"ДЕВОЧКА"
Сын мой работал в Павлодаре и я ежегодно ездила туда. Семья наших друзей, добрых и честных, имела, однако, враждебно к ним настроенную старушку, о которой в народе упорно ходили недобрые слухи. И видели ее, стоявшую на углу их тихой улочки, смотревшую на их дом и что-то подолгу шептавшую.
Вскоре заболела странной болезнью их трехлетняя внучка: врачи, терапевты и невропатологи не находили в ней никакой аномалии, а она с какого-то дня, ежедневно, в шесть часов вечера начинала кричать, гнать от себя любимых ею родных, в слезах и мучимая чем-то вроде судорог, билась словно в припадке. Когда старшие, жалея ее, подчинялись ее требованию и уходили в дальнюю комнату, девочка, в слезах, кричала им вслед: "Я боюсь одна, я должна кричать, но я боюсь одна…"
В тот год, я, приехав к сыну, их навестила и узнала это странное происшествие.
Ребенок худел, таял, врачи помочь не могли.
- Знаете что, - сказала я, - я привезла остаток чудотворной воды, о которой напечатано в книге, изданной в Лавре. У меня только маленький пузырек. Давай попробуем! Начните до шести вечера, давайте ей - ну, хоть по одной чайной ложечке, - тут хватит на несколько дней!
Они радостно согласились - и в первый же день с ребенком не произошло ничего, много дней повторявшегося. Девочка допила содержимое пузырька и стала быстро поправляться. Она жива и сейчас, уже взрослая.
"ЁЛКА"
Летом 1959 года, когда я после всех моих "приключении" арестов, допросов, тюрем, этапа, лагеря, ссылки (с 1937 по 56) приехала в Тарусу к моей старшей сестре Валерии (Лере), она - неверующая, сказала мне:
- Ася, сходи на нашу бывшую дачу, в Песочное, и ты увидишь удивительную вещь:
Помнишь, папа в детстве вашем с Мариной посадил вокруг дачи три елки, по именам трех дочерей - Леры, Муси и Аси? Так вот, наши с тобой - целы, зеленые, а Маринина - ну, поди, сама увидишь.
По длинной дороге: тропинками над крутым берегом Оки, пошла в наше летнее (еще до меня - в 1891 и по 1910 год) лесное волшебное жилье, так давно родителями выбранное.
Вверх, вниз вьется тропинка над родной Окой с отражением облаков. Спуск, бревенчатый мостик и крутой подъем по песчаной дороге под березами и тополями.
Все знакомо до боли душевной, до сердцебиения физического. Годы заключения на Дальнем Востоке тают как дым, огромные пролеты по железным дорогам, Сибирь, и пешее хождение с чемоданом и мешком за плечом - все пропало, умолкло, увяло злым сном… …Только одна калитка эта, вход с Оки, с песчаной дороги - в склоненность нашего сада. Щебет птичий, звенящая тишина, кусты ягодные, малинник, заросшая крокетная площадка, со стихшим над ней весельем голосов…
Перестроенная, чужим духом пахнувшая дача в два этажа, балкон. Вбок от ее середины старшая елка, Лера! От нее справа, перед моей светелкой - елка Ася! Но взгляд мой отводит остов третьей, седой, до корня засохшей елки - перед марининым окном, вдохнувшим столько стихов ее юности… Теперь перед окошком - призрак. Он встает из той же земли, где зеленеют елки - Лера и Ася…
Я стою, онемев, а птицы не внимают мне, свищут. Кто скажет, когда, в каком году стала такой елка Муся, - постепенно? Сразу в 1941-ом - в день смерти Марины?..
Скорее назад, к Лере…
13.06.1991 г., Переделкино
"ЗАЙКА"
Один друг мой, женщина-врач, Магдалина Александровна Галунова была замужем за человеком старше ее, уже вышедшим на пенсию.
Он заходил за ней на работу в часы ее вечерних приемов. Была у нее пациентка, приходившая к ней на прием после своей работы и видевшая ее мужа.
Шли годы и однажды эта пациентка услышала, что ее врача постигло горе - ее муж умер.
И вскоре пациентке приснился сон, странный сон про умершего. И она пришла к его вдове рассказать этот сон.
Пациентка была неверующая.
- Вы знаете, я не люблю все это, - сказала она, - сны и так далее. Но этот сон касается Вас, и я пришла Вам рассказать его, сама не знаю почему. Ваш муж подошел ко мне и сказал: "Берегите Зайку!" - Какого "зайку"? Игрушечного что ли? - спросила я. - Нет, - сказал он - моего зайку!.."
Вы знаете, я отрицаю всякую мистику - с некоторым раздражением сказала пациентка и услыхала в ответ:
- Да это он меня называл "зайкой"!
Была осень. Мой друг неутешно скорбя об умершем, ездила каждый день к нему на могилу. Однажды и я поехала с ней. Мы долго шли по кладбищу, могила была далеко; был вечер.
Я подумала: А ведь страшно ей сюда ходить одной… Но, конечно, ничего не сказала.
Вскоре неверующая пациентка снова пришла к своему врачу.
- Опять Ваш муж мне приснился! - сказала она с явным раздражением. Почему он мне снится - не понимаю! Но в этот раз он никаких "заек" не называл, а просто передал поручение: - "Скажите моей жене, чтобы она не ходила ко мне на могилу вечерами, - это опасно!"
И уже и раздраженно и растерянно: - Я пришла Вам это сказать!
Мой друг послушала совета своего мужа.
"ИКОНА"
В те годы, когда я писала в моих "Воспоминаниях" часть "Детство", я, может быть, инстинктивно чувствовала, что будет понятно всем, а что - слишком интимно, я не написала об одном, тайно греющем чувстве, связанном со словом "Спаситель" и с иконой Христа. Но в какой-то миг тишины, в одиночестве попыталась воссоздать его.
Оно легло в слово "Спаситель" - …"Слово такое странное и родное, как бывает собственное имя, как Андрюша, Муся, Ася - полным кругом вокруг детства. Слитое с ликом на образе - поднятая благославляющая рука. Волосы по плечам, синие глаза в тебя глядящие. Алая и голубая одежда. И пурпур длинного плата, какого не увидишь в жизни. И перед образом огонек красной лампады. Точно он сам загорелся, в сердце тайны, которая есть и молчит о себе, и - зовет.
И так живо вспомнился мне тот мамин образ Христа, который не видела с самого детства.
Очень немного спустя в общей квартире, где я жила после реабилитации 17 лет (с 1962 по 1979 гг.), в бывшем Пименовском, раздался телефонный звонок. Меня спросили, можно ли ко мне прийти. И пришла женщина, знакомая Марии Степановны Волошиной. Она несла большой сверток, прямоугольный.
- У нас в квартире умерла старушка, остались иконы и все боятся их у себя держать. А у Вас в уголку киот… Вот я и подумала: может быть Вы возьмете…
Она вынимала большую живописную икону Сретенья (В день Сретенья мой сын был освобожден из заключения) и икону поменьше, тоже без ризы, образ Христа.
Благославляющая рука, волосы по плечам, синие глаза в тебя глядящие. Алая и голубая одежда, какой нигде не видишь. Я стояла пораженная: словно Сам образ захотел жить там, где о нем рассказали, каким его видели в детстве. Он живет у меня с тех пор уже лет 15 или более…
"МОНАСТЫРСКИЙ ИСТОЧНИК"
Однажды художница Ирина Бржеска повезла меня и мою спутницу - в монастырь - из Таллина; путь длился четыре часа. Я сидела левой щекой у замерзшего окна автобуса - и простудилась (дело было на Рождество). В монастырской гостинице нам дали теплую комнату, с подушками и стеганными одеялами, сшитыми из цветных треугольников и квадратиков - из просто народной русской мозаики. По протекции художницы, дружившей с Игуменьей, нас пригласили на Рождественский обед. Гостей было много и в комнатах, и на лестничной площадке. Еда была проста и одновременно - сказочна. Цвел монастырский квас, а вокруг горело несметное число украшенных елок - это была, отраженная в зеркалах одна елка, рождественская.
После обеда я подошла к Игуменье, прося ее бла гословения.
- Матушка, разрешите ли Вы мне зимой окунуться? Мне идет восьмидесятый год.
- С верой? Конечно! - ответила Игуменья, - наши женщины каждый день купаются.
Смотрите: седее Вас, - а такие розовые…
- Я обрадовалась и пошла в купальню с обеими спутницами - хотя они окунаться не собирались. Стоя над черной водой, уже раздетая, я себя спросила:
- Ведь ты простужена? И зимой окунаешься - впервые… и матушке об этом не сказала… И ответила себе:
- Но ты веришь, что вода эта - не простая? И ответила: "Верю…"
- Тогда в чем же дело? - Лезь…
Я стала спускаться по лесенке. Нет, не холоднее была вода, чем летом! Думаю, что показалась даже теплее из-за контраста, летом в жару большего. Но что весело было мне, когда я вылезла из воды, три раза во имя Отца и Сына и Св. Духа окунувшись, - это то, что не было и следа от простуды: точно вынули из меня занозу - и все.
"О Блаженной старице Евфросинье, княжне Вяземской Евдокии Григорьевне (1735–1855)"
l.
Книгу о ней, изданную в 1903 году в Сергиевом Посаде я взяла у моего соседа в селе Пихтовка, в ссылке. Прочитав ее, я спросила у соседа, не может ли он ее продать. Но он ответил, что она принадлежит не ему, а монахине, что он должен будет ей ее вернуть. Тогда я стала книгу переписывать. (Увы, конец ее был оторван, все кончалось на 78 странице на полуслове). Из книги перерисовала, увеличив, портрет Блаженной - повесила на стену. Портрет, побледнев, цел до сих пор.
Евдокия Григорьевна, княжна, была фрейлина царицы Екатерины Великой, но придворная жизнь угнетала ее, и она вместе с двумя другими фрейлинами решила покинуть Царское Село. Втроем они переплыли Царскосельские пруды, оставив свои пышные одежды на берегу, а на том берегу надели простую одежду, принесенную им по уговору крестьянками и ушли по сельским дорогам к митрополиту Филарету. По пути им приходилось быть то просфирнями, то доярками. Митрополит благословил их - каждую - на ее подвиг, Евдокию - на подвиг юродства, и она до конца жизни его соблюдала. Окончив 1-й выпуск Смольного Института, учрежденного Екатериной II, зная языки, музыку, все, что преподавалось в Институте благородных девиц, Евдокия, приняв монашество и имя Евфросинья, говорила прибаутками, предсказывала, творила чудеса; 40 лет прожила она в хижине возле Серпуховского женского монастыря. Кормила любимых собак и кошек, сама вкушая по нескольку золотников в сутки и неустанно молясь. А царица, поискав в прудах баграми, сочла фрейлин утонувшими.
Первая игуменья ее почитала, а по смерти игуменьи другая Евфрисинью не взлюбила: велела бросить в хижину-келью, где Блаженная жила с животными, пук зажженной соломы. Туша огонь, Евфросинья обожглась сильно. И тогда ей приносил корочки хлеба, корешки и глоток воды - ворон, которого она, все предвидя, научила клевать кашу из ее рук, а затем - из ее рта - (это видели ночевавшие у нее странницы, не понимая, зачем она это делает).
Когда же игуменья велела убить ее 3-х собак, Евфросинья, горько плача, сказала:
"собак убили - и меня убьют" и уехала из Серпухова в село Колюпаново под Алексиным, посещала крестьян, мещан и помещиков. Одна помещица построила ей избу и окружила балясником. Блаженная поселила в избе корову, которую ей подарили ее почитатели, а сама жила в бедной хижине. Собирала травки, корешки, камешки.
Застав ее за этим, французские офицеры посмеялись над ней, на что она устыдила их на их языке и они, поняв свою ошибку, кланялись ей и просили прощения.
Ста лет Старица выкопала колодец, над ним построили купальню, она велела больным купаться в той купальне: и больные исцелялись.
Прожила Блаженная Евфросинья 120 лет, за три недели до смерти ей на литургии явились ангелы: "Пора тебе, Евфросиньюшка - к нам!" - и она, раздав иконки, книжки, платочки, все свое имущество, тихо скончалась в воскресенье, после обедни, в три часа дня - в 1855 году. Помещица Протопопова испросила у Митрополита разрешение похоронить ее под полом церкви. Отпевали ее 6 священников.
И немного прошло времени когда Старица явилась во сне своему духовнику - со словами: "Углубитесь на аршин - будет благоухание, копайте глубже - увидите, кто лежит". Но священник не понял, испугался и стал служить о Евфросиньи панихиды.
Все это и много больше я рассказала моей 6 - 7-летней внучке Рите, привезенной мне в ссылку в Сибирь, в село Пихтовка (тогда ссылка была назначена пожизненной)..
2.
Однажды, сильно болея горлом, живя одна в построенной из конюшни избушке, зимой, я мучилась острой болью, и решила утром идти три километра - в больницу. Я молилась Блаженной - и внезапно ощутила, что боль сразу прошла. И спал жар. Будь это от прорвавшегося нарыва в горле, был бы гной, но горло было чисто, я была здорова. Это было первое чудо в моей жизни от Блаженной Евфросиньи.
3.
Прошло три года. Вечером я сидела в избе над больной 7-летней внучкой, у нее поднимался жар. На глазах распухала и краснела ручка. Рита не давала ее касаться, дрожала. Больная рука стала вдвое толще здоровой, багровая, Заражение крови?
- Рита, - сказала я, - идти в больницу мы не можем - метель, собьемся с пути.
Мама на работе допоздна. Мы можем сделать сейчас только одно - молиться Блаженной Евфросинье (Рита историю ее знала). Мы стали перед иконой и со всем отчаянием и со всей надеждой стали молиться.
Сколько мы молились? Минут 10, не больше, должно быть, - когда внучка со страхом и радостью протянула мне руку - руки были одинаковые, от опухоли и красноты - ни следа. И жар спал. Это было в селе Пихтовка, Новосибирской области, зимой 1955 года на Первомайской улице.
4.
По окончании ссылки в 1959 году, я, с пожилой знакомой Татьяной Петровной Андреичевой и 11-летней внучкой Ритой по указанной книге о Блаженной старице Евфросиньи, поехала искать ее могилу и источник - в Тульскую область под город Алексин. Но не сразу мы попали туда, так как, ища деревню Колюпаново, место упокоения Старицы, приехали в Калужскую область, в другое Колюпаново, ошибочно и узнали, что там никогда не было церкви.
Переночевав на станции, мы поехали по второму адресу. Усталые, но радостные, мы сели в Алексине на местный дребезжащий автобус и, сойдя, по совету местных жителей, у деревни Свинки, пошли пешком искать Колюпаново.
Но нас направили сначала к источнику, в широкую и тихую долину, где, по звуку текущего из него ручья, Рита нашла источник и привела нас к нему. Он истекал из узкого квадратного колодца, дно коего было усыпано медными и серебряными монетами. Над ними воды было с полметра. (Ни один озорной мальчишка их оттуда не выгреб - рассказы старших о старице Евфросиньи довлели, значит, и им!).
Мы попили водички, лившейся струёй в ручей. Ручей бежал в густых берегах, перебегал через дорогу, шедшую вдоль берега - и впадал в Оку.
Рита знала, что в 100 лет, выкопав этот колодец. Старица сказала: "Купайтесь и будьте здоровы!" Потом у колодца построили купальню, до революции служившую больным. От нее и следа не было - в революцию разломали не только купальню, а и часовню над колодцем, воздвигнутую, зримую на картинке в книге, там у часовни стоял священник.
Все предсказания Старицы Евфросиньи исполнились, кроме одного - что будет тут в Колюпанове, обитель. (Обитель строится или в случае явления иконы или на мощах).
С кончины Старицы прошло (идет 1990 год) 135 лет, а обители все нет. Но если 1000 лет перед Богом - как день един, то 135 лет подобны нескольким часам.
В книге о Старице Евфросиньи значатся слова ее об Императоре Франции - задолго до Наполеона. - "Что Вы, Матушка! - возразила ей молодая женщина, - во Франции - король!"
- Знаешь ты! - отвечала Блаженная, стоя у окна, глядя в пространство, показывая вперед, отведя руку от лица своего - нос у него - такой! (Ей виделось лицо Наполеона…).
Но вернемся в Колюпаново.
Мы искали сперва - где церковь. Затем, узнав, что она сгорела в 1931 году (когда, разорив ее и устроив в ней сапожную мастерскую, в ней забыли, в жаровне, горящие угли) и зная по книге, что похоронена Старица была под полом церкви, мы искали и искали могилу. Увидев нас, к нам с холма от стоящей избушки сбежала пожилая женщина: "Вижу, какие вы люди! Чего ищете!" И свела нас к поляне, окруженной лесом, где было две могилы (священников), а меж них - высокая круглая в форме клумбы - "Вот могила нашей святой! Чудеса делала! Мой отец от своего отца слышал…"
Тут некогда стояла деревянная церковь во имя Казанской Божьей Матери. Ныне по середине пустого места возвышалась могила Старицы, а по ее сторонам - две невысокие могилы священников. Под дождем и снегом простояв с 1931 года, 28 лет, они снизились, естественно, и странно возвышалась над ними не пострадавшая от снега и дождей таинственной формы могила Блаженной. Я - невысокого роста, но она была мне по грудь. Сюда в 1855 году, 104 года тому назад, было под церковью опущено тело Чудотворицы по распоряжению Митрополита.
Вот к этим двум святыням я с друзьями - ездила почти ежегодно с 1959 по 1974 годы, 15 лет. И могила Старицы не снизилась, а две могилы вокруг опустились почти до земли. Я ездила туда чаще всего с Александром Ивановичем Шергуновым, с будущим, отцом Александром. Дружа с ним и с его женой с 1966 года, я перед поездкой оставалась у них на ночь и мы рано утром пускались в путь: к ночи возвращались, мой Спутник - с тяжкой канистрой чудотворной воды для раздачи больным.