А в итоге мне захотелось самому выйти на сцену. В душе я не столько композитор, сколько артист, все мое существо протестовало и рыдало невидимыми слезами, когда я шлягер за шлягером отдавал в чужие руки. Неужто сам так и останусь по ту сторону кулис?! И ведь у этого Егора Мальцева не самый плохой голос, пару октав тащим – и ничего. Посидел, подумал, поэкспериментировал, что может подойти из эстрадного для моих вокальных данных, и остановил свой выбор на песне "Трава у дома". Сейчас страна болеет космосом, все мальчишки хотят стать космонавтами, а взрослые уверены, что доживут до того дня, когда на Марсе яблони зацветут… Наивные. Но поддержать порыв эстрадной песней можно, тут она в самый раз.
Записать ее удалось на все той же студии Всесоюзного радио вместе с эстрадно-джазовым оркестром под управлением Вадима Людвиковского благодаря одному звонку Блантера. Жаль, что к нынешним электрогитарам нет практически никаких "примочек". Даже на Западе пока еще музыканты экспериментируют с эффектами, что уж про СССР говорить. Даже синтезатора нет завалящего. Поэтому вместо соло на гитаре оркестр исполнял соло на скрипках. А куда деваться?! Партию бас-гитары пришлось показывать самому. На счастье, басист оказался понятливым.
А уже в эфир вещь ушла после того, как запись не без протекции того же Блантера попала на стол председателя Государственного комитета по радиовещанию и телевидению при Совете Министров СССР Сергею Кафтанову. Того песня зацепила, и вскоре она прозвучала в программе "В рабочий полдень". Нужен был толчок, трамплин, который придал песне нужное ускорение.
3 февраля, за полтора месяца до старта чемпионата, как Ильич и обещал, Бесков привлек меня к тренировкам со взрослой командой. Вместе ЦСКА я отправился на последний предсезонный сбор на Черноморское побережье Кавказа. Пришлось отпрашиваться из училища на месяц, и то свою роль сыграло письмо, подписанное самим заместителем министра обороны, Артынова была против того, чтобы я гробил свое здоровье на футбольных полях, упирая на то, что серьезные занятия музыкой и большой спорт несовместимы. Хотя до этого с тренировками в школе ЦСКА как-то мирилась.
В общем, на море я все-таки улетел с командой, в которой мне сразу дали прозвище Композитор. Как-никак все уже знали, кто автор песен, которые исполняют Бернес, Клемент, Миансарова и прочие звезды отечественной эстрады.
Нас разместили в военном доме отдыха в Кудепсте – микрорайоне Сочи. Кстати, там впервые я и услышал по радио свое исполнение песни "Трава у дома". И не я один. Вечером того же дня Бесков отозвал меня в сторонку:
– Егор, хорошая песня "Трава у дома", мне понравилась. Но учти, что в не таком далеком будущем тебе придется делать выбор – футбол или эстрада. Так что давай определяйся. Не хочу на тебя давить, но футболист из тебя может получиться неплохой. А музыкой вполне можешь заняться, когда уйдешь из большого спорта.
Блин, сговорились они, что ли… Артынова меня от футбола отваживает, Бесков от музыки! А я вот хочу и рыбку съесть… Хотя это плохое сравнение. Одним словом, пока музыка не мешала футболу, и наоборот, так что я предпочитал пока оставить все как есть.
Ну да, если я рассчитывал, что мне все будет даваться столь же легко, как и в молодежке, то жестоко ошибался. Нагрузки здесь оказались не в пример больше, а в двухсторонках новоиспеченные партнеры со мной не церемонились. После одного из жестких подкатов со стороны Альберта Шестернева я кое-как дохромал до скамейки запасных, где врач команды осмотрел мою ногу и сунул пакет со льдом. Мол, держи пока, отдыхай. Следующий день пришлось пропустить, затем я вернулся к прежним нагрузкам, а синяк еще долго не сходил.
Но все-таки, похоже, кое-что я сумел продемонстрировать за отпущенный мне месяц предсезонки, потому как по возвращении в Москву Константин Иванович меня похвалил и сказал, что если я буду так же прогрессировать, то уже в следующем сезоне могу рассчитывать на приглашение в основную команду.
А в преддверии 12 апреля ко мне подошла директор музучилища.
– Егор, – сказала Лариса Леонидовна, – ты же у нас на радио вовсю звучишь с песней "Трава у дома", вот на тебя и пришла разнарядка. Выступишь на концерте в преддверии Дня космонавтики. Ожидаются первые лица государства, и возможно, космонавты Юрий Гагарин и Герман Титов.
– Но у нас же игра в этот день в чемпионате Москвы…
– Возражения не принимаются, на кону честь нашего училища. Вот здесь я тебе записала время, адрес и фамилию человека, к которому тебе нужно будет приехать послезавтра. Там пройдет первая репетиция, от занятий я тебя на этот день освобождаю. И как поедешь – не забудь захватить свидетельство о рождении.
Ну да, мне же 16 исполнится 10 мая, потом можно и паспорт получить, а пока, как маленький, буду пользоваться свидетельством.
А ехать мне нужно было не куда-нибудь, а в Дом Союзов. Концерт же планировался на сцене Колонного зала. Эх, а ведь в свое время довелось мне петь с этой сцены. Неужто история повторяется столь причудливым образом?
Здесь я сразу попал в руки режиссера предстоящего мероприятия – редактора Главной редакции музыкального радиовещания для населения СССР Игоря Борисовича Аксельрода. А я ведь помню его совсем пожилым, сейчас же он вполне еще в соку, деятельный, полон сил и энергии.
– С такими молодыми исполнителями мне еще работать не доводилось, – заявил Игорь Борисович, задумчиво глядя в мою сторону. – Разве что когда выступал детский хор. Ну ничего, надеюсь, мы сработаемся.
Я тоже на это надеялся. Главное, чтобы вокал не подвел во время концерта, все-таки я еще не до конца был уверен в своих еще не заматеревших голосовых связках. Сразу попросил предоставить мне пару бэк-вокалистов. Если в студии у нас получалось наложить мой собственный голос сверху моего же, то живой концерт – дело совсем другое. "Бэков" нашли быстро, но для начала мне дали выучить очередность выхода артистов.
Концерт открывал Марк Бернес с моей "С чего начинается Родина". Следом выступала Клавдия Шульженко с песней "Молчание". Я шел седьмым, следом за Владимиром Нечаевым, который был заявлен с композицией "Костры горят далекие", а после меня выступала Капиталина Лазаренко, которой аккомпанировал Давид Ашкенази. Имя исполнительницы знакомое, но мне всегда казалось, что ее зовут Капитолина, а тут, похоже, лишняя буква "а" закралась в имени. Опечатка, наверное, о чем я и сказал Аксельроду.
– Никакой ошибки, молодой человек, ей родители дали имя в честь труда Карла Маркса "Капитал". Я на своем веку еще и не такие имена встречал.
Да уж, я тоже прекрасно помнил истории, как в 20-е и 30-е годы родители называли своих отпрысков Авангардами, Векторами, Владиленами, Олимпиадами, Октябринами… Один знакомый рассказывал, что лично знал женщину с именем Даздраперма – Да здравствует первое мая. Хотя я подозревал, что товарищ просто прикалывается. Но в любом случае Капиталина – это еще и в самом деле ерунда.
Должна была выступить еще и Лидия Клемент с песней "Нежность". Видно, организаторы концерта тоже решили, что композиция о космонавтах, ну или летчиках как минимум. А все космонавты – бывшие или действующие летчики, так что песня написана Пахмутовой и Добронравовым словно по заказу. Хотя какие еще Пахмутова и Добронравов?! Теперь уже я автор, получается, как ни крути.
Все мы собрались окончательно 9 апреля на генеральной репетиции, за два дня до правительственного концерта, который должен был состояться 11-го числа. Репетицию почтила своим присутствием Екатерина Фурцева. Легендарная при жизни министр культуры СССР расположилась в четвертом ряду, рядом с Аксельродом, который постоянно ерзал на месте, и вытирал носовым платком потные лоб и шею.
Екатерина Алексеевна, напротив, сидела как королева на троне, с прямой спиной и невозмутимым лицом. Даже глядя в щелочку из-за кулис, я словно чувствовал на себе ее пристальный, немигающий взгляд. Черт, на сцену-то страшно выходить, выступая перед Ельциным и Путиным, даже так не волновался.
Между тем репетиция шла своим чередом. Исполнители выходили по своим порядковым номерам. Отстрелявшийся первым Бернес, видя мое волнение, успокаивающе хлопнул по плечу:
– Не боись, Егорка, прорвемся!
– Говорят, у Фурцевой очень уж крутой характер.
– Есть такое, не женщина – кремень. Министром стала недавно, но сразу принялась наводить в ведомстве свои порядки. Но ты, главное, не давай слабину. Держись уверенно, если будет о чем-то спрашивать – отвечай четко, взгляд не отводи. Да и песня у тебя хорошая, как раз в тему. Я думаю, Екатерине понравится.
Мое выступление прошло будто в тумане. Исполнил песню в сопровождении эстрадно-симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио под руководством Юрия Силантьева, помня лишь одно – не тушеваться. Хорошо, парни с бэк-вокала не подкачали, а ведь тоже, наверное, волновались, хотя за ними всего лишь помощь на припеве. Уже за кулисами меня начало отпускать. Пальцы мелко подрагивали, спина была мокрой от пота. Однако… Кто там говорил, что петь – не мешки ворочать?
– Молодец, хорошо выступил, – поздравила меня Клемент. – И держался неплохо, самый экспрессивный номер. По-моему, Фурцевой понравилось. Кстати, это ведь ты написал песню, которую я исполняю?
– Есть такое, – скромно пожал я плечами.
– Отличная вещь, я когда в первый раз ее пела – у меня ком в горле стоял. Просто удивительно, что автор такой песни по существу еще подросток.
Ага, вот бы ты удивилась, если бы знала, что мне на самом деле 63… нет, уже 64 года, учитывая, что день рождения в той жизни я отмечаю 18 января. Что-то затягивают медики с моим выводом из комы. Может, я вообще уже помер, и заселился в это тело окончательно? Оставалось только гадать и ждать, вдруг рано или поздно я очнусь на больничной койке снова пенсионером. А я уже, честно говоря, как-то привык к этому телу, все-таки приятно себя чувствовать молодым и здоровым. И даже уже вроде бы не так сильно и хотелось вернуться в будущее. Ну а что меня там ждет? Дочь от первого брака уже взрослая, еще пятнадцать лет назад свалила в Канаду, и там живет своей жизнью, пару внуков уже мне родила. Я ее года два не видел на момент, как меня током шандарахнуло. Не видел, правда, вживую, по скайпу-то мы с ней раз в неделю, но общались. Кстати, вполне может быть, прилетела в Москву и сидит теперь у моей постели уже… Уже скоро как год, елы-палы. И не знает, что папаша тут в теле юнца развлекается с девочками-ровесницами и заделался гениальным композитором. Может, даже порадовалась бы за меня.
А после окончания генеральной репетиции нас собрали всех вместе, пред светлые очи Екатерины Алексеевны. Фурцева всех поблагодарила, сказав, что репертуар подобрался неплохой, но все же высказав небольшое замечание в адрес Олега Анофриева:
– Олег Андреевич, вы в своей "Песне о друге" не могли бы свистеть чуть менее громко? А то прямо у меня лично уши заложило.
– Хорошо-хорошо, я просто чуть отстранюсь от микрофона, – пообещал Анофриев.
Под занавес беседы Фурцева обратила свое внимание на меня. Честно говоря, я надеялся, что этого не случится, даже чуть спрятался за спины других исполнителей, но Екатерина Алексеевна все же меня высмотрела.
– Егор Мальцев? А ты чего там прячешься? Мне твое выступление, кстати, понравилось. По сравнению с остальными выглядело это живо, динамично, и песня такая… жизнеутверждающая! Особенно приятно, что посвящена она космонавтам. Ты ведь и автором являешься, если Игорь Борисович меня не обманул? Ты специально ее сочинил к этой дате?
– Ну не то чтобы специально… Просто вдохновился полетом Юрия Гагарина и понемногу в моей голове складывались музыка и текст. Вот как раз после Нового года все и сложилось.
– Очень вовремя сложилось, Егор. Что ж, товарищи, надеюсь, послезавтра вы выступите так же хорошо. И запомните, Олег Андреевич, насчет свиста. До свидания!
В день концерта, который начинался в 18 часов, мама с утра выгладила мой лучший костюм. Переодеться я должен был уже в гримерке Колонного зала, так что пришлось ехать на такси, держа костюм в руках. Естественно, личную гримуборную мне не выделили, пришлось делить ее как раз с Анофриевым. Тот все ходил и насвистывал, пробуя разные тональности. Похоже, после совета Фурцевой Олег никак не мог прийти в себя, видно было, переживал. Еще бы, в зале должны были присутствовать первые лица страны, и опозориться перед ними – значит, подписать себе приговор.
Для меня это тоже было актуально, как-никак моя творческая жизнь в этом теле только начиналась. Одно дело – вспоминать и переписывать знакомые песни, подсовывая их другим артистам, и совсем другое – выйти и спеть самому. Но тут я все же полагался на свой опыт из той жизни.
Анофриев выступал позже меня, предпоследним, я про себя ему посочувствовал. Долго ему еще придется тут страдать. А лучше всего Бернесу, спел – и свободен. Хотя Аксельрод попросил никого никуда после концерта не расходиться, все артисты были приглашены на банкет по случаю Дня космонавтики. Пьянка намечалась в одном из залов Дома Союзов. Интересно, хотя бы шампанского удастся выпить, или мне опять газировку подсунут?
Чем ближе был мой выход, тем больше я мандражировал. Господи, быстрей бы уже что ли. Как-будто первый раз, а ведь на самом деле за моей спиной столько выступлений, в том числе и на правительственных концертах… Тяпнуть бы чего. Вон у Анофриева на столике бутылка коньяка почти непочатая.
Заметив мой взгляд, Олег понимающе кивнул:
– Брызнуть от нервов капелюшку?
– Ну если только капелюшку.
Жидкость огненным смерчем пронеслась по пищеводу, и спустя минуту я почувствовал себя куда лучше. Сердце замедлило свой бешеный бег и, пользуясь моментом, я стал распеваться.
Но когда дверь раскрылась и появившийся в дверном проеме Аксельрод сказал: "Мальцев, готовься", меня снова начало потряхивать. Егор, держи себя в руках, уговаривал я себя, все будет нормально.
Стоя за кулисами, я с закрытыми глазами слушал анонс своего выхода.
– Дорогие друзья, а сейчас перед вами выступит молодой исполнитель Егор Мальцев, – говорил Брунов. – Егору еще нет шестнадцати, но он уже успел зарекомендовать себя талантливым композитором и поэтом, достаточно сказать, что на этом концерте звучат две его песни. Одну вы уже слышали в исполнении Марка Бернеса, вторую услышите чуть позже. А сам Егор сегодня выступает с песней "Трава у дома". Поприветствуем, товарищи!
Я в сопровождении "бэков" вышел на сцену под аплодисменты на негнущихся ногах. Эх, нужно было еще рюмашку тяпнуть. Ну все, к черту, собрались, в зал не глядим и поем. Но взгляд сам собой ткнулся в правительственную ложу, где я рассмотрел Хрущева, что-то рассказывающего своему не менее пожилому соседу. Рядом сидели Гагарин и, кажется. Титов. Але, Никита Сергеич, так-то я и для вас пою, поболтать можно и потом. Встряхнув себя таким образом, я выслушал вступление и запел песню Мигули и Поперечного:
"Земля в иллюминаторе
Земля в иллюминаторе
Земля в иллюминаторе видна…"
Ну что, к концу первого куплета я окончательно пришел в себя и дальше выдал с той экспрессией, с которой даже "Земляне" не пели в классическом варианте. Снова взгляд в ложу. Гляди-ка, а Хрущ весь внимание, ну теперь только остается молиться, чтобы ему понравилось. А то еще устроит выволочку, как художникам-авангардистам в Манеже. Интересно, та выставка уже состоялась или еще будет? От нее что-то в памяти задержалось только выражение Никиты Сергеевича про пидарасов.
Фух, кажется, отпелись. Покидая сцену под несмолкающие овации, молил лишь об одном – только бы не свалиться прямо на сцене. Потому что выступление далось мне ох как нелегко, ноги уже совсем не держали. Кое-как добрел до гримерки, и попросил Анофриева налить еще. Вот так лучше, успокойся, Леха-Егор, все позади, можешь расслабиться. Рубашку хоть выжимай. Интересно, можно уже переодеваться или в таком виде ходить до банкета? Ладно, рисковать не буду, перетерплю.
К окончанию концерта я совсем пришел в себя и даже вышел в коридор следом за Анофриевым, который отправился на сцену. Здесь суетились гримеры, носились костюмеры, еще какие-то люди… Сшибут еще, чего доброго. Вернулся обратно в гримерку и стал дожидаться финальной песни.
А затем был банкет с участием Хрущева, Фурцевой, еще каких-то деятелей партии и правительства, ну и, конечно, Гагарина и Титова. Прежде чем народ приступил к выпивке и закускам, Никита Сергеевич с бокалом в руке произнес речь о советском космосе, где мы оказались первыми из первых, уделав проклятых янки, и что скоро первыми высадимся на Луне. Ага, щас, уже высадились. Я-то знал, чем все закончилось. Но в то же время подозревал, что америкосы устроили грандиозную аферу, сняв "высадку" в павильоне. Но мы-то в любом случае даже в 2016-м до Луны не добрались.
Мне тоже удалось поднять бокал с шампанским, никто не придирался, что я еще несовершеннолетний. Вскоре народ расслабился, началось хождение по залу, непринужденное общение парами и группками. А мне с кем потрещать? Бернес вон нашел себе уже парочку, болтает с Гагариным. Тут мой взгляд упал на Клемент, которая мило улыбалась наконец-то отсвистевшему свое Анофриеву. Какая улыбка, какие ямочки на щеках… Неудивительно, что в нее было влюблено полстраны.
Когда Анофриев отлучился к столу с закусками, я быстро приблизился к певице.
– Лидия Ричардовна…
– А, Егор! Еще раз спасибо за песню, и ты тоже здорово выступил.
– Лидия Ричардовна, ваше выступление получилось вообще потрясающим, но я к вам не по этому поводу.
– А что случилось?
– Сон мне на днях приснился нехороший. Будто бы вы, – я сглотнул застрявший в горле комок, – будто бы вы умерли от меланомы.
– Егор, что за ужасы ты рассказываешь!..
– Сам бы посмеялся, но, к сожалению, некоторые мои сны имеют свойство сбываться. Несколько раз уже такое случалось. А что касается родинок, то одна мамина знакомая сковырнула невус, а через несколько месяцев у нее обнаружили четвертую, неизлечимую стадию рака кожи. Поэтому и предупреждаю, чтобы вы с родинками и вообще были аккуратнее, следите за своей кожей, а при малейшем подозрении сразу же идите к дерматологу, а лучше напрямую к онкологу.
Клемент, малость побледневшая, поставила свой бокал на столик.
– Не паникуйте раньше времени, просто следите за собой, и все будет нормально, – успокоил я певицу.
– Егор, вот ты где!
Я обернулся. Ко мне приближался Бернес вместе с Гагариным и Титовым. Блин, Юрию Алексеевичу тоже, что ли, намекнуть про его гибель в 68-м? Но до нее еще целых шесть лет, да и вторая история подряд про "вещий сон" может превратиться в фарс.
– Вот он, наш самородок, – представил меня своим спутникам Марк Наумович.
Мы обменялись рукопожатиями.
– А не про тебя ли нам Леонов и Комаров рассказывали? – спросил Гагарин. – Не ты им пел под гитару в Серебряном Бору?
– Было такое дело, – скромно потупил я взгляд.
– Действительно, талант, – поддержал Титов.
– А мы захотели просто познакомиться с парнем, который так здорово спел про траву у дома, – снова вклинился Гагарин. – Наверное, все свободное время отдаешь музыке?