Ведь в конце концов магия была прекрасна не потому, что давала ему все, его привлекала власть, даруемая ею, подчинение себе чужой воли, ощущение собственной мощи, распространяющейся вокруг. Для него было мучительно сознавать, что его господство над другими людьми небезгранично, что существуют провалы в созданном им мире, провалы, сопротивляющиеся его влиянию, как навощенная поверхность клише сопротивляется чернилам: он не мог полностью овладеть умами других людей. Он мог заставить их повиноваться против воли, но побудить их желать этого – было выше его возможностей. И до тех пор, пока в другом человеке сохранялось хотя бы малейшее движение протеста или сопротивления, его господство не было абсолютным.
А именно абсолютное господство было ему необходимо… Но до того, как он встретил на своем пути Бенджамена Харвуда, Френд не верил, что это на самом деле возможно.
Глава 5
– А почему вы его так называете? – раздраженно спросила Бет Харвуд.
– Как? Хунзи канцо? – переспросил Шэнди. – Так это его титул. А как еще? Называть его Тэтч – фамильярно, а Черной Бородой – слишком театрально.
– Его титул? И что он значит?
– Это значит, что он… э-э-э… посвященный, что он прошел обряд огня.
– Посвящен? Во что? – Она казалась смущенной тем, что Шэнди оказался посвящен в подобные вещи.
Шэнди собрался было ответить, но потом лишь пожал плечами:
– А, все это выдумки про колдовство. Даже живя там, в старом форту, вы не могли не заметить, что магия здесь используется так же часто и обыденно, как огонь в Англии.
– Конечно, я заметила, как суеверны все эти люди. Думаю, во всех примитивных сообществах… – Она замерла и подняла на Шэнди широко раскрытые глаза. – Бог мой! Джон, но вы-то, надеюсь, не верите во все это?
Шэнди нахмурился и перевел взгляд с костра на темную стену джунглей.
– Я не хотел бы обидеть вас притворством. Здесь новый мир, и пираты живут с этой природой в куда более тесном контакте, чем любой европеец в Кингстоне, Картахене или Порт-о-Пренсе, пытающийся перенести сюда как можно больше реалий Старого Света. Если уж вы не сомневаетесь в истинах Ветхого Завета, то должны признать существование сверхъестественного и не торопиться с выводами по поводу того, что возможно в этом мире, а что – нет.
Мистер Берд яростно отшвырнул кусок мяса, который жевал, и, вскочив, заозирался по сторонам.
– Я не собака! – заорал он, мотая головой, и золотые серьги в его ушах засверкали в свете пламени. – Ты – сукин сын!
Бет с тревогой оглянулась на него. Шэнди улыбнулся, взял ее за руку и прошептал на ухо:
– Не стоит пугаться, редкая ночь обходится без его воплей. На что бы он там ни злился, но это никак не связано ни с Нью-Провиденс, ни с 1718 годом.
– Черт бы тебя побрал! – продолжал кричать мистер Берд. – Не собака, не собака, не собака я!
– Похоже, его как-то раз обозвали собакой, и с тех пор он, как напьется, вспоминает старую обиду, – тихо пояснил Шэнди.
– Да, – уныло согласилась Бет. – Но, Джон, вы же не хотите сказать, что… ну, право, не знаю… что вы и сами носите все эти талисманы, чтобы духи оберегали вас?
– Нет, – ответил Шэнди, – но я явственно помню, как разрядил пистолет прямо в живот вашего доктора, когда он как раз и носил подобный талисман. Это было в тот самый день, когда пираты захватили "Кармайкл". И еще, в первую неделю здесь, я как-то поймал курицу, сварил ее и съел, а на следующий день меня свалила лихорадка. Старый комендант Сауни брел мимо, как всегда бормоча себе что-то под нос и отмахиваясь от невидимых мух, и заглянул ко мне в палатку, где я метался и стонал от боли. И первым же делом он спросил, не ел ли я случаем курицу с выцарапанными на клюве словами. Я и в самом деле заметил какие-то знаки на клюве этой птицы, о чем ему и сказал. "Так я и думал, – пробурчал комендант, – это та самая курица, в которую я загнал лихорадку Рунсивелла. Ты, дружочек, никогда больше не ешь куриц, у которых на клюве написаны слова, иначе схлопочешь что-нибудь такое, от чего кто-то другой пожелал избавиться". Он достал мне другую курицу, проделал с ней какой-то трюк, и уже на следующий день я был совершенно здоров. – О Боже, Джон! – воскликнула Бет, всплескивая руками. – Только не говорите мне, что вас и в самом деле излечили его трюки!
Слегка раздраженный, Шэнди лишь пожал плечами.
– Эту курицу я бы не стал есть ни под каким соусом. Он решил не рассказывать ей о человеке, которого он видел однажды ночью на берегу. Карманы его были разорваны, челюсть подвязана веревкой с узлами, так что человек не мог говорить, и когда Шэнди проходил мимо, он заметил, что кафтан не застегнут на пуговицы, а наглухо зашит. Рассказывать об этой встрече Бет было бессмысленно, как и сообщать потом о людях, одетых таким образом.
Она выказала свое отношение ко всей этой чепухе выразительным жестом.
– Джон, – настойчиво заговорила она, – Френд следит за мной и не даст мне здесь задерживаться. Вы не могли бы мне сказать, куда мы завтра утром отплываем?
Шэнди недоуменно моргнул.
– Но ведь вы же не примете в этом участия, верно?
– Мы тоже отправляемся. Мой отец…
– Вы уверены? Я полагал, раз Вудс Роджерс вот-вот будет здесь, вашему отцу следовало бы…
– Да, Джон, да, я сегодня разговаривала с отцом, первый раз за последнюю неделю. Он все еще таскает с собой эту противную вонючую шкатулку. Он сказал, что я отплываю завтра вместе со всеми. Он все говорил и говорил… я ничего не поняла из его бреда. Он все твердил, как надежно я буду защищена от всякого вреда и болезней, но ни словом не обмолвился о том, куда мы направляемся и главное. – зачем.
– Иисусе! – Шэнди глубоко вдохнул. – Дэвис тоже ничего не говорит, но, по слухам, мы отплываем на западное побережье Флориды. Место, где хунзи… э-э-э… в общем, именно туда, где Тэтч случайно позволил духам прицепиться к нему. – Джек улыбнулся ей, однако улыбка получилась неуверенная и нервная. – Что-то вроде того, как это делают миноги или пиявки. Во всяком случае, – добавил он поспешно, надеясь, что ему удастся скрыть собственные нехорошие предчувствия, – мы должны встретиться там с Черной Бородой.
– Боже, спаси и помилуй, – тихо прошептала она.
"Боже и дух-покровитель", – подумал при этом Шэнди.
Кряхтя, раскидывая песок неуклюжими ногами и переваливаясь из стороны в сторону, к ним приблизился Лео Френд.
– Достаточно, Элизабет, – пропыхтел он. – В форту нас… уже давно ждет обед. – Он промокнул лоб кружевным платочком.
Бет Харвуд бросила такой выразительный взгляд на казаны, в которых кипело варево, что Шэнди невольно переспросил:
– Обед?
– Зелень, черный хлеб и прочая дрянь, – вздохнула она.
– Скромно, но питательно, – объявил Френд. – Мы должны заботиться о ее здоровье. – Он тоже покосился на казаны, сделал вид, что его тошнит, затем подхватил Бет под руку и повел прочь.
Поблизости двое пиратов рассмеялись и сострили, что того и следовало ожидать: девушки всегда предпочитали парням с честными сердцами разнаряженных попугаев. Шэнди тоже засмеялся, правда, несколько натянуто, и высказал предположение, что причина скорее всего – неунывающая натура Лео Френда. Он отказался от жаркого, по попросил еще одну бутылочку "Латура" с отбитым горлышком, а затем двинулся к берегу, в сторону "Кармайкла".
Нос корабля все еще находился в узком проливе, удерживаемый подпорками и последними двумя канатами, привязанными к деревьям на берегу, а корма сидела в воде бухты. Несмотря на теперешнее беспомощное положение, "Кармайкл" сейчас казался Шэнди гораздо более родным, чем был весь тот месяц, что он провел на его борту в качестве пассажира. Теперь Шэнди знал строение корабля как свои пять пальцев: он, как обезьяна, карабкался по вантам, когда они чинили такелаж, орудовал топором, когда сносили носовой бак и леера. С него сходило семь потов, когда он пилой и сверлом делал порты для новых пушек. Он провел бесчисленное множество часов в маленькой корзинке, вися между бортом и водой, счищая водоросли и ракушки с досок, выковыривая червей и вколачивая тонкие блестящие латунные талисманы, заговоренные бокором Дэвиса для защиты обшивки корабля.
И завтра, думал он, приближаясь к судну, завтра "Кармайкла" спустят на воду, затем мы поднимем паруса и отправимся в путь. И моя жизнь пирата вступит в новую фазу.
Шэнди заметил, что под крутым боком корабля кто-то сидит. Присмотревшись, он разглядел, что это полусумасшедший старик, которого все пираты неизменно называли "комендант". Быть может, потому, что никто толком не знал, как его зовут – хотя Шэнди приходилось слышать, как его величали Сауни, Гонси или Понси.
И эта сцена перед Шэнди – старик, сидящий под корабельным бушпритом, – что-то ему смутно напоминала – то ли картину, то ли какую-то историю. И странным образом это полузабытое воспоминание придавало удивительное достоинство Сауни. Оно вдруг помогло Шэнди увидеть в старике не просто полоумного бродягу, а нечто большее, И тут он понял, кого напоминает ему старик: древнего Язона, сидящего под корпусом покинутого "Арго".
– Кто там? – дрожащим голосом позвал старик, заслышав наконец хруст песка под ногами.
– Джек Шэнди, губернатор. Хотел взглянуть на корабль напоследок, перед дорогой.
– Принес мне выпить?
– Э-э… да. – Шэнди отхлебнул вина и передал полупустую бутылку старику.
– Ты завтра отплываешь?
– Верно, – удивленно ответил Шэнди: он бы и не подумал, что старик еще о чем-то способен помнить.
– А, воссоединиться с хунзи канцо и его щенком? Шэнди присмотрелся к старику, гадая, не нашло ли на того очередное просветление.
– Каким щенком?
– Боннетом. Я видел, как ты управляешь марионетками: заставляешь маленьких ребяток плясать под свою дудку, дергая за веревочки.
– А, да. – Шэнди знал о новом пирате Стиде Боннете, который недавно по совершенно непонятным причинам вдруг бросил вполне преуспевающую плантацию на Барбадосе и уже спустя короткое время прославился среди пиратов своей неугомонностью и отвагой, однако Шэнди ни разу не слышал, чтобы этот человек был каким-то образом связан с Черной Бородой, Хотя, впрочем, вряд ли можно было считать Сауни надежным источником информации.
– Вы, как я слышал, на север подадитесь, – продолжал старик, отхлебывая из бутылки. – Во Флориду. – Это название он произнес с сильным испанским акцентом. – Прекрасное название. Страна лихорадки. Знаю я те места. Я там немало положил карибских индейцев в свое время. Да и меня раз подстрелили стрелой. С ними надо держать ухо востро, самые коварные из всех индейцев. Людоеды. Они там женщин и детей из других племен держат в загонах, ну как мы скот.
Шэнди не поверил этому, однако из вежливости присвистнул и покачал головой:
– Проклятие, уж я-то буду держаться от них подальше.
– Да уж, не помешает. По крайней мере пока не доберешься до этого чертова гейзера. Ну а уж потом, если знаешь, как с ним управляться, то тебе уже беспокоиться не о чем.
– Вот это мне по душе, – согласился Шэнди, – чтоб ни о чем не беспокоиться.
Сауни хмыкнул и произнес что-то по-испански, И хотя Шэнди в какой-то мере освоил примитивный язык, на котором говорили пираты-полукровки, произношение старика ему было совершенно непонятно. Оно показалось ему одновременно архаичным и чересчур правильным. Однако речь свою "губернатор" закончил таким непечатным выражением по-английски, способность к каким Шэнди еще только надеялся обрести.
Шэнди засмеялся, распрощался со стариком и направился обратно. Сделав несколько шагов и оказавшись на вершине дюны, он остановился и обернулся. Корабль был развернут к нему, и потому Шэнди сумел разглядеть в темноте шканцы и полуют. Он попытался прикинуть, где был убит Чаворт, где стоял раненый Дэвис и где был он сам, Шэнди, с Бет Харвуд, когда они кормили чаек сухарями. Он обратил внимание, что часть лееров, через которые они оба перегибались, следя за птицей, теперь была вырезана, и на мгновение Шэнди вдруг обеспокоила мысль, что он даже не может вспомнить, не сам ли их снес.
Он попытался вообразить, какие же еще могут развернуться события на этой палубе, и поразился тому, что ясно представил себя их участником. "Ведь это совсем не так! – сказал он себе с нервной улыбкой. – При первой же возможности мы с Бет обязательно сбежим с корабля. И потом судно поплывет к далеким берегам уже без меня, несмотря на весь пот (и кровь – когда стамеска соскальзывала), впитавшийся в доски. Я должен заняться и дядюшкой, по которому плачет виселица".
Шэнди опять повернул к кострам и зашагал в их направлении, сообразив, что находится совсем недалеко от того места, где видел человека с оторванными карманами и перевязанной челюстью. И воспоминания об этом заставили его прибавить шагу, не потому, конечно, что тот человек выглядел угрожающе, а скорее из-за сказанного Дэвисом, когда Шэнди упомянул о встрече.
Дэвис сплюнул и с досадой потряс головой:
– Должно быть, Дюплесси с корабля Тэтча. Последнее время Тэтч стал пренебрегать мелочами. Дюплесси был бокором на его корабле и задолжал многим лоа, а такой долг не списывает даже смерть. Как я понимаю, Тэтч похоронил его без соответствующего ритуала.
– Похоронил? – вытаращил на него глаза Шэнди. Дэвис ухмыльнулся и, презрительно передразнивая аристократический выговор, процитировал заключительную фразу известной шутки:
– Пришлось – он был мертв, знаете ли. – И уже нормальным тоном добавил: – По крайней мере хоть сапоги с него снять не забыл. Привидения подобного рода обожают отираться на кораблях. А если они еще и обуты, то всю ночь не заснуть от бесконечного топота.
Когда Шэнди вернулся к кострам, большинство уже разбрелось по хижинам, а оставшиеся явно всерьез намеревались коротать ночь за бутылкой. Шэнди решил, что выпил достаточно, чтобы уснуть, и направился к своей крохотной хижине, которую он выстроил из плавника и обрывков парусины под деревьями.
Он поднимался вверх по склону дюны, но замер на месте, когда из ночной тьмы донесся глубокий бас, тихо приказавший ему остановиться. Шэнди пригляделся к скользящим в лунном свете теням листьев пальм и в конце концов различил огромную черную фигуру, по-турецки восседавшую посередине начерченного на песке круга, тщательно очищенного от мусора.
– Не входи в круг, – предупредил человек, не оборачиваясь, и Шэнди с опозданием узнал бокора Дэвиса, Печального Толстяка. Считалось, что он глух, и потому Шэнди только кивнул, опять же с опозданием сообразив, что это еще более бессмысленно, чем говорить с бокором, раз тот сидит к нему спиной. Шэнди сделал шаг назад, Печальный Толстяк не оборачивался. Он тыкал в воздух деревянным ножом, который всегда носил с собой; казалось, нож встречает сопротивление.
– Raasclaat, – выругался он тихо, а затем прогудел: – Не могу утихомирить этих толстых ублюдков. Спорю с ними с самого вечера.
– Э-э… – неуверенно протянул Шэнди, озираясь по сторонам и вспоминая, есть ли другой путь по склону к хижине, поскольку Печальный Толстяк перекрыл эту тропинку. – Почему бы мне…
Бокор резко выкинул руку с деревянным ножом вверх, устремив лезвие в небо.
Шэнди невольно поднял глаза и в темноте меж крон двух пальм вдруг увидел прочерк падающей звезды, как линию, проведенную светящимся мелом на грифельной доске. Несколькими секундами позже ветер на мгновение стих, а затем снова подул, но теперь уже явно сильнее.
Печальный Толстяк опустил руки и неожиданно легко для своей грузной фигуры поднялся на ноги. Он одарил Шэнди ободряющей улыбкой и посторонился.
– Иди, – пробасил он. – Теперь это только черта на песке.
– Спасибо. – Шэнди проскользнул мимо гиганта, пересек круг и пошел дальше. Он слышал, как Печальный Толстяк тяжелой поступью удаляется к морю, слышал, как, хмыкнув, тот пробурчал себе под нос: "C'etait impossible de savoir ci c'etait le froid ou la faim". Бокор снова хмыкнул, но Шэнди больше ничего не слышал.
Шэнди несколько минут смотрел ему вслед, словно колеблясь: не последовать ли за ним. Наконец, бросив опасливый взгляд на звезды, он направился к своей хижине, радуясь, что построил ее под чистым навесом ветвей.
Глава 6
– Эй, держи, Джек! – сказал Скэнк, сунул в руки Шэнди деревянную кружку с ромом и снова присоединился к матросам, натягивавшим канат. – Еще один глоток, и я свалюсь за борт! – крикнул он весело.
– Спасибо! – откликнулся Шэнди. Похоже, его новые товарищи привыкли быть постоянно навеселе. Он оглянулся. За кормой уходил вдаль зелено-лиловый остров: неровная полоска выделялась на синем фоне океана, Ему вдруг пришло в голову, что ему будет не хватать Нью-Провиденс.
Скэнк вернулся на ют, облокотился на каронаду.
– Угу, – сказал он, словно соглашаясь с чем-то, что сказал Шэнди. – Может, нам этого острова больше и не увидеть. На следующий год, пожалуй, загнать добычу будет куда сложнее. Теперь ведь нет обычного, всем известного места, куда купцы могли бы присылать своих агентов. Шэнди пригубил ром.
– Коммерсанты заключают сделки с пиратами?
– Ну да, а с чего, ты думаешь, они иначе разбогатели бы? И остались богатыми? Они, конечно, не являются сюда лично, а присылают управляющих да поверенных для закупок. А при особенно больших сделках мы даже сами доставляем товар, куда скажут. Сколько раз я безлунной ночью, обернув уключины тряпками, водил груженые лодки в какую-нибудь потайную бухточку на Ямайке, Гаити или Барбадосе, Ведь это всем выгодно: мы продаем задешево, потому что сами ничего не платим.
Не так уж всем это выгодно, подумал Шэнди.
– А эти торговцы, они знают, что товар краденый?
– А то как же, Джек. Если хочешь знать, некоторые богачи даже подкупают королевскую береговую охрану, чтобы моряки смотрели в другую сторону, когда мы переправляем груз. Вот Тэтч и знается с купцами-богачами, с Боннетом на Барбадосе – правда, он сам теперь пират, хотя и непонятно зачем. Лапин и Шандирнак на Гаити, и…
– Кто, кто на Гаити? – Шэнди вцепился в свернутый парус и только отчаянным усилием не выронил кружку с ромом.
– Лапин – это значит кролик, и в общем, прозвище ему подходит. – И Шандирнак… или как там французишки его называют… – Скэнк пьяно нахмурился. – Твое настоящее имя тоже ведь как-то так звучит, да?
– Вроде того. – Шэнди глубоко вздохнул и поинтересовался: – Этот… тип, Шандирнак, он что, постоянно скупает добычу у ва… у нас?
– А, он настоящий прожектер. Тэтч обожает прожектеров. Им всегда вот-вот должно подфартить, понимаешь? Ну как-то так выходит, что и через год, когда встречаешься с ними, они все еще ждут удачи. Когда у них есть деньги, они готовы тут же расплатиться с нами, а когда денег нет, им нужен кредит, а уж богачам Тэтч всегда рад его предоставить.
– Такой долг, наверное, довольно трудно стребовать, – рассудил Шэнди.
Скэнк одарил его снисходительной улыбкой, оттолкнулся от каронады и побрел назад на корму.
Шэнди остался на полубаке, и улыбка медленно расплылась на его лице. Глаза сузились в предвкушении того дня, когда он сможет воспользоваться этой информацией, чтобы прижать своего дядюшку. Он теперь был рад, что пираты отправлялись к необитаемому побережью Флориды, а не собирались ввязаться в какую-нибудь стычку, ибо было просто немыслимо погибнуть, не расквитавшись с братом отца.