Город прошли всего за два часа, свою задачу выполнили и остановились в заранее подготовленном палаточном лагере невдалеке от ростовских окраин. Что делать дальше, никто не говорил, так что, обосновавшись в очередном временном жилье, собрались с командирами полков на совет и ничего лучше, чем ждать, не придумали.
Спустя час, от Ростова, в сопровождении сотни конных атаманских конвойцев, появилось несколько автомобилей. Дозоры на дороге у нас уже стояли, а потому, подготовиться мы успели, выстроили своих воинов на поле и застыли в ожидании.
Поднимая клубы пыли, автомобили остановились, и из них вышли Назаров, Краснов, Чернецов, Сидорин и командир 1-го Донского корпуса генерал Денисов. Вслед за ними показались иностранные гости, как я позже узнал, командующий экспедиционными германскими силами Причерноморья генерал фон-Кнерцер со своим штабом. Впереди идут наши начальники, немцы следом. Как старший по званию, им навстречу выступает Султан Келеч-Гирей и рапортует о прибытии подразделений Кубанского казачьего войска в распоряжение штаба Донской армии. Его доклад принимает Назаров, а далее, все по накатанной колее, приветствия, очередной смотр, проверка оружия и обсуждение славного боевого пути каждого из наших подразделений в течении минувшего месяца.
Меня все это касается постольку поскольку, несколько общих фраз, да и только. Однако в самом конце смотра, Назаров подошел ко мне и спросил:
- Константин Георгиевич, наш гость из Германии интересуется, нельзя ли ему увидеть знаменитую джигитовку кубанских казаков, про которую он столько слышал от своих турецких союзников?
- Это можно устроить, но лошади должны отдохнуть после транспортировки в вагонах. Опять же призы для казаков нужны, а то ведь нехорошо получится, они свое умение покажут, а что взамен?
- Что же, - усмехнулся Назаров, - в таком случае, завтра в полдень мы снова у вас.
- Будем ждать, господин войсковой атаман.
Генералы и свита, вновь грузятся в автомобили и отбывают. Остается только генерал Чернецов, который зовет меня проехаться с ним в город. Мои дела в лагере все сделаны. За старшего начальника в бригаде остается командир 1-й пластунской роты подполковник Ефимов, а наездническая команда из лучших казаков уже готовится к завтрашней джигитовке, так что можно и проехаться со своим непосредственным командиром, да за жизнь переговорить.
Автомобиль неспешно едет в сторону Ростова, а мы ведем между собой беседу. Меня интересует, как там учится мой брат, за которым Чернецов негласно приглядывает, а командующего Донской армией занимает положение дел на Кубани.
- Как там труппа странствующих музыкантов поживает? - спросил он у меня.
- Кто? - вопроса я не понял.
- Так у нас теперь, с подачи генерала Денисова, добровольцев Деникина называют. Почему, сам понимаешь.
- Понимаю, только вот сведений о добровольцах дать не могу, давно ни с кем из них не сталкивался. Знаю только, что сюда собираются идти, набрать здесь офицеров со студентами и направиться в новый поход. Куда двигаться не знают, зачем не понимают, но идти непременно хотят. Думаю, что их планы просты, выйти к Ростову и устроить здесь что-то не очень хорошее, например, попробовать переворот устроить или нас с немцами лбами столкнуть.
- Ну, что же, Костя, ты опять прав и по сведениям, что мы из их лагеря получаем, все обстоит именно так. Все вокруг сволочи, а они молодцы, герои и спасители России. Генерал Алексеев на нас сильно обиделся и организовывает при себе так называемое "Осведомительное отделение" во главе с кадетом Чахотиным. Главная обязанность этой структуры, подрывная и агитационная работа. Что характерно, не против большевиков, а против нас. Еще немного и дойдет до прямых столкновений, тем более что их активно поддерживают многие богатые купцы Дона и Кубани, которым не нравится, что мы принуждаем их выделять средства на нашу оборону и перепрофилировать свои предприятия под наши нужды.
- Кто именно?
- Многие, но больше всех суетится миллионщик Николай Елпидифорович Парамонов.
- Так может договориться, с кем получится, а остальных к стенке поставить?
- Пока не время, пусть в кучку соберутся, а там, всех одним махом прихлопнем. Приедем в город, покажу тебе кое-что.
- Хорошо, - согласился я и спросил: - О чем с немцами договорились?
- Предварительно, о том, что дальше Таганрога они не идут, да и тот, готовы оставить по первому приказу из Берлина, куда сейчас делегация войскового атамана направилась. В целом, германцы нас признают, военные действия не ведутся, и они готовы торговать.
- Мы им продовольствие, а взамен оружие и боеприпасы?
- Не только. Назаров и Краснов хотят получить от них оборудование для орудийного, снарядного, порохового и оружейного заводов.
- Это уже серьезно, - заметил я.
- Серьезней некуда. Поход на Москву то ли удастся, то ли нет, а во всем этом хаосе, что вокруг творится, надо как-то выжить. На Украине Скоропадский со своей самостийностью беснуется, в Прибалтике Юденич и опять националисты. В Сибири чехи дороги блокируют, в Центральной России большевики закрепились, а на Кавказе полный бардак, мусаватисты, коммунары, дашнаки, и даже соратник Шамиля Узун-Ходжа выполз, сто два года старику, а туда же, джихад против всех неверных объявил, объединился с Гоцинским и вырезает под корень всех, до кого дотягивается. Атаманы понимают, что договоренности с Германией это нападки со всех сторон, от Антанты, от большевиков и от добровольцев, но пока, нам их помощь просто необходима, так что хотим мы того или нет, а придется с ними торговать и налаживать деловые отношения.
- Ну, дай-то нам Бог, немного удачи, и выстоим.
Тем временем мы въехали на Большую Садовую, и я обратил внимание, что мимо нас проехали три конных экипажа, в которых сидели солидные кавказцы в хорошо пошитых гражданских костюмах. Что странно, их сопровождало около десятка казаков. Чернецов заметил мой взгляд и сказал:
- Депутация Грузинской республики, вчера прибыли.
- А эти чего хотят?
- Кушать, - Чернецов улыбнулся и разъяснил: - Предлагают оружие и воинское снаряжение, которое на складах Кавказской армии осталось. Размен на хлеб, жиры и масла.
- А казаки их, зачем охраняют?
- Это чтобы депутатов армяне с Нахичевани не поубивали. Грузия перекрыла все границы Армении, и теперь, там все гораздо хуже чем где бы то ни было. С одной стороны турки прут, и всех мирных граждан под нож пускают, а с другой грузины, требуют войти в состав их государства и не пропускают жизненно необходимые грузы.
- Как следствие, - продолжил я, - в Армении голод, болезни и нехватка оружия.
- Да, и голод, и болезни, и все напасти земные. Однако армяне держатся и не отступают.
Смеркалось, автомобиль Чернецова сбавил скорость и начал кружить по ярко освещенным центральным улицам города. Для меня, как человека, недавно выбравшегося из весенней военной грязи, все здесь было непривычно и то, к чему местные жители уже привыкли, мне было в новинку и бросалось в глаза. Где-то кипели жаркие бои, гибли люди, а по вечернему Ростову, в сопровождении отлично и богато одетых дам, фланировали сотни офицеров и годных в строй граждан. Кафе, рестораны, казино и множество разных увеселительных заведений, люди выпивают, веселятся, смеются, проигрывают состояния, купаются в шампанском, и все это вызывает во мне только одну ассоциацию - "пир во время чумы". Как эти люди не понимают, что опасность не исчезла, а только отступила? Как они не понимают, что не время для беззаботного веселья? Что происходит, и за что бились те, кто погибал в Новочеркасске? За эту шваль, которая, спасая свои жизни, набежала со всей России в Ростов?
Мы молчали и только смотрели на то, что происходит вокруг. Так продолжается полчаса и, кивнув в сторону группы подвыпивших офицеров, которые в обнимку с несколькими чиновниками, шли по улице и распевали "Боже царя храни!", Чернецов произнес:
- Красные отступили, страх исчез, и мразь выползла из подвалов. Здесь им хорошо, играют в "оппозицию" и фрондерствуют, ждут добровольцев Деникина и мечтают о том, что вскоре каждый из них получит под командование полк и с ним войдет в Москву. Толпа уродов, которую необходимо не только презирать и ненавидеть, но и давить.
- Так в чем дело? Ты главком, отдай приказ и уже завтра, эти граждане будут сформированы в исправительные дружины и направлены на фронт.
- Всему свой черед, полковник Черноморец, всему свой черед. Пока, смотри на этих людей и запоминай. Будет день, будет приказ, и твоя бригада очистит город от всей этой мерзости.
Глава 18
Новочеркасск. Май 1918 года.
Джигитовка прошла очень хорошо и запомнилась зрителям надолго. Огромное поле, вокруг него личный состав трех полков и моей бригады, тысячи людей, а в центре почетные гости. Выезжают восемь десятков наездников, и начинается показ их мастерства и умений. Рубка лозы, подъем предмета с земли на полном скаку, взятие барьеров, скачка, стоя и вниз головой, прыжки с лошади на лошадь и построение пирамид по ходу движения. В общем, наезднической команде было, что показать, поскольку группа у нас уже была готова и состояла из молодыков Кавказского отдела, которых их наставник Сухорочко, тренировал по полной программе.
В конце полуторачасового представления, казаки выстроились перед почетными гостями, и атаман Назаров, в сопровождении генерала фон Крецера, прошелся вдоль всего их строя и каждому, вручил золотой жетон в виде подковы с надписью: "За джигитовку, Особая Кавказская казачья бригада, 11.05.1918." Помимо этого, наставник молодых казаков, повышенный в чине до подъесаула Сухоручко, получил особый подарок, офицерскую шашку отделанную серебром. В итоге, все довольны, гости и личный состав частей получили зрелище, а лихие наездники памятные подарки, которыми можно гордиться и которые, порой, ценились гораздо выше медалей.
Гости укатили вершить великие дела, а у нас началась реорганизация частей. Впереди было еще множество боев, и к ним необходимо готовиться. Насчет полков Ермоленко и Топоркова не знаю, у них своя епархия, вызывали с Кубани приписанных к их частям казаков и доукомплектовывались по штатам Великой войны. У черкесов то же самое, кабардинцев отправили домой, поднимать свой народ на борьбу, а я занимался делами моей бригады, которых было очень и очень много.
С утра и до самого позднего вечера я мотался из одного места в другое, то посещал Донской военно-промышленный комитет, то военный лагерь под Персиановкой, то в Ростов ездил, то к Чернецову в Новочеркасск. Как итог моих трудов, через две недели, бригада превратилась в образцовую регулярную часть. Состав странный и необычный, два конных полка, четыре четырехорудийных артиллерийских батареи, одна гаубичная и три полевых, один пластунский батальон и дивизион бронепоездов в количестве трех штук. Подобной части не было пока ни у кого, но у меня бригада не простая, а Особая, приспособленная для сражений Гражданской войны лучше, чем какая либо иная.
Личный состав я получал из лагерей Донской Молодой Армии, молодежи, готовой драться хоть с кем и идти за пределы Дона, пластунов набирал из добровольцев и присланных мне с Кубани подкреплений, а два бронепоезда являлись вкладом города Екатеринодара и его рабочих в общее дело борьбы с большевизмом. Красные были разбиты, жизнь продолжалась и кубанские рабочие, в свое личное время, модернизировали захваченные у врага бронепоезда "Большевик" и "Борец за Свободу", сформировали для них команды, и после этого, направили в краевое правительство прошение передать их в подчинение Константина Черноморца. Видимо, рабочие запомнили, как во время штурма кубанской столицы я приказал партизанам не бесчинствовать в их отношении и относиться к ним как к нейтралам. Краевое правительство их прошение удовлетворило, и теперь, Демушкин отвечает не за один бронепоезд, а за три. Не сказать, что терской казак этому рад, но назначение командиром дивизиона он принял.
Так, моя бригада была полностью укомплектована, снаряжена и готова к боям. Требовался приказ, а его пока не было. Оппозицию давить было рано, как сказал Чернецов, требовалось заручиться согласием атаманов на зачистку Ростова от всей той гнили, что в нем скопилась. На внутренних фронтах заканчивалась очистка территории от вражеских партизан, и с этим справлялись отдельные особые сотни. На внешнем фронте, временное затишье, 1-й Донской корпус Денисова и 2-й Донской корпус Мамантова держали границы Войска Донского, и вперед не шли. Впрочем, как и красные, собиравшие в кучу свои рассеянные отряды. Единственно, где происходили серьезные сражения, это на территории Черноморской губернии, где красные дрались отчаянно, и в Баталпашинском отделе Кубанского Войска. Однако и там, и там, победа была близка, а потому, моя бригада временно не востребована и отдыхает. Мы стояли в палаточном лагере под Ростовом и ждали новостей.
Такое положение дел продолжалось до конца мая, когда я был вызван на происходивший в Новочеркасске военный совет Донской армии. На него собрались все самые значимые военачальники и командиры Войска Донского, включая прибывших с фронта генералов Денисова и Мамантова. Все как положено, за исключением одного, присутствия затянутого в армейский мундир офицера с погонами полковника, с тонким и гордым лицом, раздвоенным подбородок и пенсне на глазах. Так я впервые увидел Михаила Гордеевича Дроздовского, отряд которого, совершив беспримерный марш в полторы тысячи километров из Ясс на Дон, 15-го апреля вступил в пределы Войска Донского.
Сейчас это отличнейшая воинская часть стояла в Персиановском военном лагере, и было в ней более полторы тысячи штыков. С одной стороны, это нам подмога, а с другой, в офицерской среде дроздовцев витало мнение, что необходимо присоединиться к Добровольческой армии. Учитывая, что это усилит наших возможных противников, а именно так с недавних пор мы стали относиться к добровольцам Деникина, верховную власть Дона это не устраивало и что делает на этом совете полковник Дроздовский, я не понимал.
Все прояснилось в самом начале заседания, когда Назаров объявил, что с этого дня, добровольческие части Дроздовского входят в состав Донской армии как ее гвардейская пешая часть. Как мне стало известно позже, атаманы смогли убедить полковника в том, что с нашими полками в Москву он доберется раньше, чем с корниловскими. Опять же, Краснов учел, что Михаил Гордеевич являлся отъявленным монархистом и намекнул ему, что кто освободит старую русскую столицу, тот сможет повлиять на будущий государственный строй. Дроздовский все понял очень правильно и свое желание стать под руку Деникина, который ратовал за демократию и свободы, отставил в сторону.
Однако вернусь к совещанию. Первым выступил Иван Алексеевич Поляков, который был участником обороны Новочеркасска, а сейчас занимал пост военного советника при штабе войскового атамана Назарова.
- Господа офицеры, - начал генерал-майор, - красногвардейцы выбиты за пределы войсковых территорий, и в первую очередь, благодаря тому, что донцы поставили в строй своей армии тридцать шесть возрастов мужского казачьего населения. Иначе говоря, всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти четырех лет. Благодаря этому мы достигли своей первоначальной и основной цели - освобождения территории Войска Донского от большевиков. Теперь же, с наступлением лета, более половины армии распускается по домам, и в строй своих полков, казаки вернутся не раньше чем через четыре месяца. Все это время нам придется обходиться без них, и командование Красной Гвардии об этом знает. В связи с чем, вражеские войска скапливаются на границах Войска Донского и готовятся к наступлению на Хоперский, Донецкий и Усть-Медведицкий округа. В штабе Донской армии разработано несколько планов по предотвращению натиска большевиков, и сегодня нам предстоит решить, какую стратегию следует избрать, дабы до сбора полков и дивизий, и подхода дополнительных подкреплений с Кубани, которые прибудут, не ранее начала октября, не потерять то, что мы отстояли в начале этого года.
Поляков сел и ему на смену зазвучал голос начштаба Донской армии Сидорина, который вышел к карте, висящей на стене:
- На данный момент, после роспуска части казачьих полков по домам, мы имеем всего пятнадцать тысяч пехоты, четыре с половиной тысячи конницы, сорок орудий и два бронепоезда. Большая часть сил, преимущественно пехота, орудия и бронепоезда собраны в 1-м корпусе, который прикрывает пограничье со стороны Воронежа и ведет наблюдение за германцами, находящимися на Украине. Другая часть, 2-й конный корпус Мамантова, стоит на восточной границе и прикрывает Царицынское направление. В резерве войскового атамана находится Пешая гвардия полковника Дроздовского, Черкесский полк, Особая Кавказская казачья бригада и два кубанских полка неполного состава. Помимо них, имеется Молодая армия, еще двадцать тысяч казаков в возрасте до двадцати лет. Однако они слабо обучены и не обстреляны, так что кидать их сейчас под каток красных войск, преступление перед всем Тихим Доном. Поэтому, про молодежь, как военную силу, до осени забудем, и будем использовать ее только в самых крайних случаях, для пополнения подразделений или в критической ситуации, когда иного выхода не останется.
Сидорин оглядел собравшихся офицеров, никто ему не возразил и, водя указкой по карте, он продолжил:
- Планы командования Донской армии следующие. Первый, всеми имеющимися резервами усилить оборону пограничных округов и до октября месяца сдерживать большевиков на хорошо укрепленных позициях вдоль железнодорожных дорог и населенных пунктов. Второй, провести ряд отвлекающих рейдов на Воронеж и Саратов. Третий вариант разработан лично командующим армии генерал-майором Чернецовым, и я, с ним категорически не согласен. Он заключается в том, что силами 2-го корпуса генерала Мамантова и резервами, необходимо провести наступление в направлении на Царицын. План этот рискованный, и может погубить все наши войска, на которые мы так рассчитываем. Кроме того, этот план предусматривает ряд жестких мер в отношении беженцев из Центральной России, которые сейчас скопились в городе Ростове, а это недопустимо по этическим и моральным нормам.
Начальник штаба Донской армии, который в последнее время не ладил с Чернецовым и посматривал в сторону Деникина, вновь оглянулся на собравшихся офицеров и, не найдя серьезной поддержки своим словам, вернулся за стол.
- Итак, господа, - к совету обратился войсковой атаман, - планы вам известны, давайте решать, как поступить.
Слово взял комкор-1 Денисов: