Войско союзников совсем немного не дотягивало до тридцати тысяч человек, числа, названного Антипатру его лазутчиками. Основной лагерь располагался у отвесной скалы в подножии горы Каллидромон, между Скиллийским фонтаном, горячим источником, посвященным Персефоне, и холмом, локтей тридцать в высоту, на вершине которого лежала мраморная плита с надписью:
"Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне, что их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли".
Последний рубеж трехсот спартанцев. Здесь они приняли смерть от персидских стрел, не сложив оружие перед царем царей. Об эллинах, отступивших из Врат, после того, как персы по тайной тропе проникли им в тыл, предпочитают не вспоминать. По правде сказать, и не за что, однако в их число незаслуженно попали семь сотен феспийцев, до конца разделивших судьбу доблестных воинов Леонида. Но даже им – ни памятных плит, ни песенной славы. Спартанский подвиг. Кому есть дело до феспийцев, кроме них самих? А между тем их отряд снова здесь, как и многие прочие: афиняне, коринфяне, этолийцы, аргосцы, фокейцы, локры. Такой пестроты эмблем на щитах, собранных в одном месте, Эллада не видела очень давно. Сейчас их в десять раз больше, чем тогда во время нашествия тысячи языков и малую долю снова составляют спартанцы. Даже некоторые совсем захудалые полисы прислали воинов больше, чем Спарта, однако Красные плащи держались так, словно они македонян уже разбили, причем в одиночестве.
Спартанцы расчесывали бороды, завивали длинные волосы, упражнялись с оружием, и совсем не общались с союзниками, которые недоумевали, что вообще сюда привело самовлюбленных гордецов.
– Как с персами воевать, так их это не касается, а тут к разделу пирога локтями норовят протолкаться, – неприязненно говорили афиняне.
Прибыв в Фермопилы не первым, Агесилай, тем не менее, далеко вырвался вперед в деле призывов к решительному выступлению на Антипатра. Его горячо поддерживал представитель аркадцев, которых пришло к Вратам всего двести человек, он даже предложил выбрать Агесилая верховным стратегом.
"Кому как не спартанцу командовать, воину из воинов?"
Афиняне и этолийцы, составлявшие становой хребет союзной армии, в восторг от подобного не пришли. Со времен фиванца Эпаминонда одной спартанской репутации маловато для того, чтобы доверять войско первому встречному, все заслуги которого лишь в том, что он родился в городе без стен.
Демосфен предложил кандидатуру Харидема. Худой узкоплечий оратор, белая ворона в совете стратегов, нацепив гоплитские доспехи, в которых он промаршировал сюда вместе с афинской армией, выглядел донельзя нелепо, вызывая смешки даже у своих сограждан, однако дара убеждения у него никто не отнял, и предводителя наемников провозгласили главнокомандующим почти единогласно.
Агесилай презрительно поджал губы, скрестил руки на груди и в дальнейших обсуждениях плана боевых действий участия не принимал, свысока взирая на суету глупцов, отдавших предпочтение какому-то наемнику.
Противники стояли на месте, друг против друга, уже несколько дней, и за все это время перед Вратами произошло около десятка мимолетных стычек. И те и другие понимали, что если битве суждено состояться, то случится она не в узком проходе, однако большинство эллинов никак не могло решиться выйти из Врат. Численность македонян доподлинно не была известна, сообщения разведчиков не отличались достоверностью, но что удалось определить абсолютно точно, так это существенное превосходство Антипатра в коннице. Эллины верхом воевали плохо, однако уже не раз убедились, что подобным недостатком не обладают их враги. После того, как при Херонее гетайры во главе с Александром переломили ход сражения, к кое-кому пришло запоздалое осознание того, что некоторые вещи в традиционном воинском искусстве безнадежно устарели.
Регент привел к Фермопилам почти пять тысяч тяжеловооруженных всадников. Половину составляли фессалийцы, которых Антипатр вынудил предоставить конные отряды. Новый набор в македонское войско никого в Фессалии не обрадовал, ибо еще не вернулись домой ушедшие с Александром. О них мало что было известно и это обстоятельство добавляло в положение обоих противников острую интригу: за кого встанет Фессалия?
"За кого?" – спрашивали Демосфена вожди эллинов, ожидая, что родитель нынешней войны должен это, безусловно, знать.
"Фессалийский вопрос" превратился в камень преткновения, не выпускающий союзные войска из Фермопил.
Море пока что оставалось за Афинами, македонский флот вблизи от Малидского залива не появлялся и союзники без каких-либо проблем снабжались всем необходимым. Для двух триер крупный двадцативесельный акат, появившийся на выходе из Эвбейского пролива, не представлял никакой опасности, поэтому его пропустили без досмотра. Дозорные удовлетворились заявлением кормчего аката, издали прокричавшего, что судно идет с Хиоса и везет в стан союзников посольство.
Слова кормчего не были ложью, но и правдой являлись лишь отчасти. Акат действительно принадлежал Хиосу, но вез он вовсе не послов острова, а доверенного человека царя Агиса, который еще весной, одновременно с выступлением Александра в Азию тайно отбыл в Ионию. Цель путешествия была известна лишь членам герусии и его брату.
Сойдя на берег, посланник прошел в спартанскую часть лагеря, приветствовал гоплитов, стоявших на страже, и попросил, чтобы его провели к Агесилаю. Что и было немедленно исполнено.
– Радуйся, полемарх.
– Павсаний? – стратег, совсем не удивившийся вошедшему, поднялся навстречу и, сцепив с ним предплечья, коротко приказал, – говори.
Многословие не в обычае лакедемонян, посланник не стал растекаться мыслью по дереву, сразу перейдя к делу.
– Я опережаю Леосфена на один день. Он высадился в Магнесии и идет маршем через Фтиотиду. Мирокл по наущению Харидема убедил его не заходить в Малидский залив. Леосфен идет к Ламии и освободит ее от македонян. Одна из триер Мирокла должна будет появиться здесь. Это послужит сигналом к всеобщему выступлению.
Агесилай хмыкнул.
– Едва Антипатр обнаружит Леосфена в Ламии, он немедленно снимется и уйдет. Эти идиоты думают, что сожмут его в кулаке. Да, сожмут, только угря не удержать. Он скользкий, знаешь ли.
Павсаний согласно кивнул.
– Где сейчас мой брат? – спросил полемарх, – с Леосфеном?
– Нет. Мы разделились, нужно было оценить обстановку.
Месяц назад царь Агис прибыл в азиатский лагерь союзников, опередив флот афинского наварха Мирокла. Все стороны довольно быстро договорились о совместных действиях и решили, что выгоднее всего высадится в Фессалии. Фессалийская конница Александра отделилась от союзников и, переправившись через Геллеспонт в его самом узком месте на свежепостроенных плоскодонных паромах и собранных с миру по нитке судах, двинулась на родину берегом. Это не слишком огорчило Леосфена, поскольку кораблей для перевозки огромного количества лошадей у него все равно не было. Одно дело преодолеть десять стадий в ясную ровную погоду и совсем другое – везти конницу за море на значительное расстояние.
Цель союзников, единая, как они друг друга горячо убеждали, под внимательным взглядом начинала слегка двоиться, словно при глазной болезни. Агис отбыл в Фессалию раньше Леосфена и уже полмесяца с малым отрядом осматривался на месте, тайно встречаясь с фессалийскими правителями, тагами. Царь лично наблюдал, как войско Антипатра прошло на юг, видел – оно не слишком велико. Афинянин Мирокл похвалялся ему, что союзники соберут не менее пятидесяти тысяч человек. С такой силой Антипатр сражаться не будет, отступит, укрепится в какой-нибудь надежной крепости, и вся война сведется к ее осаде. Скорее всего, союзники все равно одолеют, но Спарта рассчитывала на несколько иной результат.
– Что предлагает мой брат?
– Ты должен сам занять Ламию. Опередить Леосфена.
– И что это даст? – удивился Агесилай.
– Антипатр постарается сразу выбить тебя оттуда или вообще не допустить даже твоего приближения к городу. Оба этих варианта нас устраивают. Он ввяжется в бой.
Агесилай почесал бороду.
Городу воинов нужна победа в поле. Желательно без участия афинян. Необходима демонстрация военной мощи Спарты. Но македоняне сильны и дело отсвечивает неопределенным исходом, поэтому геронты не хотят рисковать гражданами Спарты, число которых от поколения к поколению уменьшается, ради туманной перспективы вновь вырвать у Афин знамя первенства в Элладе. Поэтому один из царей спартанских лично занимается разведкой и переговорами с союзниками, хоть это и несвойственное царям занятие. Поэтому другой царь не возглавил войско, остался дома, а полемарху дали всего полторы тысячи гоплитов. После катастроф при Левктрах и Мантинее Спарта собирается таскать каштаны из огня чужими руками. Но обстоятельства складываются так, что вытащить македонян на бой можно только на живца. И этим живцом предстоит стать Красным плащам. Задача усложняется тем, что Агесилаю предстояло не просто геройски умереть. В столь славном для сынов Лакедемона месте он сделал бы это, не задумываясь, но требуется нечто большее – победить. Так, чтобы ни у кого не осталось сомнения – победой все обязаны Спарте.
– Это танец на лезвии ножа, – сказал Агесилай, – а если нас не поддержат? Мое влияние здесь ничтожно, надо было Агиса сюда посылать, а на его место меня. Или тебя. Харидем уже дал всем понять, что первым ход не сделает. Антипатр прижмет нас к морю и уничтожит.
Павсаний задумался. Харидем ненавидел македонян лютой ненавистью. Нынешний план сформировался окончательно, как раз тогда, когда Агису стало известно, что в стратеги прочат Харидема. Выдвижение кандидатуры Агесилая предполагало, что союзники лишь горячее захотят стратегом бывшего наемника, однако его нынешняя осторожность не объяснима и может погубить все дело.
– А мы не будем скрывать наших намерений, – сказал, наконец, Павсаний, – когда на рассвете выступим из Фермопил, пусть это увидят все.
– И что? – недоуменно спросил полемарх.
– А когда отдалимся на десяток стадий, кто-то расскажет весь наш план Демосфену. Этот в военном деле ничего не понимает, зато взбаламутит всех. Ты знаешь здесь кого-нибудь, кому можно довериться?
– Эвтин, стратег аркадцев, голосовал за меня. Думаю, для такого дела подойдет. Если заплатить.
– Отлично. Деньги найдутся.
– Допустим, они выйдут, – предположил Агесилай, – но в их рядах и духа нет сплоченности. Если Антипатр их потеснит – побегут.
– Куда? Обратно в Фермопилы? И много их таким способом сбежит?
– А если сдадутся?
– Да пусть македоняне их даже перебьют всех до единого, нам только на руку.
– То есть, они все – лишь мясо и мой брат рассчитывает только на наши с Леосфеном силы? Маловато.
– Хватит, Агесилай, главное связать Антипатра боем, не дать ему уйти. Неужели ты пытаешься оспорить приказ царя?
– Нет, – гордо выпрямился полемарх, – приказ священен. На рассвете Врата вновь увидят бой спартанцев.
Стенка на стенку
Бодрый посвист флейт раскрашивался в настоящий марш ритмичным топаньем тысяч ног. Шесть тысяч педзетайров, ударная сила македонского войска, шагали в ногу, колонной по четыре человека в ряд, поднимая клубы пыли. Слабому утреннему бризу, пришедшему со стороны Малидского залива, едва хватало сил немного относить пылевую завесу к югу. Солнцу еще очень далеко до зенита, но оно вовсю грозится устроить к полудню настоящее пекло, жарче, чем в гефестовой кузне, даром, что на дворе уже не лето. Воины, промаршировавшие в полном облачении тридцать стадий, успели вспотеть, пыль оседала на разгоряченной коже, почти не охлаждаемой едва ощутимым ветерком, лезла в рот, нос, глаза, которые, ко всему прочему, еще и слезились от пота у тех, кто не догадался повязать на лоб льняную ленту. Держать сариссу вертикально само по себе непросто, а нужно еще споро идти, да и щит на левом плече не способствует подвижности.
Марша, подобного этому, в полной боевой готовности, с собранными сариссами, Андроклид не мог припомнить со времен, когда только-только встал в ряды фаланги. Да и тогда подобные броски были лишь учебными. Никогда еще войско боевым строем не шло на такое значительное расстояние. Пятьдесят стадий до Фермопил. Уж насколько Андроклид опытен, а древко его сариссы постоянно ударяется где-то наверху о соседние. Не маршируют с двенадцатилоктевыми копьями в собранном виде, непривычно это, да и держать их совсем рядом с подтоком довольно тяжело. Воины пыхтят, ругаются вполголоса, думая, что не слышит Танай, идущий первым. Ага, сейчас. Все-то он слышит, и ему, как и всем, неудобно, однако идет себе, невозмутим и собран. Так же, как и Кратер.
Новый командир таксиса Эмафии, шедшего в колонне первым, в бою будет стоять вместе со всеми, занимая место димойрита, командира полуряда, восьмого по счету от переднего края. Он должен находиться в самой гуще боя, но не в первых рядах, дабы в случае его гибели, фаланга не осталась без управления. Сейчас, на марше, он одним из немногих шел налегке – привилегия военачальника, которому нужно не просто топать к месту боя, но еще и руководить всей это огромной массой людей. Щит и сариссу ему нес слуга.
К голове колонны подлетел всадник, прискакавший с севера.
– Ну что? – прокричал таксиарх, выйдя из строя.
– Поравнялись! – прокричал разведчик, – они уже переправились через Асоп и продолжают идти вдоль берега залива! Наши подходят к реке!
– Не встали на берегу?
– Спартанцы?
– Да!
– Нет, продолжают движение! Где Антипатр?
– Скачи вперед, он там!
"Значит, действительно идут на Ламию, как и предсказывал Эвмен".
Кратер окинул взглядом колонну, растянувшуюся более чем на восемь стадий. Дорога не слишком широкая, четверо в ряд помещаются с трудом, но сузить ряды, увеличив тем самым длину, неразумно. Если впереди бой, то перестраивать фалангу с марша потребуется очень быстро. Таксиарх чувствовал, что маневр спартанцев неминуемо приведет к сражению, не бросят же их остальные. Или Красные плащи проявили инициативу, ни с кем не сговорившись? Вполне в их духе. Но тогда они просто перестанут существовать.
Хвост многоногого колючего зверя все еще не виден, а голова уже удалилась на порядочное расстояние.
– Шире шаг! – скомандовал таксиарх и, придерживая рукой перевязь с мечом, побежал догонять.
Рано утром, едва была получена весть о выступлении спартанцев, регент спешно собрал военный совет. Различные варианты действий в случае выхода союзников из Фермопил обсуждались не единожды, но нынешняя ситуация оказалась весьма необычна: по сообщениям разведки, Красные плащи шли в одиночестве.
– Что это может значить? – обратился Антипатр к стратегам.
Те дружно заскребли затылки, и только Эвмен не слишком замедлил с ответом:
– Готов прозакладывать что угодно – они идут на Ламию.
Антипатр, подумав, согласно кивнул.
– Да. Эвмен, немедленно гонца в гарнизон Ламии. Предупредить. А спартанцев надо перехватить.
Кардиец вышел из шатра и отдал несколько коротких распоряжений.
– Пехота не успеет, – сказал Кратер.
– Ударить гетайрами? – поинтересовался Линкестиец.
– Нет, – возразил регент, – атаковать конницей спартанский монолит – самоубийство. Аристион, задержи их, пусть идут в постоянном беспокойстве, это их замедлит. Аттал, твои агриане бегом быстро поспеют за пеонами, поможешь им. Исполняйте!
Названные стратеги покинули шатер. Князь фракийцев-пеонов Аристион командовал легкой конницей, состоявшей из воинов его племени, вооруженных дротиками. В войске регента пеонов насчитывалось чуть меньше тысячи. Фракийцев-агриан, сражавшихся пешими в рассыпном строю, числилось вдвое больше.
– Все остальные выступают немедленно, – приказал Антипатр.
– На спартанцев? – уточнил Мелеагр.
– А если это уловка? – засомневался Кратер, – мы подставим бок остальным эллинам, и они выйдут из Фермопил.
– Да, это весьма вероятно, – согласился Эвмен, который как раз в этот момент вернулся в шатер.
Линкестиец покосился на начальника канцелярии и усмехнулся.
"Стратег… Писцами своими командуй".
Антипатр, однако, к кардийцу прислушался. За последние два месяца он, прежде мало имевший дел с Эвменом, убедился в том, что Филипп, приблизив этого молодого человека, не прогадал. Он, Филипп, вообще видел много дальше других. Как бы он поступил сейчас? Эллины явно задумали какую-то хитрость и "правильный" бой, грудь на грудь, принимать не жаждут. Если им удастся захватить Ламию, Антипатру придется уйти на север, оставив Фтиотиду, а там и до потери Фессалии недалеко.
Захватить Ламию… Стены этого города не слишком высоки, но спартанцы явно не готовы к штурму, времени на строительство лестниц у них нет. Однако они наверняка попытаются проникнуть в город по реке Ахелой, что протекает прямо через него. Тут им помешать сложно – в гарнизоне трех сотен бойцов не наберется, да и те не слишком надежны. Допустим, македоняне запрутся в высоком и хорошо укрепленном акрополе Ламии, но и в этом случае они не смогут успешно досаждать спартанцам. А те, вдобавок, овладеют портом Фалара и добро пожаловать Леосфен! Нет, Ламию нельзя отдавать.
Но все же, вдруг это действительно уловка, направленная на то, чтобы выманить его, Антипатра, на бой в невыгодных условиях? Харидем нанесет удар на марше, фаланга в колонне встретит врага в неудобной позиции…
– Гелланик, ты поведешь своих гипаспистов к устью Асопа. Выступай немедленно, иди быстро. Нужно перехватить спартанцев прежде, чем они переправятся. Тебя поддержат Аттал и Аристион.
Высокий муж, хилиарх, начальник тысячи щитоносцев, ростом превосходивший всех присутствующих на совете, молча кивнул и вышел из шатра. Менон, гиппарх фессалийцев, посмотрел ему в след и сказал:
– Это спартанцы, Антипатр. Стоит ли искушать судьбу, посылая против них равные силы?
– Спартанцы… Нынешнее поколение – бледная тень погибших при Мантинее отцов.
– Разве они отринули законы Ликурга и уподобились изнеженным афинянам? – не сдавался фессалиец.
– Менон прав, – вставил Кратер, – это не тот случай, когда имеет смысл устраивать честное состязание. Их надо растоптать числом.
– Разделение войска слишком рискованно, – встревоженно вставил Эвмен, – нас могут разбить по частям.
Антипатр медлил, на скулах его играли желваки: и без слов кардийца он понимал, что не в его ситуации разумно разделять армию. Она и так вдвое меньше эллинской.
– Время дорого, – торопил гиппарх.
– Хорошо, – принял решение регент и повернулся ко второму хилиарху щитоносцев, – Тимандр, отправляйся с Геллаником, он старший. Менон, ты перейдешь Асоп западнее и ударишь по Агесилаю, когда гипасписты вступят в бой, и он покажет тебе спину.
Гиппарх кивнул.
– Тимандр, мы прикроем вас от Харидема. Помни, времени у вас с Геллаником мало, спартанцев нужно бить очень быстро. Все остальные выступают к Вратам!
– Идут, – Харидем оторвал ухо от земли, обтер его, поправил массивное золотое кольцо в мочке и отряхнул от пыли плащ, – топот такой, словно Посейдон совсем рядом землю качает.