Пролог (II): Три Толстяка
Собрались как-то русский, украинец и еврей на рыбалку…
Старый анекдот
(1)
- У коллег больше нет вопросов? Тогда разрешите еще раз поблагодарить уважаемого доктора Мэтью за интересный доклад и исчерпывающие ответы на вопросы. - Председательствующий, профессор университета Лейстера, доктор Коллинз не ограничился словами, а по старинке пожал докладчику руку. - Дорогие коллеги, на этом пленарное заседание закончено, - сухо сообщил он, снова оборачиваясь к микрофону. Напоминаю, что после кофе-брейка состоится общая дискуссия.
Матвеев сошел с трибуны и, не торопясь, пошел к своему месту, чтобы забрать оставшуюся там сумку.
"Похоже, по эту сторону границы так и быть мне всю жизнь Стивеном Мэтью, - с улыбкой подумал он, раскланиваясь со старыми знакомыми и отвечая взмахом руки на приветствия издали. - Не хотят, сволочи, запоминать русские имена. Ладно, в Барселоне я вообще Эстебаном Матеосом был. Еще можно быть благодарным, что на бэйджике Matveeff написали".
Матвеев собрал бумаги в сумку и вышел из зала, пересекая медленно перемещающуюся в случайных направлениях жидкую "толпу" участников конференции. Выпил пару чашек черного кофе, оказавшегося на удивление хорошим. Закусил какой-то печенюшкой. И задумался. Вопрос сводился к тому, оставаться ли на дискуссию, или "ну ее на фиг, вашу рыбалку"?! Вроде все, что хотел услышать - уже услышал. С коллегами из Англии и Германии, с которыми намечался совместный проект, побеседовал. Подтвердил доктору Гершу, что в следующем году будет вести в их университете семестровый курс. Поспорил с молодым японцем, имя которого не мог нормально воспроизвести и он сам, но которого явно следовало запомнить. И, в принципе, мог считать себя свободным. А значит, незачем торчать в унылом мокром Утрехте, где вечерами, если не общаться с коллегами, то только волком выть от скуки на невидимую за тучами луну, и рвануть пораньше в Амстердам, и встретиться, наконец-то, с пацанами.
Сколько же лет они не виделись? Да, пожалуй, с похорон Наташи. Три года, а словно бы в другой жизни. Матвеев вздохнул. Внезапная гибель жены под колесами автомобиля все еще болью отзывалась в сердце. Прошло три года, но он не то что не мог ее позабыть, - это навряд ли - но даже и боль эта в сердце или в самой душе по-настоящему не уходила. Хоть и была супруга, что называется, с характером, хоть и разбегались как-то и не на день или два, а все же любили друг друга. И какого черта повез он ее в Англию? Но, с другой стороны, кто мог предполагать, что там, в культурной старушке Европе, тоже может оказаться водила-алкаш? Теперь вот Севка и Лиза только согревают сердце и, чего греха таить, стремительно приближающуюся старость, о которой, впрочем, думать пока совсем не хотелось. Сын должен скоро внука подарить, да и дочке замуж пора. А ему самому может еще приведется встретить последнюю любовь, а может, и нет. Тут как карта ляжет.
И в этот момент из внутреннего кармана пиджака раздалась веселая мелодия "Пора-пора-порадоваться" сотового телефона. Номер был, однако, незнаком.
- Hello, it's Matveeff! - Бросил он резко, едва ли не раздраженно.
- Степка, ты? - Откликнулась трубка знакомым голосом. - А шо не по-русски? Це ж я, Витька Хведорчук! - Старый друг, как всегда, перебарщивал со своей украинской аутентичностью. - Ты все еще в Утрехте? Конгресс идет?
- Почти закончен. Остались: дискуссия и прощальный банкет. И я уже подумываю об Амстердаме.
- Це добре. Подумывай - подумывай, потому что я во Франфуркте, и мои мясные дела благополучно закончились. Так что я выезжаю сегодня же, а ехать тут, как сам понимаешь… Ну, не Союз одним словом. Не те размеры.
- А Олег когда появится? - спросил упустивший этот момент Степан.
- К Новому году обещался успеть, но это мы уже в Амстердаме узнаем. У него там какие-то дела образовались, раньше не может. Впрочем, можно и позвонить, не так ли?
- Так! - Согласился Матвеев. - Я ему звякну и… Тогда и я выезжаю в Амстердам. К вечеру буду. Пообщаемся пока с тобой. Отметим католическое рождество по-нашему, по-православному, - Матвеев засмеялся и провел рукой по бороде, - Я вполне сойду за местного Санта-Клауса.
- О! Це добре! - Рассмеялся в ответ Виктор. - Я как раз самогону привез, хорошего, Степа, самогону! Тещин фирменный. Одним словом вещь в себе! И сало твое любимое имеется. С мясной прослоечкой… А сало, да под горилочку…
- Какой же русский не любит украинского сала! - С улыбкой поддержал друга Матвеев. - Тогда, встречаемся в гостинице, и не рассказывай мне потом, что горилка выдохлась, а сало по дороге потерялось!
Разговор закончился, но осталось приятное и теплое послевкусие. Степан улыбнулся. Грустные мысли отошли на второй план. Встреча с друзьями, да еще в Новый год, да еще в Европе! Да и что его держит в России? У сына - семья, у дочки - кавалер. Семестр в университете отведен заранее, чтобы успеть на конгресс, а экзамены коллеги примут. До февраля можно по Европам колесить, хотя конечно на наше Рождество он приедет домой, проведет его с детьми. Ну а пока дискуссия, потом вернуться в гостиницу, скинуть костюм и галстук, надеть любимые джинсы, бордовую водолазку и твидовый пиджак и… И на вокзал.
(2)
Татьяна вышла с Белорусской радиальной, прошла вдоль здания вокзала, остановилась у "Вставай страна огромная", с некоторым волнением рассматривая композицию: в центре дирижер, слева - оркестр и хор, справа - прощающиеся с солдатами жены и дети, на втором плане справа - строй солдат идущих с винтовками за плечами к дымящему чуть глубже паровозу.
Татьяна постояла минут пять и двинулась на перрон.
"Поезд номер двадцать один Москва - Прага отправлением в 23 часа 44 минуты, отправляется от второй платформы… нумерация с головы состава" - проинформировал по громкой трансляции уверенный женский голос. Поезд уже подали, и их компашка - все десять человек - собралась у своего вагона, пересмеиваясь и перекуривая на вольном - морозном - воздухе. Садились в вагон под настоящую метель, - город стоял в пробках, но настроение было веселое, предпраздничное.
Подивились, обмениваясь соответствующими комментариями, непривычной конструкции купе - двух- и трехместные, а полки одна над другой, и вещи под нижнее сиденье не сунешь, правда, напротив имелась специальная для вещей как раз и предназначенная полка. Проинспектировали шкафчики с зеркалом: пустой графин и два стакана - что по известным соображениям было верхом комфорта - и наличие воды в столике-умывальнике. Распихали вещи, повесили куртки - устроились, наконец, а тут и поезд тронулся.
Татьяне досталось купе "сингл" - такое же, как и остальные, только ехать она будет одна - "по должности положено". Девчонкам два двухместных. А вот ребятам айтишникам - соседнее, но уже трехместное, но это, как говорится, не страшно: парни молодые, не в обиде.
Расположившись, Татьяна достала телефон.
- Мам? Как ты там? А лекарство приняла? Да уже из поезда, как обещала. - Теперь не знаю когда позвоню… Ложись, спокойной ночи.
Дав отбой тут же выбрала следующий номер
- Олька! Привет, я уже в поезде. - Нет, только тронулись. - Не знаю как с роумингом будет, так что на всякий случай "в полночь у амбара" как и договаривались.
Убрав было телефон, Татьяна достала его снова и, подумав, набрала еще один номер.
- Грейси? - сказала несколько удивленно и тут же перешла на английский: - Это Татьяна из Москвы, еду в Прагу, решила поздравить вас с Новым годом, а то неизвестно как со связью будет, да и роуминг дорогой… - Да если можно…
И услышав наконец сквозь шум падающей воды знакомое "Привет Пятачок! Что случилось?" ответила: "Ничего, еду в Прагу встречусь там с Ольгой, ты ведь будешь звонить на Новый год, а как со связью будет неизвестно, еще перепугаешься, вот и предупреждаю. Да, тебе тоже здоровья и счастья в личной жизни!"
Татьяна улыбалась - настроение предпраздничного ожидания усилилось.
А минут через пять "соседи" зазвали ее на "стременную" - отметить отъезд коньячком или мартини по желанию, шампанское решили оставить на празднование завтрашнего каталическо-протестантского Рождества. Выпив пару глотков коньяку - с мороза оно и хорошо, Татьяна пошла спать, попросив ребят не сильно шуметь, но те и сами, долго сидеть не стали. Судя по долетавшим до нее звукам, они приняли еще по одной, сходили в тамбур - покурить, проведали девчонок и довольно быстро угомонились - день был длинный и суетный… Таня сама не заметила, как уснула. Впрочем, в поездах она всегда спала хорошо, как ни странно, и даже более того: любила в них спать в отличие от очень многих своих знакомых.
Утром, - а утро, если тебе не надо вскакивать спозаранку, начинается в поезде поздно - неторопливо, со вкусом попили чаю, перекусили в складчину кто что из дому прихватил, походили друг к другу в гости: кто, где и как устроился. Поболтали, в основном обсуждая программу экскурсий, а где-то в первом часу были уже в Бресте, тут и началась тягомотина… Заявились белорусские пограничники, попросили выйти из купе: осмотр на предмет наличия отсутствия оружия, наркотиков и прочей контрабанды, потребовали паспорта, и, забрав их с собой, ушли: "выяснять и проверять". А поезд в это время потянули в депо - менять колесные пары на европейские. Поднимают, опускают: тряска и болтанка - лучше бы остались на вокзале. Но не остались, так что хошь вой, а не хочешь - терпи.
После замены колесных тележек опять потянули на станцию, где благополучно вернули паспорта, и еще через чуть-чуть наконец тронулись по-настоящему. А там, глядишь, и граница… Но с польскими пограничниками, к счастью, формальности много времени не заняли, и устать не успели, а поезд уже стучит по польским рельсам, и хотя звук этот ничем особенным от русской или белорусской части пути не отличается, на душе от него как-то веселее что ль, - заграница. Ощущение, оставшееся в наследство от тех недалеких в сущности времен, когда для большинства граждан СССР пересечение границы являлось событием эпохальным.
(3)
От Франкфурта до Амстердама всего ничего: пятьсот километров. По любым меркам не расстояние, тем более по российским и даже по украинским. Казалось бы, чего проще - сел на вокзале в поезд, и через три-четыре часа, здравствуй, Амстердам! Но Виктор - такое дело - европейские поезда не любил. Не было в них той душевности, что отличает езду по железной дороге на постсоветском пространстве. Будучи в Европе по делам или на отдыхе, он всегда брал в ближайшей к месту прибытия прокатной конторе автомобиль и дальше следовал по собственному расписанию.
Вот и в этот раз, он взял в Херце небольшой хетчбек, единственным достоинством которого, кроме невысокой арендной платы, был просторный салон. Из Франкфурктского хаба до Неймегена, где жил один из местных контрагентов - надо был Федорчуку шепнуть мужику пару слов с глазу на глаз, раз уж такая оказия случилась, - а потом можно и в Амстердам на встречу со старыми, во всех смыслах, друзьями.
Лента А-2 - а дороги у буржуев не чета нашим: "хош езжай, а хош лети!" - уже начала разматывать пунктирами дорожной разметки недолгие километры до Амстердама. Пятьсот километров, пять часов, а может и четыре, да полчаса в Неймегене. Детский сад! Виктор включил музыку, которую последние пару лет неизменно возил с собой в небольшой коробочке плеера, совместимого с автомагнитолой.
"Я с детства любил открытые пространства,
Музыку для всех и обеды в столовой.
Я вырос на почве любви и пьянства,
Как это ни странно живой и здоровый…"
"Случайная" песня царапнула сердце. Выбор плеера не падал на неё уже с полгода. Дуэт, исполнявший песню, да и поэтесса - автор стихов были почти ровесниками Виктора, и "чувство" некоторых вещей у них совпадало до боли, до дрожи…
"Я вырос на почве искусства и бреда.
Под ругань соседей, под звон трамвая,
Под знаком собаки и велосипеда,
И вкус газировки был слаще рая…"
Питерский двор-колодец, вечно облезлое парадное, источенный водой наводнений и временем поребрик, отделявший узкий тротуар от улицы. Арка подворотни - верное укрытие от августовских ливней, не только для людей, но и для крыс. Лет в шесть, тогда ещё Витька (за имя "Витенька" мог и в драку полезть) как-то, раз почти два часа пережидал небесное "недержание" под такой вот аркой в компании двух отъевшихся в подвале соседнего продуктового магазина серо-ржавых тварей. Нежелание мокнуть сперва оказалось сильнее страха, а потом осталось только оно.
"Счастливое детство нам подарило
Умение жить и писать без нажима.
Равнение на флаг и на середину.
Лагерь "Артек" строгого режима…
В пионеры Витьку приняли последним в классе. Неудивительно, учитывая вялотекущий конфликт с классной руководительницей - дамой властной и не очень умной, заявившей однажды на родительском собрании: "Из Федорчука ничего хорошего не выйдет". После этих слов Василиса Никодимовна Федорчук, мама Виктора, встала и, извинившись перед собравшимися, ушла, и больше в школе не появлялась, а когда классная стала названивать домой, просто клала трубку телефона, услышав её голос.
"Когда живые примеры не сходились с ответом,
Нам говорили, что мы идиоты.
Мы скоро привыкли к мысли об этом
И не ищем себе подходящей работы…"
И как-то так само собой сложилось, что с тех пор - а может быть, и всегда, с самого начала - Витька стал жить поперёк. Внешне принимая правила игры, он мог в любой момент задать вопрос учителю ли, инструктору ли райкома комсомола, мастеру на практике, и это был вопрос, честный ответ на который был невозможен для тех, кого спрашивают. В принципе невозможен. Ответить наглому щенку как есть - уронить авторитет. Свой или организации, стоящей за спиной, неважно. Солгать - потерять лицо, ибо вопрос был таким, что любая ложь оставалась на поверхности, как оттаявшее по весне дерьмо. "Они" предпочитали молчать и гадить исподтишка.
"Я больше высоким словам не верю.
Сегодня мы жертвы, а завтра судьи.
Я хочу понять на своём примере,
Что с нами было и что же будет…"
Всё было бы совсем печально, если бы не друзья…
(4)
Иркину бы активность да в мирных целях! Казалось, подключи "девушку" к динамо-машине, и она запитает электричеством всю немаленькую Вену. Такой, видишь ли, темперамент, такая энергетика. И откуда что берется? Ведь родные же сестры, но не похожи ничуть. Наверное, так и должно быть, когда разница в восемь лет. Другое поколение, другая судьба.
- Так, - сообщила Ирина через полчаса. - Я же тебе сказала, никаких автобусов и прочих поездов. Есть тебе оказия, да такая, что пальчики оближешь!
- Облизываю. - А что ей еще оставалось сказать?
Честно говоря, не хотела она сюда ехать. Неудобно было. Ведь заранее же знала, как Ирка ее будет принимать, потому и стеснялась. Но живой человек - соскучилась, два года не виделись, и, в конце концов, поддалась на сестринские уговоры, согласилась, приехала. И то сказать, чувства чувствами, а противостоять напору госпожи ди Скоцци, это совсем другое здоровье надо иметь.
Они и всегда были разные. Старшая сестра - то есть, Ольга - спокойная, даже излишне "спокойная", неэнергичная, безынициативная. Во всяком случае, таковой ее воспринимали другие, и она, порой, готова была с этим согласиться и соглашалась, принимая на себя уготованную судьбой роль. "Тихоня Оля" - так с легкой руки лучшей подруги ее и дома звать стали, хотя в мечтах… В мечтах она была совсем другой, но с возрастом, как известно, мечты имеют свойство нечувствительно растворяться в окружающей среде, да и от слова "халва" во рту сладко не становится.
А вот Ирка - младшая - всегда знала, как получить то, что ей положено, а положено Ирине всегда было все. Абсолютно все. И ведь не рвала из рук, не жадничала - зато и подруг у нее всегда было столько, сколько хотела она сама - не исхитрялась. Нет. Все приходило к ней как-то само по себе, она только действие начинала и - получалось. После пятого класса захотела перейти в английскую школу. Сама пошла в лучшую в районе, куда по месту жительства попасть не могла, очаровала директора и была зачислена. А после - это уже восьмой класс был - так же перешла в математическую.
- Зачем? - Спросила тогда Ольга. - Ты же чистый гуманитарий!
- А там мальчики умные. - Вот такой ответ.
В восемнадцать, на втором курсе университета, вышла замуж. Жених… Ну что сказать. Спортсмен, умница, восходящая надежда российской физики. Впрочем, не прошло и двух лет, как Кирилл и Ира жили уже в Германии, где Кирилл стал учиться в докторантуре, а Ирина завершала образование, но уже на немецком языке. И завершила, и нашла - можно подумать это так легко - работу в какой-то европейской организации в Брюгге. Немки о такой работе могли только мечтать, а она - без европейского гражданства, без связей и протекции - раз и в дамках!
Ольга тогда только головой покачала, но, хотя и обидно было до слез, посоветовала Ирке, прилетевшей в Питер "пообщаться", от предложения отказаться. Кирилл-то ни в какое Брюгге поехать не мог, у него диссертация… планы, карьера.
- А у меня? - Спросила Ирина. - Если любит, все бросит.
Но, разумеется, не бросил. Трагедия? Отнюдь. Через полгода Ирина познакомилась в Брюсселе с молодым очаровательным еврократом. Александро ди Скоцци на итальянца - как представляла их Ольга - похож не был. Скорее на какого шведа-норвежца: золотистый блондин с правильными чертами лица и васильковыми глазами. Вы представляете себе, что это такое, если в комплекте идут метр девяносто два роста и атлетическое телосложение, довольно высокий интеллект - IQ конечно, не Иркины сто сорок три, но все-таки сто двадцать - образование и весьма перспективная работа. Ольга представляла. Теоретически. Но тут, мало того, что итальянец был по уши влюблен в Ирину, сама Ирка умудрилась влюбиться в него ничуть не меньше, чем была влюблена в свое время в Кирилла. И вот любовь-морковь, свадебное путешествие на Гавайские острова - Ольга даже позавидовала немного, но исключительно про себя - и… Дальше Ирина начала методично рожать детей, одновременно пописывая женские романы на немецком и русском языке. Мальчик - роман, девочка - два романа, еще одна девочка - еще две книжки, и так далее. В общем, пять детей, одиннадцать книг, и докторская по творчеству Магритта. А пока она занималась детьми и книгами, Александро делал карьеру. Два года в Брюсселе, два года - в Нью Йорке, год в Женеве, и вот теперь Вена.
- Ты должна приехать к нам на Рождество.
- Ирка, - решила отшутиться Ольга, у которой просто не было сейчас денег на такую поездку. - Я же православная…
- Билет я тебе уже купила, - оборвала ее Ирина. - Получишь в аэропорту. Шенген у тебя до февраля - знаю. Жду.
Так Ольга и попала на католическое рождество в Вену, ну а коли так, то уж из Вены в Прагу, куда собралась ее единственная и лучшая подруга - Таня, грех не подскочить. Что может быть романтичнее, чем встретить Новый Год в красивейшем городе Европы?