- Пока никак, Николай Иваныч. Наши программы рассчитаны на блочные и потоковые шифры, а тут используются кодовые таблицы. С УКВ дело получше, но сигнал очень слабый, расстояние... Есть уверенность, что это стандартный "Кенвуд". Если подойдем поближе - можно будет слушать.
Генерал Фомченко кивнул кавторангу. Тот сел и принялся вертеть в пальцах гелевую ручку.
- Итак, товарищи офицеры. Имеем две группы радиостанций. Одни похожи на древние радиотелеграфы; другая группа - это уже современная аппаратура. Судя по пеленгам, обе расположены примерно в одном районе, поблизости одна от другой. Возможно, группа кораблей?
- Позвольте, товарищ генерал-лейтенант? - вклинился Андрей.
Фомченко благосклонно склонил чело.
- Кажется, я понимаю, в чем тут дело. Помните, перед самой... м-м-м... аномалией мы отправили на "Можайск" нашего сотрудника?
- Велесова? - поморщился генерал. - Альтернативного историка? Ну, помню, и что с того?
- Я передал с Серегой... простите, с Сергеем Борисовичем два комплекта УКВ-раций для Привалова и Сазонова Плюс его собственный. Цифровые "Кенвуды". Мы со старшим лейтенантом сравнили параметры сигнала - очень похоже. Это "сто третий", товарищ генерал, больше некому.
- Какой еще "сто третий"? - насупился Фомченко. Генерал терпеть не мог пояснений, но ему все время приходилось их высушивать. Чертова наука, которой нельзя отдать четкого и недвусмысленный приказ. А потом получить такой четкий и недвусмысленный результат.
- Его позывной, товарищ генерал-лейтенант. - торопливо ответил старлей. - Вот список позывных и радиочастот членов экспедиции. Велесов - "сто третий".
- Он-то откуда здесь взялся?
- Возможно, его тоже накрыло. Помните, ему приказали вернуться на "Адамант"? Может он попал в аномалию?
Фомченко покачал головой.
- "Возможно", "может быть…" Бабкины гадания, товарищи офицеры! Конкретики не вижу!
Андрей и командир БЧ-4 дисциплинированно молчали.
- А как с теми станциями, что работали морзянкой? - спросил Кременецкий.
- Ну... мы же гадали, откуда взялась недостающая масса при Переносе? Вот вам и ответ.
Фомченко недоуменно приподнял правую бровь. Это получалось у него на редкость... начальственно, что ли? - подумал Андрей. По-советски. Такая поднятая бровь подошла бы матерому члену Политбюро.
- Еще один гость из Первой Мировой, товарищ Митин?
- Скорее, несколько. Морзянкой работают два передатчика. Наверняка военные - на черноморских коммерческих пароходах радиостанций тогда не было.
- А в УКВ кто передает? Тоже они? Фантазируете, майор...
- Никак нет. Могли подобрать Сергея Велесова и теперь используют его аппаратуру.
- А что там за корабли? - осведомился командир сторожевика.
- Есть кое-какие предположения, но точно пока не скажу. Рации были почти на всех, вплоть до миноносцев и канонерок. Скорее всего что-то не слишком большое, максимум три с половиной тысячи тонн. Дредноут или броненосец, вроде "Иоанна Златоуста" здесь появиться никак не может.
- А хорошо бы... - кровожадно заметил Фомченко. - Такой утюг англичан с французами один в щепки разнесет...
- Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Но у нас ограничение по массе, помните? Так что крупные корабли отпадают.
- И еще, тащ кавторанг... - Бабенко поперхнулся и испуганно посмотрел на Фомченко. - Тащ генерал-лейтенант, разрешите доложить...
- Докладывай, раз начал, чего уж... - махнул рукой тот.
- Я по поводу раций. Позвольте напомнить, товарищ генерал-лейтенант, там УКВ станции, зона уверенного приема ограничена горизонтом. Если рация на корабле, мы бы его увидели на радаре. Да и сигнал был бы не в пример сильнее. Кроме того, азимут на источник заметно менялся со временем. Похоже на работу самолетной радиостанции.
- Самолеты, говоришь? - подобрался Фомченко.
- Да, товарищ генерал-лейтенант. - ответил за радиста Андрей. - Это авиаматка, судно, приспособленное для базирования гидропланов. Таких на Черном море было три: "Александр Первый", "Николай Первый" - перестроенные их коммерческих пароходов. И еще "Алмаз".
Фомченко задумался.
- Что-то такое припоминаю... - Кременецкий потер переносицу. - "Алмаз" - это, кажется, бывшая императорская яхта?
- Яхта наместника Дальнего Востока Алексеева. Формально, считался посыльным судном для Тихого океана. Был в составе Второй Тихоокеанской эскадры, уцелел при Цусиме. В Первой Мировой участвовал как гидроавианосец.
- Так вы полагаете, это он?
- Или он, или "Александр" и "Николай". Других вариантов не вижу.
- Авиация, значит... - буркнул Фомченко. С одной стороны, конечно, неплохо... Что у них за самолеты, майор?
- Летающие лодки конструкции Григоровича, М-5 или М-9. Точно не скажу, зависит от того, из какого года их выдернуло. М-9 появились только в шестнадцатом.
- Серьезные машины?
- Для своего времени вполне приличные. Пулемет, полцентнера бомб. Скорость до ста тридцати, дальность полета никакая. Главная беда - мотор слабоват. Ротационный "Гном " или "Сальмсон", сто с небольшим лошадей.
Фомченко иронически хмыкнул.
- Это который вертелся вместе с пропеллером? Как же, читал, приходилось. Сто тридцать кэмэ, пулемет... Этажерки. И сколько же их там?
- Если "Алмаз" - четыре, а на "Николае" или "Александре" до шести.
- А корабли? - спросил Кременецкий. - Извините, товарищ генерал-лейтенант... О самих кораблях что-нибудь известно? Ход, вооружение, дальность плавания?
- На "Алмазе", по-моему, несколько пушек, калибром около ста миллиметров, точно не помню. - ответил Андрей. - Извините, товарищ капитан второго ранга, подробных данных нет. Вы же понимаете, мы готовились по другому временному периоду. А насчет двух других вообще не скажу, но вряд ли что-то серьезное.
- Около ста... - Фомченко скептически поджал губы. - Ясно. Ваше мнение, Николай Иваныч они смогут бороться с союзниками?
- Один на один наверняка. А вот со всей эскадрой - сомнительно. "Алмаз" - он хоть и крейсер, а все же бывшая яхта...
- И самолеты им не особо помогут - добавил Андрей. - Бомбы мелкие, максимум, двухпудовые, тридцать два кэгэ. Прицелов нет, бомбосбрасывателей тоже, швыряют из кабины, вручную, на глазок. Точность - сами понимаете. Торпед тоже нет.
- А зажигательные бомбы? - припомнил Кременецкий - Корабли-то деревянные...
- В начале Первой Мировой специальных зажигательных бомб не было. С этим только-только экспериментировали - кстати, сам Жуковский. Пробовали что-то типа коктейлей Молотова - бутылка с бензином, терочный запал. Брали в кабину сразу ящик, еще шутили - "коньячные бомбы"... Но не припомню, чтобы такое применялось на море. Против железных кораблей - какой от них прок?
Фомченко покачал головой.
- Что ж, спасибо за информацию, майор. Выходит, дела у них неважные…
- Вы упустили один момент, товарищи. - негромко произнес капитан-лейтенант Белых. До сих пор спецназовец не принимал участия в совещании. Помалкивал, сидя у дальнего края стола и тянул апельсиновый сок. - Товарищ Митин, кажется, предположил, что наш сотрудник находится у этих русских, из тысяча девятьсот шестнадцатого?
Андрей, чуть помедлив, кивнул. Он понял, что собирается сказать Белых.
_ - Тогда разумно предположить, что они знают о нас, раз уж используют "Кенвуды". И сами могут нас разыскивать!
- Интересно, интересно... - прогудел Фомченко. - Хвалю, каплей, это по делу. Сколько до них сейчас?
- Источник сигналов изменил положение, тащ генерал-лейтенант. В данный момент - сто пятьдесят-двести, плюс-минус десять кэмэ. Через час скажу точнее.
Фомченко склонился к карте.
- Триста пятьдесят... а можно улучшить качество приема?
- В принципе, да, если отправить на максимальную дальность "Горизонт". Но это мало что даст, антенна у него слабенькая. Можно собрать репитер: пара раций, горсть релюшек, не вопрос. И надо подойти хотя бы, еще километров на сто.
- Что ж, товарищи офицеры, - Фомченко постучал пальцем по карте, - Подведем итог. Мы идем в Одессу, имея на буксире шхуну нашего греческого друга. Осталось всего ничего, полсотни кэмэ, но из-за этой лоханки ползем, как беременные черепахи. Так говоришь, старлей, источник смещается?
- Не совсем так, товарищ генерал-лейтенант. За двое суток они передвинулись примерно на сто двадцать километров к норду. Но уже девять часов, как стоят на одном месте.
- Ждут конвой?
- Мы тоже так подумали. - ответил Андрей. – Иначе, зачем им болтаться в открытом море?
Кременецкий что-то отметил на карте, приложил штурманскую линейку, снова сделал пометку.
- Успеем подойти до того, как они встретятся? - поинтересовался Фомченко, наблюдая за этими манипуляциями.
- Неясно. - невнятно буркнул Кременецкий. В зубах он сжимал карандаш. - Сейчас он примерно… вот здесь.
На линии, соединяющей остров Змеиный и крымский берег возле Евпатории появилась точка.
- Примерно, на траверзе Одессы. Считаю, надо оставить шхуну и полным ходом идти к зюйду. Одновременно вести поиск "Горизонтом" на предельную дальность. Ну и репитер, конечно.
- Поддерживаю, - кивнул генерал. –
- Но и греков просто так бросать нельзя. - продолжал кавторанг.- В дальнейшем они могут быть нам полезны.
Дядя Спиро их зацепил, порадовался Андрей. Старый контрабандист своего, конечно, не упустит, но ведь он на самом деле готов помогать...
- В дальнейшем? - с подозрением спросил Фомченко. - Ты что, навсегда здесь собираешься застрять?
- Не хотелось бы. Но вот беда, наука нас не радует. Говорит: назад вернуться мы пока не можем.
Все посмотрели на Рогачева. Инженер устроился в углу кают-компании, подальше от Фомченко; он с радостью увильнул бы от совещания, но Андрей настоял. Знал, что к свежеиспеченному начальнику научной группы наверняка будут вопросы.
Валя встал, поправил очки, откашлялся. Генерал ждал; под его тяжелым взглядом Рогачев растерял остатки душевного равновесия.
- А что наука? Я-то что могу, товарищи? Для возвращения нужен хрономаяк, иначе сигнал "Пробой" нас засечь не сможет. Но оба рабочих экземпляра стоят на "Можайске" и "Поморе". Тот, что у нас на борту - резервный, его даже не запрограммировали. Весь софт на жестком диске, защищен личным кодом профессора, а я...
- Так взломайте, что вам мешает? Вы же этот... как его... хакер?
- Я не хакер, товарищ генерал, я инженер! - обиделся Валя. - И не умею взламывать компьютерные коды! К тому же, наш маяк - это, скорее, комплект оборудования; профессор собирался пускать блоки на замену, если что-то будет не так с основными.
- То есть он вообще не может работать?
- Если будет программа, заработает. А без нее ничего не выйдет.
Фомченко побагровел.
- Что за бардак, товарищи офицеры! Полон корабль умников, и ни один ни хрена не может! Куда вы тут вообще годитесь? Вот вы, старший лейтенант Бабенко, командир БЧ-4. Радиотехническая разведка, кажется, входит в ваши обязанности?
Старлей испуганно вскочил, будто его кольнули шилом.
- Так точно, товарищ генерал-лейтенант, но...
- Вот и займитесь своим прямым делом! Чтобы через сутки код был взломан!
- Но я, тащ генерал-лейтенант...
- Мне надоели твои "но", старлей! Ты офицер, или где? Сидишь в каюте с кондиционером, пьешь кофе и не можешь справиться с ящиком микросхем! Позор! Саботаж! Даю сутки - выполнить и доложить!
На Бабенко было жалко смотреть. Он переводил взгляд с Андрея на Валентина; в глазах его читалось неприкрытое отчаяние. Андрей слегка развел руками - "извини, друг, не спец." Рогачев чуть заметно кивнул, и старший лейтенант приободрился. Он успел оценить компьютерные таланты инженера.
- Так, что будем делать с греком? - теперь Фомченко говорил негромко, лишь подергивающееся веко выдавало крайнюю степень раздражения. - Надо решать, товарищи офицеры. Есть предложения?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
Гидрокрейсер "Алмаз"
8-е сентября 1854 г.
Сергей Велесов, попаданец
Корабли идут в строю пеленга. "Заветный" держится на правом крамболе "Алмаза"; высоченный ходовой бурун, разведенный миноносцем, временами скрывает полубак.
"Дениз бога", наша "полетная палуба", как говорят американцы, остался милях в семи за кормой. Сейчас с него спускают на воду гидропланы, укладывают в кабину мелкие - до двух пудов весом - бомбы.
Половину ночи новоиспеченный авиатендер шел на двенадцати узлах, едва поспевая за "Алмазом". Инженерный прапорщик, отряженный в машинное отделение "Морского быка" божился, что и это многовато для изношенных механизмов. К рассвету корабли заняли позицию впереди и южнее по курсу каравана, и гидропланы нанесли союзникам несколько визитов. Сегодня ожидалось продолжение концерта.
Я, в который уже раз за утро порадовался, как нам повезло; волнения почти нет, над морем легкий ветерок. Идеальные условия для полетов. Связь тоже не подкачала: рации били с палубы на добрых полтора десятка километров, а с гидропланов - почти вдвое дальше.
Когда делили УКВ-передатчики, случился небольшой скандал. Зарин хотел непременно наладить голосовую связь с "Заветным", но мы с фон Эссеном встали стеной: одна из раций отправится на "Дениз бога" и точка! В итоге, командир крейсера уступил, и связь с "Заветным теперь поддерживают по старинке, морзянкой. С авиатендера радиообмен вел мичман Энгельмейер, в воздухе царил бравый прапорщик, а должность диспетчера этой "радиосети" досталась, ясное дело, мне. Зато теперь я был в курсе всех дел отряда.
А их - дел, то есть, - хватало. Например, вечером неутомимый Кобылин намешал на полуюте "Морского быка" два ведра кустарного "молотов-коктейля" - из олифы, скипидара и машинного масла. Летнаб вместе с мотористом аппарата Цивинского, неугомонным Рубахиным, до ночи провозились с терочными запалами. На них все спичечные коробки, которые удалось только раздобыть, зато теперь ящик, набитый бутылками из-под рома, дожидался своего часа, чтобы занять место в кабине. Фон Эссен узнав об инициативе Кобылина, скептически хмыкнул, но препятствовать не стал: бомб все равно не хватало, а бутылки, глядишь, и разожгут на палубах британцев пожар-другой. Если, конечно, Кобылин попадет.
Рация ожила:
- "Алмаз", "Алмаз", тридцать второй в канале, проверка связи.
- Тридцать второй, слышу вас хорошо. Отбой.
Это Лобанов-Ростовский. Прапорщик невыносимо горд своей новой ролью, тем более, что сегодня от него и правда, многое зависит. "Алмаз" и "Заветный" торопятся напересечку каравана; капитан первого ранга Зарин намерен обстрелять с большой дистанции ордер охранения, заставить повернуть навстречу русским. Повернут, никуда не денутся - не в характере гордых бриттов ждать, пока их расстреливают с дальней дистанции. А затем, форсируя машины, (в кочегарках припасено несколько бочек мазута, им будут поливать уголь, прежде чем забрасывать в топки) по дуге обойти охранение и атаковать транспорта.
Правда, в голове одной из колонн идет "Наполеон". А еще там французские пароходофрегаты с пексановскими пушками. Но они забиты солдатами и лошадьми экспедиционных сил; хорошо, если смогут стрелять орудия верхней палубы. В батарейных же палубах настоящий Ноев Ковчег, о нормальной работе расчетов можно забыть.
"Алмаз" с миноносцем ворвутся в походные колонны транспортов, как волки в овчарню. Пушки Канэ уверенно кладут снаряды в цель прямой наводкой с полутора-двух километров. Это будет не бой, а бойня.
Если... если только корабли охранения маневренные, хоть и тихоходные, не прижмут нас к линейному ордеру. Чугунные ядра способны натворить бед, если угодят с трех-четырех кабельтовых в небронированный корпус бывшей яхты или миноносца. Дымный порох в круглой бомбе много слабее начинки осколочно-фугасного снаряда, но ведь и такой взрыв разбрасывает во все стороны острые, как бритва, чугунные осколки. Они калечат механизмы, дробят в стеклянную пыль линзы прицелов и дальномеров, выкашивают расчеты, прикрытые лишь парусиновыми обвесами.
С расстояния в несколько миль даже самый внимательный наблюдатель, вооруженный отменной цейсовской оптикой, не сразу разглядит выросший у форштевня бурун – точное указание на то, что корабль резко увеличил скорость. "Воздушному" зрителю корабли кажутся неподвижными, и далеко не всякий сможет верно определить курс цели. И если прозевать момент поворота, не уловить прироста скорости - дистанция между загонщиком и добычей начнет быстро сокращаться. А "длинная" тридцатидвухфунтовка, каких немало на английских кораблях, на предельном возвышении бросает ядро на милю с лишним. Да, попасть на таком расстоянии - задачка из области ненаучной фантастики, но английские артиллеристы умеют пользоваться квадрантами, кому-то из них может повезти.
Чтобы этого не допустить и нужен Лобанов-Ростовский с его "Кенвудом". Прапорщик полтора года летает с Марченко; он умеет определять и скорость, и курс с любого ракурса, на запредельной для других летнабов дистанции. Но... море сплошь покрыто британскими кораблями; матросы на них бесстрашны и умелы, и приказы им отдают лучшие военные моряки на свете - офицеры Королевского Флота. И пусть против них играют пятьдесят лет технического прогресса - горько пожалеет тот, кто недооценит такого врага. Корветы и пароходофрегаты Роял Нэви сделают все, чтобы поймать наглецов в перекрестия своих курсов, и только от прапорщика, что сидит сейчас на левом сиденье, зависит, получится это у них, или нет.
***
- Лево десять!
- Есть лево десять! - отозвался рулевой и закрутил штурвальное колесо. Латунный обруч, начищенный до зеркального блеска, обдал людей на мостике солнечными зайчиками. - Руль лево десять!
- Как катимся?
- Медленно влево!
Я вгляделся в горизонт, отыскивая хотя бы самую мелкую зацепку. К примеру, вон то облачко...
Бушприт и правда сместился влево - еле-еле заметно.
- Отводить!
- Есть отводить! - лакированные спицы замелькали в обратную сторону. - Руль прямо!
- Как на румбе?
Рулевой сощурился на картушку компаса:
- На румбе тридцать шесть!
- Так держать!
- Есть так держать!
Зарин выдернул из амбушюра кожаную пробку:
- Машинное! Держать три четверти!
В переговорной трубе заклокотало, захрипело. Командир крейсера удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне:
- Голубчик Сергей Борисыч, что у летунов?
Я зашарил на поясе, нащупывая рацию. Неудобно-то как: засмотрелся на военно-морские экзерциции, а о своих обязанностях забыл.
- Тридцать второй, я "Алмаз", доложите, прием!
- Я тридцать второй, взлетели, идем к вам. Встречайте!
Голос Лобанова-Ростовского звучал громко, отчетливо. Я собрался повторить доклад, но Зарин отмахнулся: не надо мол, сам слышал.
Разведчик появился минут через семь. Прошел над самыми мачтами, дважды качнул плоскостями - желтый перкаль насквозь пронизывали лучи утреннего солнца. Летнаб засемафорил шлемом, Зарин помахал в ответ. Гидроплан задрал нос и полез вверх, уменьшаясь до размеров шмеля... мухи... звенящей точки...