Думаю, что для царя Николая сочинение господина Энгельса нанесет куда больший ущерб, чем поражение на Альме и даже потеря Севастополя, - чеканил свои мысли Пальмерстон. Инспектор торопливо записывал приказы лорда в свой блокнот. У него была прекрасная память и, в случае необходимости, он мог повторить речь лорда слово в слово, но сидеть истуканом и моргать совиными глазами перед высоким начальством, было верхом непочтения.
- Все будет сделано, милорд, в самое ближайшее время . Но боюсь, русские несколько опередили нас на этом этапе идеологической борьбы. По распоряжению царя Николая во всех русских газетах опубликовано патриотическое стихотворение поэта Пушкина "Клеветникам России", которое имеет очень большой успех, как среди бомонда, так и среди простых людей, - осторожно сказал инспектор . Но негодования со стороны лорда не последовало.
- Слава богу, что поэт Пушкин мертв, иначе неизвестно, что бы он написал в поддержку своего горячо любимого императора. Знаете, Мордрет, если бы русские знали свою силу, мы бы не сидели бы с вами так спокойно, а постоянно бы пребывали в страхе высадки русского десанта на побережье, - задумчиво произнес Пальмерстон и тут же опасливо захлопнул узкую щелочку своей души.
- Я вас больше не задерживаю, инспектор, - холодно молвил он, и в тот же момент Мордрета сдуло невидимой волной, которая понесла инспектора в его любимую канцелярию, где готовились очередные порции идеологической отравы для недругов Британии.
Распрощавшись с Мордретом и выслушав доклад своего секретаря о выполнении ранее полученных приказов и распоряжений, лорд Пальмерстон уже был готов отправиться на прием к королеве, как неожиданно в его кабинете возник военный адъютант премьер министра Чарльз Бишоп. В его задачу входило информирование лорда обо всех военных новостях и по напряженному лицу и сжатым губам адъютанта, премьер понял, что тот принес недобрые вести.
- Что случилось, Чарльз, русские разбили нас в Крыму или напали на нашу эскадру на Балтике? - нахмурившись, спросил британский премьер.
- Нет, сэр. В Крыму и на Балтике все спокойно, но вот положение в Азии оставляет желать лучшего. Согласно поступившим сообщениям из Дели русский генерал Перовский вторгся в Ферганскую долину, сердце Кокандского ханства. Генерал Колигвуд не исключает возможности появление русских частей в Кашмире до конца года.
От этих новостей лицо лорда Пальмерстона потемнело от злости, сбывалось самое кошмарное опасение для британцев, русский медведь был на пороге Индии.
- Черт возьми, Чарльз! Как это могло случиться, ведь еще на прошлой неделе меня уверяли, что кокандцы обязательно остановят генерала Перовского благодаря своему численному превосходству и тем ружьям, которые мы им продали, и пушкам, отлитым под руководством наших специалистов. Я ничего не путаю?!
- Никак нет, сэр, все верно. Скорее всего, азиаты оказались плохими вояками, на подобие турок, которые и шагу не могут ступить без совета наших офицеров.
- Скорее все вы правы. Телеграфируйте Колигвуду, чтобы попытался устранить русскую угрозу руками афганцев. Пусть хоть этим эмир Кабула отработает наше покровительство.
Произнеся эти слова, Пальмерстон собирался покинуть кабинет, но Бишоп остановил его.
- Прошу прощение, сэр, но боюсь, что афганцы не смогут быть полезными генералу Колигвуду. Как я вам докладывал четыре недели назад, они заняты отражением нападения персов на Герат.
- Неужели эти азиаты разучились воевать!? Помниться ранее они оказывали нам очень стойкое сопротивление, - гневно фыркнул лорд.
- Боюсь, сэр, положение под Гератом сильно изменилось за прошедшие недели. Согласно последним сведениям обстановка там довольно серьезная и эмир сам вынужден просить генерала Колигвуда об оказании военной помощи для отражения персов. Как утверждают афганцы, персидскими войсками руководят русские офицеры.
Пальмерстон буквально прожег негодующим взглядом лицо адъютанта, но тот мужественно выдержал это испытание. Гневно пожевав свои тонкие губы, британский премьер изрек.
- Наши враги слишком далеко зашли, Бишоп. Быстро разыщите военного министра и первого лорда адмиралтейства. Я жду их у себя после приема у королевы. Пусть поторопятся. Я хочу услышать их предложения как исправить положение, а не испуганное кудахтанье, как это было в прошлый раз.
За положением под Севастополем пристально наблюдали не только из туманного Лондона, но и обитатель дворца Тюильри Луи Наполеон. Ему как воздух был нужен положительный результат в столь затянувшейся компании на востоке. Парижане и прочие французы все ещё любили своего императора, видя в нем твердую руку, которая не позволит банкирам и чиновникам растащить государство по своим бездонным карманам.
На этом коньке он пришел к власти, но чтобы удержать её в своих руках, нужны были победы, пусть даже не столь блистательные, как они были у его великого дяди, но все же победы, которые так любит простой народ и под которые он может простить все что угодно. Император уже не- однократно требовал от Пелесье полного захвата Крыма и разгрома русской армии стоящей в Бахчисарае, но каждый раз "африканцу" удавалось находить веские аргументы не исполнять требования императора.
- Зачем нам атаковать хорошо укрепленные русские позиции и терять солдат, когда к этому можно вынудить Горчакова, постоянно угрожая новым штурмом южной части Севастополя. Пусть русские, спасая Севастополь, штурмуют наши позиции и ослабляют свои и без того скромные силы. Они не делают это сегодня, но завтра общая обстановка заставит их напасть на нас, и мы к этому готовы, - писал Пелесье императору, всякий раз когда тот пытался навязать командующему свою тактику. - Прикажите, и я поведу своих зуавов на Бахчисарай, но только потом мне понадобятся тысячи новых солдат, поскольку русские совершенно не собираются бежать от звуков наших выстрелов.
Император яростно сверкал очами, когда обрушивал на военного министра очередную порцию своего монаршего гнева, но всякий раз, излив душу, на вопрос генерала стоит ли искать нового командующего восточной армии, отвечал отказом. Второго такого твердолобого Пелесье, который сделает все возможное и невозможное ради выполнения полученного приказа, у Наполеона не было.
- Мы в любом случаи будем в выигрыше: либо взяв Севастополь, либо разгромив Крымскую армию Горчакова. Осталось подождать совсем немного. К концу осени результат будет непременно, - заверял командующий Наполеона, и тот, недовольно бурча, делал специальные пометки на листках перекидного календаря, стоявшего на огромном письменном столе императорского кабинета.
Как не торопил император генерала Пелесье к проведению наступательных действий, но одновременно с этим французский монарх вел активное зондирование на пути к подписанию мирного договора с Россией. Лучшего кандидата для исполнения столь деликатной миссии как граф Морни, сводный брата самого императора, трудно было бы отыскать.
В Петербурге он был известен как активный сторонник улучшений франко-русских отношений и, кроме того, имел большое влияние в финансовых кругах многих стран. С ним французский император мог быть полностью откровенным и не бояться предательства, несмотря на то, что Шарль имел свои взгляды на политику, отличные от взглядов самого монарха. Их доверительная беседа произошла во дворце в Фонтенбло, где Наполеон проводил свой короткий отдых от дел государственных.
- Знаешь, Шарль, вне всякого сомнения, Пелесье рано или поздно возьмет Севастополь. И этого будет вполне достаточно для завершения моей восточной кампании. Я, конечно, был бы не против нанести русскому императору куда более ощутимый урон, чем взятие Севастополя и уничтожение их флота, но его солдаты чертовски стойко дерутся, нанося нашей армии ощутимые потери. Должен признаться, но ты был прав в нашем давнем споре. Восточная кампания совсем не похожа на увеселительную прогулку, как заверяли нас англичане.
Наполеон сделал паузу, но сводный брат не выказал никакого торжества от прозвучавшего признания. Он только чуть хитро улыбнулся, как это он обычно делал, и, неторопливо покачивая вино в бокале, ждал продолжения речи императора.
- Эта война еще не придвинула нас к опасному краю экономической пропасти. Но она приносит нам больше расходов, чем доходов. Опростоволосившись со Свеаборгом, Пальмерстон требует от меня организации новой кампании на Балтике с участием большого количества мортирных кораблей, а так же солдат для высадки десанта в Кронштадте. Посылать своих солдат на столь смертельно опасное дело британцы не желают.
Знаешь, почему славный адмирал Дандас не повел свои корабли на штурм Кронштадта? Не знаешь, так я тебе скажу. На всех подступах к острову русские успели понаставить свои чертовы мины, которых, по словам Пэно, было подобно изюму в булке. Нет, конечно, если англичане хотят спалить Кронштадт вместе с русской эскадрой, пусть это делают. Я не против, но почему за этот пожар должна платить Франция, мне совершенно не понятно. Одним словом, я намерен взять Севастополь и, уничтожив русский флот, завершить войну с Николаем. Если Пальмерстон хочет, пусть воюет дальше сам, но мне будет нужен скорейший мир. В этом ты мне должен помочь.
Граф Морни терпеливо дослушал речь своего брата и, поставив бокал, стал задумчиво гладить свою бородку, скрестив руки на груди.
- Думаю, ты правильно сделал, обратившись со столь деликатным делом ко мне. Твоего министра иностранных дел графа Валевского русский император на дух не переносит. Его попытки наладить переговоры с Петербургом, ни к чему хорошему не приведут. Скажи, брат, на каких условиях ты готов заключить мир с русским царем?
- Полное уничтожение русского протектората в Молдавии и Валахии, свободное судоходство по Дунаю кораблей всех стран, беспрепятственный проход через Босфор любых военных кораблей. Так же ограничение числа русских военных кораблей на Черном море и лишения России прав на устье Дуная, - сказал император, зачитав по памяти, заранее подготовленные пункты договора.
- Боюсь, что император Николай не примет никаких территориальных урезаний своей державы. Это слушком унизительно для него. По остальным пунктам, я думаю, с ним можно будет договориться при условии, если Севастополь будет в наших руках.
- Об этом можешь, не беспокоится. Пелесье твердо мне обещал взять город, и я твердо верю своему "африканцу". Что же касается возможной несговорчивости русского царя, то угроза возможной войны с Австрией продолжает нависать над ним как дамоклов меч. Этот фактор сделает его более податливым на мирных переговорах.
- Ошибаешься, мой дорогой брат. Этот фактор был вчера, сегодня же совершенно иной расклад в большой игре. Как рассказали мне вполне осведомленные люди, в Берлине специальный посланник царя Горчаков сумел найти общий язык с прусским канцлером Бисмарком и, как следствие этого, явилось тайное подписание договор о ненападении между двумя странами. Мои источники, конечно, не видели в глаза эти протоколы, но явным подтверждением их слов служит резкое изменение внешней политики Пруссии по отношении к России. Вместо нейтрального статуса она теперь дружеский сосед.
- Я этого не знал - с удивлением произнес Наполеон, чем только раззадорил графа.
- Вот ради закрепления достигнутого успеха Горчакова император Николай и направил в Берлин цесаревича Александра, над чем ты так пылко ломал голову в прошлом месяце. Король Вильгельм устроил специальный смотр частей берлинского гарнизона в честь высокого гостя, чем привел Александра в бурный восторг.
Услышанные известия о явном ляпе господина министра вызвали раздражение у Наполеона, чему в тайне обрадовался граф Морни. Он не любил господина Валевского, с которым у него были свои счеты.
- Отныне наследник русского престола души не чает в прусском короле, и даже шутя, называет его вторым отцом. Такие слова сказанные молодыми людьми дорогого стоят, и я твердо могу сказать, что с этого дня у Вильгельма будет прекрасная возможности влиять на будущего русского императора в своих целях.
- Ты, безусловно, прав, Шарль. От такой возможности я бы тоже не отказался. Тем более по сведениям из близких кругов к русскому двору, здоровье императора Николая оставляет желать лучшего.
Граф Морни удовлетворенно кивнул головой, и неторопливо допив свое вино, продолжил говорить.
- Боюсь, что отныне, императора Франца будет очень и очень трудно подвигнуть к большой войне с Россией. Узнав об изменении позиции Пруссии к императору Николаю, австрийцы ни за что не согласятся воевать с русскими. Франц Иосиф до смерти боится остаться один на один с русскими, особенно если ему будет, пусть даже чисто гипотетически, угрожать противостояние с Пруссией. Австрияки хороши, когда они дерутся в компании против одного, и трусливы один на один. Нам ли это не знать, - сказал Морни, напоминая Наполеону их детские годы, когда их мать Гортензия Богарнэ лишилась почти всех своих владений благодаря действиям Австрии. - Кроме того, после твоего предложения австрийцам удалить из Тосканы местного герцога, венский двор будет относиться с куда большим недоверием к любым твоим предложениям о сотрудничестве, чем прежде.
- Но австрийцы могут свободно рассчитывать на мою военную помощь. Пусть откроют границу, и мои дивизии, устремившись на освобождение Польши, снимут с них как прусскую, так и русскую угрозу! - запальчиво воскликнул император, пропустив мимо ушей намек сводного брата.
- Луи, мне ты можешь не говорить того, что с таким восхищением слушают твои любимые поляки. В отличие от них я хорошо знаю, что у нас не будет такого количества войска, чтобы совершить этот освободительный поход и в ближайшем будущем не предвидится. Кроме того, мы с тобой прекрасно знаем, что польский поход это больше пропагандный лозунг призванный напугать царя, чем реальный план.
- И это говоришь мне ты, мой брат, с которым мы так много сделали для возрождения империи и нашего дома! - горько молвил император, но Морни не обратил на эти слова никакого внимания.
- Да, это говорю тебе я, поскольку кроме меня нет на свете другого человека, который желал большего успеха твоим делам. Так уж распорядилась судьба, что на мою долю всегда выпадает необходимость одергивать твою пылкую и увлекающуюся натуру ради пользы дела.
Я закрыл глаза на твое страстное желание поквитаться с русскими, используя грубую промашку Николая в отношении Турции, но время показало мою правоту в этом вопросе. Мы имеем множество мелких побед при полном отсутствии успеха в главном, победы над русскими.
Согласись, мой дорогой брат, что вместо нынешнего дорогостоящего кровопускания в Крыму, было бы куда приятней получить свой кусок турецкого пирога в виде Туниса, Крита, Сирии и контракта на постройку Суэцкого канала.
- Ладно, бог с ними, австрийцами, они уже сыграли свою роль в устрашении Николая, однако он все равно будет должен отдать мне что-то взамен Севастополя, иначе меня не поймут французы, - продолжал упорствовать император и брат не стал с ним спорить.
- Как все большие события в истории порой зависят от капризных случайностей, - сказал задумчиво граф Морни.
- Это ты о чем? - переспросил его собеседник.
- О той злополучной телеграмме, что прислал тебе русский царь, после провозглашением тебя императором. Не назови он тебя тогда месье, а братом, и между вами не было бы той искры личной вражды, которую так ловко раздули в твоей груди англичане. Тогда бы вы смогли спокойно поделить наследство "больного человека", а не воевали бы между собой на радость англичанам.
- Ах, не начинай, Шарль! - недовольно буркнул император. Но хорошо знавший своего брата граф, видел, что подобные мысли уже не раз приходили на ум дорогому Луи.
- Благодаря союзу между нашими державами, мы без всякой опаски и затруднения смогли бы переместить нашу западную границу к берегам Рейна и получить в вечное владение всю Ломбардию без всяких оглядок на Пруссию, Австрию и даже Англию - продолжал развивать свою мысль граф.
- Замолчи, змей- искуситель! - гневно воскликнул император.
- Как прикажите, ваше величество, но ты сам прекрасно знаешь, что за моими словами стоит реальная основа, а не эфемерные проекты, которыми в таком обилии накормили тебя британцы за последнее время.
Братья помолчали, немного давая возможности разуму возобладать над эмоциями, и затем продолжили беседу.
- Так ты сможешь наладить реальный канал для переговоров? Зять Нессельроде совершенно не годится для этой цели, поскольку господин канцлер уже не обладает той степенью влияния на русского царя, что имел прежде, - спросил примирительно Наполеон.
- Конечно, ты прав, это не тот случай. Скорее всего, нужно будет выйти на Горчакова. Он сейчас в явном фаворе у Николая, по крайней мере, по дипломатической линии, - высказал свою мысль Морни.
- Ты хорошо знаком с ним?
- Да, в начале прошлого года встречались в Вене на приеме у Констанции Хорни. Мы обменялись мнениями об условиях, при которых было возможно заключение перемирия. У нас наметился определенный прогресс, Горчаков высказывал твердое убеждение, что русский император согласиться на принятии четырех основных требований, но никогда не пойдет на территориальные уступки. Правда, были некоторые варианты решения этой проблемы, но неожиданно, по приказу Нессельроде, Горчаков был отозван домой, и всё закончилось ничем.
- Тогда, Шарль, поезжай в Берлин, и попытайся узнать у него каковы виды русского императора на заключение мира.
Этим тема беседы была полностью исчерпана, и граф Морни поспешил откланяться, чтобы в ближайшее время приступить к исполнению повеления своего императора. Как бы ни был уверен Луи Наполеон в крепости своих штыков, он хорошо помнил слова своего великого дяди, говорившего о невозможности сидеть на штыках, что заставляло рано или поздно заключать с противником мир.
Пока братья Богарнэ вели государственные разговоры, на Лионский вокзал столицы вместе с множеством пассажиров поезда с юга, прибыл ничем не примечательный итальянец с документами французского подданного Джузеппе Ковальи. В это время в Париже было много южан, которые устремлялись в столицу второй империи в надежде на лучшую жизнь.
На господина Ковальи у парижских полицейских ничего криминального не было, и потому итальянец без особых проблем легализовался в столичных трущобах, устроившись работать плотником. Эта работа была вполне знакома для тридцатишестилетнего революционера Феличе Орсини, которым на самом деле и являлся приезжий.
Всю свою жизнь этот человек посвятил только одной цели: объединения итальянских земель в одно единое государство и провозглашения в ней республиканского правления. Главным препятствием на пути этого священного дела итальянских революционеров были австрийцы, оккупировавшие половину северной Италии и римские папы, не желавшие ничего слышать об объединении Италии, довольствующиеся своей личной властью в папских землях, широкой полосой разделяющих страну на две половины.