Проснулся от холода: костёр давно погас, а утренняя роса покрыла всё вокруг, включая и мою скромную персону. Штаны, куртка, даже скрытая под ней синяя футболка с длинным рукавом - всё пропиталось влагой. Руки покрыты каплями воды. Провёл по лицу - тоже мокрое! Коснулся головы… Блин! А где же серебряный обруч с камнем? Вчера я так офигел от происшедшего переноса шайтан ведает куда и почему, что попросту о нём забыл. Точно помню, что с головы этот "серебряный венец" я не снимал. Так где же он? Оп-па! Пальцы нащупали… нащупали… обруч - но под волосами… нет, не под волосами: под кожей! Надо лбом, на месте камня, возникла небольшая малозаметная шишка, а остальной части обруча уже совсем не заметно. "Картина вторая - те же и пушной зверёк. И чего мне теперь с этим делать?"
Ладно. Раз ничего не поделаешь, то и делать нечего. Надо выдвигаться куда-нибудь, искать ближайший очаг цивилизации. Может, ещё удастся место копа к вечеру отыскать: авось никто к тому моменту там пошариться не успеет. Значит, там, где встаёт солнце, там восток. За спиной у меня, то есть на севере, опушка леса и докуда этот лес простирается лично мне неизвестно. Перед глазами довольно широкая травянистая пустошь, постепенно понижающаяся. А где низина, там вполне может быть река или ручей. Река же, скорее всего, может привести к людскому поселению. Значит, решено: собираюсь и иду искать ближайшую водную артерию. Голому одеться - только подпоясаться. Подобрал лопатку, засыпал на всякий противопожарный случай землёй погасшее кострище, прополоскал рот глотком воды из фляги и направился вниз через пустошь, оставляя за собой неровный ломаный след на хрустально-зелёном покрывале покрытых росою трав…
Как ни странно, но признак цивилизации мне попался гораздо раньше, чем самый захудалый водоём. Вместо водной артерии под моими ногами лежала артерия сухопутная, то бишь дорога. Узкая, не более двух метров шириной, дорога в двух колеях которой блестела грязь, а всё пространство между ними поросло травой, хотя и не такой высокой, как по сторонам этого "муравского шляха". Ладно, раз есть дорога, значит, есть и места, куда она может вывести. Вот только интересно: в какую сторону лучше повернуть, чтобы до этих самых мест поскорее добраться? Глянул влево-вправо: ничего на горизонте не видать! Значит, доверимся удаче. Достаю кошелёк, не глядя вытаскиваю монету: "Если орёл - иду направо, решка - налево. Раскрываю ладонь. Кругляш матово белеет: "Банк России 5 рублей". Значит, так тому и быть!
…Похоже, зря я пошёл налево. "Левый уклон" до добра не доводит. Уже километров пять топаю, а всё "ни деревни, ни домишки, и никто не даст коврижки". Уже и пожевать бы чего неплохо. А энзэ трогать совсем не хочется. Хотя погоди-ка: что это там вдали виднеется? Мужик вроде. Поле пашет. Но за каким шайтаном не трактором или, на худой конец, культиватором, а плугом, в который впряжена лошадь? Что он, только из каменного века вылез, что ли? Надо подойти, поговорить, определиться по местонахождению.
Прохожу ещё пару сотен метров до пахоты, приближаясь к работнику клячи и плуга. Э, так и верно: лошадь - натуральная кляча, и хромает на правую заднюю ногу. А плуг… Нет, ребята, это ни разу не плуг. Это соха - цельнодеревянная, без колёс, да и, похоже, без лемеха. Такой пахать - только землю без толку царапать. Ра-бот-ни-чек, хай ему!
- Здорово, земляк! Бог в помощь!
- Гутен морген, херре рейсенде! Ви канн ишь хельфен?
Блин. А ведь он мне на немецком отвечает. Но на каком же отвратительном диалекте!
Не уверен, что этот бауэр поймёт мой "русишь-дойч", но я-то его, худо-бедно, понимаю!
Перейдя на немецкий, повторяю приветствие.
- Скажи, где я нахожусь и как быстрее попасть в город?
- О, добрый человек, до города далеко, четыре-пять дней пути пешком. А находимся мы с тобой в окрестностях деревни Малый Коуржим близ замка благородного господина Иоганна Чевоя. Вернее, уже бывшего его замка.
- А почему "бывшего" и кто такой этот господин Чевой?
- Благородный рыцарь Иоганн Чевой - сын и наследник прежнего владельца Филиппа Чевоя, прозванного Медвежьей Лапой. Неплохие это были господа, непосильно людей не облагали. Но надо же было тому случиться, что после смерти Медвежьей Лапы приехавшие беки отобрали деревянный пайцзе, который некогда по повелению грозного Шейбани был пожалован ещё деду господина Иоганна как одному из первых рыцарей, перешедших на сторону монголов. Через год приехал баскак с отрядом воинов и заставил благородного господина Иоганна выплатить десятую долю со всего имущества от денег до хлопов. Благородный господин Чевой отдал всё, что потребовал баскак, но, после отъезда непрошенных гостей, обложил всех оставшихся в обеих его деревнях мирян тяжёлым оброком. И бОльшую часть этого оброка потребовал выплачивать не зерном, рыбой или скотом, а добрым серебром.
А откуда крестьянину-хлебопашцу серебра-то набрать? Однако же окрестный люд поднапружился, и в первый год наш господин получил довольно серебра для откупа. А вот в нынешнем году серебра не хватило. Баскак приехал - ан дани-то недостача. Отъехал ни с чем восвояси, но через дюжину дней воротился с четырьмя сотнями: монгольской и тремя пешими из наших же богемцев. Тут-то и не стало у нас господина и вся округа обезлюдела.
"Бред форменный. Рыцари какие-то, баскаки, монголы, дань, серебро…
Не то мужик зачем-то вознамерился запудрить мозги прохожему, не то крыша едет со страшной силой, причём с равной вероятностью как у меня: в таком случае всё вокруг просто глюки, а на самом деле я попросту лежу сейчас в уютной белой палате, не исключено, что и с мягкими стенами, так и у мужика: тогда понятно, отчего он со своей клячей тут Микулу Селяниновича изображает. Но есть и ещё один вариант: этот бред - вовсе не бред, а в самом деле происходит не разбери-пойми что? Вспоминая ту цепочку непонятностей, благодаря которой я оказался здесь, можно поверить если не во что угодно, то в очень и очень многое…"
- Погоди-ка, уважаемый!
А зачем господину Иоганну понадобилось именно серебро, и почему, всё-таки, его не стало?
- "Уважаемый". Давненько старого Пепку никто не называл "уважаемым", а говоря по правде, и вовсе никогда не называли. Не стало благородного Иоганна Чевоя потому, что он был казнён за неисполнения воли хана: человек, брошенный с переломленным позвоночником без помощи со стороны, живёт достаточно долго, чтобы ощутить всю тягость своего положения, мечтая о быстрой смерти, но в конце концов всё-таки умирает. Серебром же он желал откупить от угона в ясырь десятину из своих хлопов: ведь, если некому станет работать на господина, то на что же благородные господа жить смогут? Походы против императора или франков, конечно, приносят добычу, но большую её часть забирают себе нукеры хана. Вот и остаётся доблестным рыцарям простой выбор: либо выплачивать ежегодно десятину монголам и вторую десятину - матери нашей Апостольской католической Церкви, снимая с хлопов по две шкуры, либо лишиться собственной головы.
А позволь тебя спросить, достопочтенный путник: кто ты и из каких краёв прибыл, что не знаешь таких вещей? Судя по одежде, ты издалека: не носят такое ни у нас, ни в императорских Судетах, ни у франков, ни на севере, где раньше было ляшское королевство, и уж тем паче - в Шейбаниевом улусе.
Вопрос пахаря Пепки напрашивался сам собой. Будь собеседник обычным "колхозником" эпохи постгорбостроечного недоразвитого капитализма, в ответ он услышал бы совершенно правдивую информацию, хотя о своих копарьских увлечениях я предпочел бы умолчать. Но окружающий мир, судя по разговору, явно походил на какое-то средневековье с рыцарями, императорами и собирающими дань монголами. Кстати говоря, почему я знаю про иго Золотой Орды на Руси и ничего не помню про монголов в Богемии?
Впрочем, и где находится собственно Богемия, я толком и не представлял никогда: знаю только, что где-то в Европе. Стекло здесь хорошее делают: богемский хрусталь. Помню, у бабушки в серванте стояли такие красивые бокалы на высоких витых ножках. Или это фужеры? Шут их знает, я в этой стеклотаре всё равно не разбираюсь: вот фляжки-котелки периода обеих мировых войн - иное дело: покажи мне почти любую, без особого труда классифицирую по критериям страны, времени производства и, не исключено, завода-производителя. Так что, исходя из весьма приблизительных представлений современного студента о средневековых реалиях, придётся мимикрировать под аборигена. Авось прохляет: проверить-то мои слова вряд ли кто сможет.
- Зовут меня Макс Белов, - преднамеренно исказил я фамилию на немецкий лад. - Вольный мастер из Штальбурга. (Если тут средневековье, то город Царицын, вероятнее всего, ещё не построен, а уж до появления на карте прекрасного имени "Сталинград" и подавно около десятка столетий). Брожу по свету, ищу себе счастья-доли. Вот и сюда случайно забрёл. В наших краях и вправду мало известно о происходящих в этих землях. А тебя как называть?
- А я Йосип, сын Яна Коковача. Вольный арендатор. Вот только с тех пор как благородного господина Чевоя монголы казнили, уж и не знаю, кому за аренду-то платить? Найдутся ли до осени наследники, или блистательный Дондоксамбу-нойон передаст владения под управление чужакам либо выделит часть земель церкви?
А позволь тебя спросить, мастер Белов: далеко ли твой город? По названию судя, он либо в Священной Империи, либо в улусах Гуюка или Джучи?
"Так… Что за Гуюк такой - слыхом не слыхал. Про империю мужик проговорился, что вроде бы воюют с ними местные: нефиг-нефиг, ни о какой империи упоминать нельзя: ещё за шпиона посчитают. А как в старину с лазутчиками обходились, читал: добро, если попросту повесят на ближайшем дереве, а то ведь и в пыточный каземат вполне могут засунуть. Что-то не испытываю жгучего желания познакомиться ни с дыбой, ни с другими инструментами палачей. А вот Джучи… Похоже, что-то такое про монголо-татар в школе проходили. И тут монголы в большом авторитете, от этого и попробую "танцевать".
- Из улуса Джучи - но очень далеко отсюда, много месяцев пути!
Тут я блефовал: кто их тут разберет: может, весь тот Джучи-Лэнд за соседним леском находится и проехать насквозь его за три дня можно?
- О, тогда понятно, почему ты так странно разговариваешь! Но раз это так далеко, то как же ты добрался сюда пешком, не изорвав свои удивительные сапоги и не износив одежду?
"Вот, блин, Шерлок Холмс доморощенный"! Если тут много таких "детективов-любителей", то легенда "герра мастера Макса Белова" будет не то, что гореть, как свеча, а прямо-таки полыхать факелом! А там и до костра инквизиции недалеко, или что тут у них вместо нее?!. Всё верно: ни коня, ни повозки у меня нет, а форма-"песочка" и берцы мои хоть и не слишком чистые, но всё-таки довольно новые. Надо пооперативнее влезать в шкуру здешнего аборигена, и начать, пожалуй, стоит именно с еды и одежды. А пока, Макс, изволь-ка попробовать отбрехаться от не в меру наблюдательного Йосипа Яныча".
- Э, уважаемый Пепка, было дело - имелся раньше у меня скакун. Не конь, правда, - мул. Вот только не повезло мне с ним: много месяцев, всё больше вместе с попутными купцами, ехал я, а верный мул безропотно возил меня. Но вот однажды нечистый соблазнил азартом - и проигрался я… Почти всё проиграл: и мула, и весь невеликий запас серебра, который у меня был, и часть инструмента. Осталось лишь то, что ты видишь у меня на поясе, да немного денег из Царства пресвитера Иоанна, которые завещаны мне дедом, некогда совершившим путешествие в ту дальнюю страну. ("Хочешь - не хочешь, а других денег, кроме монет и купюр Банка России у меня нет, придётся как-то "легализовать" хотя бы их"). Но мало кто из менял принимает эти деньги: ведь купцы из этого Царства слишком редко появляются в моих родных местах, а сюда, вероятно, и вовсе не заглядывают…
- Что верно, то верно, мастер Белов! В Малом Коуржиме вообще купцы не торгуют, да и в замок покойного господина Чевоя купец в последний раз приезжал годов эдак с восемь тому назад! Господа из замка в прежние добрые времена сами ездили за покупками в города: то в Жатец, то в Литомержице, а то и вовсе в Новы Домус - даль несусветную! Ну, там-то понятно, что забыли: мать Филиппа Медвежьей Лапы сама из панов Витковцев, хоть и не старшая из тамошних панночек, но всё ж родная кровь! Опять же - помню, благородный рыцарь Филипп оттуда себе доспех привёз работы золингеновских мастеров, а хороший доспех, сам должен понимать, для господ штука самонужнейшая!
- Конечно, понимаю, как же не понимать!
Слушай, уважаемый Пепка, а вот объясни ты мне: отчего на своё рало железный сошник не приладишь: ведь это же не пахота у тебя выходит, а прямо-таки глумление?
- Было бы с каких богатств! Вот сам посуди, мастер Макс: за сошником надо к кузнецу ехать. Это раньше у нас кузнец при замке жил, а теперь нет его: угнали его монголы как ясырь. Значит, потребно будет в другое место ехать кузнеца искать. А куда? Ясно: либо в какой другой замок, либо в Жатец. В чужой замок ехать опасно: а ну, как тамошний управляющий велит схватить и как хлопа заставит трудиться? Нашего-то рыцаря уж в живых нет, вступиться некому. Значит, в Жатец придётся пробираться, а это ведь четыре дня пешего пути, да со своими харчами. А в Жатеце, опять же, кузнец за работу денег, небось, запросит: денарий, а то и два! Откуда у меня столько, раз ещё за аренду земли по осени предстоит целых двенадцать денариев отдать да треть всего урожая? Вот и приходится спину ломать да единственную кобылу працею морить, чтобы как святые отцы нас учат, хлеб свой в поте лица добывать! Ничего не поделаешь, такова доля чеха-хлебороба в богемских землях!
Блин, стыдно-то как! "Умыли", Макс, тебя, человека с почти законченным высшим образованием. И кто "умыл"? Малограмотный, а то и вовсе неграмотный нищий мужичонка из чёрт-те знает какой эпохи! Эх, я, интеллигент хренов!
И ведь ничем мужику не поможешь: денег здешних у меня нет, сам я кузнечному делу не обучен, да и железо здесь, насколько я помню книжки про старину, в дефиците, так что и умей я ковать - всё равно лемех было бы не из чего сделать. Не из чего? Шалишь, брат!
Вынимаю из висящего на ремне чехла лопатку.
- Ну-ка, Пепка, давай попробуем тебе подсобить! Есть у тебя какая ни на есть верёвка?
Увы, но верёвки у сельского труженика не оказалось: тоже, оказывается, штука дефицитная: прямо, не экономика здесь, а мечта персонажа Райкина: "пусть всё будет, но всё-таки пускай хоть чего-нибудь не хватает!". Но зато нашлись неширокие кожаные ремешки, с помощью которых мне в течении четверти часа удалось пришпандорить солдатский шанцевый инструмент к сохе в качестве эдакого эрзац-лезвия. Причём примерно половина этого времени ушла на порыкивание в адрес пейзанина, упорно пытавшегося отказаться от эдакого невиданного апгрейда. В процессе тюнингования сохи выяснилось, кстати, что и лопаты у них здесь тоже не как у нормальных людей, а чисто деревянные, либо деревянные с тонкой железной оковкой по штыку. Нет, ребята: чувствую, что если у них в этой сраной Европе ещё и сортиры отсутствуют как явление, то придётся мне здесь проводить ускоренными темпами промышленную революцию в миниатюре, а там и до социальной недалеко - каких-то пара столетий!
В общем, решил я пока лишний раз не "светиться" в одиночку в деревне, а применить если не свои знания, то хотя бы физическую силу для помощи пахарю. Как там говаривал кот Матроскин? "Совместный труд - для моей пользы - он объединяет!" Словом, почти до заката мы втроём, если считать кобылу, трудились на пахоте.
Оказалось, не зря: Яныч к вечеру, сияя, как тульский самовар, радостно заявил, что за день удалось вспахать вчетверо большую площадь поля, чем он сумел бы сделать сам со своей ковырялкой за три дня.
Ничто так не способствует появлению аппетита, как физический труд. Потому я, разумеется, не стал отказываться, когда Йосип предложил разделить с ним его скромную трапезу. Что и говорить: трапеза оказалась, действительно, скромной. Из кожаной торбы были извлечены и уложены прямо в траву под кустом глиняная корчага с прокисшим, судя по запаху, пивом, две пары проросших прошлогодних луковиц и каравай каши. Да-да, вот именно - каравай: ну как, скажите на милость, ещё можно назвать слегка выпуклый сверху диск из уваренных зёрен ржи и ячменя, слипшихся до такой степени, что эту кашу требовалось резать ножом, что мой новый знакомец с удовольствием и сделал, откромсав от кашного каравая несколько ломтей.
Затем он, как примерная жертва религиозных предрассудков, начал молитву перед трапезой. Разумеется, пришлось присоединиться к благочестивому обряду, однако не зная ни одной молитвы ни по-чешски, ни по-немецки, ни, тем более, по-латински, мне пришлось срочно импровизировать. Единственными латинскими стихами, которые я помнил, был текст старинного студенческого гимна. Должно быть, презабавно смотрелось со стороны, как парень в советской форме, стоя на коленях рядом с бомжеватого вида мужичком в домотканой одежде, старательно декламировал над горшком прокисшего пива:
"Уби сунт, кви антэ нос
Ин мундо фуэрэ?
Вадитэ ад Суперос,
Трансэac ад Инфэрос,
Хос си вис видэрэ!
Вита ностра брэвис эст,
Брэви финиэтур;
Вэнит морс велоцитэр,
Рапит нос атроцитэр,
Нэмини парцэтур."