Я и париков никогда не ношу, в отличие от многих коллег. Жарко, чешется маковка, да и вообще - какого черта? Все мои малочисленные приятели и знакомые - такие же мады, а на соседей по лестничной клетке или продавщиц в магазинах мне искренне наплевать. Впрочем, будь я обыкновенным обывателем, думаю, тоже не жаловал бы нашего брата. И даже не только потому, что мы вершим судьбы оступившихся людей, выносим окончательный приговор. Мадов считают бездушными, как машины, и в этом есть доля правды. Прежде чем войти в чужое сознание, нужно полностью очистить собственное - ни воспоминаний, ни мыслей, ни эмоций. Это достигается двумя путями - медитацией, либо машинным очищением. Я избрал первый путь. Большинство моих однокашников предпочли второй - в этом случае не нужно прилагать никаких усилий, все за тебя делает 'Мадонна'. Через пять-шесть лет подобных машинных чисток человек неуловимо меняется - становится все менее чувствительным, менее эмоциональным и сердечным. А уж во что он превращается к пенсионным годам… Впрочем, о последних мне судить трудно: предпочитаю общаться с ровесниками.
Отлепив от себя датчики 'Мадонны', я сел, энергично помотал головой, растер онемевшие кисти рук и ступни и поплелся в джузи.
Каждый мад справляется с издержками профессии по-своему. Для этого в офисе существует специальный 'кабинет разгрузки'. Начальство, зная о наших маленьких причудах, не пожалело средств на его обустройство: слишком дорого могла обойтись возня с мадом, не сумевшим справиться с собой, плененным чужим внутренним миром - на реабилитацию ушли бы месяцы. 'Кабинет разгрузки' состоит из уютного холла с огромным аквариумом, в котором покачиваются вальяжные разноцветные рыбы (баснословно дорогая вещь по нынешним временам!), примыкающей к нему джузи (так отчего-то называется просторная круглая ванна) и курительной комнаты в восточном стиле - подушки, ковры, кальян. Курить предлагается как простой табак, так и ароматические смеси и даже 'травку'. Есть и стереосистема с богатым выбором кассет - от Баха до крах-рока.
Моей бывшей жене Алисе (тоже маду, но из Общего отдела) помогают расслабиться две кошки, живущие в ее кабинете. Дома она не держит никакую живность, но после контакта не может придти в себя без того, чтобы не запустить пальцы в шелковистую шерсть, не взять мурлыкающе создание себе на колени и долго, очень долго поглаживать выгибающуюся спину и упругие лапки. Кошки тоже баснословно дороги, и уборщица, отвечающая за их благополучие, трясётся, чтобы изнеженных зверьков не продуло или они не отравились недоброкачественной пищей - для чего пробует их корм и затыкает все щели.
Со мной проще - я обхожусь водой. Вот и сейчас: хорошо, что джузи свободно. Кроме меня в отделе работают еще четверо мадов, но один ловил кайф, сжав зубами мундштук, в курительной комнате, а трое еще не восстали со своих кушеток. Я отвернул все краны, подставив под упругие горячие струи спину, плечи, ступни, и блаженно прикрыл глаза. Вода - мой спаситель. Она уносит с собой чужие мысли и страсти, наполняя влажным покоем…
Минут через десять закрутил краны и по самые ноздри погрузился в лазоревый ласковый кайф. Вода была ароматизированной, и ароматов предлагалось больше дюжины. В этот раз мой выбор пал на 'ночную фиалку'. Ночная фиалка, господи боже мой! На земле давно не осталось таких цветов, а запах живет. Впрочем, откуда мне знать, что фиалка пахла именно так? В воде растворили создание химиков, и не факт, что оно имеет что-то общее с реальным цветком. Возможно, так благоухал когда-то стиральный порошок или детское мыло. Ну и черт с ним! Запах 'ночной фиалки' вкупе с лаской воды возрождал и очищал мой усталый мозг - это главное.
Я открыл разморенные негой глаза и пошевелился. Мне нравится смотреть, как от жары набухают вены на руках, как скукоживаются бледным узором подушечки пальцев. Я уже забыл, что только что был женщиной, калечившей собственного сына во имя мифической чистоты и благодати. Снова стал собой - молодым, но уже опытным мадом, разведенным, имеющим интересную работу (да-да, какой, к черту, Общий отдел - там же скука смертная!) и уютную однокомнатную хатку. А также - единственную дочь, которую люблю столь сильно и безотчетно, что порой самому странно: откуда во мне, скептичном и рациональном дяденьке, взялась такая жгучая нежность к маленькому и, в сущности, ничего из себя не представляющему созданию?..
Слышно было, как за стеной ходила Любочка, моя ассистентка. Отключала аппаратуру, протирала спиртом чуткие щупальца датчиков, готовила бумаги мне на подпись. А за другой стеной двое санитаров отсоединяли недвижную женщину от объятий 'Мадонны', приводили в себя и, поддерживая с двух сторон, уводили в одиночную палату-камеру. Интересно: я только что был ею, но не знал, как она выглядит - согласно инструкции (с непонятной мне логикой), нам не дозволяется видеть своих пациентов.
- Денис Алексеевич, извините, что отвлекаю, но не могли бы мы сегодня закончить пораньше? У меня мама приболела - хочу ее навестить.
Стук в дверь, сопровождаемый тонким деликатным голоском, вызвал всплеск раздражения. Не отвечая, я нарочито медленно вынул себя из воды и принялся вытираться. Эх, Люба-Любочка-Любаша… Катастрофически глупая и столь же добросердечная барышня. Когда-то она даже занимала меня. Это было сразу после развода с Алисой - чьей полной противоположностью являлась моя ассистентка. Пару раз мы даже переспали - за что до сих пор ощущаю слабое чувство вины: нехорошо подавать надежды незамужней томящейся девушке. На сегодняшний день участливо-слезливая блондинка не вызывает у меня ничего, кроме снисходительной жалости, периодами сменяющейся - вот как сейчас - раздражением.
В кабинет я прошлепал босиком - люблю утопать пятками в ворсинках паласа. Плюхнулся в кресло. Темно-синий палас, серебристые обои, голубой потолок - по контрасту с духотой джузи даже прохладно. Нам разрешено обустраивать рабочие норки в своем вкусе, и это замечательно. Все остальные помещения в нашем учреждении выдержаны в ярких тонах - пресловутая 'цветовая компенсация'. Любочка не раз жаловалась, что в моем кабинете слишком уныло. А мне - в самый раз.
Ассистентка, шурша уже надетым плащом, принесла бумаги.
- Так я побежала, Денис Алексеевич?..
Я кивнул:
- До завтра, Любочка. Маме привет!
Терпеть не могу писать отчеты. И вообще писать - лень напрягаться, выстраивая слова в нужном порядке. Да и почерк мой ублажит не всякое эстетическое чувство. Но главная трудность - пребывание в чужой психике трудно облечь человеческой речью. Пациент, или 'ведомый' погружается во время контакта в особый сон без сновидений, нечто вроде гипноза, при котором его воля парализуется, дабы не мешать воле 'ведущего'. Войдя, слив два потока сознания воедино, мы начинаем помнить и знать все, что помнит и знает 'ведомый', чувствуем то же, что и он. Но при этом не теряем собственное 'я', своих целей и намерений, и редких мыслей (куда от них денешься, очищай - не очищай?..)
Пошарил по столу в поисках хоть одной неиспользованной ручки. Увы. Пришлось прогуляться до стола Тура, благо он рядом - в трех метрах от моего. С фотографией альпийского луга под стеклом и глиняной статуэткой какой-то богини. Обычно он завален бумагами, усыпан крошками и усеян пеплом - Тур грандиозно неряшлив. Но сейчас педантично чист - Любочка постаралась.
До Катастрофы никто не писал ручками - то бишь, пальцами - это делали 'компики'. Они еще много чего умели: показывали кино, утешали при депрессиях, забалтывали детей на ночь сказками. Не говоря уже по всемирную всепроникающую паутину.
- 'Компик' бы сюда. Совсем маленький, совсем простенький…
'Перебьешься'.
Я почти услышал голос Тура. Даже оглянулся на его стол, от которого едва отошел. Артур, Тур, Турище… Мой напарник и друг. Единственный. Все-то у меня в одном экземпляре: один друг, одна жена, одна дочка. Одна работа, она же - хобби.
С Туром мы подружились во время учебы. Мады-практики не имеют высшего образования - хватает двухгодичных Курсов, на которых основное внимание уделяется 'спортивному ориентированию' и технике безопасности. Особо одаренные особи (их кличут Ооо) учатся еще три года, пополняя затем ряды одной из самых престижных и секретных наук современности - психологии. По уровню престижности и секретности с ней сравнится разве что генная инженерия.
Я - практик. Еще в школе был троечником, и погружение в умные книжки с неудобочитаемыми словесами - не моя стихия. Тур на порядок меня головастее, но тоже отчего-то не захотел влиться в блестящие ряды Ооо и предпочел тишь кабинета и ласковые объятья 'Мадонны'.
'Мадонна'… Помнится, когда только изобрели чудо-машинку и дали ей это имя - имея в виду милосердное воздействие на измученное человечество (а тех, кто с ней работал, тут же окрестили 'мадами'), это вызвало ряд протестов со стороны христиан: кощунственно давать бездушной машине имя матери Христа! Но от возмущенных голосов отмахнулись - слишком они были малочисленны.
Христианство, бывшее до Катастрофы самой влиятельной религией на планете, превратилось в раздробленные крохотные секты. Астероид с символическим названием Немезида нанес неисцелимую рану не только плоти Земли, но и ее душе - вере. Большинству выживших трудно было совместить в сознании заповедь 'Бог есть любовь' с конкретным проявлением этой любви, упавшим с небес. Нет, конечно, все помнили печальные истории про Всемирный Потоп и Содом и Гоморру, но то было в Ветхом Завете. Новый же вещал о милосердии и заботе Отца.
Большинство оставшихся в живых католиков, протестантов и православных поменяли мировоззрение, став атеистами и агностиками. Нью-Эйдж, расцветший пышным цветом в начале века, уцелел - хотя стал малочисленнее, и разделился на два течения. Одно, широкое и полноводное, являло собой соцветие духовных школ на любой вкус, с любым 'слоганом', или образом Творца: 'Бог есть игрок', 'Бог - экспериментатор', 'Бог есть!', 'Бог - сумасшедший гений', 'Бог - Ты!' и прочее в том же роде. Другое было закрытым, эзотерическим - нечто вроде древних орденов, куда входили лишь посвященные. Учась на Курсах, мы с Туром параллельно посещал одну из таких школ (помнится, лозунгом ее было: 'Бог - одинокий безумный гений') - чтобы овладеть техникой медитации.
А сейчас Тур в больнице. Психиатрической, вестимо - в иные мады попадают гораздо реже. Что с ним случилось, толком не знаю: Тур слетел с катушек два месяца назад, когда я был в отпуске. Проводил его в доме отдыха - специальном, для мадов (солярий, оранжерея, натуральный творог на ужин), вернулся загорелым и лоснящимся - и на тебе, пустой чистенький стол. 'На реабилитации', - сухо сообщила Любочка. Где? Как? Отчего? Молчание. Самое обидное, что даже навестить его не могу - не положено у нас навещать коллег в психиатрических клиниках, и адреса клиники мне никто не доложит…
Остается только ждать, когда Турище подлатают, и он заявится - громоздкий, флегматичный, похожий на Дельвига, с вечной незлой усмешечкой на губах и привычкой цитировать непонятно кого, к месту и не к месту.
Мы на редкость близки с ним. Созвучны. Оба любим синее и серебряное, ненавидим ТВ и кайфуем от древних книжек. Оба скептики и агностики. Вот только женат Тур не был, ни разу. И детей у него нет.
Бегло накарябал нелюбимый отчет - уложился в две страницы.
Помнится, в первые дни своей профессиональной деятельности вместо отчета строчил детские стишки и скороговорки - был свято уверен, что никто этот хлам не читает и никогда не прочтет. Но где-то через неделю меня вызвал шеф и с полчаса орал, тряся перед моим растерянным фейсом моими же липовыми бумажками. Оказалось, читают, да еще как - теоретики-ученые, крупномозглые Ооо, строя на таких вот бумажках свои умные психологические теории.
Особенно любят они обсасывать подсознание. Случается, что, совершив преступление, человек забывает о нем. Что называется, загоняет в подсознание. Штука эта особая, таинственная. Терра инкогнита. Мад способен проникнуть и туда, но, соблюдая меры безопасности, о которых позаботится та же 'Мадонна'. Без особых причин работать с подсознанием не рекомендуется. Его тайны изучают в строго засекреченных отделах, в том числе, используя отчеты работяг-мадов вроде меня.
Сухие отчеты - единственное, в чем может наш брат описать свой визуальный и эмоциональный опыт. Захоти кто-нибудь из моих коллег поменять профессию и стать, скажем, сочинителем комиксов (благо жизненных сюжетов навалом), его тут же отдадут под суд. С этим строго: низ-зя. Даже просто делиться впечатлениями от увиденного в душе насильника или маньяка можно лишь с коллегами. О чем мад дает расписку еще на Курсах.
- Ну что, Турище? По-моему, без вариантов: 'НО'.
'Без вариантов'.
Голос у Тура меланхоличный: не любит он подобных диагнозов. Можно подумать, я их люблю…
Вердикт 'НО' означает 'необратимо опасен'. Такой субъект подвергается немедленной ликвидации. И хотя мнение мада в немалой степени субъективно - ведь даже внутри чужого сознания мы воспринимаем все сквозь призму собственного, сквозь свои принципы и установки - все же оно решающее.
То есть я, не колеблясь, и с достаточно легкой душой вынес смертный приговор женщине, только что на моих глазах убившей своего сына. (Честно сказать, обезумевшие от страха глаза мальчишки долго еще будут жить у меня в сознании - даже горячая вода не всесильна.)
Впрочем, вариантов у совершившего преступление пациента немного. Если, по мнению мада, он вменяем - его отправляют под суд. При невменяемости мы можем поставить и более мягкий диагноз - 'УБ' ('условно безопасный'). Тогда беднягу отправляют под строгий домашний надзор, а при невозможности такового - запирают в псих-лечебнице, почти без надежды покинуть когда-нибудь ее стены.
Роспись, дата. Вот и вся канитель. Слава создателю: излишней бюрократией моя профессия не обременена. Обжалованию вердикт не подлежит - в подобных вопросах мады считаются абсолютно компетентными. И, в общем-то, заслуженно.
- Уфф. Точка. На сегодня все!
'Поздравляю'.
- Чтой-то я заскучал по тебе, Тур. Приползай скорее! Тебе там как?..
'Тихо. 'Тихо-тихо в белой спальне. Белый потолок. С потолка глядит печальный, без плечей браток…'
- Ясненько. Пока, Турище! Не скучай.
'И тебе того же'.
2.
Домой возвращался на метро. Теперь это единственный доступный способ передвижения. Наземный транспорт был запрещен много лет назад - как загрязняющий окружающую среду (от которой, к слову сказать, после Катастрофы мало что осталось). Это был формальный повод - на самом деле так было экономичнее: подземка почти не пострадала, а восстановление дорог и улиц требовало огромных средств и рабочих рук.
Наверху был город - полуразрушенный, обезлюдевший на две трети. Целые районы стояли пустые, без жителей, без офисов и магазинов, превращаясь потихоньку в окончательные руины. Многие станции поезд проскакивал без остановок - лишь мелькали за окнами выхваченные вагонным светом обветшалые облицовки из гранита и мрамора. Те, на которых поезд останавливался, выглядели ненамного лучше и освещались лишь в той мере, чтобы можно было разобрать названия станций.
От родителей я знал, что до Катастрофы подземка была гордостью города - просторно, светло, красиво. Но самым комфортным и дорогим видом транспорта была не она, а 'таксо' (или 'такси'?) Жаль, что сейчас нет ничего подобного. Что за прелесть - ехать одному (точнее, с персональным шофером), а не в толпе, раскинувшись на мягком сидении и глядя на проносящиеся за окном пейзажи (то бишь, помойки и руины). Я ездил бы на 'таксо' дважды в день - на работу и обратно. Денег бы хватило - мады неплохо зарабатывают: на уровне биотехнологов и летчиков. Высокий заработок должен защищать нашего брата от искуса брать взятки - ведь за нужный (или, как минимум, не смертельный) диагноз пациент готов отдать последнее. Правда, и наказывают попавшихся на взятках мадов сурово - пожизненным заключением.
Так что денег у меня куча - а тратить их особо не на что. Живи я до Катастрофы, стал бы путешествовать - объездил весь свет или хотя бы полсвета. Но теперь это исключено: даже на поездку в соседний город можно добиться разрешения лишь при очень уважительных обстоятельствах. Да и не ходят во многие города ни поезда, ни пароходы. Самолеты же - транспорт миллионеров… В силу этого, основная часть моих заработанных кровью и потом - а точнее, невидимыми слезами и нервами - денежек идет на покупку старых книг и подарки дочке.
В вагоне было малолюдно и, как всегда, душно. На стенах - яркие постеры с розовыми младенцами. Якобы глядя на них, женщинам захочется рожать, а мужчины станут более сексуально активными. По мне, бессмысленно-пучеглазые физиономии и лоснящиеся попки способны скорее охладить эротический пыл. Особенно отталкивающе смотрелись те, где младенцы резвились в искусственной кислотно-зеленой траве среди пластиковых цветов. Моя Варька такой не была, даже сразу после рождения.
Я уселся с краю, подальше от бальзаковской дамы необъятных размеров, напротив влюбленной парочки, самозабвенно слушавшей что-то из одной пары наушников на двоих. При взгляде на девушку подумалось об Алисе - было мимолетное сходство. Именно мимолетное и слабое, поскольку моя бывшая жена - существо исключительное, ни на кого не похожее.
Я знаю ее давно, чуть ли не всю сознательную жизнь, и за это время она не изменилась - ни на капельку, ни на йоту. Во всяком случае, внутренне. Помню ее школьницей - мы учились в одном классе. Ее отличали длинные черные косы - что было совсем не модно и даже дико. Круглая отличница по всем предметам - таких обычно не любят, и ее не слишком любили, но уважали - за бесстрашие и независимость по отношению к учителям и классным 'авторитетам'. На Курсах мадов, куда мы с ней, не сговариваясь, пошли учиться, распрощавшись со школой, нам велели выбрить виски и часть лба. День она проходила в таком виде, а на следующий явилась обритая наголо. По-моему, то была единственная слабина, допущенная Алисой в жизни. Во всяком случае, единственная из тех, что мне известны. Ей не понравились взгляды, которыми провожают обыватели людей нашей профессии, и с тех пор она стала бриться регулярно.
Иной я ее теперь и представить не могу. И сейчас, когда Алиса приезжает, чтобы подкинуть мне на выходные Варьку, и мы сидим на кухне традиционные двадцать минут за чашкой чая-кофе, она такая же, как в годы учебы. Всегда одна и та же: уверенная в себе, спокойная, рациональная до смерти. На Курсах, как и в школе, все предметы она щелкала как орешки, из любого спора - не горячась, не выкладываясь - выходила победителем. Стопроцентная Ооо. Помогала мне писать рефераты по биологии и физиологии - с этим у меня всегда была напряженка, с необидной усмешкой звала 'романтиком' (что было у нее ругательным словом) и 'книжным мальчонкой'.