В пятницу днем Шэнди плыл на лодке из бухты, где "Кармайкл" стоял уже почищенный, на киле, готовый к спуску на глубокие воды. Смуглые мускулистые руки Джека Шэнди орудовали веслами, и корабль проплывал мимо под стук топоров, освобожденных от лесов. К концу месяца, сказал он себе, я смогу добраться до Кингстона, получить кредит, после чего наведаться с визитом в Порт-о-Пренс, в… фамильное поместье.
Теперь, когда он увидел яркие цвета западных небес, морей и островов, он уже не чувствовал того недоумения, как тогда, когда впервые увидел рисунок в письме, которое отыскал его поверенный: широкие веранды и окна большого дома Шанданьяков в Порт-о-Пренсе, с раскачивающимися по ветру пальмами, зарослями гигантских папоротников на заднем плане, пролетающей над крышей стаей попугаев; все это теперь казалось гораздо более достижимым, реальным и осязаемым, ничуть не похожим на изображения фантастических поселений на Луне.
После смерти старого Франсуа Шанданьяка, его отца, поверенный Джона отыскал до сих пор неизвестного Джону кузена в городе Байонна, и этот кузен передал ему пачки писем от тетушки с Гаити, где – как Джон всегда смутно помнил – жили его дед и дядюшка. Эти письма, а затем и изыскания в лабиринтах актов, записей смертей и браков, отказов от права наследования и заверенных судом завещаний в конце концов пролили свет на ситуацию, которая заставила Шанданьяка расторгнуть помолвку с дочерью преуспевающего торговца углем, оставить свой пост в фирме текстиля и купить билет на "Кармайкл", чтобы отправиться в другое полушарие: Джон узнал, что, оказывается, дедушка на Гаити, умерший в 1703 году, завещал своему старшему сыну Франсуа, отцу Джона, дом, плантации сахарного тростника и весьма приличную сумму, и что сводный брат Франсуа, Себастьян, тоже проживавший на Гаити, представил поддельные документы, свидетельствующие о смерти старшего брата.
В результате своего мошенничества Себастьян унаследовал поместье, а Франсуа Шанданьяк, даже не имея представления о свалившемся на него наследстве, продолжал из года в год давать представления, постепенно нищая, пока не умер в полном одиночестве, без гроша в кармане. По сути, его дядя не только ограбил своего брата, но и убил его.
Джек налег на весла, словно это могло приблизить его к ненавистному дядюшке. Ему вспомнился разговор с хозяйкой убогой гостиницы, где умер его отец. Джон Шанданьяк отправился туда, как только получил известие о смерти отца, и щедро поил старуху тягучим голландским джином, пытаясь заставить сосредоточиться на бродячем кукольнике, чье тело снесли по лестнице ее гостиницы четырьмя днями раньше. Она наконец вспомнила это маленькое происшествие.
– Ah, oui, – сказала она, улыбаясь и кивая. – Oui. C'etait impossible de savoir ci c'etait le froid ou la faim.
Его отец либо насмерть замерз, либо умер с голоду, отметил про себя Джон тогда, и никто в этой грязной лачуге даже не знает, от чего именно.
У Джека Шэнди не было ни планов, ни идей – как поступить, когда он доберется до Порт-о-Пренса. Хотя он и прихватил с собой свидетельство о смерти отца для французских властей на Гаити, однако поверенный предупредил его, что предъявить обвинение жителю другой страны, находящейся в другом полушарии, практически невозможно. Поэтому Шанданьяк и решил сам отправиться туда, где жил его дядя Себастьян. Он мог только догадываться, с какими проблемами ему придется столкнуться: ведь ему, иностранцу, предстояло предъявить уголовное обвинение, нанять местного адвоката и выяснить, какие – если вообще они существуют – местные законы были при этом нарушены… Нет, он просто знал, что должен оказаться лицом к лицу с дядей: пусть тот знает, что преступление раскрыто, что он виновник смерти обворованного брата…
Шэнди налег на весла и, глядя на играющие на своих руках мускулы, мрачно улыбнулся. Работа шла вовсю. Вдобавок к новым орудиям, запасам пороха и ядрам на борт "Кармайкла" были погружены магические предметы, необходимые для обрядов вуду. Какое-то магическое действие требовало наличия большого зеркала; в числе прочей добычи другой пиратский экипаж захватил несколько зеркал, и одно из них было продано Грустному Толстяку – главному бокору Дэвиса; Шэнди поручили доставить его на борт. Занимаясь этим, Джон глянул на свое отражение и в первую секунду даже не узнал себя: ему показалось, будто он видит кого-то из пиратов. После нескольких недель изнурительного труда на "Кармайкле" его плечи и грудь стали шире, а талия тоньше, на руках появились новые шрамы, а щетина на щеках превратилась в бороду. Борода, как и отросшие волосы, которые теперь для удобства он завязывал на затылке шнурком, выгорела. Но даже не это делало его похожим на заправского пирата, а тот темный загар, который он приобрел за недели работы без рубашки на тропическом солнце.
Да уж, подумал он, остается только прокрасться в ворованное поместье дядюшки Себастьяна и, когда тот будет гонять браконьеров по кустам – чем там еще занимаются аристократы, – выскочить прямо на него и припугнуть саблей.
Но тут его злорадная ухмылка стала добродушной: он припомнил свой последний разговор с Бет Харвуд. Девушке удалось сбежать от Лео Фрейда, и они с Шэнди отправились на южный берег острова в тот послеобеденный час, когда дует прохладный бриз и попугаи с криками летают над головой. Джон рассказал ей о своем отражении в зеркале: как он подумал, будто увидел одного из пиратов Дэвиса.
– Я хочу сказать – одного из остальных пиратов, – добавил он с оттенком мальчишеской гордости в голосе.
Бет снисходительно рассмеялась и взяла его за руку.
– Вы вовсе не член их команды, – возразила она. – Разве вы могли бы стрелять в матросов или убить такого человека, как капитан Чаворт?
Снова став серьезным и надеясь, что загар скроет краску, которая залила лицо, Шанданьяк буркнул:
– Нет.
Какое-то время они шли молча, и только когда впереди показался "Кармайкл" и настало время возвращаться, она отняла руку.
Налегая на левое весло, чтобы развернуть лодку к берегу, Шэнди бросил взгляд через плечо и увидел Скэнка и прочих, поджидающих его возле груды плит каррарского мрамора, которая с утра заметно уменьшилась. Белый песок ослепительно сверкал под лучами полуденного солнца, по нему, словно заплатки, были рассыпаны выцветшие палатки, а дальше начинались джунгли. По гребню дюны шла женщина в рваном лиловом платье.
Веннер вошел в воду, когда лодка приблизилась к берегу. Шэнди выпрыгнул, вместе они, ухватившись за планшир, вытянули лодку на песок.
– Если ты устал, Джек, я могу и сам перевезти весь этот мрамор, – дружелюбно предложил Веннер с улыбкой, которая, как и загар, никогда не сходила с его лица. За его спиной маячил мистер Берд – тот самый негр, которому все казалось, будто его обзывают собакой.
– Да нет, не надо, Веннер, – откликнулся Шэнди, наклоняясь и хватаясь за край мраморной плиты. Он поднял ее и на несгибающихся ногах поковылял к лодке. Там он погрузил камень сначала за заднюю банку, а затем на дно. – На "Кармайкле" они уж сами вытягивают их на канатах, мое дело – перевязывать их веревками. – Он двинулся за новой плитой, разминувшись со Скэнком, который тоже нес такой же груз.
– Хорошо, – заметил Веннер, берясь за край глыбы. – Не высовываться и не рвать пупок – вот мой девиз.
Они вместе подхватили большую плиту и потащили ее, и Шэнди задумчиво посмотрел на Веннера. Тот всегда норовил уклониться от тяжелой работы, но именно он не дал убить Шэнди в тот день, когда Дэвис захватил "Кармайкл", а его философия ненадрывания пупка искушала Шэнди поделиться с ним своим планом бегства. Веннер должен был расценить предстоящий вояж как ненужную тяготу, и уж коли Шэнди собирался прятаться на берегу до тех пор, пока "Дженни" и "Кармайкл" не выйдут в море, а затем выйти из джунглей и дождаться прибытия нового губернатора, то товарищ, который бы знал остров как свои пять пальцев, был просто необходим.
Мистер Берд тоже подхватил одну из глыб и, неуклюже переваливаясь и подозрительно оглядываясь, потащил ее к лодке. Шэнди уже собирался спросить у Веннера, где бы они могли уединиться после работы и обсудить некоторые практические аспекты высказанных им убеждений, но позади зашуршал песок, и Шэнди обернулся посмотреть, кто к ним приближается.
Это оказалась женщина в лиловом платье, и когда они опустили глыбу в лодку, Шэнди, прикрыв ладонью глаза от солнца, пригляделся к ней.
– Здорово, Джек, – окликнула она его, и Шэнди с опозданием сообразил, что это не кто иной, как жена Джима Бонни.
– Привет, Энн, – отозвался он, раздосадованный тем, что, как всегда при ее появлении, ощутил озноб, а сердце начало колотиться быстрее, хотя это была всего лишь коренастая девушка с торчащими вкривь и вкось зубами. Если рядом с Бет он немного стыдился своей бороды, отросших волос и темного загара, то, когда к нему подходила жена Бонни, Шэнди втайне гордился этим.
– Все еще грузите балласт? – спросила она, кивая на "Кармайкл". Этот непривычный термин она выучила в один из дней, когда наблюдала за его работой.
– Угу, – откликнулся он, выбираясь из воды и стараясь не коситься на ее полные груди, видные под небрежно застегнутым платьем. Он заставил себя сосредоточиться на том деле, которым занимался. – Кончаем грузить подвижный балласт. Прежде "Кармайкл" сильно кренился, особенно при сильном ветре. Чуть не сбросил нас всех с палубы, когда разворачивался к "Дженни". – Ему вспомнился опрокинутый стол и летящие за борт салфетки, когда они с Бет, ухватившись за леер и друг за друга, пытались удержаться на ногах.
Он вдруг сообразил, что его взгляд снова прикован к груди Энн. Шэнди отвернулся и суетливо подхватил очередную глыбу мрамора.
– Да это же целая прорва работы! – заметила Энн. – И зачем вы столько вкалываете? Шанданьяк пожал плечами:
– Моря и стихии нам не подвластны – мы либо принимаем их правила, либо идем ко дну.
Он поднял глыбу, повернулся к ней спиной и побрел к лодке, где мистер Берд и Скэнк опускали на дно предыдущую. Веннер же уже сидел на песке, демонстративно, с деловитой озабоченностью рассматривая пятку.
От напряжения сердце тяжело ухало в груди, в ушах шумело, он даже не слышал, как Энн вслед за ним вошла в воду. Скэнк и мистер Берд уже вышли на берег, когда Шэнди опустил свою ношу, распрямился и повернулся: в тот же миг Энн его поцеловала.
Руки Энн обвились вокруг его шеи, рот слегка приоткрылся, и голой грудью сквозь материю платья он почувствовал твердые соски ее грудей. Как и от всех обитателей острова, от нее исходил запах пота и спиртного, но вместе с тем и какой-то особый, женственный аромат, и он так подействовал на Шэнди, что, позабыв о своих решениях, о Бет и ее отце, о своем дядюшке и всем остальном, он обнял ее и прижал к себе. Эта девушка, солнечные лучи, опалявшие голую спину, теплая вода, плескавшаяся вокруг ног, казалось, на мгновение приковали его к острову, словно корни – дерево, им двигали лишь неосознанные инстинкты.
Однако, опомнившись, Шэнди опустил руки, и девушка тут же отступила назад, весело улыбаясь.
– Зачем?.. – внезапно охрипшим голосом произнес Шэнди и затем, прокашлявшись, повторил вопрос уже нормальным тоном: – Зачем ты это сделала?
Она расхохоталась:
– Зачем? На счастье, парень.
– Эй, Джек, не зевай, – негромко окликнул его Скэнк.
Увязая в песке, Джим Бонни сбегал вниз по дюне. Его голова была повязана темным платком, а лицо побагровело от прилива крови.
– Шэнди! Сукин ты сын! – взвизгнул он. – Ах ты гад ползучий!
Шэнди, хоть и ожидал неприятностей, спокойно повернулся к нему:
– Чего тебе, Джим?
Тот подбежал к самой кромке прибоя, остановился напротив своей жены, и на мгновение показалось, что он ударит ее. Но Бонни заколебался, отвел взгляд и, снова нахмурившись, взглянул на Шэнди. Он вытащил из кармана складной нож – Шэнди отступил, хватаясь за свой собственный, – но Бонни раскрыл нож, надрезал указательный палец левой руки и стряхнул капельки крови с лезвия в сторону Шэнди, что-то бормоча на невероятной смеси языков. Шэнди вдруг заметил, что солнце нестерпимо палит спину, но тут Скэнк прыгнул на спину Бонни, заставив его упасть на колени в воде, затем ловко спрыгнул и босой ногой двинул Бонни промеж лопаток, окунув его лицом в воду.
Бонни заколотил руками по воде, отплевываясь и ругаясь, но неожиданно жар, охвативший Шэнди, прошел. Скэнк пнул Бонни в бок.
– Не забыл ли ты о кое-каких правилах, а, Джим? – поинтересовался Скэнк. – Никаких штучек вуду, если это не дуэль. Разве не так?
Бонни попытался выбраться из воды, опершись руками о дно, но Скэнк снова пнул его, и тот опять нырнул лицом в соленую воду.
Шэнди глянул на Энн и заметил на ее лице озабоченность. Мистер Берд наблюдал за разыгравшейся сценой с явным неодобрением.
– Ведь ты даже не бокор, – продолжил Скэнк, – и на острове найдется достаточно сопляков, которые заставят твою голову пылать, как факел, да еще и от души похохочут над всеми твоими талисманами. А Шэнди в этом деле новичок и ни черта не смыслит ни в чем таком. Или ты считаешь, Дэвиса порадует твоя выходка, когда я ему расскажу?
Бонни выполз на берег и поднялся на ноги:
– Но… но ведь он… он же целовал мою…
Скэнк с угрожающим видом двинулся к нему.
– Думаешь, он порадуется? – гнул он свое.
Бонни поспешно попятился, вздымая брызги.
– Не говори ему.
– Убирайся отсюда, – велел Скэнк, – да и ты, Энн, тоже.
Не поднимая на Шэнди взгляда, Энн последовала за мужем, с которого ручьями стекала вода. Шэнди обернулся к Скэнку:
– Ничего не понимаю, но спасибо, Скэнк.
– А, потом разберешься. – Скэнк оглядел лодку. – Она сидит уже довольно глубоко, еще один блок, и хватит.
Шэнди подошел к грубо сколоченным саням, на которые были навалены куски мрамора, и только сейчас заметил Веннера, который даже не встал во время стычки. Он все так же добродушно улыбался, однако внезапно Шэнди почувствовал, что желание делиться с ним своими планами исчезло.
Глава 4
Поскольку на следующее утро "Кармайкл" должен был отплыть, то разговоры вокруг костров этой ночью представляли собой фантастическую смесь предложений, предостережений и откровенных небылиц, Джек Шэнди не разделял тревог остального экипажа, поскольку собирался сбежать до отплытия, однако и ему было интересно послушать рассказы о кораблях с матросами-зомби, которые видели только обреченные люди, да и то лишь в глухую полночь, о различных магических предостережениях, которые понадобятся во Флориде, столь далекой от защиты духов-покровителей, об испанцах, частенько встречавшихся в Мексиканском заливе, и о том, какую тактику лучше всего применять в подобных стычках. Пересказывались старые легенды, и таким образом Шэнди узнал историю пирата Пьера Ле Гранда, который с маленькой шхуной и с горсткой людей захватил галеон из испанского флота, перевозившего золото в Старый Свет лет пятьдесят тому назад, и выслушал вдохновенный рассказ о четырехчасовом морском сражении между английским судном "Шарлотта Бейли" и испанским "Nuestra Senora de Lagrimas", закончившимся тем, что потонули оба корабля. Пираты пытались перещеголять друг друга рассказами о вампирах – демонах женского пола, благодаря которым последние часы тех, кто был выброшен на безжизненный остров, оказывались окрашены кошмарными сексуальными переживаниями.
"Кармайкл" должен был встретиться во Флориде с кораблем Черной Бороды "Месть королевы Анны", и, конечно же, сплетни вокруг костров касались и красочной фигуры этого пиратского предводителя. Высказывались догадки по поводу того, почему он вновь возвращается в этот необжитый уголок континента, где пару лет назад он углубился в джунгли в поисках источника колдовской силы и вернулся один, хромая, больной и истощенный, преследуемый духами, которые теперь изводили его, как блохи – бродячего пса.
Шэнди приготовил по случаю отплытия лучший обед за все эти недели и, сытый и слегка пьяный, наслаждался этим вечером… пока не заметил других членов экипажа, тех, кто не пил и не хохотал у костров. Несколько человек ушли в палатку, и один раз, когда бриз стих, Шэнди показалось, будто он слышит оттуда тихие причитания. К тому же он обратил внимание на Скэнка, сидевшего в темноте под пальмой и тщательно точившего кинжал, на его молодом лице было выражение сосредоточенности и даже печали.
Шэнди поднялся и прошелся по берегу. В полумиле, в темноте, на фоне звезд, едва различался Свиной остров, чуть ближе покачивались голые мачты. Шэнди услышал шаги сзади, и когда он повернулся, собираясь вернуться обратно к кострам, то увидел высокую фигуру Дэвиса, который направлялся прямо к нему с двумя бутылками вина в руках. За спиной пирата у костра музыканты настраивали свои разнокалиберные инструменты.
– А, вот ты где, – протянул Дэвис пьяно. – Ну кто, как не кок, заслуживает лучшего вина. – И он протянул Шанданьяку одну из бутылок, у которой, за неимением штопора, было отбито горлышко.
– Спасибо, капитан, – откликнулся Шэнди, беря протянутую бутылку и с сомнением глядя на неровные, зазубренные края.
– "Шато Латур" 1702 года, – сказал Дэвис, запрокидывая бутылку и делая большой глоток.
Шэнди понюхал вино, поднял бутылку и пригубил напиток. Это было самое сухое, самое ароматное бордо, какое ему когда-либо доводилось пробовать. А ведь в свое время им с отцом случалось пробовать отличнейшие вина. Однако он не позволил ни малейшему удовольствию отразиться на своем лице.
– Ха! – воскликнул он с наигранной беззаботностью. – Жаль, что я не нашел его, когда искал специи для жаркого.
– В жаркое, говоришь? – Лицо Дэвиса, освещенное только с одной стороны пламенем костра, скривилось в кислой улыбке. – Ты вот послушай, когда я еще совсем мальцом жил в Бристоле, вечером под Рождество окно нашей плотницкой мастерской, где я был подмастерьем, разбили уличные мальчишки. Что не забрали с собой, то поразбросали крутом, и там еще был… – он помедлил, хлебнув из бутылки, -…был еще этот набор фигурок церковных хористов, маленьких таких, не больше пальца, раскрашенных. Одна из фигурок упала в снег, и кто-то из пацанов зацепил ее ногой, когда удирал, она вылетела на улицу. И помнится, я потом все время думал, что бы там ни случилось с этим крошкой-хористом, а ему уже никогда не сидеть в своем ящичке, это уж точно.
Дэвис повернулся к гавани и полной грудью вдохнул морской ветер.
– Я знаю, что ты задумал, – бросил он Шэнди через плечо. – Ты, конечно же, слышал, что сюда должен прибыть Вудс Роджерс и объявить амнистию, решил ночью тихонько улизнуть и спрятаться в джунглях, пока не отплывет "Кармайкл". Нет, нет, не перебивай, я выслушаю тебя потом. А ты вернешься и по-прежнему будешь коком, греясь на солнышке, до самого прибытия Роджерса, верно?
После продолжительной паузы Шэнди тихо рассмеялся и сделал еще один глоток чудесного вина.
– А одно время это казалось мне хорошей идеей, – признал он.
Дэвис кивнул и повернулся лицом к нему.