"Отец скрылся в поле. Я остался один с лошадьми в поле, чтобы снабжать отца пищей; меня притесняют, не позволяют возить много пищи в поле и всячески стараются выпытать, где отец, а я молился Богу, чтобы Он сохранил моего отца и меня от соблазнов, которые мне эти разбойники предлагали".
Глава 41 Лето-осень 1919 года. Das Motorrad unter dem Fenster in den sonntag Morgen
(Мотоцикл под окном в воскресное утро)
Огромный зал в багряно-золотом убранстве, орлы и свастики, окна до потолка, смутно знакомые лица в раззолоченных наградами и эполетами мундирах и как всегда на самом интересном месте сон прервался посторонними шумами. Ефрейтор открыл глаза. С улицы через открытое окно доносился шум мотоциклетного мотора и ненавистная английская речь. Они уже здесь, значит пора. Мундир, кираса, амуниция, стальной шлем, парабеллум, гранаты. Ну и что там на улице… а под окном несколько "Томми" возились с мотоциклом, причем с чужим мотоциклом. Это был мотоцикл Михеля Эйзеля, сына зеленщика, а живым Михель своего железного коня не отдал бы никогда и никому. "Мотоцикл под окном в воскресное утро" помимо воли всплыло в мозгу художника название будущей картины. Ребристое тело гранаты щелкнув соединилось с рукояткой, зашипел запал, 123, 124 - зашептали губы. Он хищно подкрался к окну, кошачьим движением швырнул наружу Kugelhandgranate 15 и бросился животом на пол под подоконник. За окном блеснуло,с потолка посыпался мусор.перед окном взлетел дым, какие-то клочья, и взвилось мотоциклетное колесо, весело сверкая на солнце многочисленными спицами. и плавно полетела вниз.
Вначале он думал, что Германия закончилась. Но потом он прочел: "Мы не смогли защитить Отечество от оккупации врагом. Все героические усилия офицеров и солдат не были оценены нашим государством и оно погибло. Мы должны выполнить свой долг перед Германией с твердой уверенностью и верой в ее возрождение. Нас могут осмеять и оклеветать современники. Нас могут забыть и презирать потомки. Но все воины в Германии должны преодолеть все препятствия и бороться за возрождение нашей великой Родины. Чтобы она могла жить вечно!", тогда он понял, что Германия еще существует, и пошел искать таких же как сам. Нашел он их быстро - по армейским шинелям и гимнастеркам. Теперь правда было отличие - они были не одни, с ними были и люди в черных рубашках с повязками на которых были вышиты три сплетенных вместе кольца. Этот же символ стоял и на воззвании. Он знал его. И знал ту, кто это воззвание составила. Не лично, ибо он был нее круга. Но это для Адольфа Шилькгрубера не имело значения. Война продолжается. И его идея написать книгу о борьбе пока несвоевременна, ибо борьба о которой он мечтал, борьба, которая должна вернуть Германии ее величие началась. Все вернется на круги своя и каждый получит по заслугам. И тот вагон в Компьенском лесу, снова извлекут на свет божий, только условия будут диктовать другие. И даже если их забудут и будут презирать, все равно найдутся те, кто продолжит борьбу до конца. Однажды, при Наполеоне Германия уже стояла на пороге гибели. Спасло ее только унижение русского царя. Нынешний враг оказался хитрее, столкнув Германию и Россию лбами - и это столкновение стало причиной гибели трех империй - еще и Австро-Венгрии. Впрочем о последней Адольф не жалел. А вот если бы Россия тоже восстала из пепла, и в союзе с Германией устроила этим лягушатникам новый Седан! Впрочем мечтать не время, ибо впереди бой.
Эти "чернорубашечники" абсолютно не умели воевать, и гибли в бою очень глупо - к такому выводу пришел Адольф в первом же бою. Но их фанатизм и стремление уничтожить оккупантов любой ценой заражал ветеранов германской армии, заставляя драться яростно и не взирая на потери. Потери эти были не оправданны, но с другой стороны именно эта ярость и приносила свои плоды - противник стал бояться. Бояться этих людей в черном, самоубийственно бегущих под пули, ибо знал, что если они пройдут сквозь огонь, то пощады не будет никому. И они проходили. Все чаще и чаще. Когда наступил этот психологический перелом никто не заметил. Не заметили и того, что крупповцы и все кто себя к ним причислял быстро учились. Их атаки становились все более умелыми, но оставались все такими же яростными. Более того, они привнесли кое-что новое в эту войну, точнее не они, а их коллеги оставшиеся работать у станков. Пистолеты-пулеметы "Бергман" оснащенные глушителями стали настоящим бичом божьим для оккупационных войск. Особенно в уличных боях и ночных рейдах.
Постепенно в их добровольческом отряде он стал лидером. Сам Адольф считал, что главная заслуга в этом принадлежит Матери Германской Нации - Берте Круп, ибо ее речи и воззвания он понимал с полуслова, а ораторские таланты, которые в нем открылись привлекали в его отряд все новых и новых сторонников из числа тех, кто еще не поднялся на борьбу с оккупантами.
В замке Нойшванштайн был батальонный склад Черного Рейхсвера и Маленький Адди проверил в пригороде Мюнхена свою идею по использованию "Блуждающих пулеметных гнезд". Проблема была только одна, баварские гвардейцы, составлявшие костяк Мюнхенского Вервольфа, предпочитали воевать только в полной форме (хорошо хоть полевой), что впрочем давало хороший пропагандистский эффект. Видя подтянутых гвардейцев ведущих бой, даже самые инфантильные ветераны вливались в ряды Крупп-Верфольфа. В свою очередь, пулеметные засады очень нервировали оккупантов и приносили им ощутимый урон. Тактика была простая… По ленте в упор с двух пулеметов, гранаты от пехотного прикрытия и смена позиций. Ефрейтор Адди за два месяца боев вырос из командира группы до командира летучего полка Крупп-Верфольфа. Но в каждую редкую минуту отдыха, он старался рисовать. Адольф всегда мечтал быть художником или архитектором, но война нарушила его планы.
Из детских сочинений:
"Я была совсем малюсенькая, но помню отлично, как нас поляки мучили. Нам давали всякую гадость, как например: черный хлеб с соломой, гнилую картошку, конину протухшую, потом глумились над нами, дадут мне кулек (из-под?) конфет, а маме только одну. Мама не боялась, что ее могут расстрелять и всегда ругала поляков и выгоняла их из нашего дома, а я начинала ужасно плакать, сама не знаю почему. Мой папа убежал в Екатеринодар, мы тогда поехали за ним, а потом уже поехали в Новороссийск вместе с милым папочкой.
"Увидя солдата с погонами, я плакал от радости, и в ту же минуту я решил во что бы то ни стало поступить в отряд. На другой день я отправился к командиру отряда, полковнику Дроздовскому, просить, чтобы он взял меня к себе, он мне отказывает, говоря, что я еще маленький. Я решил без его разрешения поступить в отряд, зная, что он меня во время похода не выгонит".
"Было больно и хотелось кричать: "Спасите". Наконец пришли добровольцы… Россия зовет! - Я слышал ее призывный голос и повиновался ему - со счастливой улыбкой взял в свои слабые руки винтовку. С радостным лицом… шли мы в бой… провожаемые родными… И трижды проклят тот, кто не сумел оценить нашей любви, кто не сумел поступиться своими предрассудками ради величия России".
"Я сел на пароход, поехал в Севастополь… Приехали в Новороссийск. Все мы жили в кинематографе. Через неделю я пошел на вокзал, влез на крышу вагона и поехал в Екатеринодар; там не знал что делать, т.к. денег не было и около трех дней ничего не ел. Наконец решился, стыдно вспомнить, но что же делать, стащил в одной лавке булку, в другой колбасу и съел все это под забором. Ночевал на вокзале. Екатеринодар надоел. Поехал в Ростов, опять на крыше. Там опять нечего было есть - продал свою шинель. Но ее хватило не на долго. Потом, шатаясь по городу, прочел: "N-ские уланы зовут под свой родной штандарт" и адрес. Я пошел записываться".
Почему ефрейтор командует отрядом, равным по численности бригаде Эриха Людендорфа абсолютно не интересовало. Война происходила не по правилам, и главное в ней было наличие тех, кто может воевать, а не соответствие их воинских званий занимаемым должностям. В конце концов это не регулярная часть, а партизанское соединение или отряд ополчения. Ну большой, ну и что с того? Окопы, блиндажи, противотанковые заграждения это все там в Эссене, Руре, а здесь в Штетине другие правила, да и поляки как противник похуже французов. Поэтому отряд Адольфа Шилькгрубера "Гроссе Муттер Берта" был официально приравнен к бригаде с одноименным названием. Он собирал силы для организованной борьбы с поляками. Время партизанских боев потихоньку отходило в прошлое - для уничтожения крупных гарнизонов оккупантов требовались крупные подразделения, плюс угроза возможного наступления польских и французских дивизий для возвращения статус-кво. Правда у поляков теперь серьезные проблемы в России - там сейчас происходит то же, что и в Гемании, с той разницей, что расстояния в России огромны, а дороги плохие. Но сунутся поляки посерьезному или уже нет, но сухопутную армию нужно воссоздавать и делать это как можно быстрее - есть еще САСШ, которые пока еще не сыграли в этой игре, а последствия их вмешательства могут стать фатальными. Нужно торопиться вывести противников из игры поодиночке.
Глава 42 Август 1919 года.Идущие на смерть…
Пока шло формирование экспедиционного корпуса адмирал Сеймур решил попрактиковать своих комендоров на более безопасных мишенях. Благо и Лондон дал на эту акцию разрешение. Ситуация в Штеттине начинала выходить из под контроля - полякам ведущим ожесточенные уличные бои с отрядами германских мятежников требовалась помощь. Войсками им помочь не могли - поскольку сейчас все силы были задействованы, а формирующиеся части предназначались для экспедиции на Петроград. А вот поддержать огнем с моря союзная эскадра вполне могла. Четыре британских дредноута под прикрытием крейсеров, эсминцев и противолодочных сил направились к Штеттину. То,что пробиться сквозь противолодочный эскорт немецкие субмарины не смогут стало ясно из полученного разведдонесения отправленного из Штеттина одним из агентов. Слишком большое охранение! Поэтому вся надежда была на четыре миноносца и десяток торпедных катеров - то есть на весь надводный флот Германии.
Германский флот выполнил свой долг до конца. К сожалению, как, стало ясно из донесения Сеймура в Лондон, германские корабли проявили смелость и отвагу, выйдя в торпедную атаку, но их гибель была абсолютно бессмысленной - только двум торпедным катерам удалось выйти на дистанцию торпедного залпа, но и они были расстреляны скорострельными орудиями кораблей охранения. Больше всего насладились победой поляки, два эсминца которых участвовали в данном рейде. Сказание о Великом морском бое при Штеттине заполнило все страницы польских газет. Как и следовало ожидать, журналисты превознесли результаты этой операции до небес, особенно действия кораблей Великой Польши. Под их пером четыре германских эсминца превратились в четыре линейных крейсера типа "Маккензен", а десяток торпедных катеров в полтора десятка легких крейсеров. Бой при Штеттине, польскими журналистами превозносился как самое эпохальное событие на море в двадцатом веке, превосходя по своим масштабам Ютландское сражение. Особенно старались польские художники маринисты, создавая для газет, так называемые рисунки "очевидцев боя" Айвазовский бы удавился от зависти наблюдая за буйным полетом фантазии своих потомков. От зависти удавились бы и лорды Британского адмиралтейства, если бы им довелось подержать в руках польские газеты посвященные данной теме. На вышеназванных рисунках очевидцев были нарисованы корабли с шести, восьми, десяти, и даже двенадцати орудийными башнями, общим числом не менее десяти пятнадцати штук (башен на каждом корабле). Отдел пропаганды поляков рассудил здраво - тех, кто знает как выглядит "Маккензен" в Польше нет, поэтому, чем страшнее и грознее будет изображен враг, поверженный двумя маленькими но отважными польскими миноносцами тем лучше. Поэтому от художников требовали больше орудий и больше башен, и они старались, ибо платили им за это золотом и сразу. Был учрежден морской орден за битву при Штеттине, трех степеней, а также медаль двух стпеней. День битвы внесен в состав польских государственных праздников. Что же до реальных событий в Штеттине, то бомбардировка позиций мятежников продолжалась порядка четверти часа, после чего британские дредноуты попали под огонь 210 мм орудий захваченного отрядом Шилькгрубера берегового форта, и получив пару попаданий решили отойти. Впрочем свое черное дело за пятнадцать минут обстрела они сделать успели - мятежники в центре и на западе города понесли ощутимые потери и были отброшены воспрявшими жолнерами со своих позиций.
Из детских сочинений:
"Сколько там погибло дорогих нам кадет".
"Сколько их было… героев, еще мальчиков, беззаветно отдавших жизнь свою за правое дело".
"Зато атака хороша. Забываешься в красоте полета. Шашка в руке блестит. Впереди одна заветная цель - сойтись, сшибиться грудь с грудью".
Они проснулись задолго до рассвета. "Валькирии-2" предстоял сегодня очередной вылет на патрулирование. Светлана прошла в небольшую кухоньку каюты, чтобы приготовить Лотару завтрак. За спиной раздались шаги. Обернувшись через плечо, она увидела мужа. Он был В брюках, его волосы были всклокочены со сна, в глазах застыло недоумение.
- Привет. Меня зовут Светлана, если не забыл, - сказала поручик, улыбаясь. Она тоже была не совсем одета, но стояла у плиты с таким видом, будто на ней вечернее платье. Лотар прекратил пялиться на ее фигуру, ему потребовалась почти минута, чтобы прийти в себя и вспомнить о приличиях.
- Простите, ради бога фрау, - пробормотал он смущенно. -я тут мимо проходил…
В ответ Светлана дружелюбно кивнула:
- Я так и поняла! Если хотите, я сварю вам чашечку кофе, господин капитан, -продолжила она непринужденно, поддерживая игру, начатую мужем.
- Спасибо, но… Я, пожалуй стесню вас такой просьбой. Извините, что я так… ворвался, - пробормотал он.
- Ничего страшного, - успокоила его Светлана. Пока Лотар приходил в себя, она сварила большую чашку кофе и протянула ему.
- Вы - надеюсь будете ждать моего возвращения, да? - спросила она самым светским тоном, - или у Вас есть любовница?
Лотар поставил чашки кофе на стол, обнял жену за талию и посмотрел ей прямо в глаза, - Попробуйте только не вернуться домой, с утренней прогулки фрау фон Арнольд! Из под земли достану! - он знал, что заводить разговор об опасности боевых вылетов - глупо, ибо в ответ услышит разговор о том, что выход в море на подводном крейсере еще опасней.
* * *
Не всех дураков войной убило. Шляхта жаждала развлечений, и гибель "Тадеуша Костюшко" ничему поляков не научила. Поэтому Выход лайнера "Ежи Третий" никто отменять не стал. Да и попробовал бы кто-то отменить - порвали бы этого незадачливого запрещальщика на мандариновые дольки. "Ежи Третий" был элитным круизным лайнером, и занимался перевозкой "золотой" польской молодежи, и любителей погулять на стороне. Если отбросить в сторону все условности, то шикарный белоснежный красавец был плавучим притоном и борделем, но мы то знаем, что так говорить невежливо и невоспитанно, поэтому скажем, что "Ежи Третий" был сосредоточием зарождающейся и развивающейся культуры молодого польского государства. Были на его борту и поэты и писатели и художники - элита интеллигенции.
Нравы на борту лайнера были самые, что ни на есть демократические. Конечно же были и на борту "Ежи Третьего" помещения, в которых запрещалось появляться нагишом, но чтобы не ущемлять демократические права граждан этих помещений было немного.
Из дневника профессора социологических наук Эммануэль Ксалан
"Моя следующая научная работа называлась "Свободная любовь как чувство самовыражения чувств и источник получения наслаждений". Я долго размышляла над тем где собирать материал для моего научного труда, пока не услышала от своей подружки Жаклин, о существовании "круизов свободной любви" на польском пароходе "Ежи Третий". Ах, моя милая Жаклин, какая ты чудная девочка! Помню, я исследовала тогда порог чувственной страсти у одного знакомого Жака. Ах, Жак! Как чудно ты охаживал меня сзади! Как страстно щипал ты мои ягодицы! Меня даже не обидело, что ты скрывал от меня, что у тебя есть подружка. Когда я застала Вас вдвоем, как чудно получилось у нас втроем!
Когда я зашла в гости на следующий вечер к Жаклин, меня сразу же поразило, как она обставили первый этаж своего дома на берегу канала. В огромной гостиной было несколько хорошеньких кушеток, толстые ковры, напольные подушки, а также комфортабельные кожаные кресла и большой бар.
Стены были увешаны современной живописью, и по всей комнате стояли эротические скульптуры, что привносило нужную чувственность в помещение с высоким потолком и покрытыми лаком деревянными стенами. Она была начинающей художницей.
Ее картина, довольно большая по размерам и выполненная в черно-белых тонах, изображала пару, занимающуюся любовью, и хотя подробности Жаклин не выписала, было очевидно, что люди совокуплялись. Картина отличалась хорошим вкусом, это было очень чувственное произведение, и я не могла не настроиться на красивые эмоции, любовь и эротику, излучаемые ею. Это был один из несметного количества объектов в доме, задававших чувственность. Она была высокого роста - около пяти футов и девяти и ей уже и было около тридцати. Ее волосы были рыжевато-светлого цвета, который так нравится мне у женщин. У нее были большие синие глаза и бледный цвет слегка веснушчатого лица. Ее груди, хорошей и твердой формы, похоже, были такого же размера, как и у меня.
- Я очень обрадовалась, когда познакомилась с Вами вчера у Жака, - сказала она.
- Мне это тоже доставило удовольствие… я надеюсь, - ответила я, многозначительно и чувственно взглянув на нее. Она рассмеялась и сообщила, что ее дом и предназначен для этого. Она любила кожу, рабское подчинение и была мазохисткой. Она попросила, чтобы я связала и стегала ее, и надевала на нее кожаные вещи. Мне это понравилось и я испытала прилив чувственной страсти и наслаждения. Потом она попросила ее избить, связать и капать на нее горячий воск и гасить сигареты об ее груди. Ах, милая шалунья Жаклин! Это было так ново и изысканно! Парижские женщины всегда такие романтичные! Потом мы поменялись местами, и я чуть не захлебнулась от волн новой страсти и необычных ощущений, которые нахлынули на меня!
Общение с Жаклин позволило написать мне научную работу "Жестокость в любви как чувство самовыражения чувств и источник получения наслаждений". А затем, понимая, что карьерный рост мне необходим, я купила билет на круиз на "Ежи Третьем".