– Девица Аглая, подтверждаешь ли ты, что сей мурзенок Багаутдинка с подручными татями своими творил душегубство и разбой в деревне Гуреевке?

– Да!

Ухватившись за рукоять боевого ножа на поясе излишне расслабившегося постельничего стража, девушка замерла. И не от того, что ее руку тут же перехватили, а сзади к горлу приставили сразу два коротких клинка – просто тело на одно длинное мгновение перестало ее слушаться.

– Дайте ей нож. Что ты хотела утворить с ним, дева?

Дернувшись, когда странное оцепенение прошло, Аглая сквозь набухающие слезы призналась, что мечтает взрезать кое-кому горло.

"Еще и крови не боится!.. Хорош подарок. Ладно, теперь небольшое представление для зрителей".

– А о душе своей ты подумала?!

Неожиданным рывком прижав к себе мстительницу, Дмитрий вдохнул идущий от волос горьковатый запах полынного мыла и сам коснулся губами нежного ушка:

– Успокоится ли она, если отпустишь этого душегуба столь быстро и легко? Простишь ли ты себе такое попущение?..

Из бессильно повисшей девичьей руки выскользнул-выпал короткий клинок, заблестев под лучами вечернего солнца. Выразительный жест Дмитрия, и в опустевшую ладошку бережно всунули нагайку со свинчаткой на конце – сам же он положил руки на девичью талию, крайне осторожно делясь своей силой с новорожденным средоточием.

– Покажи мне, как ты любила ушедших родичей. Покажи, как ты умеешь ненавидеть тех, кто их отнял!

Легкий толчок, и живая стрела по имени Аглая в пять шагов настигла свою цель, с ходу зацепив безусое лицо недавнего мучителя.

Сш-шлеп!

– А-уо!!!

Сш-шлеп! Сш-шлеп!!!

Умения у нее было немного, это правда. Зато ярости было хоть отбавляй, а проблему с силами Дмитрий взял на себя, отчего каждое второе-третье касание свинчатки легко вспарывало одежду и плоть, питая плеть свежей болью. И кровью, чьи капли потихонечку смывали ее ненависть, принося вместо нее странное тепло в животе и груди…

Сш-шлеп!!!

– Веселитесь?..

К задержавшемуся у палаток лазарета царевичу и его ближникам потихонечку присоединялась Большая свита. Захарьины-Юрьевы, Челяднины, Курбский, Шереметев, два княжича Сицких, являющихся дальними родственниками со стороны покойной царицы Анастасии, княжич Палецкий и еще чертова дюжина представителей наиболее знатных и богатых княжеских родов Русского царства.

– Это кого там охаживают?

– Когда за стол-то сядем?..

– Неумеха! Я раз волка с одного удара упокоил, а эта дурында все возится.

– Эка невидаль – волка… А двух куропаток не хочешь? Прямо из-под копыт вспорхнули, а я их – р-раз!!!

– Молчать рядом с лазаретом!

Не выдержав, наследник трона все же рявкнул на Большую свиту. А затем и вовсе двинулся вперед – нет, он бы с превеликим удовольствием и дальше отслеживал и накачивал силой девичий Узор, но, видно, не судьба…

– Ждите здесь.

Пока еще живой племянник Табан-мурзы в своих попытках избежать жгучей муки отдалился от крайней палатки с красным крестом на целых двадцать шагов, но помогло ему это мало. Конечно, большая часть ударов пришлась на подранные штаны-шаровары и стеганый кафтан без рукавов, но и той малости, что дошла до тела, вполне хватило. Залитое кровью лицо, исполосованные руки и низ живота. И горло, по-прежнему отказывающееся выдавать громкие крики. Зачем же тревожить покой раненых порубежников истошными воплями?

– Хорошая девочка.

Забрав и отбросив в сторону отяжелевшую от горячего багрянца нагайку, Дмитрий слегка подтянул мстительницу к себе.

– Тебе легче?

Шапка иссиня-черных волос, пронизанных седыми прядками, дрогнула в молчаливом согласии. По-хозяйски обняв гибкую талию, царевич стал еще чуть-чуть ближе, распорядившись вполголоса:

– Лекаря сюда!

Почувствовав, как тело под руками напряглось, четырнадцатилетний целитель, известный своим милосердием и частыми молитвенными бдениями, едва заметно улыбнулся:

– Ты ведь не хочешь, чтобы он умер…

– Хочу!!!

Развернув девицу к себе лицом, первенец великого государя с ласковой укоризной закончил пояснять:

– Умер до того, как сядет на кол?

Взяв затянутой в черную замшу перчаткой подбородок, Дмитрий слегка его поднял – так, чтобы ее зеленые глаза попали в плен его синих омутов, медленно наливающихся чернотой.

"Сильная усталость-опустошение, мучительное сожаление, тоскливая горечь и легкий оттенок едва теплящейся надежды… И страх – да какой сильный! О, вот и желание что-то попросить. Ну что же, не будем ее мучить неизвестностью".

– Хочешь служить мне?

Едва заметно вздрогнув, юная девушка отшатнулась на шаг назад, но только для того, чтобы упасть на колени и прильнуть к его сапогам.

– Мой господин.

"Быстро соображает. Прямо не девица, а одни сплошные достоинства".

Подозвав одного из постельничих стражей, Дмитрий распорядился устроить Аглаю в полном соответствии с ее изменившимся положением. То есть личный шатер, новая одежда, еда со стола самого царевича и обязательная охрана новой личной ученицы государя-наследника Московского. Сам же он, словно бы потеряв интерес к новому приобретению, вернулся к свите, пока та, бедная, совсем не исхудала.

– Ну, а теперь-то – вечерять, Димитрий Иванович?

Едва заметно кивнув, первенец великого князя взлетел в седло аргамака, после чего в тройном кольце (из ближников, затем Большой свиты и собственно царевичевой стражи) проследовал в самую середку воинского стана, на скромный походный ужин. Бараньи ребрышки с гречневой кашей, куриные грудки в медовом соусе, мелкая речная рыбешка, обжаренная с маслом и мукой, свежая выпечка, слабенькая (зато сладкая) мальвазия… Правда, сам он особого аппетита не проявил, ограничившись небольшой пиалой с крепким куриным бульоном и пшеничной булочкой, зато родовитая молодежь наглядно продемонстрировала, что все тяготы и лишения порубежной службы никоим образом не сказались на ее отменном аппетите.

– Продолжайте.

Ранний уход с ужина имел вполне определенную цель, и пока менее знатные ровесники уничтожали немудреные яства, Дмитрий спокойно добрался до ждущей его в Судбищах баньки, загодя протопленной до состояния малой мартеновской печи. Сияющий от оказанной ему чести хозяин быстрой скороговоркой отрапортовал, что для государя-наследника приуготовлено наимягчайшее лыковое мочало, самые пушистые веники и духовитый квас… Но гостя больше заинтересовало, почему в эмоциях коренастого мужичка сквозь довольство и тихий восторг нет-нет да и пробивалось затаенное сожаление.

– А вот и мы, Димитрий Иванович!

Не оглядываясь на Малую свиту, наподобие цепных псов стерегущую своего повелителя (слава богу, что в нужник пока не додумались его сопровождать!), царевич с внезапно разыгравшимся подозрением просканировал окрестности. Затем еще раз, на все доступное ему расстояние.

– А что, хозяин, хорош ли парок?

Почти не слушая, что там ему говорят в ответ, сереброволосый подросток просеивал чужие эмоции и едва удержал маску равнодушия на лице, когда все же понял, в чем дело. Да, староста деревеньки (а у кого еще могла быть самая лучшая банька?) сожалел. О том, что дочери еще малы и не могут услужить сыну великого государя! На жену же в этом вопросе расчетливый мужик не надеялся – уж больно стара да некрасива была она для такого гостя.

"Тьфу ты!"

Через полтора часа, отхлестанный березовыми вениками до полного благодушия и легкой истомы, царевич отправился обратно. Покачиваясь в седле, он с толикой меланхолии раздумывал – не превратит ли селянин данные ему в награду за гостеприимство копийки в родовой талисман? Или все же обменяет монетки на какую-нибудь четвероногую живность?

"Скорее второе, чем первое. Охо-хо, а все же я славно сегодня потрудился в лазарете. С полсотни порубежников от могилы точно спас. И втрое больше рук и ног – от ампутации!.. А вечером получил нежданный подарок и пищу для размышлений… Хм. Что это у меня ближники с такими хитрыми мордами переглядываются?"

И не только переглядываются: большая часть явно о чем-то сожалела, от Мстиславского шло легкое злорадство, а княжич Горбатый-Шуйский аж фонтанировал удовольствием и скрытыми надеждами.

"И что все это значит?"

Все выяснилось рядом с его шатром, стража которого самочинно пропустила в его походное жилище постороннего. Вернее, постороннюю, потому что Узор определенно был женским.

– Доброй ночки, Димитрий Иванович.

Не удостоив ближников ответом и излив толику неудовольствия на подобравшуюся охрану, царевич прошел внутрь, а навстречу ему с уже расстеленного ложа поднялась…

– Хорошава?..

Пока юноша собирался с мыслями, заодно прогоняя прочь большинство из них, и подбирал слова, должные успокоить нервничающую девицу, та сама подошла ближе.

– Не бойся.

Если бы не способность чувствовать других, он бы легко усмирил кое-какие излишне своевольные части своего тела, но когда фигуристая девица с хорошеньким личиком аж полыхает эмоциями от горячего желания!..

– Я и не боюсь…

Это было правдой. Впрочем, такой же, как и ожидание красивой жизни и прочих благ, что только мог принести ей статус наложницы государя-наследника. Еще была твердая решимость всего этого добиться, благо что царевич очень красив собой и переламывать себя Леониле не приходилось. Даже, хе-хе, наоборот – ее энтузиазм прямо-таки бил через край.

"Этакая постельная карьеристка! Черт, что за чушь лезет мне в голову…"

Еще не приняв окончательного решения, царевич все же начал приглушать собственную энергетику, поневоле радуясь массивным тратам силы на диагностику и лечение раненых порубежников, в ином случае он бы попросту не смог "усыпить" средоточие в должной мере. Впрочем, даже так была совсем не маленькая вероятность случайным выплеском попросту сжечь слабенький источник рыжеволосой Хорошавы… Вздохнув и еще раз прислушавшись к эмоциям девицы, юноша отстраненно констатировал:

"Все, хорошей лекарки из нее уже не получится".

Тонкий сарафан словно сам собой пополз вниз, и Дмитрий почувствовал, что тело берет над разумом верх. Сдавленное ойканье, когда рыжеволоска "запнулась" о собственную одежку и буквально рухнула на него. Касание ее груди, податливая сладость неопытных губ и собственная рука, мягко сдавившая гладко-упругую ягодицу…

"Да пошло оно все!"

В полдень первого июньского дня, года семь тысяч семьдесят пятого от Сотворения мира, над большим воинским станом, раскинувшимся неподалеку от невеликой деревушки Судьбище, поднялся в небесную высь и резко оборвался крик мучительной боли, но не стали бить тревогу караульные, не встревожились отцы-командиры порубежных полков. Потому что на тонкую, крепкую и отменно смазанную бараньим жиром палю уселся всего лишь один из пленных людоловов. Конечно, это был не простой ногай, коих полным-полно в Диком Поле, нет, казни удостоили племянника Табан-мурзы, пятнадцатилетнего Багаутдина. Оборвав тем самым последнюю ниточку, связывающую степного князя с его покойным старшим братом…

– Какой звонкий голосок у мурзенка прорезался! А, братие?!

И вызвал некоторое оживление среди всех, кто наблюдал это неоднозначное зрелище. Одни спорили, сколько казнимый протянет; другие втихомолку обсуждали ту легкость, с которой будущий великий государь определил чужого пленника на кол; третьи вспоминали иные забавы его грозного отца; ну, а четвертых более всего интересовал не сам царевич, а его новая личная ученица…

– Долгие лета государю-наследнику!

Белгородский помещик Афанасий Ноготков чувствовал себя не очень хорошо. Для начала, это именно его полоняник сейчас корчился от раздирающего внутренности огня, а он ведь, грешным делом, уже успел помечтать о размерах выкупа, который получит за степного княжича.

– И тебе того же, добрый христианин.

А второй причиной неуверенности было то, что ему так и не сказали, зачем его призвал к себе наследник трона. Впрочем, причина оказалась на диво приятной: выразительно покосившись на пронзенное деревом тело, юный властитель стянул с десницы невзрачное колечко темного янтаря с выгравированной по ободку молитвой, а с шуйцы – золотой перстень с некрупным изумрудом.

– Благодарствую за милость явленную!..

– Не стоит, добрый христианин. Прадедами заповедано: что с бою взято, то свято.

Уронив кольца в подставленную ладонь, царевич слегка "повинился":

– Я же эту старину нарушил. Принимаешь ли ты мой откуп?..

Назад Дальше