- Боец Медведев, - прервал разговор суровый голос офицера. - Что у вас там за изба-читальня собралась? Если вы не нуждаетесь в отдыхе, завтра снова в наряд заступите. Вам ясно?
- Простите, товарищ лейтенант, я уже сплю, - опустил голову и закрыл глаза Андрей.
В словах Павла Шеремета ему почудилось некое правдивое зерно. За всю свою историю человечество изобрело только два вида транспорта, что не нуждаются в постоянных заправках: лошадей и атомные корабли. Прав он был и в том, что к концу двадцатого века будет изобретено дикое количество средств, способных найти и уничтожить танк самым изощренным образом. Против лошадей подобного кошмара придумать никто не удосужился. Увы - если бы все было так просто…. Мир меняется стремительно и необратимо. Буденовскому казаку, что в начале века рубил и австрияков, и французов, и Врангеля, трудно поверить, что уже к середине столетия исход великих битв будут решать танковые клинья, самолетные эскадрильи и плотный пулеметный огонь. Моргнуть не успел - а мир вокруг уже изменился до неузнаваемости. Такая вот настала хитрая штука, неведомая далеким предкам: научно-технический прогресс.
Он надвинул шапку на глаза и решительно отринул посторонние мысли. Ему в самом деле следовало хорошенько поспать. И молиться Богу, чтобы легкое касание пули не аукнулось серьезным сотрясением мозга.
Новый день прошел для Зверева спокойно. Контуженого мальчишку предпочитали не трогать ни командир, ни другие кавалеристы, и он смог спокойно разобраться, что ему досталось за оружие и с чем его едят. Четырнадцатисполовиноймиллиметровое противотанковое ружье Дегтярева оказалось по конструкции не сложнее охотничьей винтовки: ствол да затвор - так что долгих уроков не потребовалось. Еще им с сержантом полагалось по автомату "ППШ" с цинком патронов (как заметил Шеремет: "На случай рукопашной"), два десятка гранат, из которых половина были противопехотными, четыре цинка с патронами к ПТР и, разумеется, сверкающая первозданной новизной, слегка изогнутая шашка, практически не имеющая гарды, но с темляком из шелкового шнура. Никаких доспехов конникам не полагалось, что для Андрея, привыкшего к тяжести байданы и куяка на плечах, было очень непривычно. Но ничего не поделаешь - новые времена, новые законы.
Еще, как заметил Зверев, к нему прочно прилепилась кличка "Князь". Но он, в отличие от Талисмана, на такое обращение реагировал спокойно.
Отдохнуть второй ночью не удалось. Едва стемнело, прозвучала команда: "По коням!". Казаки действовали быстро и отработанно: одни сворачивали маскировочные тенты, другие подводили лошадей, третьи навьючивали общий скарб: жерди, полотно. Андрей помог сержанту укрепить у седла тяжеленное длинноствольное ружье, навесил на другую кобылу свою долю боеприпасов. Полчаса - и эскадрон втянулся в темную колонну кавалерийской дивизии, уходящей на юго-запад, в сторону непрерывного грозного рокота.
"Сталинград, Сталинград…" - летал среди бойцов тревожный шепот, и люди невольно выискивали глазами Талисмана. Замполит в строю - значит, пока ничего страшного.
Глубокой ночью по потрескивающему льду эскадрон перешел Волгу, поднялся на правый берег, на рысях двинулся вперед. Еще четыре часа хода - и дивизия наконец остановилась, растекаясь, подобно воде, по заснеженной степи. Эскадрон освободил скакунов от поклажи, растянул полотняные навесы и к рассвету совершенно исчез: с высоты в пару сотен метров степь казалась такой же белой и ровной, каковой была вчера.
Уставшие люди повалились спать, оторвавшись от этого важного занятия только два раза: ради завтрака и обеда. К вечеру эскадрону подвезли свежего сена, овса, поступил приказ наполнить все торбы.
- Неужели наступать будем? - озвучил общую мысль Шеремет. - Коли зерна коням чуть не на неделю дают - на месте, стало быть, держать не собираются.
Между тем дежурные наряды опять дернули в тыл и вернулись с американской тушенкой - каждому по две банки - и с копченой рыбой, которую казаки приговорили тут же, за ужином. С плотно набитым животом - и мир светлее, и мороз не так силен, и потник мягче, и спится слаще. Хотя выспаться досыта эскадрону опять не удалось: за два часа до рассвета воздух содрогнулся от оглушительного рева, и даже самые опытные бойцы повскакивали с мест, в тревоге хватаясь за оружие и выбегая наружу.
Впереди, в считанных километрах, бушевало пламя: тысячи, десятки тысяч разрывов сливались в непрерывную желто-красную полосу, над которой, кроваво подсвеченный снизу, вздымался черный дым.
- Эскадрон, по коням! По коням, мать вашу, вы не в театре! Чего вытаращились? По коням!
Люди забегали, выполняя привычные, дошедшие до уровня рефлексов, действия: растяжки, тенты, седла. Вскоре кавалеристы выстроились в две линии на недовольно всхрапывающих, тяжело нагруженных скакунах. Они стояли лицом к адскому пламени, что продолжало бушевать впереди: кто - с суровой решимостью сжимая рукоять шашки, кто - успокаивающе поглаживая лошадь.
- Слушай меня, эскадрон! - перекрикивая грохот канонады, поднялся на стременах лейтенант. - Нам поступил приказ совместно с четвертым механизированным корпусом прорвать оборону противника, после чего развивать наступление самостоятельно, вместе с приданной нам восемьдесят пятой танковой бригадой. Мы должны освободить поселок Аганерово, после чего повернуть к городу Котельниково, достигнуть его, завладеть населенным пунктом и занять оборону.
- Котельниково! - удивленно присвистнул Шеремет. - Да это верст триста отсюда, не меньше.
- Короче, мужики, - немного снизил тон командир эскадрона. - Коли не дрогнем - всех немцев, что к Сталинграду сунулись, в котле запрем да сварим, что пельмени сибирские. Четвертый танковый внутреннее кольцо замыкает, а мы - внешнее. И еще… Казаки, перед нами не войска стоят. Перед нами - румыны. - Лейтенант весело подмигнул и опять повысил голос: - Замполит, ко мне! Скажи людям пару слов перед боем.
Младший лейтенант выехал перед строем, вскинул руку указующим перстом вперед:
- Товарищи! Братья мои! Освободим землю русскую от фашистской сволочи! За сестер и матерей наших, за Родину, за Сталина! Бить гадов нещадно, пока ни единого не останется! Ура!
Народ чуть зашевелился, расслабился: Талисман здесь, так что бояться нечего. Лейтенант же глянул на часы и кивнул:
- Пора. За мной, казаки, с Богом.
Дальше все было неправильно. Совсем не так, как пишут в книжках или показывают в кино. Никаких окопов, никаких криков "Вперед!" и бросков за комиссаром под кинжальный пулеметный огонь, никаких амбразур, что нужно закрывать грудью, никакого горячего снега. Эскадрон развернулся в несколько рядов за "тридцатьчетверками", в шахматном порядке несшимися по степи, и стремительным галопом полетел следом, стараясь только не отстать, - полетел прямо в бушующую впереди стену артиллерийских разрывов. На всем ходу они перемахнули изломанную линию своих окопов, помчались дальше. Позади, стремительно отставая, послышалось нестройное "Ура-а-а-а!!!".
Когда до смерти оставалось всего метров сто - волна разрывов резко отпрыгнула дальше, вперед, еще метров на триста. Танки сбросили скорость и, переваливаясь с боку на бок, как большие утки, полезли по перепаханной румынской передовой, состоящей из сплошных воронок разной глубины и диаметра. Конница тоже перешла на шаг: тут бы только ноги лошадям не переломать, какие уж там скачки! Справа впереди вдруг загрохотал пулемет - но по нему тут же жахнули стволы сразу нескольких танков, и огневая точка замолкла. Точно такая же судьба ждала еще одну ожившую впереди позицию.
Наступающие части догнали вал разрывов - он опять отпрыгнул вперед, еще на три сотни метров. А когда танки добрались до него снова - вдруг опал, исчез, оставив людей в такой тишине, что в ушах звенело. Из выхлопных труб "тридцатьчетверок" ударили сизые снопы, танки стали ускорять разбег - и эскадрон тоже перешел на рысь. Минут десять гонки - впереди опять загрохотало. Над ровной поверхностью только-только начавшей светлеть степи, выдавая позиции врага, полыхнули алые огоньки, перед танками и между ними черными комьями взлетела земля. Танки сбросили ход, с коротких остановок начали отвечать, и подмигнувшее атакующим место сплошь заросло многочисленными разрывами. Эскадрон нагнал машины, местами даже вырвался вперед - но танкисты быстро разогнались снова, пошли на врага, непрерывно стрекоча пулеметами. Румынские позиции отвечали частым винтовочным треском, длинными очередями. Справа от Зверева неожиданно вылетел из седла молодой казак, потом кувыркнулись бок о бок на снег сразу три лошади. "Тридцатьчетверки" опять заговорили главным калибром, "гася" вражеские пулеметы. Некоторые кавалеристы дернули из-за спин древние, как Мафусаил, и надежные, как рогатина, мосинские трехлинейки, начали отвечать.
Андрей тоже было потянулся к автомату, но передумал. Один черт на скаку с седла никуда не попадешь. Да и дальнобойность у "ППШ" двести метров с хвостиком - далековато. А потому он сместился чуть левее, прикрываясь танковой броней, и сунул кисть руки в темляк, потянул из ножен шашку. Пятьсот метров, четыреста, триста… Румынские пулеметы замолкали один за другим, и всадники уже без особой опаски выскакивали между танками, рвались вперед. Двести метров - и оккупанты побежали, выскакивая из окопов, бросая оружие, петляя как зайцы.
Впереди щелкнул одинокий выстрел - Андрей увидел в узкой ячейке одетого в зеленую шинельку бойца с бабьи повязанным на голове платком. Румын торопливо передернул затвор, вскинул винтовку, целясь точно в него. Зверев пригнулся к самой шее кобылы, пнул ее пятками, заставляя скакать еще быстрее. Выстрел - пуля свистнула где-то совсем рядом. Стрелок опять дернул затвор, поднял оружие. Щелчок: пусто.
- Обойму поменяй! - рявкнул Андрей, налетая на ячейку.
Румын взвыл, вскинул винтовку над собой, закрываясь от клинка, но князь чуть помедлил с ударом и хлестко обрушил остро отточенную шашку не на голову врага - а на спину, за его ружье, по основанию шеи, подрубая позвоночник на загривке.
Эскадрон промчался через разбитую артиллерийскую батарею в пять стволов, походя срубив несколько пытающихся убежать пушкарей, снова пристроился за тропящими степь "тридцатьчетверками". Внезапно танки разделились: большая их часть повернула влево, убыстрила ход. Но десятка четыре продолжали двигаться вперед и скорость даже уменьшили. Это было сделано очень вовремя - лошади нуждались в отдыхе. Хотя бы в таком, как переход с галопа на широкий шаг.
- Прорвались, - утер рукавом лоб сержант Шеремет. - Теперь, коли повезет, до вечера километров сто пройдем. Выдержали бы кони - тогда Котельниково нашим через три дня будет… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазило.
Походным шагом кавалерия шла вместе с танками часа два, пока впереди не показалась небольшая деревенька дворов в пятнадцать, почти не тронутая войной: ни одного сгоревшего дома, никаких зенитных или артиллерийских батарей. Два колодца с журавлями, дымок из труб. Идиллия! "Тридцатьчетверки" двумя колоннами обогнули селение с двух сторон, несколько эскадронов двинулись напрямую.
Андрей одним из первых выехал на раскатанную, судя по следам, санями центральную улицу. Возле крайней избы, притоптывая, курил в ладонь сигаретку солдатик с винтовкой за спиной. Шинель зеленая, поднятый ворот, погоны, кепка с козырьком. Форма непонятно чья - но точно не советская. Услышав топот, бедолага поднял глаза, но никак не отреагировал, то ли растерявшись, то ли приняв казаков за своих. Все же километров сорок от фронта - чего бояться. Почти от середины дороги Зверев до него не доставал, а потому за оружие не схватился, чем окончательно успокоил уже фактически мертвого оккупанта. И поворачивать ближе не стал - позади ведь широким потоком другие кавалеристы идут, так что никуда не денется, прихлопнут. Зато с высоты седла он увидел построение перед недавно побеленной избой за ровным аккуратным плетнем. Человек тридцать, в три ряда, с винтовками за спиной. Напротив них разгуливал какой-то красавчик с плетью и в нарукавной повязке.
- Эскадрон, за мной! - рявкнул Зверев, выдергивая шашку, и дал шпоры кобыле.
Та фыркнула, несколько раз скакнула, разгоняясь в галоп, легко перемахнула метровое препятствие и оказалась на любовно расчищенном плацу. У красавчика начала отваливаться челюсть, а Андрей на всей скорости врезался в строй, принялся хлестать шашкой влево, вправо, влево, разрубая клинком черепа. Те же жертвы, что оказались впереди, были просто опрокинуты ударом груди разогнавшейся тяжелой лошади. Еще взмах, еще…
Красавчик трясущейся рукой схватился за кобуру, выдернул парабеллум, клацнул затвором, вскинул свою игрушку: бах! Но Зверев, не дожидаясь выстрела, упал вправо, вытягиваясь вдоль конского бока, выпростал вперед руку и вогнал клинок чужаку в левую часть груди. Рванул на себя, выпрямляясь в седле, оглянулся. Эскадрон с шашками наголо кружился среди кровавого месива, выискивая тех, кто еще дышал, и затаптывая мертвых. С той стороны улицы послышался одиночный выстрел, потом еще один. Спешившиеся бойцы забегали в дома, выскакивали, бежали дальше. Трое кавалеристов его эскадрона, спрятав шашки, с винтовками забежали в избу возле плаца, и изнутри тоже несколько раз грохнуло.
- Боец Медведев! Медведев, оглох?!
Андрей спохватился, что так здесь называют именно его, вскинул руку:
- Простите, товарищ лейтенант! Отвлекся.
- Здесь кто эскадроном командует, казак? Ты чего себе позволяешь?! Трое суток ареста за самоуправство!
- Есть трое суток ареста! Где прикажете отбывать?
- Боец Медведев!
- Й-я!
- За проявленную инициативу, отвагу и решительность в бою с фашистскими оккупантами объявляю вам благодарность и снимаю все ранее наложенные взыскания!
- Спасибо, товарищ командир!
- Да не "спасибо", а "Служу Советскому Союзу", деревня!
- Так точно!
- Нет никого больше. - Кавалеристы выбежали из дома, один протянул лейтенанту ворох бумаг: - Вот, сейф открытый был. Больше ничего, во все ящики заглянул.
- Молодцы, по коням. Медведев - замыкающим! - Офицер сунул бумаги за пазуху и показал Звереву одетый в меховую рукавицу кулак.
Кавалеристы нагнали танковые колонны, опять перешли на шаг. Через час они перевалили железнодорожное полотно, выкатились на дорогу, с ходу разметали в пух и прах колонну из пяти грузовиков и двух бронетранспортеров. Посыпавшиеся из кузовов солдаты даже не пытались отстреливаться - только разбегались в разные стороны. Фигурки мышиного цвета на белом снегу. Сберегая патроны, казаки порубили их шашками, затем повернули по тракту и перед самыми сумерками налетели на длинный обоз из полусотни телег. Великовозрастные возничие поначалу попытались уступить им дорогу: видать, опять же приняли за своих. Поняв, в чем дело - покорно подняли руки.
Возле разгромленного обоза ударная группировка и заночевала - чтобы еще до рассвета двинуться дальше. Пленных и раненых отправили на захваченных повозках в тыл под конвоем казаков, раненных легко. Раненых, кстати, оказалось всего два десятка со всего корпуса.
Кавалеристы на отдохнувших конях пошли рысью, то и дело норовя вырваться вперед танковой колонны. Два часа ходу - и взорам открылось довольно крупное селение. За крайними избами возвышались несколько каменных домов, дымили черными жирными клубами три котельных, время от времени слышались паровозные свистки.
- Аганерово, - тут же угадал опытный Шеремет. - Станция. Уж за нее-то немцы драться будут злобно. Без нее им к Сталинграду даже дырявой подметки не довезти.
Танки, не снижая скорости, начали разворачиваться в боевой порядок. Эскадроны - тоже. Когда, до поселка осталось всего около километра, первый раз жахнули пушки, спрятанные справа и слева у крайних домов. "Тридцатьчетверки" начали бодро отвечать, массированным огнем перемешивая позиции противника с землей. Метров через двести из-за снежных сугробов застрекотали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы. Но вот пушки к этому времени успели замолчать, и танки повернули свои стволы против новых огневых точек. Кавалеристы же сбились за бронированными машинами, прячась от дурных пуль. Время от времени то тут, то там спотыкалась лошадь, кувыркался по земле человек - это выглядело не столь ужасающе, чтобы поворачивать и бросаться наутек. Зверев опять сунул руку в темляк и потянул шашку на свет: с нею, как ни странно, он чувствовал себя куда увереннее, нежели с кургузым "ППШ".
- Инстинкт далеких предков, однако…
Насколько точно били танкисты, понять было трудно: впереди все белое, ровное. Только красные огоньки. Потом десятки частых разрывов - и все стало черным и перекопанным. Новые огоньки - новые разрывы. Снова огоньки - опять разрывы. Еще двое казаков вылетели из седел, приняла пулю точно в голову идущая рядом с самым танком лошадь. До вражеских позиций осталось триста метров… Двести… Сто… И фашисты побежали! Они выскакивали прямо под пулеметные очереди "тридцатьчетверок", бросали тяжелые винтовки и мчались к совсем близким мазанкам.
- Румыны, - презрительно бросил Шеремет и тоже обнажил клинок.
Танки нагнали бегущих людей и перестали стрелять. Удрать от стремительного врага оккупанты все равно не успевали. Кто не оглядывался - попадал под гусеницы танков. Кто отскакивал от тяжелых боевых машин - тех рубила конница. Андрей успел дотянуться до двоих, легко и точно чиркнув им отточенной сталью сбоку под основание шеи. Легкое прикосновение - и захватчик врезается головой в ту самую землю, которую так хотел отобрать у ее народа.
- Эскадрон! За мной, эскадрон! - Лейтенант не дал своему подразделению войти в Аганерово, повел его вдоль окраин, обогнул поселок и приказал спешиться с южной стороны. - Коноводы, забрать лошадей! Пулеметчикам занять позиции. Цель: дорога на Котельниково. Старший сержант Шеремет, на тебе железная дорога. Остальным обеспечить оборону со стороны поселка!
Трое бойцов увели скакунов почти на километр южнее, подальше от шальных пуль, остальные кавалеристы зарылись в снег до мерзлой земли. Не прошло и четверти часа, как из-за крайних домов показались люди в форме, десятка полтора. Пулеметчики подпустили их поближе - чтобы назад сбежать не смогли - и повалили несколькими экономичными очередями. Еще через минуту сосредоточенный огонь разнес кабину пытавшегося покинуть селение грузовика.
- Васька, патрон!
Зверев достал один из трех зарядов, что по приказу старшего расчета носил на груди, протянул сержанту. Тот загнал его в ствол, вынул из-за пазухи завернутый в тряпицу затвор, поставил на место, приник к прицелу, ловя кончиком ствола паровоз, что деловито утягивал со станции длинную цепочку товарных вагонов:
- Шалишь, сучье племя, тут наша власть ныне…
От неожиданно громкого выстрела заложило уши, а на черном боку тягача появился парящий белым дымом свищ. Шесть сотен метров для противотанкового ружья - не расстояние.
- Патрон!
Сержант выкинул гильзу, дослал заряд. Выстрел - и рядом с первым свищом появился второй.
- Патрон!
- Не увлекайся, сержант! - предупредил офицер. - Его уже не фрицам, его нашим ремонтировать придется.
- Я под котел… Чтобы вода ушла…
После третьего выстрела Шеремет довольно откинулся набок, подмигнул Андрею:
- Ты патроны-то не забыл, князь?
- Полный цинк.
- Ну ты парочку в тепло-то убери, на всякий случай.
- А затвор?
- Затвор ни к чему. Наверняка скоро или вытащить, или вытолкать состав попытаются. Придется осаживать.