Конечно, не избыток деликатности, а панический ужас перед соседками (для социофоба вдвойне непреодолимый) помешал нашему другу выйти из комнаты и пройти десять метров до двери, из-за которой раздавались наши панические звонки. Но мы не стали акцентировать этот момент. Тем более что Даксан был нужен: я навязала ему роль посланца к Таисии, от которой, единственной, можно было ждать спасения в виде ключей.
Едва несчастный Даксан с обреченной покорностью (сумасшедшая Таисия внушала ему не намного меньший ужас, чем соседки) удалился выполнять порученное, мы с Бэтом дали волю эмоциям. Мы обменивались короткими репликами относительно выражения лиц пенящихся от злости соседок… старательно-суровой физиономии Даксана… затопленного туалета… - и задыхались, и сгибались пополам, и завывали. По-видимому, то была истерическая реакция на столь бурно проведенный праздник.
Таисия, несмотря на ранний - для нее - утренний час, не стала передавать ключи посланнику, а явилась собственной персоной, открыла дверь и впустила нас в вожделенное жилище. Соседки мгновенно набросились на нее, словно стая пираний, но она стойко оборонялась, доказывая, что нужно было лишь постучать деликатно в дверь, попросить молодежь вести себя потише - публика, между прочим, более чем приличная: журналист, музыкант, студент - и все было бы пристойно и замечательно. И уж никак не морозить за дверью двух девочек с неустойчивой психикой (соседки приняли накрашенного Бэта за мою подружку, и Таис - для большей жалостливости, не стала развеивать их заблуждение), склонных к депрессии и суициду, да еще и в столь замечательный для одной из девочек день: праздник совершеннолетия, бывающий, как известно, раз в жизни.
Соседки заткнулись, поняв, что ее не переспоришь, и удовольствовавшись видом Бэта, смиренно моющего пол и протирающего зеркало в прихожей (накануне в приступе нарциссизма он долго и нежно лобзал свое отражение).
Даже не отдышавшись после выйгранной битвы, Таисия переключилась на нас и выдала все, что думала о нашем угарном веселье, о том, как подло мы ее подставили, и о долготерпении бедных пожилых женщин - другие без долгих разговоров вызвали бы милицию посреди ночи, а не стали мучаться до утра.
Но Бэт быстро ее обезоружил.
- Я просто в восхищении от вас! Честно, это не комплимент. Вы так яростно защищали свою дочь, и меня заодно, от этих полногрудых фурий. Особенно одна из них - воистину 'птица с лицом вещества и безумья'. Я инстинктивно прикрывал свою печень, когда она приближалась ко мне с правой стороны… Если б мои родители так меня защищали и оберегали, клянусь, я гораздо реже проклинал бы свою жизнь и тусовался на суицидных форумах.
На это Таис не сумела найти в себе ничего язвительного и предложила попить кофе. И даже помогла убраться в комнате и перемыть гору грязной посуды.
А когда мы выпили кофе, Бэт сказал - серьезно, без обычного игривого блеска в глазах:
- Знаете, мне бы хотелось попросить вас, чтобы вы меня усыновили.
И она кивнула, так же серьезно:
- Да. Хорошо.
Потом я заснула, вымотанная сумасшедшим праздником, а они долго гуляли по парку, и Бэт говорил, говорил, говорил… О детстве, о психически больной матери, о Бьорк, об Атуме, о самоубийстве, которое он запланировал вполне обдуманно и трезво и которое совершит в ближайшее время - как только знакомый медик раздобудет обещанные сильнодействующие таблетки.
КАРТИНА 4
Надпись на заборе: 'РАЗГОВОР СО СВЯЩЕННИКОМ'. На лавочке двое - Инок, или отец Иннокентий, и Энгри. Иноку сорок с небольшим, невысокий и юркий, рыжеватая бородка, торопливая речь. С лица почти не сходит насмешливая улыбка. Делая два дела сразу, левым глазом он просматривает серьезный толстый журнал.
ИНОК: Что такое ад? Адский огонь - это тот же божественный свет, но если в раю он действует изнутри человека, то в аду - извне. Почему это состояние так мучительно, не спрашивайте, я и сам не знаю. Знаю лишь, что это хуже всего, о чем мы только можем помыслить или вообразить.
ЭНГРИ: Добрый бог, ох какой добрый!..
ИНОК: Человек выбирает, грешить или не грешить. Бог не допускает насилия над его свободной волей. Этим самоубийство - сознательное, а не как результат душевной болезни - и плохо: оно приводит к необратимому разрыву человека не только с близкими людьми, которых он покидает на земле, но и с Богом. А отделение от Бога - это и есть ад. Просто на земле мы этого отделения не чувствуем: жизнь в земном теле, даже самая плохая, действует, как наркоз.
Подходит Эстер, внимательно слушает.
ИНОК: Но что вы, собственно, ко мне прицепились с этой религией? Поймите, в моих делах с суицидниками религия является исключительно моим делом, а не нашим с вами общим. Вы же не будете, к примеру, говорить о религии с водопроводчиком, пришедшим к вам? Вот и со мной не надо. Разве я вас призываю ходить в мой храм, креститься и причащаться? Речь совсем не об этом.
ЭСТЕР: Впервые в жизни аплодирую верующему стоя. Не думала, что религиозный человек может не навязывать другим свою веру, тем более священник. Это правда здорово, респект. Все верующие, кого я встречала, говорили, что за свои дела я точно огребу вечные муки после жизни, но вот ваша позиция дает мне шанс думать, что и среди православных есть вполне вменяемые люди. Теперь буду приводить вас в пример знакомым сатанистам.
ИНОК: А верующие редко бывают верующими. Отсюда и комплексы разные, в том числе стремление навязать свое невротическое состояние другим. Много сходного с суицидниками, кстати, - и в медицинском смысле, и в духовном. Настоящее православие совсем не похоже на эти юбки, платочки, бороды и прочие страшилки.
ЭСТЕР: Надеюсь, что так. Но опыт убеждает в обратном - как схожу на форум Кураева, так страшно становится, что завтра на улице за пентаграмму на шее по этой самой шее надают.
ЭНГРИ (бросив на Эстер злой взгляд): Дамочка влезла в нашу дискуссию с середины, ей бы послушать ваши живописания ада - восторгов и аплодисментов бы поубавилось. Ваш пример с водопроводчиком не канает: если водопроводчик примется чинить гаечным ключом, к примеру, компьютер… А ведь это примерно то, что вы делаете. Начинаете как бы издалека, а сводите все равно к вере. Поймите, ваш бог - садист. За ужасным наказанием следует еще белее ужасное - как мило! Вечные адские муки. И это называется справедливостью! Вы говорите: терпеть-терпеть… а сколько можно-то? У вас когда-нибудь ехал чердак?
ИНОК: Ехал-ехал, не беспокойтесь. Когда был примерно в вашем возрасте или чуть моложе. И даже еще посильнее ехал.
ЭНГРИ: А вот тут вы врете. Если б посильнее, не болтали бы вы со мной сейчас, а давно на кладбище гнили, точнее, за оградой кладбища. И уж христианином бы точно не заделались. Если б хоть раз испытали такое состояние, когда готов на все, лишь бы избавиться от боли, - возненавидели бы своего Господа Дога.
ИНОК: Напротив. Любовь и доверие к Богу помогают исцелиться от душевней боли.
ЭНГРИ: Бред! Как можно любить того, кто тебя ненавидит? Кто тебя пытает, и не день, не месяц - а годы? Кто-то умный сказал: "Это удивительно - быть наказанным за поступки, на которые толкает отбывание наказания". Вот скажите мне, только честно, зачем вы возитесь с суицидниками? Священник, помогающий тем, от кого отвернулся бог, выглядит, по меньшей мере, странно. Ваш бог нас ненавидит. Как можно оставаться честным перед собой, помогая богомерзким существам?
Подходит Даксан. Слушает, не решаясь вступить в дискуссию.
ИНОК: Бог никого не ненавидит, ни от кого не отворачивается. Никакие грехи, не исключая попыток самоубийства, не являются поводом для того, чтобы Бог отвернулся. Пока человек жив, для него не все потеряно. Поймите, если Бог не является таким гуманистом, которым вы бы хотели его видеть, то это не означает, что Он является таким злодеем, как вам кажется. Действительность богаче вариантами.
ЭНГРИ: Браво! Это звучит, как: когда вас бьют, это не означает, что бьющий является таким злодеем, как вам кажется. Действительность богаче вариантами.
ИНОК: Можно сказать и так. А что касается справедливости, Бог не имеет ничего общего с человеческим понятием о справедливости, и вообще с человеческими понятиями. Это так.
ЭНГРИ: Собственно, это суть, и вопрос закрыт. Получается, что я, равно как и никто другой из представителей хомо сапиенс, не научился жить, по божественным понятиям. В отличие от вас. Вы, видимо, уже не человек.
ИНОК: Отнюдь! Лично я не очень-то понимаю Бога. Даже почти совсем не понимаю. Но зато я понимаю кой-чего на тему, почему я не понимаю.
ЭНГРИ: Демагогия. (Резко встает.) Опять я, кретин, ввязался в дискуссию! Что толку?.. (Уходит.)
ИНОК: Вот и поговорили… (Оглянувшись, замечает Даксана, приветственно кивает.) Сколько раз зарекался говорить с суицидниками о религии! У вашей братии отношение к ней такое же, как у птичек или рыбок. Или людей, пребывающих в коме.
ДАКСАН: Позвольте вам возразить. Никакие мы не птички. И даже не рыбки. Птички и рыбки как раз вы - со своей лицемерной верой. Знаете, как звучит ваша фраза 'Бог любит тебя' для человека, корчащегося от невыносимой боли - не день, не месяц, а годы? Представьте, что вас перепиливают пополам, без наркоза, а рядом - зрители, ханжи со сладенькими улыбочками, которые уверяют, что тот, кто перепиливает, делает это исключительно из любви к вам. Просто вы, бедненькие и убогие, отчего-то понять эту любовь не можете!
ИНОК (с досадливым вздохом): Пойдем по второму кругу? Увольте. Да и времени, простите, нет: через полчаса служба. Вынужден откланяться. (Уходит.)
ДАКСАН: Говорить с попами о сущностных вещах - все равно что пытаться научить бобика пользоваться зубочисткой.
ЭСТЕР: Ты не прав. Инок - не обычный поп. Он отличается от остальных 'хрюсов': умен, а главное - умеет ценить свободный выбор другого.
Подходит Бьюти. Ему околодвадцати пяти, молчаливый, с замедленной речью.
БЬЮТИ: Ты не так давно на форуме, Эстер. И в су-тусовке вообще. Ты многого не знаешь.
ЭСТЕР: Чего именно?
БЬЮТИ: Есть подозрения, и весьма основательные, что на совести нашего уважаемого Инока несколько смертей. Кого-то он вытаскивает, оплачивает лечение в клиниках, помогает со 'впиской' и работой. А кого-то топит.
ЭСТЕР: Это бред! Прости, Бьюти, но ты меня удивляешь. Если человек имеет дело с онкобольными, понятно, что значительная часть его пациентов будет уходить на тот свет. Если человек возится с хроническими суицидниками, естественно, что случаются летальные исходы.
БЬЮТИ: Верно, но есть нюансы. К примеру, существует мнение, что Инок повинен в смерти Сэда, поскольку запретил ему заниматься сексом.
ЭСТЕР: И опять бред! Как можно запретить кому-либо заниматься сексом?
ДАКСАН: Можно. Если человек полностью от тебя зависит - и материально, и психологически.
БЬЮТИ (вздыхает): Эх, Сэд… Школу парень с золотой медалью окончил… В МГУ на математика поступил…
ДАКСАН: Кажется, это установленный факт: чем выше интеллект и сложнее психика, тем сильнее у человека тяга к добровольной смерти.
БЬЮТИ: Замутить, что ли, тему на форуме? Про секс…
Глава 5
ЭСТЕР Черный нарцисс
Из 'живого журнала'. Подзамочное:
'…Острая боль сменяется спячкой апатии - вот мой маятник, мои качели. Если б можно было отключить мышление, поменяться бытием с гусеницей, с медузой, с деревом. И ведь в глубине меня таится, не гаснет глупая надежда на иную жизнь: яркую, полную, осмысленную. Когда она наконец погаснет, сдохнет, сдается мне, станет намного легче…
Спутники Марса - Фобос и Деймос, Страх и Ужас. И у меня два таких же неотвязных спутника - Страх и Тоска. И есть еще третий, чье лицо я тщательно прячу от окружающих, - Зависть. Запись подзамочная, никто никогда не прочтет, а перед самой собой притворяться незачем - можно стянуть все маски, бумажные и чугунные, и признаться, что оно ощутимо терзает меня, это банальное и стыдное чувство.
Стоит мне познакомиться с новыми интересными людьми, как надежда, что я вырвусь наконец из карцера одиночества, тут же отравляется завистью. За что мне такое - я умудряюсь завидовать даже тем, кого презираю? Я завидую Даксану - жалкому и некрасивому, потому что он пишет сильные стихи и способен к решительным поступкам. Завидую Айви - тростинке с минус-первым размером бюста, с цыплячьими лапками со шрамами на запястьях - потому что ее избрал Бэт и уважает су-сообщество. Завидую Морене - недалекой мечтательнице - потому что она женственна, имеет толпу друзей и находит общие темы с матерью. А уж Бэт, блистательный Бэт - ослепительно черный, кромешно сияющий - тут и говорить, разумеется, нечего.
Зависть изнуряет, как жажда, и терзает, как гвоздь в сапоге. Но разве не помогает, не поддерживает меня мой Путь? Путь сильных, гордых, темных. Ярко-темных одиноких победителей. Порой мне приходится гнать себя по Пути пинками и толчками, вытаскивать за волосы из апатии, как Мюнгхаузен себя из болота. Но иначе я не достойна буду называться левопутеистом. А это единственное, что отличает меня от людского стада, от овечьей бессмысленной массы, лишь по недоразумению зовущейся людьми. Не сдаваться, бороться, ненавидеть врагов - только так можно стать кем-то, а не медленно протухающим куском мяса, облаченным в темные тряпки.
Христианчики называют гордость великим грехом, по обыкновению все ставя с ног на голову. Не грех - но бесценный дар, лучшее, что может быть в человеке. Когда обстоятельства сжимают со всех сторон, когда подыхает надежда, когда нет ни одного близкого человека и лишь тупые свиные и овечьи рыла вокруг - только гордость заставляет двигаться вперед, только гордость не дает превратиться в животное.
Как там у Киплинга, в его знаменитом стихотворении? 'Когда все пусто, все сгорело, и только воля говорит: иди!' Слово 'воля' я заменила бы на 'гордость'. И только гордость говорит: иди, не падай, держись, ты сильная, умная, одаренная, ты самая-самая-самая.
Нужно только избавиться от той части человеческого в себе, что делает меня слабой, уязвимой, делает похожей на окружающих меня кукол с пустыми глазами и штампованными фразами…'
- …Этакая помесь старухи Шапокляк с дзенским учителем. Весьма безумный и жгучий коктейль, надо сказать!
- Старуха Шапокляк? - переспросила я. - Она что, такая пожилая?
- М-м… - Бэт, по обыкновению развалившись на диване, одновременно болтал со мной и переписывался с моего мобильного смс-ками с Даксаном. - Дело не в возрасте. Понимаешь, она по природе агрессивная, динамичная, живая. Весьма молода душой для своего полтинника с чем-то. Морена - поздний ребенок… И при этом - в плену гуманно-теософского мировоззрения. Слюнявых позывов во что бы то ни стало спасти самоубийцу, так как этим поступком он сильно утяжелит свою карму. И прочее в том же духе. Ну, никак не желает признать, что смысл всего сущего в его отсутствии. Понимаешь? Весьма эксклюзивное сочетание. Взрывной коктейль! - Он помолчал, упоенно щелкая кнопками сотового, затем прочел с выражением: - 'Милый, я решилась. Сегодня или никогда. Ты ведь знаешь, как много для меня значит это место. Или там, или нигде!' Пойдет?..
Я неопределенно пожала плечами. Мне не очень нравился этот розыгрыш, если честно. Бедный Даксан, потеряв надежду избавиться от обременяющей его девственности с помощью Морены, обратил свой жалобно-жадный взор на меня. Заметив это, Бэт воодушевился и послал, с моего разрешения конечно, нашему угрюмому другу несколько смс-ок с моего телефона. На тему, что он весьма интересен мне, и как личность, и как мужчина. То ли Темное Светило напрочь лишен чувства юмора, то ли он никогда не смотрелся в зеркало (что маловероятно, поскольку он периодически сбривает клочковатую растительность на подбородке), но послания произвели взрывной эффект. Он поверил. И, пылая и обмирая, попросил о свидании. Азартный Бэт, возбужденно потирая ладони, назначил свидание на 'самом любимом и сакральном для меня месте' - кладбище. На выбор - Смоленском, Богословском или Серафимовском. Ровно в полночь. Там я готова буду соединиться с ним душой и телом на одном из старинных надгробий.
Сначала бедняга Даксан умолял меня поменять место. Затем - время. Но закусивший удила Бэт был непреклонен.
- Побольше иронии, юная сатанесса! - подбодрил он меня и отослал ультимативную смс-ку. - Так вот, возвращаясь к Таисии. 'Жизнелюбских' тенденций в ней, к ее чести, ни на грамм. Никаких таких обывательских лозунгов, призванных оправдать вопиющую пошлость и пустоту мироздания. С ней интересно беседовать. И просто фехтовать остротами в 'жж', и болтать о чем-нибудь псевдо-умном. К примеру, про астральное тело самоубийцы, которое долго мучается после смерти. Еще она утверждает, что во мне живут две личности: ночная и дневная. Солнечная и лунная. Она называет их Бальдр и Локи. Если ты знакома со скандинавской мифологией, то помнишь, что Бальдр - такой любимчик богов, изнеженный красавчик. А Локи - лжец, плут и мошенник. Даже мою тягу к суициду она умудрилась объяснить посредством этих двух архетипов: согласно мифу, Локи хитростью и коварством губит Бальдра, все боги в слезах и трауре. Две личности в одном теле, из которых одна перманентно убивает другую - отсюда якобы моя тяга к саморазрушению. Интересный ход мысли, не находишь?
- Ну, сейчас только ленивый не читал Юнга с его архетипами. А уж если имеешь психологическое образование, то сам бог велел.
- Ага! - Он мячиком подскочил на диване. Волосы взметнулись пушистым опахалом. - Темное Солнышко ответило! Он согласился, ура! Он выбрал Богословское - думаю, потому что живет неподалеку.
- Лучше б Смоленское. Там все-таки храм, часовня, дорожки освещенные. Не так опасно. Ты представляешь, с каким отребьем он может столкнуться на Богословском?.. Тебе его не жаль? Все-таки приятели.
- Что я слышу? - Он язвительно вздернул брови. - Достойно ли правоверному левопутеисту иметь в своем лексиконе такие слова, как 'жалость'? Тебе не кажется, что ты приблизилась на опасное критическое расстояние к столь нелюбимой тобою мещанской толпе?
Подыгрывая ему, я патетически возвысила голос:
- Не кажется! Поскольку Даксан наш, он полноправный член братства прогрессивных сатанистов, разве ты забыл? Грешно издеваться над собратьями.
- Ничуть, - он сосредоточился на кнопках мобильника. - Истинный сатанист ни с кем не дружит, он может лишь вступать во временные союзы. Он никому и ничем не обязан. Не думал, что придется учить тебя азбучным истинам, сестричка. И вообще, у меня возникло смутное подозрение, что ты лишь на словах сатанистка. На деле же - преступно мягкосердечна, хоть и пытаешься скрыть эту позорную слабость.
- Ничего подобного! - с возмущением запротестовала я. - Это лишь видимость.
- В таком случае, о чем мы сейчас ломаем копья?.. Ты чересчур зажата, Астарта. Ты боишься сама себя - своих широт и своих глубин.
- Ну, да, - согласилась я. - Я и не спорю. Знаешь, порой мне очень хочется на несколько дней или даже часов стать мужчиной. Тогда бы я нажралась в дым в какой-нибудь забегаловке и сняла все зажимы. Устроила бы драку с ломанием мебели и битьем стекол в окнах машин… начистила пару харей у ларечных хачей… нахамила ментам… Оторвалась бы по полной.