- Но там вы имели наслаждение любоваться своей собственной работой и на чужой земле, - заметил Скорцени. - А здесь все наоборот. Поэтому советую навсегда забыть и то, что вам пришлось видеть в Сталинграде, и то, что вам еще только предстоит увидеть здесь.
- Не спорю, поучительное замечание, - не очень-то стушевался отставной ас.
И какое-то время все трое молча наблюдали, как около полка солдат, среди которых было много санитаров с носилками, обходили завалы, выискивая убитых и раненых. Их поспешно сносили к крытым машинам и увозили в сторону поселков Карлсхаген и Трассенхейде, которые, как Скорцени уже было известно из официального сообщения штаба Геринга, пострадали значительно меньше, нежели сам ракетный центр.
Военного руководителя Пенемюнде генерал-майора Вальтера Дорнбергера и технического директора - штурмбаннфюрера СС Вернера фон Брауна высокие гости из РСХА встретили у чудом уцелевшей измерительной лаборатории. В испачканных мундирах, небритые, с посеревшими, то ли от внезапной седины, то ли от цементной пыли, головами они выглядели растерянными и удрученными. Но если фон Браун еще старался как-то крепиться, то Дорнбергер пребывал в состоянии полнейшей прострации.
- Это невозможно! - бормотал он. - Такое не должно было произойти. Авиация подоспела слишком поздно. Не могу понять, как англичане сумели догадаться, что здесь расположено.
Двое рослых плечистых громил молча смотрели на него и какое-то время молчали, словно давали ему выговориться. Но именно это их угрожающее молчание приводило доктора Дорнбергера в тихий ужас: он был почти уверен, что его или прямо здесь, у этого уцелевшего лабораторного корпуса со слегка развороченной крышей, расстреляют, или, в лучшем случае, отправят в концлагерь. И у Скорцени создавалось впечатление, что Кальтенбруннер настроен именно на такое решение: арестовать и отправить.
- Во все это трудно поверить, - бормотал между тем военный начальник Центра. - Сам рейхсфюрер СС Гиммлер заверял, что берется защитить нас от предательства и диверсий.
- Что за псалмопения вы лопочете, Дорнбергер?! - умышленно избежал упоминания его генеральского чина Скорцени. - Вы в состоянии доложить обергруппенфюреру Кальтенбруннеру о потерях и вообще обо всем, что здесь произошло?
- Да, в состоянии, - дрожащим голосом заверил военный руководитель Центра. - То есть нет, пока еще не готов.
- В таком случае, - проскрежетал своими массивными челюстями-жерновами Кальтенбруннер, - благодарите господа, что вы не профессиональный военный, а инженер-машиностроитель, выпускник Шарлоттенбургской высшей технической школы, а значит, пока что все еще нужный нам доктор каких-то там наук. Хотя во всем, что здесь сейчас происходит, за километр просматривается разгильдяйство и предательство.
- Простите, господин обергруппенфюрер, но меня никто не смеет обвинять…
- Смеет, - прервал его начальник Главного управления имперской безопасности. - Вашему коллеге Рудольфу Небелю тоже казалось, что не смеет. Но я почему-то уверен, что его судьба, как и судьба его возлюбленной, вам известна. И мы еще хорошенько подумаем, что именно следует предпринять против всего того сброда, который накопился в Пенемюнде под вашим покровительством.
- Я уже обладаю кое-какими сведениями, - наконец пришел на помощь своему коллеге барон фон Браун. - В частности, что касается потерь среди научно-инженерного персонала.
- Инженерами займетесь вы, Скорцени, - молвил Кальтенбруннер, - а я пока займусь самим этим господином, охраной Центра, лагерем заключенных, а также службой безопасности и всем прочим.
- Яволь. Машина у вас, барон, надеюсь, имеется?
- "Мерседес". Вон там, у остатков дерева. За рулем я сам. Водитель погиб, как и многие в эту ночь.
- Не вышибайте из меня слезу, фон Браун. На то, как и почему люди гибнут, я насмотрелся на всем пространстве - от границ рейха до Парижа и декабрьской Москвы. И вы прекрасно знаете, что интересовать меня сейчас будет судьба другого человека - доктора Германа Шернера.
Браун устало взглянул на Скорцени и сокрушенно покачал головой.
- Мы его называли Пенемюнденским Умником.
- Мы всех вас называем умниками. Конкретнее.
- Скорее всего, он погиб.
- Что значит "скорее всего"?! - буквально прорычал обер-диверсант рейха. - Это не тот специалист, в отношении которого можно позволять себе гадать: погиб он или не погиб?!
- Садитесь в машину, сейчас мы увидим то, что осталось от его коттеджа. И никаких псалмопений, барон, никаких псалмопений!
- От коттеджа или от самого Шернера?
Вернеру фон Брауну едва перевалило за тридцать. Выше среднего роста, овальное, слегка удлиненное лицо с полублагородными чертами; широкий разлет густых, наискосок прилепленных, а потому кажущихся почти бутафорскими, бровей; медлительная, с нотками вальяжного превосходства, речь, в которой все еще четко улавливается восточно-прусский акцент.
С тех пор как Скорцени пришлось заняться подготовкой команды пилотов-смертников для пилотируемых ракет, создаваемых в Пенемюнде, он уже не раз обращался к досье барона, и прекрасно помнил, что аристократический рыцарский род его прослеживается до середины XVI века, а где-то там, в конце XVII века, его предок получил наследственный титул барона Богемии.
Что же касается родового гнезда баронов Браунов, то в течение нескольких веков им служил старинный замок Нойкен в Восточной Пруссии, недалеко от тех мест, где сейчас находится ставка фюрера "Вольфшанце". Кроме того, незадолго до войны его отец, капитан в отставке и член правления Рейхсбанка Магнус фон Браун, приобрел прекрасное имение Обер-Визенталь в Силезии, которое сразу же превратилось в своеобразный аристократический клуб силезско-германской знати.
- Вот то, что еще вчера было персональным коттеджем Пенемюнденского Умника, - ожил Вернер Браун, сумев проглотить нанесенную ему обиду.
Скорцени вышел из машины и осмотрелся. Перед ним высилась куча бревен, пригодных разве что для ритуального похоронного костра. Однако следов прямого попадания не было: мощная бомба взорвалась рядом с коттеджем, обрушив его, но не предав пожару.
- Обер-лейтенант! - подозвал Скорцени офицера, который вел для спасательных работ на площадках Центра только что прибывшее пополнение. - Всех своих героев, всю роту - немедленно, быстро. Разметать эту свалку, и каждую бумажку, которая будет обнаружена под завалами, вы слышите меня - каждую бумажку, вплоть до туалетной, каждый клочок, вы обязаны вручить лично мне. Как и все то, что осталось от погибшего здесь человека. И никого, кроме своих солдат, к завалам не подпускать. Невзирая на чины. На все возражения ваш ответ должен быть один: "Таков приказ Отто Скорцени, личного агента фюрера по особым поручениям!"
- О, так вы и есть тот самый Скорцени?! - попытался было завязать знакомство обер-лейтенант, однако первый диверсант рейха жестко охладил его:
- …Причем вы даже не догадываетесь, какой именно. - И тотчас же обратился к Брауну: - Чего мы ждем, барон? Где этот наш таинственный дисколет Шернера?
- Я догадывался, что вас заинтересует именно эта машина.
- Так какого дьявола возите меня по каким-то руинам, вместо того чтобы показать то, ради чего я примчался сюда из Берлина?
- Удивительное дело, - проговорил Браун, садясь за руль, - дисколет интересует сейчас буквально всех. Все видят в нем спасение. Но я уверен, что нам действительно удастся создать до конца войны хотя бы одну полноценную боевую машину этого типа. А ракеты уже существуют. Они становятся все эффективнее. Если мы хотим победить в этой войне, то все средства и силы следует концентрировать сейчас на ракетах дальнего радиуса действия. Кстати, замечу, что такого названия - дисколет Шернера этому аппарату никто не давал.
- Я знаю, как вы умеете убирать со своего пути конкурентов, барон, - не собирался щадить его самолюбие личный агент фюрера. - И я имею в виду не только Небеля, у которого вы, будучи студентом Берлинской высшей технической школы, подвизались в подмастерьях. И который, будучи германским офицером, еще в 1918 году обстрелял из самолета войска противника двумя ракетами собственного производства.
- А затем еврей Небель примкнул к пацифистам из международного общества "Пантера", - огрызнулся барон.
- Кроме того, мне непонятно, - спокойно продолжал Скорцени, - почему так долго до исследовании в Пенемюнде не допускали профессора Германа Оберта. Несмотря на все его просьбы. Хотя, как мне сказали сведущие люди, он разрабатывает принципиально новый тип ракеты - многоступенчатой, идея которой вроде бы выдвинута еще Циолковским. И докторская Оберта называлась… - обер-диверсант извлек из кармана небольшую записную книжечку.
- "Ракета в межпланетном пространстве", - неохотно подсказал Браун. - Защитил в 1923 году. Но это еще ни о чем не говорит. А вот то, что ракета Оберта в межпланетном пространстве так и не побывала, - неоспоримый факт. И потом, не забывайте, что он, германец по национальности, стал гражданином Румынии.
- Но ведь он отмолил бы этот грех, барон! Он отмаливал бы свой страшный грех вхождения в румынство каждый день, стоя на коленях у ворот Пенемюнде. Но стоя, заметьте, со своими чертежами в руках. С чертежами, барон, которые абсолютно никому не нужны в некоем глухом городишке Медиаш, на краю забытой Богом Румынии; но которые очень пригодились бы англичанам, не говоря уже о русских.
Браун оскорбленно поджал губы, но промолчал. Он и в самом деле никогда не забывал о том, как сложилась судьба Небеля. Однако после минутного молчания все же произнес:
- Теперь-то мы не отталкиваем Оберта. Он стал профессором Венской высшей технической школы, его идеи используются.
Маскировочно заваленная каким-то строительным мусором, бетонная площадка, под которой находился ангар дисколета, действительно почти не пострадала.
- Странно: ни одна бомба не упала в радиусе десяти метров от ангара, хотя вокруг все дыбилось от взрывов, - мрачно проговорил барон, выходя из машины и нажимая на кнопку звонка на двери, за которой скрывались часовые. - Очевидно, англичане, чья разведка неплохо поработала перед этим налетом, так и не узнали, что же содержится в этом ангаре.
- Или же, наоборот, прекрасно знают, что там скрывается, ибо разведка их действительно хорошо поработала. И теперь они будут охотиться за конструкторами или же рассчитывают захватить дисколет в его натуральном виде.
- Во всех ваших суждениях просматривается логика диверсанта.
- Там просматривается уважение к моим коллегам из вражеского лагеря.
Прежде чем войти в ангар, Скорцени почти ласково попросил фельдфебеля, дежурившего за дверью, в специальном бетонном "колпаке", связать его с дежурным офицером Центра. А когда офицер взял трубку, велел немедленно прислать к ангару десяток эсэсовцев, приказав им на пушечный выстрел никого не подпускать к данному объекту.
В первом подземном зале Браун показал ему три макета дисколетов, испытания которых завершились неудачами. Скорцени с любопытством осмотрел их. Все они напоминали разных размеров диски с насаженными на них сверху и снизу корабельными орудийными башнями, только значительно расширенными у основания.
В центре верхних башен, конфигурация которых в каждой из моделей была своеобразной, располагались прозрачные кабины пилотов. Вокруг этих массивных башен-кабин и вращались широкие кольца с лопастями, напоминавшими расширенные шпицы мотоциклетного колеса. И покоились эти упорно не желающие летать летательные аппараты на четырех резиновых авиационных колесах.
- Вы стоите сейчас у самого первого опытного образца, - взял на себя роль гида Вернер Браун. - Сконструирован он был группой инженеров во главе с доктором Шривером. Диаметр пока был небольшой, всего пять метров. Управлял один пилот. Использовались два двигателя: обычный поршневой и жидкостно-ракетный. Будущее, как я считаю, именно за этим жидкостным ракетным двигателем, разработанным профессором из Киля, членом Имперского исследовательского совета Гельмутом Вальтером. Хотя Шернер считал двигатель очень несовершенным. Он вообще ко всему, что было создано в этой области до него, относился слишком скептически.
- Иначе мы не называли бы его Пенемюнденским Умником, - заметил Скорцени, не обращая внимания на то, что Браун как-то слишком уж поспешно заговорил о своем коллеге в прошедшем времени. - Однако обратимся к нашему летающему колесу.
- Оно так и не взлетело. Поднялось всего на два-три метра над испытательным полигоном и грохнулось на землю.
- Но все-таки поднялось. А вы говорите: "Не взлетело"!
Впервые за все то время, которое они общались, Браун взглянул на Скорцени с нескрываемым интересом.
- Знаете, мне нравится, что вы подходите к проблеме дисколетов именно так, как вы это делаете. Даже пять сантиметров над землей для такого диковинного аппарата - уже полет!
- А что вам мешает относиться к этой проблеме с таких же позиций?
- Высокие инспекции из различных инстанций. Все они требуют немедленно дать им на вооружение некое, доселе невиданное, оружие возмездия, а всякую неудачу на пути к его созданию расценивают как окончательный крах, бездарность ученых, а то и вредительство.
- Можете считать, дорогой штурмбаннфюрер Браун, что отныне все инспекции отменяются. Инспектировать вас буду только я как офицер СД, отвечающий за разработку оружия особого назначения. Однако - к делу… Что произошло с пилотом этого диска?
- Он уцелел, больше пострадав от вибрации, нежели от падения. Жуткая вибрация - бич данной машины. Кстати, собирали мы этот аппарат в Чехии, на заводе "Ческо Морава", и испытывали на его полигоне.
- Никогда не сомневался, что чехи - технически наиболее подготовленная нация. После германской.
- Если бы только они не оставались при этом чехами.
- Вы безжалостны, Браун.
- Второй аппарат достигал почти семи метров в диаметре, расчетная горизонтальная скорость его порядка семисот километров в час, взлетно-посадочная - шестьдесят. И всего один пилот. Высота, на которую сумел подняться этот дисколет незначительна. При полете отмечалась крайняя неустойчивость.
- Считаете, что теоретически, еще до строительства аппарата, при его проектировании, все эти недостатки учесть невозможно было?
- Мне не хотелось бы давать оценки своим коллегам.
- Вы обязаны это делать, Браун. Иначе кому нужен такой технический директор ракетного центра?
- Кое-что, конечно, можно было предусмотреть. Но ведь когда конструктор подпадает под магнетизм собственного изобретения, он перестает критически оценивать многие свои технические решения, а главное, поскорее стремится воплотить свои фантазии в реальный аппарат.
- Какой в этом смысл? При неудаче он ведь может потерять право на дальнейшую разработку.
- И все-таки решаются, - мстительно улыбнулся барон фон Браун. - Наверное, опасаются, что их тоже постигнет судьба Небеля. И они так никогда и не увидят свое детище воплощенным в металле.
- В каждой профессии существует свой риск, - философски признал обер-диверсант рейха.
Браун вновь улыбнулся, однако на сей раз уже не столь мстительно.
- Третий аппарат, - продолжил он свой рассказ, - в натуральную величину выглядел настоящим гигантом - двадцать один метр в диаметре. Экипаж - три человека. При взлете скорость достигала около трехсот километров, а горизонтальная скорость - чуть более двухсот. Создавался он в виде летающего танкобомбардировщика, оснащенного, как следует из модели, башенными орудиями, пулеметами и бомбовым запасом. Этот экземпляр продержался в воздухе уже целых пятнадцать минут, после чего тоже благополучно разбился. Экипаж, как вы сами понимаете, погиб. А теперь перейдем во второй, нижний зал, в котором находится еще незавершенный аппарат Шернера…
8
Январь 1939 года. Антарктика.
Борт германского авианосца "Швабенланд".
…Готт и уже находившийся рядом с ним командир группы военных гидропилотов гауптштурмфюрер СС Эрих Крозетт стояли на открытой части мостика и действительно были крайне встревожены.
- Так что тут у вас, высокое собрание, происходит? - как можно спокойнее поинтересовался фон Риттер.
- Субмарина! - дуэтом прохрипели офицеры.
- Что?!
- Сзади по борту, в полумиле от нас, - ткнул своим биноклем в серое пространство фрегаттен-капитан, заставляя Риттера и себя припасть к окулярам бинокля.
Сомнений быть не могло: там, посреди свинцового предледового поля Антарктики, застыло черное тело подводной лодки, на мостике которой едва уловимо вырисовывались две фигуры моряков.
- Извините, капитан, но мне ничего не было известно о субмарине сопровождения, - как бы извиняясь за излишнюю встревоженность, проговорил Теодор Готт.
- Представьте себе, высокое собрание, мне тоже, - все еще не отрывался от мощного бинокля фон Риттер. - Скомандуйте: "Стоп машина!"
- Уже скомандовал, движемся по инерции. Откуда же она здесь взялась и под каким флагом ходит?
- Что не под германским - это уж точно, иначе командир не устраивал бы здесь эти "выходы на публику", да еще с такими паузами.
- Как я и говорил, фон Готт, вражеская! - вмешался в их разговор командир морских пилотов.
- Не такая уж и вражеская, если мы до сих пор все еще болтаемся на поверхности, - заметил Риттер. - И потом, я не припоминаю, чтобы в этой части мира мы с кем-то враждовали.
- Все равно объявите тревогу и дайте разрешение на взлет моего самолета.
- Надеюсь, вам как морскому пилоту известно, за сколько секунд торпеда преодолевает расстояние в полмили? Поэтому стойте и не суетитесь. А вы, фон Готт… Что вы маетесь? Радист предупрежден? Связь с субмариной устанавливать пробовали?
- Так точно. Их радист отморзянил традиционное: "Командир требует командира".
- Так прикажите ему связаться еще раз. Пусть передаст: "Командир на связи" - и предложит их командиру установить прямую радиосвязь со мной.